Город Святой Анны. Слой Утро. Школа Ангела. Пятнадцатое ноября 2347 года от заселения планеты. 16:33 по местному времени.

Ещё летом Веслав считал дни до того момента, когда сможет увидеть знаменитую Школу Ангелов собственными глазами. Пусть даже время от времени он и сомневался в том, что ему вообще нужно проходить обучение там. Но… знаменитый Фонтан Судьбы, в котором можно увидеть то, что тебя ожидает! Но — Призрачная галерея, дающая избранным шанс увидеть умерших… Веслав усмехается. Сейчас это как никогда актуально. Да и вообще увидеть, что скрывается за стенами самой легендарной школы магии города позволено далеко не каждому. Даже при наличии уникальных магических способностей совсем не факт, что соискателя не отправят в школу попроще. Благо, их под патронажем Кошмара хватает во всех слоях… или не всех? Веслав задумывается. Кажется, в Ночи отдельных школ нет. Только обучение при филиале храма. На этом, если Веслав правильно помнит уроки гувернёра, настаивал один из первых князей города, совершенно не доверявший самому близкому к Тьме слою. По мнению Веслава — вполне справедливо не доверявшему. Потому что… ну, а что вообще можно ожидать от сборища бандитов, шлюх и фанатиков?

Перед глазами встаёт образ Аглаи, заставляя испытать лёгкий приступ раскаяния в собственных мыслях. Но то, что она не такая… хотя это Веслав и не может с полной уверенностью утверждать, конечно… не означает, что слова неверны по отношению ко всем прочим, кто населяет Ночь. Тем более, что Аглая и не из Ночи вовсе…

Веслав бросает сумку на кровать, даже не думая сейчас разбирать вещи. Это уж точно подождёт до вечера. Так что он лишь наспех, что, конечно, заставляет передёрнуть плечами при одном только воспоминании о том, как за подобное небрежение к внешнему виду всегда выговаривал гувернёр… чье имя Веслав принципиально не желает помнить… переодевается в установленную в Школе форму — что-то среднее между традиционными парадными одеяниями магов и «полевой» одеждой… их же — позволяя себе не застёгивать верхние пуговицы на кителе. Взъерошивает волосы, которые и без того были не очень-то уложены, думая, поможет ли подобное создать у окружающих образ «плохого парня», или придётся приложить к этому дополнительные усилия.

Наверное, всё же придётся. Поскольку «плохим парнем» он никогда и не был. В отличие от…

Мара, зашедшая вчера перед сном, говорила о том, насколько важно создать правильный образ. Веслав в целом с ней согласен и даже с тем, что для себя она явно выбрала роль перепуганной девчонки, до сих пор не пришедшей в себя после смерти родных… не во всём, вероятно, это неправда, но Мор Всемирный никогда не была слишком чувствительна. По крайней мере Веслав не может припомнить ни одного случая, когда бы сестра и правда всерьёз переживала о чём-либо. Может быть, конечно, погибшая Лара и мама с папой могли бы перечислить подобные ситуации, но Веслав, вероятно, просто не застал такого. Всё же несмотря на родство, девочки в семье всегда воспитывались отдельно от мальчиков, пересекаясь только на семейных встречах. Но… Веслав вздыхает. Какая разница теперь?

Тем более, что к нынешней ситуации это вообще… С Марой они сошлись на том, что, раз уж он повёл себя определённым образом перед сборищем этих гиен, именуемых аристократией… Веслав прищуривается, вспоминая, знает ли он хоть что-то про гиен, но в голове по этому поводу царит абсолютная пустота… то стоит и дальше развивать перед окружающими роль заносчивого малолетки, привыкшего за счёт положения родителей к тому, что все вокруг обязаны по щелчку пальцев исполнять его хотелки… Это Мор так выразилась. Но Веслав с ней согласен.

Он берётся за ручку двери и зажмуривается, в остром приступе жалости к самому себе понимая, насколько сейчас сам стиль мыслей отличается от того, как Веслав думал ещё полтора месяца тому назад.

Это… сила рода. Один из сомнительных плюсов семьи, когда на уцелевшего наследника сваливается… всё, что можно.

А ведь не удайся этим ублюдкам их покушение, Веслав всё ещё мог бы быть простым подростком, интересующимся гонками на катерах, запрещёнными пока ещё журналами для взрослых и… Он резко выдыхает и выходит в коридор мужского крыла общежития для учеников.

Тот не так уж и сильно отличается от коридоров многих особняков аристократии — всё же администрация здесь состоит из всё тех же аристократов. Так что Веслав ощущает себя практически как дома… Он морщится, вспоминая, во что теперь, после смерти почти всей семьи, превратился родной дом, и ускоряет шаг. Стоит хотя бы на время покинуть это место и привести мысли в порядок. Раз уж по словам Мор ему предстоит практически бой…

Веслав с трудом удерживается на ногах, когда в него врезается… кто-то. Он спешно отступает на пару шагов, чтобы в случае чего… Нет. Никто из аристократии не будет настолько туп, чтобы убить князя в первый день в Школе. Скорее стоило бы ожидать организации различных несчастных случаев, но никак не подосланных убийц. По крайней мере — настолько нелепых… Он окидывает того, кто в него влетел, взглядом и понимает, что это…

— Тео?

— Веслав?.. То есть, ваша светлость? — Маттео Винтерберг потирает ушибленное колено, не спеша подниматься на ноги. И подтаскивает к себе поближе сумку, явно собираясь использовать её в качестве щита… Что успело произойти, если едва ли не единственный друг ведёт себя так, словно бы Веслав планирует сделать с ним что-то ужасное. Неужели Тео решил, что из-за отказа его брата оказать поддержку Мор, Веслав теперь отыграется на нём?

— Просто Веслав. Я не желаю, чтобы мой лучший друг отгораживался от меня при помощи титулов, — отрезает Веслав, протягивая Тео руку. — Как ты тут оказался? Мне казалось, что после… всего… ты был намерен обучаться дома.

— Гер… Герман решил, что… — Тео поджимает искусанные губы и отводит глаза, прячась за слишком длинной светлой чёлкой. Веслав пожимает плечами, показывая, что понял.

— Ну… в какой-то степени он прав — тебе стоит прекратить сидеть в четырёх стенах.

Веслав помогает Тео добраться до его комнаты, где тот оставляет сумку, а потом тащит за собой — на экскурсию по Школе. И старается не углубляться в размышления о том, чего в поступке герцога Винтерберга больше — заботы о младшем брате или попытки повлиять на мнение самого Веслава через этого самого младшего брата. Просто, чтобы не портить первый день здесь. Но…

Но не думать не очень-то выходит. Особенно учитывая то, что Тео в Школу прибыл уже месяц как. Аккурат после того самого собрания, где Веслав по словам Мары блестяще выступил. Он бы поспорил на этот счёт, конечно, но речь не о том. Герцог Винтерберг. Тот самый, что демонстративно остался в нейтралитете, когда Маре так нужна была поддержка. Планирует ли он… и насколько Тео поддерживает брата в этом? Хотя… зная Тео — ни капли не поддерживает. Впрочем — тут остаётся наблюдать.

Веслав прикладывает усилия, чтобы остаться сейчас подростком, а не последним мужчиной в роду. Хотя бы сейчас! И заставляет себя сосредоточиться на Школе и том, что рассказывает успевший против своей воли тут обжиться Тео.

К счастью или наоборот, но основная часть Школы всё же отличается от общежития. Только вот теперь Веслав задумывается, были ли архитекторы, спланировавшие это всё, в уме? Какие-то бесконечные лестницы с площадками, на которых сидят группки учеников, внимая преподавателям — у старших курсов занятия начались ещё два месяца тому назад — кажущиеся способными развалиться даже от взгляда мостики из стекла, зависшие в воздухе озёра…

Зачем это всё?

Впрочем, во всём этом есть явный плюс — Тео отвлёкся от своих мыслей, чего бы они ни касались, и теперь — кажется, не в первый раз! — пытается уместить в сознании существование вот этого. Забавно, что он за всё то время, что успел провести тут, не привык. Хотя чего ещё можно ожидать от Тео, которого с трудом удавалось вытащить из дома даже до аварии, после которой он стал сиротой, а уж потом… Веслав почти сбегает по то и дела становящимися прозрачными и издающими характерный треск ступенькам — явно трюк, призванный напугать новичков — вниз, таща Тео за руку. Тот морщится на каждом шаге и косится на ступени, но не говорит при этом ни слова. Только Веслав и так прекрасно понимает, что именно Тео думает про все эти трюки.

Зря он так. Это всё же забавно. Наверное, новички — из тех, кому родственники не рассказали про такие вот приколы, пугаются… И это определённо должно выглядеть интересно!

Внизу Веслав планирует добраться до администрации и получить расписание — образ, конечно, важен, пусть Веслав и сильно сомневается в том, что у него получится изобразить из себя хоть что-то, но он приехал сюда получать знания, даже если ему будут в этом мешать различные соискатели на роль приближённых к князю — но добраться до неё не успевает, видя, как в распахнутые по случаю какого-то магического то ли праздника, то ли просто особого дня двери входит… Аглая?

Откуда она здесь? Особенно, если учесть, что она…

— Аглая? — он делает шаг вперёд, привлекая к себе внимание. Аглая вздрагивает так, что роняет сумку, которая падает на мраморный пол с глухим шорохом.

— Ве… Веслав? Ой, то есть… — она мнёт пальцами ткань кожаной куртки, заставляя ту противно скрипеть. — А как мне к те… к вам теперь обращаться?

— Также, как и раньше, — понимая, насколько это резко звучит, отвечает Веслав. Аглая хлопает глазами и явно не очень-то понимает, что говорить. — А ты почему здесь?

— Я? — Аглая растерянно пожимает плечами и с удивлением смотрит поверх плеча Веслава. Ах, да!

— Знакомься — это Тео. Мой друг. — Веслав заставляет Тео выйти вперёд. Тот явно этому не рад, но возразить не решается. То ли из-за нежелания хоть как-то участвовать в разговоре в принципе, то ли из-за опасения, что Веславу это не понравится. Тут вопрос, конечно, в причине подобного, но Веслав сейчас не хочет быть тем, кем он стал после смерти всех старших мужчин семьи. Он хочет хоть немного ещё побыть подростком. Поэтому он усилием воли отгоняет родовую силу, заставляя себя хотя бы сейчас… — И я был уверен, что уж его точно не встречу здесь.

— А… Мои… опекуны, — Аглая морщится. Веслав, вспомнив, где именно… и с кем Аглая живёт, едва не повторяет её жест. Глупо было думать, что Кланы останутся в стороне, если есть такая прекрасная возможность повлиять на будущего князя! — Мои опекуны решили, что не могут самостоятельно обучать меня магии. И отправили сюда.

— Они достаточно… влиятельны, чтобы… — Голос Тео тих, но, кажется, друг немного пришёл в себя и явно не собирается и дальше прятаться от окружающих. Веслав довольно кивает, отбрасывая даже намёк на попытку просчитать, почему именно Тео себя сейчас так ведёт. Паранойя… оправданная, конечно… но хотя бы с лучшим другом можно не ожидать удара в спину? Отец бы сказал, что можно. Только вот теперь он мёртв. Не потому ли, что поверил кому-то, кому не следовало?.. А что бы сказала Мор?

— Наверное, — неуверенно пожимает плечами Аглая, старательно заправляя за ухо чёрную прядь. И как-то настороженно смотрит на Тео. Почему?

Тео кивает, но окидывает Аглаю подозрительным взглядом. Но не говорит ничего.

Кажется, они друг другу не понравились…

Веслав подхватывает сумку Аглаи и, не слушая её возражений, почти приказывает ей следовать за ним. Вряд ли девочка из Сумерек… и из Ночи… разбирается в том, как надо вести себя в таком месте, как Школа. Так что… если вспомнить, что не так давно она не оставила его самого в сложной ситуации… Веслав попросту не может позволить ей самой разбираться во всём. Отец бы не одобрил подобного.

Жаль только, что это не очень вяжется с образом, который Веслав хотел показать окружающим… или нет?

Насколько помощь девушке соотносится с… И спросить не у кого — Мор далеко, а остальные… Веслав не хочет думать о том, что Тео здесь только потому, что герцогу Винтербергу хочется иметь возможность воздействовать на князя… то есть, на самого Веслава… Совсем не хочется. Но и доверять хоть кому-то после того, что случилось…

Веслав понимает, что отвлёкся, когда оказывается на нижней площадке, от которой в две стороны идут лестницы в мужское и женское крыло общежития Школы. И понимает, что Аглая молчит, хотя всю дорогу она расспрашивала об Утре, в котором оказалась впервые в жизни, о самом Веславе, о том, как прошло его возвращение домой, и рассказывала — обо всём, что в голову приходит, наверное. Потому что Веслав пропустил половину этого мимо ушей и, как ни странно, Аглая даже не обиделась на это. Не потому ли, что и она здесь с целью втереться в доверие и пробиться в ближний круг? Кто именно отправил её сюда? Кто… покровительствует борделю, в котором она жила? Понятно, что один из Кланов, но — который? И есть ли разница? Учитывая, что Веслав вообще в них не разбирается ни капли…

От заставляет себя сосредоточиться на происходящем вокруг. Впрочем, ничего и не происходит. Только Аглая, нахмурившись, смотрит вслед уходящей девушке. Как будто бы…

— Что-то случилось?

— Не… нет. — Аглая встряхивает головой, от чего волосы падают на лицо. — Просто… показалось… Показалось, что я с ней знакома.

— В этом есть что-то странное? — вступает в разговор Тео, который до сих пор предпочитал отмалчиваться, следуя за ними в виде чего-то вроде тени.

— Да. Но… нет. Я точно не могу её знать. Бред. Наверное, я переволновалась с этим переездом сюда и всё.

С этими словами Аглая забирает сумку из рук Веслава и едва ли не бегом поднимается по ступенькам лестница, напрочь игнорируя скрипы, лишь в последний момент попрощавшись.

Веслав качает головой, думая, что в борделе явно было некому учить Аглаю этикету. И надо будет объяснить ей, как следует вести себя в том обществе, что собралось в Школе.

— Возвращаемся? — переключается он на Тео. — Я всё ещё хочу получить расписание занятий.

Тео вздыхает. Косится на дверь общежития. Молчит.

Кажется, находиться в Школе будет несколько сложнее, чем Веслав изначально представлял.

***

Город Святой Анны. Слой Сумерки. Пятнадцатое ноября 2347 года от заселения планеты. 03:17 по местному времени.

Сумеречные школы магии… это в принципе звучит, как насмешка над самой магией. Более извращённо это звучало бы, если бы речь была о школах магии в Ночи. Но, по счастью, до подобного маразма мир ещё не докатился. Пусть даже Кристиан и не относится к жителям Ночи с предубеждением, как Клаус… ну… почти. Наверное.

Ну, общается же он с сыном Мартина! Да и Тээни…

Кристиан морщится и встряхивает головой, не желая продолжать думать об этом. В конце концов — какая разница, как именно он относится к ночным? Им-то явно плевать… Им, вообще-то, плевать на всё до тех пор, пока это самоё «всё» приносит деньги.

Так что смысла об этом переживать нет. Да и не о них сейчас стоит думать. Совсем не о них.

Кристиан окидывает неказистое здание школы магии с каким-то там названием, которое благополучно вылетело из головы сразу же, как только он его прочитал, долгим взглядом. От которого то ожидаемо не становится ни на каплю лучше. Сумеречные школы магии! Убожество, как оно есть. Кристиан даже не в состоянии припомнить ни одного сколько-нибудь стоящего мага, который выпустился из этих заведений. Так что он не видит ничего удивительного в том, что именно здесь случилось… то, что случилось.

И за одно это сейчас тянет раскатать это здание по кирпичику. Только вот отец явно подобного не одобрит…

Возможно, не будь того скандала, из-за которого Кристиана до сих пор не допускают не то, что в дворцовую часть Полудня, но даже в сам Полдень, можно было бы ещё как-то выкрутиться… сослаться на сдавшие нервы, недосып или что-нибудь ещё, но… Сейчас уровень доверия отца к нему слишком низкий, чтобы позволять себе подобные выходки. Даже если они оправданы с точки зрения… с любой точки зрения! И то, что поиски украденной сыновьями реликвии зашли в тупик, картину не улучшает. Хотя Кристиан не удивится, если та уже давным-давно в цепких лапах Паука. Впрочем, вот уж о ком не стоит, так это о Пауке. Да и дело не в нём сейчас, как ни странно. Дело в невозможности вести себя так, как хочется в том числе и из-за последней неудачи. А если вспомнить, что и планы отца на трон города разрушились… ну, или, как минимум, отодвинулись на неопределённый срок… из-за возвращения пацана, который не мог оказать всем услугу и сдохнуть там, куда его занесло после покушения, то придётся сейчас Кристиану вести себя если не образцово, то достаточно близко к тому.

И кто бы знал — насколько это скучно!

Кристиан жестом приказывает сопровождающим его бойцам ждать на улице и поднимается по отчаянно скрипящим ступенькам крыльца, надеясь, что те не разваляться вот прямо сейчас… а вслед за ними и дверь, по которой стучать не просто неловко — это как добить и без того находящегося на последнем издыхании. Так что Кристиан насколько это возможно аккуратно её толкает, и сильно удивляется, когда та, как ни странно, плавно отворяется, не издав при этом ни звука. Кристиан позволяет себе изогнуть бровь, заметив впереди кого-то… он надеется, что это кто-то из администрации школы, иначе это всё будет совсем уж наглостью — о том, что Кристиан приедет с проверкой… навязанной ему отцом, с которым в этот раз не вышло бы поспорить даже будь у такое желание… директора уведомили ещё часа два тому назад.

Кристиан считает, что данного времени этому ничтожеству за глаза должно было хватить на то, чтобы припрятать самые вопиющие грешки. Но никто ведь не планировал закрыть школу? Ну, или сменить администрацию… всё же по большей части те вполне себе всех устраивают. В достаточной степени, чтобы можно было закрывать глаза на контакты с Кланами, на торговлю запрещёнными артефактами и эксплуатацией талантов магов ради собственного удобства. Но…

Но.

Кристиан с наслаждением выдыхает, когда двери за его спиной зарываются, всё так же не издав при этом ни звука, и отсекают зыбкое марево на грани света и тьмы, которое в той или иной степени в Сумерках царит круглые сутки. Несмотря на фонари, которые время от времени кто-то ломает, погружая и без того изматывающее глаза освещение Сумерек в ещё большую неопределённость. И при этом коренные сумеречники как-то отличают день от ночи по степени освещённости… Кристиан совершенно не желает знать, как они это делают. Он вообще не желает ни минуты лишней тут терять.

Он быстрым шагом проходит по совершенно пустому и слишком узкому, чтобы можно было чувствовать себя комфортно, коридору, радуясь только тому, что лампы тут светят достаточно ярко. Настолько, что видно каждую вмятину на окрашенном совершенно жуткого коричневого тона краской полу и все неровности стен, которые явно наспех закрыли какими-то рисунками — Кристиан ясно чувствует витающие в воздухе отзвуки магии, которая, по-видимому, призвана скрывать что-то особенно ужасное на этих стенах. Кристиан пожимает плечами, даже не пытаясь придумать, что именно директор или тот, кому тот поручил привести школу в пристойный вид, посчитал слишком ужасным, чтобы показывать подобное. Всё равно же это вероятнее всего какая-то местная глупость…

Кабинет директора встречает его тоскливым молчанием. Настолько знакомым, что Кристиан с усилием давит раздражение. Ну, сколько можно-то?! Он что — монстр какой-то?

Ну… да. В некотором смысле. Но ведь только по отношению в врагам! И идиотам… идиоткам, у которых головы нужны только для причёсок. Или директор уже изначально записал себя во враги? Зачем?

Хотя, быть может, он именно что идиот, конечно. Но идиоты, как правило, неспособны чувствовать опасность до того, как… Кристиан заставляет себя сосредоточиться на настоящем.

— Добрый… день, герр Вебер, — произносит Кристиан, радуясь, что директор пусть и, как и все в городе… да и мире в целом… весьма условный, но немец. Обращаться к носителям русской крови с их заумными именами или с коренным жителем этих мест в этом плане на порядок труднее. Хотя, конечно, Кристиан предпочёл бы условного соотечественника, но потомки англичан в Сумерках практически не встречаются. Что не может не вызывать гордости за них.

— Э… добрый день, мистер Эллингтон, — чуть поморщившись, отвечает этот… Вебер, что-то беспокойными движениями перекладывая на столе. — Чем обязан вашему визиту?

Кристиан, не утруждая себя даже формальным вопросом, падает в кресло, с наслаждением вытягивая ноги. Лучше, конечно, было бы сейчас оказаться дома перед камином, который пусть и не настоящий, но создающий атмосферу уюта. Ну, либо у Энни, которая великолепно делает массаж. Вместо этого… приходится рассматривать одутловатое с глубоко запавшими водянистыми глазами лицо Гельмута Вебера. Которому явно совершенно не нравится поведение Кристиана. Ну, и прекрасно! Сам Кристиан тоже не испытывает ни малейшего удовольствия ни от Сумерек, ни от собеседника. Ни от того, что предстоит сделать.

Так что пусть и Вебер страдает. Это хоть как-то примиряет с реальностью.

— Полагаю, вы и сами прекрасно знаете, что. Итак. Где пострадавшие? Они живы или..?

— Один… один мёртв, а двое других… — герр Вебер качает головой и ослабляет узел галстука, который совершенно не подходит ни к пиджаку, ни… да ни к чему! Кристиан позволяет себе на мгновение отвлечься на подобную чушь. Но тут же возвращается к сути сказанного. Что там с двумя другими? Он вопросительно изгибает бровь. Пока что левую. — Наши врачи осмотрели их, но… нет никаких шансов на то, что их разум хоть когда-нибудь восстановится. Как и магия, увы.

— Ну, последнее, скорее, благо, — тянет Кристиан, отгоняя чувство разочарования. Допрашивать свихнувшихся, конечно, можно, но после этого они точно перейдут в разряд трупов вслед за своим товарищем… если не в процессе допроса, чего бы совершенно точно не хотелось бы. Хотя бы потому, что это может вызвать лишние вопросы со стороны их родственников. И, если те ко всему прочему не рядовые горожане, то и спровоцировать достаточно заметный скандал. А это… уж точно не пойдёт на пользу Кошмару. Значит… допрашивать труп? Только вот умельцев в этом разделе магии в городе практически и нет. Вернее — они либо связаны контрактами с Волковыми, либо работают на Кланы. Н-да… с Кланами, конечно, в этом смысле можно договориться, но стоить это будет… Зря отец не связал договором хотя бы одного такого мага! Очень зря. Недальновидно как-то это с его стороны. — По крайней мере нам не придётся иметь дело с последствиями вышедшей из-под контроля магии.

— Да уж, — Гельмут Вебер передёргивает плечами, вызывая очередной приступ отвращения. Нет, это уже ненормально! Неужели разговор с отцом настолько выбил из колеи, что сейчас Кристиан никак не в состоянии совладать с собственными эмоциями?! Ну, да. Он терпеть не может Сумерки, сумеречные школы и тех, кто в них учится и преподает — подобных неудачников вообще в принципе не должно существовать! — но… Хотя, конечно! Это же отец! Он как никто умеет испоганить настроение, играючи пробивая любую защиту. Кристиан сжимает зубы, приказывая себе собраться и перестать вести себя, как последняя истеричка. — На я до сих пор не понимаю, что привело к тому, что…

— А вот это я и собираюсь выяснять, — сообщает Кристиан. И приказывает предоставить ему все записи камер наблюдения, журналы и слепки памяти.

Герр Вебер поджимает губы, но, никак более не выдавая своего отношения к Кристиану и его приказам, торопится исполнить требование. Кристиан дожидается, пока герр Вебер покинет собственный кабинет, и прикрывает глаза, позволяя себе на пару минут чуть расслабиться и попытаться привести эмоции в равновесие.

Что не удаётся, и Кристиан ни капли этому не удивляется. Слишком уж…

Но почему, спрашивается, отца так заинтересовал этот, по правде сказать, банальный инцидент? Ну, баловались недомаги запрещёнными веществами… хотя запрещённые они исключительно для не-магов… ну, не рассчитали дозировку и вместо тренировки магических навыков получили смерть и безумие… что в этом такого, что отец решил отрядить для выяснения обстоятельств именно Кристиана?! Можно подумать, ежегодно в подобных же экспериментах не отсеивается до четверти магов! Обычное же дело… И Кристиан считает, что это правильно — если заготовка под мага не способна выдержать первичные изменения, ради которых и используют составы… выращиваемые в Кошмаре, между прочим!.. Хотя некоторые рискуют использовать химические подделки, которые время от времени пытаются синтезировать сестрички. Кристиан сдерживается, чтобы не сплюнуть гадливо при мысли об этих суках, и заставляет себя вернуться к оборванной на половине мысли. Просто, чтобы довести её до завершения. Так вот. Если будущие маги не способны выдержать такое, то пусть лучше сдохнут и не заставляют наставников тратить на них силы и время. И деньги. Всё равно же не удастся вернуть вложенное… Достаточно вспомнить тех неудачников, что держат Сеть над городом!

Дверь кабинета открывается, впуская подчинённых Вебера, которые вносят затребованные Кристианом материалы, что заставляет всё же хоть как-то собраться. И приступить к изучению того, что… осталось от этих недоумков. И — да. Кристиану совершенно плевать, что двое из идиотов теперь реально идиоты. Всё равно как маги они уже мертвы. Да и как разумные — тоже.

Спустя три часа, отделавшись ноющими от долгого сидения на одном месте мышцами и совершенно перепутанными мыслями, Кристиан понимает, что, вероятно, стоило бы для начала всё же осмотреть недоумков. Потому что ни камеры, ни отчёты не дают ничего, что указывало бы на…

Всё же сестрички при всей неприязни Кристиана к ним ни за что бы не допустили того, чтобы в школе — любой, пусть это даже Сумерки! — оказались некачественные препараты. Не говоря уже про Кошмар. Значит…

Значит, придурки решили использовать что-то другое. И Кристиан очень хочет знать — что. И к которому из Кланов стоит прийти с вопросами.

Хотя участие в этом Кланов доказать будет попросту нереально. Даже если те и снизойдут до разговоров.

Кристиан морщится, представляя, сколько отвратительных встреч — причём в половине случаев ещё придётся и наизнанку вывернуться, чтобы убедить собеседников в необходимости разговора! — ждёт его в ближайшее время. И остаётся надеяться, что получится обойтись своими силами, не прибегая к услугам Паука. Которого не стоит поминать даже в мыслях. Впрочем, учитывая, что дело само по себе пустячное, скорее всего подобная мелочь вполне себе могла проскользнуть мимо внимания Паука. Да и… можно подумать, что это настолько невозможно — вычислить, кто продал придуркам наркотик. Некачественный наркотик, из-за которого те и расстались кто с жизнью, кто с разумом.

Но неужели Кланы не в состоянии приказать своим людям не соваться к магам? Или надеются, что им подобное сойдёт с рук?

Кристиан вздыхает, спускаясь в лазарет, которые находится аккурат рядом с моргом. Ненадолго останавливается, колеблясь, но потом всё же сворачивает к ещё живым потерпевшим. С трупом, если местные маги, как всерьёз надеется Кристиан, не напортачили, ничего не сделается, а вот с живыми…

…Из морга он выходит, уже полностью потеряв надежду на получение ответа. Впрочем, надежда на это истаяла после того, как он увидел совершенно стеклянные глаза выживших. И — полную пустоту там, где должна быть магия. Осмотр тела только добил её остатки.

Кристиан прикрывает глаза, заставляя вспомнить кобальтового оттенка вены трупа, пустые провалы на месте глаз — жижа, в которую они превратились, испарилась несмотря на минусовую температуру в морге — и обугленные ногти. А ещё — точно такую же пустоту, как и у свихнувшихся.

Надо думать, маги, способные выжать память из трупа, тут не добились бы ровным счётом ничего. То, что приняли эти трое, с гарантией уничтожило их магию и личности. И — Кристиан не сомневается — саму память, что остаётся в теле после смерти.

Он тяжело вздыхает и, бросив Веберу распоряжение доставить тела в главный офис Кошмара, торопится покинуть школу.

Отец… умеет с гарантией испортить жизнь. Только вот Кристиан совершенно не понимает, за что тот так на нём сейчас отыгрывается.

***

Город Святой Анны. Слой Утро. Замок семьи Винтерберг. Пятнадцатое ноября 2347 года от заселения планеты. 18:55 по местному времени.

Наверное, бессмысленно в который раз говорить себе, что решение отправить Тео в Школу было верным. С какой стороны ни посмотри. В конце концов, братишке давно пора перестать быть затворником, пусть Герман и понимает… всё понимает. Он и сам бы хотел забиться в какую-нибудь нору на пару… лет. И чтобы его никто не трогал. И позволить себе быть просто потерявшим почти всю семью человеком, от которого не требуют быть опорой, главой фирмы и прочего… Только… только вот тогда любимые дядюшки точно окончательно угробят Шторм. А потом фрау Ангелика собственноручно похоронит Германа заживо за подобное. Правда, вместе с дядюшками, но это как раз и пугает ещё больше — лежать в могиле по соседству с этими… недалёкими существами по недомыслию являющимися родственниками, Герман точно не хочет. Так что…

Ну, разумеется, это не повод, но Тео и правда слишком долго остаётся наедине со своим горем, которое Герман попросту не может с ним разделить. Как бы этого ни хотел. Так что компания Веслава, да и прочих учащихся будет братишке полезна. Надо же ему когда-то начинать общаться хотя бы со сверстниками! Да и девушки… Герман хмыкает, вспомнив себя в возрасте Тео. Девушки, это… определённо важная часть жизни, от которой Тео не стоит отказываться.

Как минимум, этих причин вполне достаточно, чтобы… впрочем, Герман надеется, что Веслав не будет настолько настороженно относится к давнему приятелю, и Тео и правда получатся… хотя, насколько Герман помнит, представители княжеской семейки не только мстительные и злопамятные, но и параноики. Так что… И правда остаётся только надеяться. тем более, что Веслав, потерявший почти всех родных, может сейчас найти созвучие с трагедией Тео и… помочь?

Странно даже при этом, что её высочество княжна Мара позволила себе раскрыться перед ним. Хотя… можно ли быть уверенным, что та говорила правду?

Герман усмехается, откидываясь в неудобном отцовском кресле. Неудобном как с физической, так и с моральной точки зрения. Герман даже сам удивляется, как ему наглости хватило сесть в это кресло.

Что ему хватило мужества зайти в комнату родителей впервые после их смерти…

Герман скользит взглядом по синим стенам, останавливается на несколько мгновений на огромной идеально заправленной кровати, на которой до сих пор напоминанием то ли о счастье прошлого, то ли о трагедии, которая всё перечеркнула, лежит тёмно-зелёное платье довольно простого фасона, которая мама приказала подготовить к её приезду — они собирались отправиться на премьеру спектакля от главного режиссёра города, творчество которого, несмотря на иллюзорий с его разнообразием развлечений, мама предпочитала всему остальному. И говорила, что вкус к классике отличает воспитанного человека от прочей массы. Папа с ней был не согласен, о чём о секрету, когда мама не могла его слышать, говорил и Герману, и… Герман зажмуривается, прогоняя вставшее перед глазами лицо брата. В тот, последний раз, когда он видел его и родителей живыми. И решительно поднимается из кресла, пересекая немаленьких размеров комнату, подходя к окну, в которое сейчас солнце почти не заглядывает.

Снаружи открывается великолепный вид на склоны гор, отделяющих Каньон Мрака от остального мира. Сейчас деревья на них, правда, почти уже облетели, но смотрится это всё равно восхитительно.

Если присмотреться, то можно увидеть Костяной Мост, который каждый уважающий себя сын Винтербергов обязан перейти с завязанными глазами, чтобы доказать своё мужество. Мост — узкая изрезанная дождями и ветром полоска камня шириной в полторы ступни взрослого человека над пропастью, на дне которой торчат пики скал. И перебираться с одного края на другой даже с открытыми глазами достаточно жутко, но… Герман вспоминает, как едва ли не перебежал этот сравнительно небольшой — всего-то метров тридцать — Мост в день своего двенадцатилетия. Помнится, мама тогда орала. А папа грозился выпороть. Впрочем, это не мешало ему смотреть на Германа с гордостью. Так что он до сих пор считает, что папа тогда ругался только, чтобы поддержать маму. О которой тут всё так сильно напоминает…

Если бы не необходимость, Герман ни за что бы не позволил себе зайти сюда. Слишком… больно и непочтительно, как бы глупо это ни звучало. И по-хорошему стоило бы уйти сейчас прочь, запереть дверь и позволить комнате родителей оставаться такой, какой она была при их жизни.

Как будто бы он может себе позволить такую роскошь!

Герман ещё некоторое время рассматривает склоны, пытаясь не думать о том, как сейчас там, в Школе себя чувствует Тео. Который упорно игнорирует любые попытки с ним связаться. Машина, которая его отвозила, тогда вернулась по мнению Германа как-то слишком уж быстро, хотя сопровождавший братишку Гуго через иллюзорий скинул отчёт, что Тео благополучно доставлен, едва ли не через час после отъезда. Что, на самом-то деле, вполне себе нормальные сроки. Да и в отчёте… Только вот за прошедшее время Тео ни разу не вышел на связь! И остаётся только гадать, как он там, в Школе, себя чувствует. И ладно бы он сам не пытался связаться — он напрочь игнорирует вызовы и Германа, и фрау Ангелики! Да, разумеется, сам Тео сейчас слишком обижен, чтобы даже подумать о том, что здесь ждут возможности с ним поговорить. Но неужели сложно понять, что о нём переживают?!

Ох. Хватит уже об этом.

Герман отворачивается от окна и опять окидывает комнату взглядом, сосредотачиваясь теперь не на достаточно аскетичном интерьере и памятных вещах, а на…

Вот интересно, как именно мыслил папа, когда определял место для тайника? Потому что сейчас Герман не имеет ни малейшего понятия, с чего именно начинать поиски. И при одном только взгляде на стены, потолок и внушительный камин, который, как помнит Герман, был даже рабочим — мама обожала живое тепло — накатывает стойкое желание сейчас же покинуть комнату и забыть о самом её существовании. Желательно — навсегда. Потому что подобные размышления отдают вандализмом. И лучшее что можно сделать, чтобы не осквернять память о родителях, это…

Только проблемы это не решит. Увы. А значит… придётся обыскивать комнату и надеяться, что всё же повезёт.

Герман косится на дверь, а потом решает начать с самой пустой стены — той, что напротив окна. Просто потому, что там нет никаких выступов, мебели и прочего. Он медленно — слишком медленно на его взгляд — движется вдоль неё, простукивая каждый миллиметр в надежде обнаружить пустоты. Глупо, конечно, думать, что папа был настолько наивен, чтобы делать тайник таким предсказуемым. Хотя что именно считать предсказуемостью, Герман не возьмётся судить. Но тайник в стене всё же был бы слишком банальным решением. Как и прочие очевидные вещи вроде вынимаемой половицы, тайника в ножке кровати и… прочем. Правда, папа, конечно, мог рассчитывать именно на то, что остальные — кто бы это ни был — подумают так же и не станут тратить своё время на…

В итоге первую стену Герман заканчивает осматривать где-то через час. И с тоской смотрит на три оставшиеся. И это не считая потолка, пола, камина и прочего…

Кажется, он нашёл себе занятие на ближайшие пару-тройку десятков дней.

И ведь не привлечёшь к поискам никого из слуг! Да и не только их — фрау Ангелике Герман ни за что не расскажет о том, что именно он тут ищет. Просто потому, что… ну, не нужно никому об этом знать! Раньше срока. Да, это глупо. Особенно, если учитывать, что от того, найдётся ли то, что… документы, с которыми папа работал не один год, но так и не решился почему-то пустить свои наработки в производство… зависит теперь судьба фирмы. Не просто же так ими настойчиво интересовались как оба дяди, так и партнёр отца! И вот последнему, кстати говоря, Герман бы даже предоставил их с радостью… после того, как передал бы в разработку Клаусу… если бы только реально ими обладал!

Ну… ладно. Слова про судьбу фирмы, всё же скорее преувеличение, чем реальность. По крайней мере пока. До тех пор, пока дяди не решатся взбрыкнуть. А они точно решатся. Слишком уж привыкли к тому, что папа любит их и на все их выходки смотрит сквозь пальцы. Так что… Так что стоит держать подобное средство поближе к себе. А то предсказать, что и когда именно выкинут эти великовозрастные дети, Герман точно не возьмётся. Достаточно и того, что они уже натворили, а ведь вероятность того, что они на этом остановятся — нулевая.

Да и без них хватает тех, кто… сестрички те же. Пусть даже Шторм и участвует в одном с ними проекте. Вернее — участвовал, судя по всему. Потому что единственный удачный на сегодняшний день образец успешно сбежал, а больше никаких подвижек нет. Ну, либо о них предпочитают не сообщать. Да и рассчитывать на сестричек всё же не стоит. Они тоже с радостью утопят Шторм, если представится такая возможность. Особенно, если это поможет возвыситься Новому Дню. так что сестрички — далеко не друзья.

А кроме них есть ещё и герцог Найтмар, который в последнее время внезапно развил странную активность. Да, не так давно его маги гоняли по всем слоям этих сыновей, но то дело привычное в некотором роде, пусть даже сыновья предпочитают, насколько Герман знает, грызться с Кланами, не задевая прочих, а вот то, что Кристиан, если верить тому, чем с некоторой неохотой поделился Клаус, отряжен инспектировать школы магии… вот это уже серьёзно. Вероятнее всего суть в том, чтобы под видом инспекций проникнуть к Школу Ангелов и подобраться к Веславу. И остаётся только гадать — планирует ли герцог смерть будущего князя или же попытку переманить того на свою сторону. Так или иначе. Ну, раз уж близких по возрасту детей в семье владельца Кошмара нет.

И можно только жалеть, что у самого Германа нет такого повода проникнуть в Школу. Впрочем, есть ведь ещё и… неважно.

Герман, к сожалению, не имеет ни малейшего представления, как все эти телодвижения других герцогов скажутся на Шторме. А они скажутся — каким бы огромным ни казался город, он, к сожалению, конечен. И все так или иначе друг от друга зависят.

И вот как-то совершенно не хочется оказаться на руинах из-за того, о чём не имел ни малейшего понятия. И, быть может, мог предотвратить. Так что…

Полный осмотр — насколько его можно назвать полным, конечно, учитывая безграничную фантазию папы, благодаря которой Шторм и стал тем, чем является ныне — Герман завершает незадолго до рассвета. С нулевым результатом. И пониманием, что если он и правда хочет найти нужные ему документы, стоит обыскивать комнату более основательно.

Вот кто бы ещё сказал, где на это взять время…

Он садится на пол, наплевав на правила этикета, которые фрау Ангелика вбивала в него с детства, скрещивает ноги, упирается в колени локтями и прячет лицо в ладонях, время от времени глядя между пальцами на медленно поднимающееся солнце. Глаза слипаются настолько, что Герман моргает с усилием. Мысли идут по кругу, спотыкаясь на отдельных словах, повторяя их до тех пор, пока смысл их не истаивает. И по-хорошему стоило бы пойти и поспать хотя бы пару часов перед тем, как отправляться в офис… куда, на самом-то деле, идти с пустыми руками вообще нет желания, но…

Герман трёт глаза. Потом просто откидывается назад и некоторое время смотрит в потолок. До тех пор, пока не понимает, что уже несколько раз выпал из реальности.

Которая это у него ночь без сна? Третья? Или пятая?

Надо прекращать над собой так издеваться, но…

Чёртов дядя! Мало того, что он позорит всю семью своими похождениями, так ещё, послушав дуру-любовницу, позволил выпустить на рынок некачественный продукт! По словам Клауса у них уже три десятка жалоб от покупателей. которым пришлось не просто возвращать потраченные деньги, но и выплачивать компенсацию за «моральный ущерб»… И хорошо ещё, что в случае с побегом того образца у сестричек, продукция Шторма не виновата. Что-то там они сами не учли. Так что…

По крайней мере выплатить компенсацию рядовым жителям города проще, чем неустойку «Новому Дню».

Герман тоскливо вздыхает.

И клятвенно обещает, что сейчас отправится спать хотя бы на пару часов. Потому что от того, что он свихнётся точно никому лучше не будет. Остаётся только надеяться, что за эти пару часов дядя… хоть первый, хоть второй… не натворит ещё что-нибудь, из-за чего Шторм пойдёт по миру.

Зная обоих братьев отца, Герман понимает, что надежда в этом плане слишком… беспочвенна.

Приставить к ним, что ли, надзирателя, чтобы тот их за руку ловил? Так ведь не поймут. И будут возмущаться…

Герман зевает и трёт глаза ладонями. Вставать и идти к себе, чтобы поспать, нет ни желания, ни сил.

Но ведь никто не узнает, если он… Герман ложится на ковёр так, чтобы видеть медленно поднимающееся солнце, сворачивается в клубок, поджимая ноги к груди, и позволяет себе всё же заснуть.

Главное, чтобы его и правда не начали искать. А то паника будет… Он успевает глупо хихикнуть, прежде чем проваливается в беспамятство.

***

Город Святой Анны. Слой Сумерки. Квартира Хельги Альттора Сентьолло-Лиэн. Пятнадцатое ноября 2347 года от заселения планеты. 02:57 по местному времени.

Шорох зёрен, постепенно приобретающих светло-коричневый оттенок, успокаивает. А тонкий запах свежего, только что вынутого из печи хлеба, что начинает разноситься по кухне, настраивает на рабочий лад.

Да, я наконец-то добрался до кофе! До нормального кофе, а не тех компромиссных вариантов, что пил до сих пор. И пусть кто угодно назовёт меня свихнувшимся эстетом, но кофе — это искусство!

По-хорошему, конечно, надо бы сейчас не кофе заниматься, а поставить укол, как обещал Рите, которая всё никак не желала уходить, не убедившись, что я не планирую помереть в особо извращённой форме, как она выразилась. Но… но разве я могу сейчас, когда в моём… моём городе спокойно себе шляются три осколка старого пророчества, с которым я никогда не желал бы встретиться… вот так вот спокойно позволить себе принять лекарство и завалиться спать?!

Ну… разве что в компании… хм… Хотя нет. Даже это слишком ничтожно, если сравнивать. Пусть даже кто-то и не согласится со мной.

Так что — кофе… много кофе и иллюзорий. Вот мои планы на сегодняшнюю ночь.

Можно было бы, конечно, включить в них и Ярти в том или ином виде, но она опять где-то то ли с Одноглазым то ли в Тьме, которая, наконец, стала достаточно безопасной, чтобы можно было туда соваться… До сих пор удивляюсь, как у неё вообще ума хватило отправиться туда в тот самый момент, когда Тьма максимально нестабильна! Хотя… может, подстроить несчастный случай её сестре? А то смотреть больно… нет. Увы, нет. Ярти меня на ленточки порежет. Либо Одноглазый. Ну, или Тээни…

Что-то как-то многовато набирается желающих меня прикончить. Не считая большую часть города. Но вот на них-то мне откровенно плевать.

Кстати о прекрасной хозяйке «Вишни».

Аккуратно при помощи лопаточки ссыпаю обжаренные зёрна в кофемолку и начинаю медленно вращать ручку. Аж зажмуриться хочется от того, с каким вкусным хрустом размалываются зёрна.

После того раза, когда я приходил в «Вишню», мы с Тээни и не виделись. Разумеется, она ни капли от этого не расстроена. Только вот это совершенно не означает, что мне есть дело до её настроения. По крайней мере — пока она не в гневе, как тогда. Пусть даже под раздачу попали всего лишь её же сотрудницы. Которых мне уже загодя жаль, ведь именно с Тээни я сегодня, наверное, и начну. Если моим вниманием не завладеет что-то более ценное. И если, конечно, она не тратит своё время на такое бессмысленное занятие, как общение с Кристианом. С которым у неё нет никаких перспектив. Слишком велика разница в происхождении… Не понимаю я женщин! Совершенно. Может, спросить Ярти?

Включаю жаровню, делая себе напоминание докупить потом песок, а то нынешний мне что-то не нравится… хотя, быть может, это я привередничаю, и на качество кофе внешний вид песка не влияет… по крайней мере вкус… надо будет потом сравнить. Вынимаю ящичек со смолотым кофе и всыпаю его в турку с холодной водой. Поколебавшись, бросаю опускаю палочку корицы и пару звёзд бадьяна. И опускаю турку на успевший прокалиться песок.

Не стоит, пожалуй, задавать такие вопросы. Ярти, быть может, даже ответит, но… По крайней мере, сейчас поднимать эту тему я не стану. Всё же это не более, чем праздное любопытство, вряд ли способное принести пользу. Ну, если только я не планирую по итогу… Так. Стоит обдумать это более подробно, но явно не сейчас.

Несколько раз поднимаю турку из песка, постепенно уменьшая уровень погружения. Наконец, я аккуратно переливаю кофе в кружку. Большую. Да, это сейчас единственное отступление от того, как должно пить кофе. Слишком уж… Откровенно говоря — мне просто лень по нескольку раз отвлекаться на то, чтобы налить очередную порцию. Да, это слабость, но я позволю себе её. Тем более, что нет никого, кто был бы свидетелем подобного.

Уточнение — никого из тех, кто разбирается в том, как надо варить и пить кофе, разумеется. На всех прочих уж точно плевать.

Последним, что я делаю перед тем, как занять кресло и соскользнуть, наконец, в иллюзорий, я ставлю турку в раковину и заливаю водой. Потом вымою. Просто — потом.

Иллюзорий встречает меня пульсацией татуировки — более интенсивной, чем обычно — и пустотой коридоров. Не то, чтобы это было неожиданно — всё же любителей шастать именно по коридорам не так уж и много — но… приятно. Можно даже представить, что иллюзорий специально ради меня сделал так, чтобы… Бред, но мне мысль нравится. Ну, а почему бы и не позволить себе хоть немного почувствовать себя особенным?

Тем более, что никто, кроме меня, об этом и не узнает…

Поколебавшись, я сразу проваливаюсь в зазеркалье. Можно было бы, конечно, пройтись по самым популярным комнатам — пособирать сплетни, узнать настроения, но по большому счёту я всё это знаю и так. Сыновья обрели избранную, которую я всё ещё не видел лично. Надо было напроситься к Кэт в гости, пока была возможность. Увы — случая так и не представилось. А теперь… Морщусь, но додумываю мысль о том, что я в кои-то веки не знаю, где эта девушка сейчас находится. Но я не очень-то в этом и виноват. Наверное. Но в любом случае надо хотя бы у Кэт выяснить, что там с Избранной… только не забыть, что по первому имени к сестрёнке всё же лучше не обращаться. А то она взбесится и лишит меня информации… или попытается удушить. И я не скажу вот так сразу — что хуже. Ладно, про Кэт можно вспомнить и позже. Значит… сыновья обрели Избранную, которая непонятно где сейчас находится. Так… В тоже время будущий князь отправился в Школу Ангелов, куда в спешном порядке все аристократические семьи… те, у кого есть подходящие пешки, конечно… послали своих детей/племянников/дальнюю родню. Ну, или напрягли уже тех, кто и без того там находится. Ох, как же жаль, что я практически не могу там присутствовать — даже наблюдатели там давно убраны. Что уж говорить про камеры! Не то это место, чтобы… Ладно. Это решаемо. Тем более, что вторая из интересующих меня девушек по инициативе Мартина будет учиться там же. А, учитывая то, что ей нужны мои услуги… Думаю, она не откажется делиться своими наблюдениями за князем не только с покровительствующим ей Кланом, но и со мной.

Ну, не она, так Рик, с которым девушка общается. Вот уж он точно не сможет утаить от меня что-либо.

Чувствую, как по телу прокатывается тепло от глотка кофе. И позволяю себе немного вынырнуть на поверхность иллюзория, чтобы ощутить вкус и запах. Всё же такой кофе не заслуживает, чтобы его пили, как простую воду. Им надо наслаждаться… Где б на то время-то взять?

Что до третьей, то…

Придумаю что-то и с этим. Со временем. Пока что всё равно она только начинает действовать. Хотя могу сказать, что пока что её действия мне нравятся.

И если так пойдёт и дальше, то…

Обрываю мысль, замечая глазами наблюдателя, через которых я сейчас просматриваю то, что не в состоянии достать камеры, Кристиана. В Школе Серых, что находится в северной части Сумерек. Достаточно спокойной, надо сказать, части города. В отличие от южной… где проживаю я.

Ну, и какого чёрта, спрашивается, наследника герцога Найтмара сюда принесло? Ему школ в Утре не хватает? Морщусь, чувствуя, как меня затапливает раздражение, что несколько… недопустимо. Не во время работы с зазеркальем, пусть то и в достаточной степени снисходительно ко мне. Неважно. Расслабляться и позволять эмоциям брать верх в любом случае не стоит. Заставляю себя успокоиться, насколько это возможно. Следую за Крисом, перемещаясь из одного наблюдателя в другого — в Сумерках, в отличие от остальных слоёв всегда в достаточной степени уважительно относились к старым легендам. Тем более — местные маги. Пусть они и подчиняются — зачастую во многом только формально — Кошмару, но предпочитают при этом отдавать свою верность Сумеркам. За что я их и уважаю в гораздо большей степени, чем прочих. Хотя надо признать, что ночники тоже не торопятся стелиться перед полуденной аристократией. Что, разумеется, добавляет симпатии к ним…

Помнится, не так давно я обвинял девушек, что появились в моём городе, в том, что они выделяют одну часть города в ущерб другой? И при этом сам… Ладно. Против Утра и Полудня в целом я не имею ничего. Но… те, кто ими правит!.. Заслуживают как минимум хорошей порки. Впрочем, я бы полностью заменил существующую аристократию на кого-то более вменяемого. Проблема в том, что этих самых вменяемых взять негде. Не самому же во всё это впрягаться?

Чувствую, как от этой мысли по спине прокатывается волна мурашек.

Не надо мне такого счастья!

Заставляю себя вернуться к наблюдению за Крисом, который после того, как по своей любимой привычке запугал главу Школы, некоторое время изучает какие-то бумаги и записи на съёмнике… к которому у меня в данный момент к моему сожалению просто нет доступа… и мрачнеет с каждой минутой.

Что успело произойти в моём любимом слое? Почему я… Понятно — почему. Ярти. И Свиток. Только это слабовато для отмазки.

Вместе с Крисом я оказываюсь в подвале, где, как я помню, находится морг. Так. И кто, интересно, успел умереть? При том, чтобы Крис им заинтересовался? При том, что я, как уже сам признал, не в курсе?! Крис, впрочем, глянув на дверь морга, сворачивает в соседнее помещение и…

Что я там говорил про ночных? Симпатия? После этого единственное, что я могу испытывать — острое желание закопать всю Ночь. Целиком и без возможности вернуть к жизни впоследствии.

Чуть отстраняюсь от иллюзория, чтобы успокоиться и глотнуть кофе. Горечь уже немного остывшей волной прокатывается по пищеводу, И заставляет успокоиться. Немного. Но и того достаточно, чтобы я…

Я ухожу из наблюдателя Школы Серых, а потом и из Сумерек в целом, скользя по зазеркалью. Мимо отражений комнат, мимо выходов на других хранителей, мимо даже видеокамер — всё это мне сейчас не нужно. И пусть я не собирался сегодня и правда навещать прекрасную Тээни, в большей степени наслаждаясь тем, как она могла бы очаровательно беситься из-за необходимости тратить на меня своё время, но теперь…

То, как она вздрагивает всем телом, когда видит вместо своего отражения меня, немного успокаивает бешенство. Что и к лучшему — не хватало ещё вести разговор в таком состоянии. Это… это попросту унизительно. И вредно для репутации.

— Добрый вечер, — тихо. Очень тихо — я прекрасно помню, сколько раз Тээни бесилась из-за того, что я, по её мнению, слишком привлекаю внимание… всех.

— Был добрым, — кривится Тээни, выходя из образа невинной блондинки, который обожают все без исключения клиенты «Вишни». Настолько выходит, что это удовольствием растекается по венам. И едва ли не полностью гасит то, что я испытал, увидев свихнувшихся подростков в подвале Школы. — Вы не говорили, что планируете…

— Не планировал. Но — обстоятельства. Увы.

Тээни встаёт из-за столика, не сворачивая, впрочем, зеркала, что я предпочитаю воспринимать как знак уважения по отношению ко мне… бред, конечно, но почему бы не побыть немного в иллюзии касательно того, как ко мне относятся окружающие? Тем более, что это ничего существенно не меняет.

— Каковы изменения в обороте наркотиков?

— Вы считаете, что я в курсе? — Тээни изящно присаживается на самый краешек кресла, выглядя при этом… ну, полагаю, обычный клиент «Вишни» был бы впечатлён. — И разве не вы гордитесь тем, что…

— И всё же. — В другое время я бы потратил несколько минут на то, чтобы разыграть пере Тээни всеведущего ужасного Паука, но сейчас… мне не до того. Хотя, конечно, странно, что эмоции едва не взяли надо мной верх. Но об этом я подумаю позже.

— Ярти и Людвиг что-то говорили о параллельной контрабанде. И собирались сегодня зачистить одно из убежищ, — сообщает Тээни. То есть, даже так? Зря я оставил это на откуп Кланам. Надо было понять, что они не в состоянии — не в последнюю очередь из-за личной заинтересованности, на которую до поры можно смотреть сквозь пальцы, признаю — контролировать линии сбыта за пределы Цепи! Ох… Чую, придётся мне сегодня шерстить всё, что есть на контрабандистов. — При том, что помощь Ярти там была не особенно и нужна, — добавляет Тээни недовольно. М-м? — И мне пришлось сопровождать найдёныша, которым вы интересовались, в Школу.

— Помнится, вы так и не ответили, каково ваше впечатление от девушки…

Тээни не отвечает, только пожав плечами. Но я и не настаиваю. Не имеет смысла. Всё равно чужие мысли тут мало чем могут помочь. Скорее даже наоборот — исказит восприятие. Так что лучше всё же встретиться лично.

Прощаюсь и вновь погружаюсь в зазеркалье. Теперь… теперь мне предстоит долго и в достаточной степени нудно выискивать всё, что… Но… Остаётся надеяться, что я не зря проигнорировал необходимость сна. Да и лекарство…

Что ж. Не в первый и не в последний раз.

Только вот Ярти… хотя, вероятно, она сегодня точно не обрадует меня своим обществом. Впрочем, я не ставил ей жёстких рамок, так что… Да и, наверное, это к лучшему — если что, ей, по крайней мере, не придётся видеть настолько неприглядное зрелище.

***

Город Святой Анны. Слой Утро. Пятнадцатое ноября 2347 года от заселения планеты. 16:17 по местному времени.

Льосса идёт в двух шагах позади, не произнося ни слова. И это уже даже стало в чём-то привычным. Во всяком случае Маша уже научилась воспринимать присутствие телохранителей как что-то обязательное. Хотя, конечно, конкретно Льосса всё же вызывает достаточно противоречивые эмоции. Пусть она и делала всё, чтобы сохранить Маше… точнее — Маре… жизнь, и во-многом без её помощи сейчас всё могло бы быть далеко не так радужно, но… Но при этом Льосса слишком в курсе всего, что… Маша попросту не может быть уверена, что завтра ситуация не поменяется, и Льосса не переметнётся на другую сторону. И Маша совершенно не знает, что ей в таком случае делать…

Хотя… нет. Маша не может быть уверена. Всё же то, что она не дала ход наказанию для телохранителей, не означает, что тот же Веслав непременно изменит это решение. Так что далеко не факт, что именно Маша остаётся единственным щитом между Льоссой и смертью. Впрочем, по какой-то причине Льосса… да и Нир… всё же остаются на её стороне. И остаётся только надеяться, что это продлится достаточно для того, чтобы попытаться создать опору.

Как там говорится? Надежда — глупое чувство? Вероятно, что так. Но пока что приходится полагаться на это самое глупое чувство.

Маша приветливо улыбается какой-то аристократке, имени которой не помнит совершенно, и заставляет себя сосредоточиться на происходящем вокруг.

А вокруг — скука.

Если бы Маша только знала, что эти занятия благотворительностью настолько унылы, она бы… ну, хотя бы подготовилась как-то. Наверное.

Если к такому можно подготовиться, конечно. Впрочем, стоит признать, что посещение детского дома и общение — на публику, само собой — с сиротами было относительно занятным. Дети по крайней мере точно не планировали против неё ничего кроме как стянуть понравившуюся блестящую брошь… Маша чуть улыбается, вспомнив, как сверкали глазёнки того парнишки лет пяти, когда вожделенная блестяшка перекочевала к нему в руки. Он тут же подарил её «даме сердца», за что получил поцелуйчик в щёку.

Интересно, как скоро брошь осядет в кармане какой-нибудь няньки или директрисы этого приюта? Ох, нет — Маше вовсе не жаль брошки! Тем более, что не настолько та и дорогая. Да и созданный образ княжны, готовой пожертвовать ради счастья незнакомого ей ребёнка дорогой для себя вещью, явно того стоил.

Маша обходит замершую посреди дорожки и что-то увлечённо обсуждающую пару, невольно прислушиваясь… нет. Ничего стоящего. Всего лишь оценивают качество ткани, которая пошла на шторы в этом зале. Маша косится на ближайшее окно, занавешенное сине-белыми достаточно плотными шторами. В тон к стенам там, внутри. Стоило бы соорудить тут что-то вроде жалюзи — эти пылесборники явно не лучшее решение для общественного места… впрочем, это Машу не касается вообще — не ей же тут работать, в конце концов! Она оглядывается, пытаясь отыскать…

Алнару она за эти два часа, что прошли с начала мероприятия, видела только на торжественной его части, где она и Маша, на публику улыбаясь, стёрли символ, открывая тем самым центр помощи малоимущим. Пальцы до сих пор покалывает фантомным ощущением от прикосновения к краске. Маша коротко смотрит на подушечки пальцев, но кожа чиста. Что и понятно. А ведь когда-то — в прошлой жизни, про которую совершенно не хочется думать — Маше казалось, что эта церемония перерезания красной ленточки, которую не раз видела по ТВ, является верхом глупости и показухи. Ох, где там эта ленточка по сравнению с тем, как, обмакнув пальцы в специальную жидкость, они с Алнарой медленно — так, чтобы журналисты могли запечатлеть торжественность момента — стирали линии магического рисунка в строго оговоренных заранее местах! Вот где показуха.

Маша вздыхает. Надо обойти площадку, на которой собрались пришедшие на открытие — внутри центра нет такого помещения, чтобы можно было вместить всех, так что пришлось импровизировать… и хорошо ещё, что в Утре ещё не наступила полноценная зима, да и день ясный и достаточно тёплый для подобного! — и постараться завязать разговор с несколькими дамами, которых упоминала Алнара, когда они вчера уточняли некоторые моменты. Можно только порадоваться, что их не так уж и много — три жены аристократов, входящих во фракцию с герцогом Найтмаром во главе, парочка вдов, с которыми дружит сама Алнара, да какая-то владелица то ли ателье, то ли салона красоты.

Насчёт последней можно было бы презрительно фыркать, но если знать, сколько высокородных дам проходят через её руки… Определённо нужное знакомство.

Да и о своём внешнем виде тоже надо думать — тело, в котором Маша оказалась, более, чем прекрасно подходит для образа наивной девочки, но без должного оформления даже внешние данные не особенно помогут. Пусть Маша и сама кое-что смыслит в гриме и прочем, но… Лучше обговаривать подобные вещи с профессионалами. Маша неторопливо поправляет загнувшийся край перчатки, размышляя о том, что возможность носить такие вот дорогие костюмы хоть как-то скрашивает то, как она сюда попала. В памяти тут же всплывают лица папы и мамы, и Маша тут же заставляет себя переключиться на поиск нужных дам. И… застывает, понимая, что стоит ей хотя бы пошевелиться, как она выдаст себя.

В любом из смыслов.

Какого чёрта эти две… сестрички, как их называют практически все в городе… забыли здесь?!

Учитывая их отношение к благотворительности и, насколько Маша поняла, читая между строк слова Алнары, к собственной матери, это место — последнее, куда бы они могли прийти!

Ну, в самом деле! Что их может тут интересовать?!

— Например — возможность заключить договор с руководством центра насчёт поставок им материала для опытов, — на грани слышимости произносит Льосса. Маша прикладывает усилия, чтобы не повернуть к ней голову даже на сантиметр. Не тот момент для подобного. Не после того, как дочки герцога Гасэрта тут объявились. — Они обычно подобным промышляют в Ночи, где мало кто считает количество людей… в некоторых районах вообще могут месяцами не обращать внимания даже на смерть соседа, к примеру. В Сумерках такое проворачивать получается гораздо сложнее, но и там, насколько я знаю… Но если есть возможность не задействовать другие слои — почему бы и нет? Всё равно эту категорию людей не принято замечать… Впрочем, думаю, отмазка на случай, если их появлением заинтересуется кто-то кроме вас, уже есть.

— Ну, да. Мать. — Маша, наконец, замечает одну из нужных ей дам и медленно направляется в её сторону, попутно отвечая на приветствия и делая комплименты тем, кто оказывается рядом. Полезное дело, всё же. Что бы там ни говорили эти… вроде герцога Винтерберга… про то, что править может только мужчина, Маша прекрасно знает, кто зачастую управляет этими самыми мужчинами! Так что в обязательном порядке надо нравиться собравшимся тут дамам. Пусть это и изматывающе сложно. Но… Роль. — Что б вас..!

— Девушке из княжеской семьи не пристало так выражаться. Даже шёпотом, — монотонно сообщает Льосса. И Маша улавливает в её голосе те же эмоции, которые не удалось сдержать ей самой. Ну, да. Не только она терпеть не может сестричек. Особенно после того, как те едва не убили Нира… Маша вспоминает комнатку жреца, ругань Льоссы, пытавшейся не дать умереть Ниру и… Ещё один счёт. При том, что, по идее, Маше не должно быть дела до Льоссы, которая всего лишь телохранительница, да и до жреца… Учитывая, что это по милости этой парочки она вообще здесь оказалась, можно было бы наоборот желать им… всякого. Но… привыкла она, что ли к этим двум? За неимением тех, с кем можно было бы поделиться своими проблемами, кроме Льоссы и Нира, вероятно. — Вы вольны не подходить к ним. Тем более, что они явно не планируют начинать беседу.

— Достаточно и того, что они меня заметили, — недовольно отвечает Маша, заставляя себя улыбнуться первой из намеченных «жертв». — И прекрасно поняли, что я…

Так. Собраться. Выкинуть сестричек до поры из головы и начать делать то, для чего, собственно говоря, и пришла.

— Добрый день, фрау Агнезе, — едва не споткнувшись на имени, здоровается Маша. Имя… немецкое, если Маша не путает. А! Ну, да. Агнезе Фертих — потомственная немка. Едва ли чистокровная — за те века, что утратившие связь с остальным обитаемым космосом, здесь живут, чистой крови не могло остаться ни в ком. В противном случае они бы все давно выродились и деградировали. Так что про чистокровность никто не говорит. Но то, что такие, как она свято чтут традиции далёкой родины, на которой никогда не бывали и не будут, видно. Пусть Маша и не может толком уловить, за счёт чего создаётся впечатление, но… — Я рада, что даже столь занятая дама, как вы, нашла время, чтобы посетить такое скромное мероприятие.

— Не настолько оно и скромное, раз на него обращает внимание княжна, — звонким, несмотря на далеко не юный возраст, произносит Агнезе, щуря в улыбке ярко-синие глаза, в уголках которых собираются морщинки «гусиный лапки». Маша усилием воли выкидывает давно уже читанную муть про то, что мужчины выбирают в спутницы жизни именно тех женщин, которые улыбаются подобным образом. Муть — она муть и есть. Тем более, что сейчас вообще не к месту. — Кроме того я считаю, что долг любого человека… если, конечно, он хочет считать себя человекам… помогать тем, кому в этой жизни повезло меньше.

— Многие с вами не согласятся, — замечает Маша, думая, что как раз она и является одной из этих многих. Только вот сообщать об этом кому бы то ни было явно не стоит. Она кивком указывает на вновь появившихся в поле зрения сестричек. И думает, что если те всё же не солгали в своих намёках при их встрече, то… Надо что-то делать. Только так и не понятно, где именно искать подтверждения или опровержения их… угрозам. И… есть ли подобные подтверждения у сестричек. Сказать-то они, конечно, могут всё, что пожелают. Но обвинения, пусть и достаточно смутные, княжны будут слишком скандальны, чтобы… Пресса, специализирующаяся на подобных скандалах, конечно, не в счёт — эти поверят… вернее, заставят поверить своих читателей… во всё, что способно повысить рейтинги. Но остальные… точно нет. Так что надо искать доказательства и, по возможности, изъять оные у сестричек. Если, конечно. это были не пустые угрозы.

Правда, Маша так и не имеет ни малейшего представления насчёт того, где именно это вообще можно искать.

— Я от всего сердца сочувствую Алнаре, — кивает Агнезе, чуть склонив голову, что сопровождается перезвоном тонких золотых нитей серёг. — Как только у женщины с таким огромным сердцем могли родиться настолько чёрствые дочери? Это если не сказать более… откровенно.

— Она говорила, что те пошли в их отца… — вспоминает Маша.

— О! Я в своё время была крайне удивлена тем, что Алл решила связать свою жизнь с этим человеком! — вздыхает Агнезе. Маша прищуривается, пытаясь прикинуть, сколько её собеседнице лет… Та выглядит достаточно свежо, как, собственно, и Алнара. Могут ли они быть ровесницами? Вполне. Что это меняет? Ну… разве что стоит подкорректировать кое-что и не ссылаться на Алнару в том, что… — И я бы поняла, будь это брак по расчёту. В конце концов, сговор между семьями до сих пор считаются прекрасным способом скреплять договорённости разного толка. Но ведь нет! Ни Алл, ни Ньеррот ровным счётом ничего не выигрывали от этого союза. Даже в какой-то степени теряли…

— Любовь?

Агнезе фыркает, но не возражает. В конце концов, на любовь можно сваливать и не такие глупости. Маша тоскливо думает, что, к сожалению, сама она теперь вообще лишена возможности влюбиться, не рискуя при этом слишком многим. Как никогда остро хочется вернуться на Землю, где самой большой неприятностью был предстоящий разговор с папой по поводу проваленной попытки стать актрисой.

Чтобы не думать об этом, Маша заводит разговор про ателье, который Агнезе подхватывает с радостью. Видимо, говорить о несчастливом браке Алнары ей не доставляет никакого удовольствия. Странновато — обычно женщины обожают перемывать кости всем, вне зависимости от степени дружбы и прочего — но пусть так. Тем более, что тема ателье окупается практически сразу — Агнезе едва ли не с ходу приглашает Машу к себе, обещая подобрать идеальный гардероб. Маша только и может, что порадоваться настолько удачному началу.

Спустя четверть часа Маша прощается с Агнезе, мысленно ставя напротив её имени галочку. Первая — есть. Теперь…

Следующие три часа она проводит в бесконечном кружении по площадке, по краям которой постепенно начинают разгораться фонарики — несмотря на то, что это Утро, время движется к вечеру, и небо уже потихоньку темнеет - разговаривая то с одной дамой, то с другой. Разумеется, далеко не всё идёт так, как хотелось бы: если те же вдовы-подруги Алнары с радостью взяли Машу под негласную опеку, что явно может означать неплохие перспективы в будущем, жёны сторонников Найтмара — Маша испытывает наслаждение, мысленно опуская его титул — далеко не так расположены. И Маше остаётся только надеяться на то, что они не обходят своим вниманием ателье Агнезе, и у Маши ещё будет возможность наладить с ними общение… Как минимум, Агнезе может рассказать о их слабостях, если правильно выстроить разговор…

Маша прощается с Алнарой, замечая вновь появившихся в поле зрения сестричек. И радуется тому, что они слишком далеко, чтобы…

Одна из них перехватывает её взгляд и улыбается. вежливой светской улыбкой, в которой Маше чуется некоторый подтекст… Впрочем, она не может быть наверняка уверенной в том, что это не показалось ей. Маша чуть склоняет голову, обозначая приветствие. И, проследив за тем, как сестрички сближаются с уже успевшей отдалиться Алнарой, забирается в авто.

Возможно, стоило бы поддаться слабости и перенестись прямо сейчас в поместье, но… Но сестрички от неё подобного уж точно не дождутся!

Маша откидывается на спинку сидения и даёт водителю знак. С Льоссой, сидящей рядом, она только переглядывается. Говорить… сейчас точно не стоит. Да и по большому счёту не о чем. Сестрички… явно не тема. По крайней мере — не теперь.