Гониль боялся, что будет прикладывать усилия для исполнения чужой мечты. Эти мысли периодически закрадывались в голову, когда они начинали работать над их первым альбомом. Да, первым, потому что после было несколько синглов, а на днях должен выйти второй.
Гониль понимает, что благодаря Чану исполняет свою мечту о музыке и сцене, которую лелеял в душе в подростковые годы. Давно забытую мечту, от которой отказался, закопал куда подальше и не вспоминал годами.
Чан какой-то вообще нереальный. Появившись в жизни волей счастливого — или не очень, если вспомнить, как изначально Гониль о нём думал — случая, он переворачивает всё с ног на голову. А Гониль только после этого понимает, насколько в этом нуждался. Даже если иногда происходящее можно описать только одним ёмким: «Пиздец». Но интересный пиздец.
В начале он совмещает с основной работой. Достаёт с дальних полок тетради и блокноты с текстами и нотами, отбирает из них лучшее, что-то, что можно доработать. Пишет новое, чтобы после записать в маленькой чановой студии поздним вечером.
Записать — половина дела. Чан поднимает связи в индустрии. Какие-никакие, но они у него есть. Идёт в агентство, где долгое время был трейни, а после — работал; видимо, он остался в хороших отношениях с людьми там. Хотя и немало времени убил, обхаживая пороги.
Гониль какое-то время правда думал, что они запишут и всё на этом. Разойдутся, как в море корабли? А он будет слушать их треки после и вспоминать хорошо проведённое время. Он боялся надеяться на большее. Сцена в то время казалась чем-то совсем недостижимым. Гониль, смотря на айдолов, которые чуть ли не в подростковые годы дебютируют, думал, что им в их двадцать четыре-двадцать пять лет точно уже поздно. А Чан снова всё переворачивает и приносит контракт.
— Я показал, что у нас есть. Они готовы взять нас к себе, конечно, всё не так просто, там куча условий, но… Посмотри, — говорит он. — Я не смогу пойти туда один, это будет неправильно.
Контракт с музыкальным агентством. Гониль перечитывает его несколько раз в тишине своей квартиры и не верит в происходящее. Ему придётся буквально бросить всё. Бросить привычный образ жизни, работу, даже жильё сменить. Всё это ради призрачной надежды на успех. Компания готова в них вложиться. Устроить дебют экспериментальной группы. Дуэта, если точнее.
Чан может и без него, думается тогда Гонилю. Компания без особых проблем предоставит ему барабанщика для выступлений. Но Чан отказывается идти без него, говорит, что это будет неправильно, что Гониль уже вложил душу в эту музыку, чтобы Чан забирал всю её себе и только себе. Наверное, в тот день впервые все мысли с сомнениями перебивает не простое: «ладно, попробуем», а яростное желание впиться зубами в этот шанс. Он работал ради этого, это реальная возможность, что бы и кто бы ни говорил. Не ради Чана, ради себя. Не ради незнакомца, с которым свела случайность, потому что…
Чан не незнакомец. Чан гораздо ближе, чем кто-либо теперь.
Они подписывают контракт.
Компания хочет, чтобы они были под большим контролем, в шаговой доступности. Внезапно, они с Чаном становятся соседями. Всё меняется. Гониль увольняется, они переезжают, компания влезает своими руками в их работу. Не все изменения приятные. Многие, скорее, не приятные. Компания говорит голосами множества менеджеров и иных сотрудников, что они не айдолы в классическом понимании, но они должны соответствовать. Может, Чану легко влиться в происходящее снова, он уже был трейни. Гонилю сложно принять все эти изменения. Слишком часто возникает желание всё бросить. Он не следует этому желанию только потому что слишком много работы уже проделано, бросать сейчас — глупо. Будь он один — плюнул бы на всё и ушёл. К счастью, он не один.
Рядом Чан.
Чан, которого он узнаёт всё больше и больше. Чан, который оказывается из Австралии, где его зовут Кристофером. Чан, который работает ночами в студии, что Гонилю приходится почти силой оттуда его вытаскивать. Гониль умалчивает о моментах, когда ровно то же делает для него Чан. Потому что... Судя по всему, они оба готовы жить на работе, когда дело касается музыки. Гониль в себе эту черту обнаруживает только после начала сотрудничества с Чаном.
У Чана знакомых в компании — каждый второй. Чан, который становится его проводником в этом новом мире музыкальной индустрии. Чан, которого Гониль неизменно отпаивает кофе с утра и зовёт хёном. Чан, который, внезапно, самый близкий человек в короткий срок. Близкий и ближайший. Встречи с друзьями сводятся к минимуму из-за недостатка времени, у них остаётся только переписка. Чан, который и поддержка, и пример для подражания, и друг.
Чан, который теперь нравится в том самом смысле, только сильнее с момента знакомства. Чан с кудрявыми волосами, мягкой улыбкой, крепкими объятиями. Чан, от которого веет надёжностью и уверенностью. Какой-то музыкальный гений в глазах Гониля. У них слишком много общих тем для разговоров, начиная от той самой музыки, заканчивая жизнью за границей — у Гониля тоже есть такой опыт, всё детство и подростковые годы он провёл в Америке. Заканчивая общими любимыми группами или фильмами, на новинки которых можно ходить вместе на самые поздние сеансы, где не бывает много людей.
Он теплит эти чувства внутри, продолжая смотреть с немым обожанием и стараясь не раскрывать себя перед Чаном. Сколько бы близки они ни были, он не знает, как Чан отнесётся к подобному признанию. Не испортит ли это всё? Гониль не хочет всё испортить. Да, иногда кажется, что с тем отношениям Чана к нему, которое есть, он должен ответить взаимностью. Но Гониль одёргивает себя. Кого бы он ни видел рядом с Чаном, если это не совсем незнакомцы, Чан будет также тепло относится к ним. Поэтому он молчит. В лучшем случае, Чан просто скажет, что не может ответить на его чувства. В худшем случае, все их взаимоотношения разрушатся, и Гониль лишится того, что уже есть. Почему-то, он даже не рассчитывает на взаимность.
Гониль думает, что жизнь стала совсем безумной. Мог ли он ещё год назад предположить, что присоединится к небезызвестному агентству и будет готовиться к дебюту? Скажи ему кто-то тогда, он бы пальцем у виска покрутил. И пожаловался бы на соседа сверху, да.
Тренировки, диеты, встречи со стилистами и менеджерами, с продюсерами, перезаписи треков, доработки с другими людьми, незнакомыми. Ему незнакомыми, Чан же уверяет, что знаком с этими ребятами, им можно доверять. Предебютные записи, чтобы публику подготовить. Промо кампания. Съёмки, съёмки и снова съёмки. Фотосетов, клипов, ещё чего-то. Экспресс курс по становлению айдолом, кто бы что там ни говорил.
А потом восторженные комментарии под постами — Гониль старается пропускать все остальные — появление фанатов, он правда не представляет, как люди могут называть себя чьим-то фанатом, не зная исполнителя, первое выступление на шоу. Мысль, что оно того стоит.
Месяцы трудов окупаются, хотя впереди тоже немало работы. Предебютный релиз. Выступления. Интервью. Дебютный альбом. Ещё шоу. Появление фанбазы. Поддержка фанатов в комментариях, интернет-постах и даже бумажных письмах. Первый маленький тур. Выступление на сцене, которое пьянит получше всякого алкоголя. Снова записи. Работа над новыми треками. Время стремительно пролетает перед глазами.
Временами кажется, что легче не становится. Ну разве что чуть-чуть. Но оно всё ещё того стоит.
Но радуют редкие толковые выходные. Сейчас, после активных предзаписей, у него наконец выдалось свободное время. Согласовав с менеджером — который, как личная нянька, всюду с ним — он едет в небольшую танцевальную студию. Там сейчас никого лишнего быть не должно, а место куда более уединённое, чем кафе, в которых они любили встречаться раньше.
Танцевальная студия уже кажется привычной, это при том, что Гониль ни разу не танцор. Он на барабанах играет и поёт, совсем редко. В ярком свете и среди зеркал, в помещении, где даже окон нет, они все сидят на полу, а Гониль чувствует спокойствие и умиротворение, такое редкое во времена суматошного расписания. Несколько часов он может ничего не делать и быть предоставлен сам себе. И друзьям. Тем самым, которые когда-то уже давно обсуждали месть соседу сверху, а после восторженно вопили о том, что друг станет популярным айдолом, как бы Гониль ни пытался объяснить, что никакой он не айдол, это другое.
По центру еда из доставки, Гониль лежит, подложив под голову свёрнутую в рулон куртку. Рядом Хёнджун что-то ищет в телефоне. Сынмин, почти зеркалящий его положение, только головой он лежит на коленях Чонсу. Больше не абстрактного Чонсу-хёна, о котором трещал Сынмин, а вполне реального, плавно влившегося в их компанию. Замыкает круг Джисок, уже набивший рот едой и зачем-то при этом умудяющийся читать фанатские посты по тегу их группы. В основном что-то около смешное или провокационное, какие-то фанатские догадки и теории, которые считает забавными. А Гониль упорно делает вид, что не видел всё это раньше, Джисоку на потеху.
— У меня сейчас пять постов подряд было о том, что вы двое сто процентов ебетесь, ну, не в таком формате, но с таким посылом, — Джисок заканчивает говорить, в помещение на секунду воцаряется тишина, пока наконец Хёнджун не смеётся в кулак, а Гониль с раздражением выдыхает.
— Да если бы, блять, — ворчит он. Нет, он понимает, что считать любимых участников группы парой — что-то вроде нормы у части фанатов, всё в порядке, пока они не переходят границы. К тому же, у них для этого и существует фансервис, но… Но.
Фансервис Гониль любит ровно настолько, насколько ненавидит. Как Чан в моменты выступления подходит ближе к нему, как ведёт себя во время интервью или записи их маленького шоу, как может появиться рядом, зная, что Гониль записывает влог. Знал бы Чан, как это всё на него влияет, наверняка перестал бы. К тому же, ничего из этого никогда не происходит, если на них не направлены камеры и фанатские взгляды. Так что, да, фансервис, не более. Наедине всё другое. Более простое, ненавязчивое, не настолько провокационное.
— Может, тебе попробовать хотя бы? Признаться, — спрашивает Хёнджун. Конечно, они все в курсе о его тихой влюблённости в Чана. Джисок же с самого начала шутил, что Гониль наконец-то себе парня нашёл.
— Ага, попробовать, чисто случайно спросить: не влюблён ли он в меня? — продолжает ворчать Гониль. Тема нелюбимая им и, в какой-то степени, болезненная. Неприятная. Признаваться из раза в раз, что он сказать о своих чувствах Чану не может. Слишком много подводных камней.
— А вдруг он гей, ты даже не пытался узнать, — фыркает Сынмин.
— Сынмин-и, — серьёзно проговаривает Гониль. — Глянь снова парочку наших выступлений с тура, посмотри тексты песен и то, как он общается с фанатками в баббл. И подумай ещё раз над этим вопросом.
Баббл… Ещё одна нелюбимая им штука, о которой он стабильно забывает, пока менеджер не напоминает, что вообще-то люди за это деньги платят, а значит, он должен кидать туда сообщения, хоть иногда. Гониль в такие моменты, обычно, пишет о том, что хорошо покушал, потренировался и идёт отдыхать, спрашивает, как дела у фанатов, но ответы их читать не успевает, слишком быстро они летят, сплошной стеной. Чан тоже не частый пользователь приложения. Но, как говорится, редко, но метко. У Гониля по умолчанию есть подписка на него. И он слишком часто сдерживается, чтобы не начать отвечать на сообщения. Если он будет писать ответы в баббл, то Чан, конечно, не увидит их в общем потоке. А хочется, чтобы увидел. Писать в личные сообщения или проговаривать вслух. Но ничем хорошим это не должно закончится. Сразу же вспоминается момент, когда Чан звал фанатов отужинать с ним. Гониль почти постучался к нему в комнату со словами: «Я пришёл, где ужин?»
— Чан сто процентов гетеро, — пытается закончить разговор Гониль. Эту тему, по крайней мере.
Кажется, даже получается. Но не он тему меняет, а открывшаяся дверь в студии, хотя никто не должен их беспокоить в это время. Гониль машинально тянет маску на лицо — выработавшаяся привычка. Было бы неприятно, если это кто-то случайно зашедший не в тот зал, да ещё и узнавший его. Но это более-менее знакомое лицо.
— Добрый день, Минхо-сонбэ, — первым здоровается Чонсу. Всё же, Минхо ему коллега. А для Гониля он друг хёна. Виделись пару раз, но особо близко не общались.
— Я услышал обсуждение Чан-хёна, что-то интересное? — спрашивает Минхо. Позади него еще два человека, заглядывающие в зал. Хан Джисон, с которым Гонилю даже удалось поработать над треком, и Феликс, парень Джисона.
— Ничего особенного, сонбэ, — пытается откреститься Чонсу, чтобы Минхо со своей компанией быстрее ушёл, но Джисоку бьёт в голову, что надо обязательно объяснить реальную причину обсуждения. Гониль в тот момент просто хочет провалиться сквозь землю.
— Обсуждаем, является ли поведение Бан Чана-щи на сцене и его взаимодействия с фанатами показателем того, что он гетеро.
Минхо, и не он один, почему-то заливисто смеётся над этим. А после, воровато осмотревшись в коридоре, загоняет Феликса и Джисона в зал и запирает за ними дверь. Словно проверяет, не следят ли за ними.
— Чан-хён кто угодно, но точно не гетеро, — говорит он. Гониль застывает. Интересное заявление…
— Какие доказательства? — сощурив глаза, спрашивает Джисок.
— Я вам не скажу, — хмыкает Минхо. — Придётся верить на слово. И тому факту, что я его знаю больше пяти лет.
— Даже мне сложно поверить, — бормочет Гониль, садясь. Он, конечно, знает, что Чан с этими Минхо и Джисоном близки — насчёт Феликса он ещё не уверен. Но… Звучит как шутка.
Джисон что-то шепчет на ухо Минхо, тот пожимает плечами, а затем кивает. Видимо, слышавший, что он говорит, Феликс тихо посмеивается. А Джисон подходит к ним, к Гонилю, опускается на корты и быстро шепчет на ухо.
— …Уж ты-то должен понимать, что если эта информация просочится, то ударит ещё и по тебе, не только по хёну, поэтому тебе скажу, — добавляет он после вслух. Гониль сглатывает и кивает. Да, он прекрасно понимает, что в их случае такое не должно просочиться куда-то дальше этой комнаты.
— Идём, Джисон-и, — зовёт его Феликс. Видимо, заглянули они буквально на минутку, потому что уходят так же быстро, как и появились в танцевальном зале.
Гониль всё равно сидит в прострации, пытаясь обдумать и осознать услышанное. И, главное, зачем Джисон-щи рассказал ему это? С какой целью? По логике… Не получается у него найти достойное логичное объяснение.
— Чё он тебе сказал? — интересуется Джисок, стоит только двери с щелчком закрыться. Они снова одни.
— Сказал, что… — Гониль снова сглатывает вязкую слюну, обдумывая, стоит ли озвучивать это. — Это никому нельзя больше знать. Джисон-щи прав, если просочится в сеть или куда-либо ещё, то ударит и по Чан-хёну, и по мне, по группе в целом, — он предупреждает просто на всякий случай, друзьям он доверяет, как себе. Верит, что те никому не расскажут. — Чан-хён и Джисон-щи встречались в период трейни. Но разошлись, Джисон-щи сказал, что это потому что он в хёне скорее старшего брата видит, чем парня.
— То есть, он всё же не гетеро, — подытоживает Сынмин. — Ты должен признаться, сегодня же.
— Сынмин! О чём ты вообще!
— Для чего-то же они сказали тебе об этом, — пытается аргументировать Хёнджун. И точно. Зачем? Зачем Джисону-щи рассказывать что-то о Чане, что сам Чан не рассказал ему?
— Я знаю сонбэ, — заговаривает Чонсу. — Он ничего не делает просто так. То, что Джисон-щи посоветовался с ним, прежде чем рассказать, кажется… Всё же это имеет какой-то смысл.
— Вот! — тянет Сынмин. — Чонсу-хён херни не посоветует. Что, если они специально пытаются тебя так к Чану подтолкнуть?
— Звучит бредово, — всё равно отрицает Гониль. Ну не может он поверить, что всё так просто!
— Звучит как план. Ставлю десять тысяч вон, что он ответит взаимностью, — говорит Джисок. — Давай, хён, ты должен!
— То есть, если он меня отвергнет, я тебе ещё и должен денег буду?.. — непонимающе бормочет Гониль. Или Джисок ему должен? Он запутался.
— В этом есть смысл, вы с Джисоном-щи чем-то похожи, — говорит Хёнджун. У Гониля от такого заявления в голове ошибка обработки информации. Чем похожи? О чём они?
— Да-да, — подтверждает Чонсу. — Телосложением немного, формой лица немного. Не сильно, на самом деле, но есть моменты.
— Я даже не знаю, как уже реагировать, — отвечает Гониль и тянется к подостывшей куринной ножке. Может, если его рот будет занят едой, ему не придётся с ними разговаривать дальше.
***
Гониль понимает, что друзья просто не осознают всю серьёзность возможных последствий его неудачного признания. Они просто… Очень большие фанаты их пейринга, ждущие, когда же случится каминг-аут. Ухудшить отношения внутри группы — последнее, что он хочет. Но всё же… Некоторые слова не покидают голову. Зачем ему рассказали, вот так просто, за спиной Чана? И слова Минхо-щи о том, что Чан точно не гетеро. Всё настолько абсурдно, что он готов поверить, что где-то их снимала камера, всё это — очередное шоу, а ему просто забыли выдать сценарий.
В таком задумчивом состоянии он возвращается в их общежитие. Ну, у Гониля, если честно, язык не поворачивается это назвать общежитием. Скорее просторная трёхкомнатная квартира. У каждого своя комната, соединённая с гостиной кухня и ванная комната. Чан, на удивление, уже там. Это даёт понять горящий в гостиной свет. Удивительно, Гониль уже настраивал себя, что придётся вызванивать его. Просить не ночевать в студии, а вернуться домой спать в кровать. У них завтра выходной, после которого начинается суматошная череда предзаписей и разных других мероприятий. Всё же, уже послезавтра выходит новый альбом.
Но Чан дома. И это почему-то сбивает планы. Гониль словно не знает, что с этими вводными данными делать, хотя ему ничего делать и не надо. Чан просто сидит в гостиной с ноутбуком на коленях, тихо приветствует Гониля, крадущегося в свою комнату.
Гониль возвращается к нему спустя минут тридцать или сорок, после того как переодевается и принимает душ. Сначала думает, что стоит отужинать, но после понимает, что совсем не голоден.
— Завтра выходной, помнишь? — тихо говорит Чан, не отрываясь от ноутбука. Что он там так усердно пишет? Гониль старается не заглядывать в экран слишком очевидно.
— Помню, — кивает он. — А потом предзапись. И на следующий день тоже. И мини-фансайн. Я помню всё наше расписание.
Под кожей начинает скрести странное раздражение. Гониль не понимает, откуда оно взялось, чем вызвано и как от него избавиться. Просто… Просто Чан. Сидит рядом, такой спокойный, умиротворённый, родной. И даже не подозревает, какие чувства рождает внутри Гониля. Ещё и разговор несколькими часами ранее, слова Джисона-щи. Хочется немного вспылить и расспросить Чана о том, что это вообще значит. Но, если он позволит себе такое безумие, у Чана, наверное, помимо всего прочего, появятся вопросы о том, почему Гониля это так волнует. А как из подобного исхода выпутываться, Гониль пока не может придумать. Поэтому смиренно молчит, сидит почти неподвижно, пока Чан согласной угукает в ответ.
— Опять вся лента будет в наших фотографиях, — хмыкает Чан, улыбаясь краем губ.
Гониль прекрасно понимает, о чём он. Сколько бы он ни пытался сидеть в социальных сетях под фейковым аккаунтом, рано или поздно его рекомендации заполняются новостями об их дуэте. Фото, видео, комментарии. И рука не поднимается помечать это как неинтересное. Поэтому сначала он смотрит на Чана в жизни, рядом с собой, а потом на фотографиях в сети. Ну, и на себя, но это не так интересно.
— Хоть какая-то польза от этих фансайнов, мама больше не жалуется, что у неё нет моих фотографий, чтобы подругам показывать, — фыркает Гониль, вспоминая свой недавний диалог с матерью.
Раньше он не был фанатом фотографий. И сейчас он не фанат делать селфи или что-то вроде, его просто работа обязывает. Но он не жалуется, правда. Просто констатация факта.
— Это довольно забавно, — смеётся Чан.
Он наконец откладывает ноутбук и поднимается с дивана. Но только чтобы дойти до кухонной стойки. Гониль ёрзает на месте, садясь по-другому и не сводя с него взгляда.
— Что-то не так? — спрашивает Чан. — Ты какой-то беспокойный.
— Просто. волнение перед камбэком? — пытается отмахнуться Гониль. Он прекрасно понимает, насколько неуверенно звучит.
— Только ли? Я знаю, как ты волнуешь перед камбэком, тебя беспокоит что-то ещё, — качает головой Чан.
Гонилю немного хочется кричать в подушку. Почему, чёрт возьми, Чан так хорошо его знает и так легко читает? Почему он может понять даже такую мелочь?
Гониль не выдерживает его пристального взгляда. Он вообще не знает, что делать в этой ситуации, как выйти из неё, поэтому ничего умнее, как всё же заговорить о событиях дня, он не придумывает.
— По правде, сегодня днём произошёл кое-какой странный разговор, — начинает он. Чан смотрит заинтересованно. Но он всё ещё так далеко, на другом конце комнаты. Хотя… Так даже к лучшему. — Я встретил Минхо-щи и Джисона-щи в танцевальной студии, где встречался с друзьями.
— О, да, Джисон-и писал мне об этом, — кивает Чан.
Отчего-то, зная один интересный факт о прошлом Чана, это «Джисон-и» вызывает внутри ещё больше раздражения. Гониль успевает понять, что он просто ревнует, смириться с этим фактом, а также дать себе мысленную затрещину о том, что ревность его беспочвенна. Вроде как. Только после он продолжает.
— Джисон-щи рассказал мне кое-что о… о тебе.
— Так, окей… — Чан задумывается. — Нет, всё же тебе придётся конкретизировать, Джисон много чего знает обо мне, — посмеивается он.
— Он рассказал, что вы раньше встречались, — выпаливает Гониль. Он напрягается всем телом, выжидая реакции Чана. Сначала тот только сильнее задумывается. Гониль бы очень хотел прочитать его мысли и понять, о чём он думает в этот момент.
— М-м-м, — тянет Чан. — Да, было, — признаётся он. — Давно, на самом деле, да и недолго, но это так. И всё же, мне интересно, почему тебя это так волнует? Не думаю, что у тебя есть проблемы с тем, что я не гетеро, — пожимает плечами Чан.
Гониля немного коротит на этом моменте. Чёрт с этой правдой об отношениях, почему Чан так уверен, что Гониль не гомофоб? Он… что-то упускает.
— Почему? — бездумно выпаливает Гониль.
Чан чуть наклоняет голову вбок, улыбается, так легко и непринуждённо, снова пожимает плечами.
— Наверное, я тебя хорошо знаю, — говорит он. Гониль ещё несколько секунд смотрит на Чана и молчит. — Так почему тебя это так взволновало? Дай угадаю, ты был уверен, что мне нравятся женщины, из-за песен и фансервиса для фанатов?
— Как ты…
— Я сижу на тех же сайтах, что и ты, — фыркает Чан. — Я знаю, как публика это воспринимает, что им это нравится. Это несложно. Это, в целом, весьма забавно. Мне нравится наблюдать за реакцией на такие мелочи, вроде лёгкого фансервиса.
— Ты и со мной фансервис устраиваешь, — ворчит Гониль, только после понимая, что он сам уже вырыл себе могилу, осталось только лечь и попросить закопать его, потому что…
Чан улыбается. Уже не так мягко и безмятежно. Как-то… по-другому. Гониль только молча сглатывает вязкую слюну.
— Ну да. Я же уже сказал, наблюдать за реакцией интересно. По правде, в некоторых отдельных случаях это не просто игра, да.
У Гониля в голове шестерёнки скрипят, выдавая только одну мысль: говоря об их фансервисе, Чан имеет в виду реакцию не фанатов. Он говорит о реакции Гониля. И это… Пиздец. Наверное. Гониль не уверен. Он хочет убедить себя, что снова надумал лишнее. Но то, как Чан говорит, как смотрит на него, словно… Словно он знает.
— Блять, — тихо шепчет Гониль. Чан тихо усмехается.
— Так ты скажешь мне, почему ещё тебя так сильно взволновал этот факт? — снова спрашивает Чан. Гониль поднимает голову и понимает, что Чан уже ближе. Не стоит, опираясь о стойку, а подошёл к обеденному столу, тем самым сократив расстояние между ними вдвое.
— Зачем Джисон-щи вообще рассказал мне об этом? — вместо какого-то конкретного ответа спрашивает Гониль.
— Уверен, что он и Минхо просто взяли на себя лишнее, даже не обсудив со мной, мне придётся чуть позже напомнить им, что, какие бы благие намерения у них ни были, аутинг — это не хорошо.
Джисон-щи и Минхо-щи взяли на себя многое. Благие намерения. Не обсудив с Чаном.
Блять.
Просто блять.
Гониль в ахуе.
— Ты мне нравишься, — выпаливает он. — Думаю, я влюблён в тебя уже год или типа того.
Возможно, он говорит это до того, как обдумает, что делать дальше с этим признанием и возможными последствиями. Возможно, взгляд Чана и его улыбка, ставшая только шире, его немного пугают.
— Я знаю, — говорит Чан. Гониль непонимающе пялится на него. В смысле он, блять, знает? — Я же говорил, я хорошо тебя знаю.
— Что… Что ты имеешь в виду? Ты знаешь? И что дальше? Я вообще не на такой ответ рассчитывал. Только на какое-то согласие или несогласие с этим, а не на: «Я знаю». Я сам теперь не понимаю, что должен делать и как реагировать.
Чан снова делает шаг навстречу, а Гониль машинально жмётся ближе к спинке дивана.
— Я ждал, когда ты признаешься, всё же, я не был до конца уверен, — сознаётся Чан. Он всё ещё звучит без капли гнева или раздражения или чего-то ещё негативного. Но то, как он смотрит… Гониль даже не дышит, когда Чан подходит вплотную. — В какой-то момент решил, что, может, ты сам ещё не осознал… Или у тебя проблемы с внутренней гомофобией, тогда признаться первым значило бы просто спугнуть тебя. И… не пойми неправильно, у меня были причины не признаваться первым.
Гониль только кивает, словно это что-то очевидное. Хотя в голове у него столько вопросов. Почему Чан ждал его признания? Это же… Ну, чёрт возьми, он и сейчас ни в чём явно не признаётся. Гониль вообще запутался. Почему-то его глупый мозг продолжает отрицать очевидное.
Отрицать не получается, только когда Чан тихо спрашивает, может ли он, а Гониль соглашается, даже не понимая, на что соглашается. Чану всё можно.
Чан прижимает его к дивану. Очень даже по-настоящему, фантазии Гониля никогда не были настолько реальными, чтобы отрицать происходящее. Потому что ощущения — точно не сон и не выдумка. Вполне реальные прикосновения к плечам, чтобы зафиксировать его на месте.
Настоящие прикосновения губ к губам, когда Чан целует его. И это хоть и не ощущается каким-то безумным взрывом фейерверков внутри или ещё как-то преувеличенно восторженно, но… Нет, Гониль себя обманывает, спустя время это именно так и ощущается. И если Чан вдруг прекратит его целовать, он обязательно попросит повторить, чтобы ощутить всё вновь.
Вновь почувствовать вкус губ, их мягкость и тепло, сначала нежные, а после напористые касания, движения, Гониль даже не пытается как-то перехватить инициативу, только слабо отвечает на поцелуй Чана, и, может, тот будет этим недоволен, но Гониль слишком потерялся в своих мыслях и восторге от момента, чтобы здраво соображать.
Чан всё же отстраняется, а Гониль только облизывает и так влажные губы.
— Земля вызывает Ку Гониля, приём, ты ещё со мной? — звучит в ушах голос Чана. Его хватка с рук пропадает, а Гониль наконец фокусирует на нём взгляд. — По такой реакции мне начинает казаться, что я делаю что-то не так.
Гониль не отвечает. Всё так Чан делает, его всё устраивает. Только мало. Поэтому он стремительно притягивает Чана обратно. Зарывается пальцами ему в волосы, тянет на себя и сам целует, потому что дорвался наконец-то.
Тянет его к себе ближе, так что оба уже на диване. Руки, внезапно смело, касаются широких плеч, спины. Гониль Чану вроде и совсем немного в массе уступает, но почему-то сейчас разница кажется ощутимой и огромной. Может, просто кажется.
Эта мысль не отвлекает от происходящего. Только подначивает прикасаться, исследовать, трогать. Целовать. Чан в ответ точно так же касается его. Горячие ладони под футболкой, прямо на коже, чувствуются чем-то совсем нереальным. Гониль вместе с этим лезет пальцами под вырезы его майки, крепче обнимая за спину. Чан шепчет, что давно ждал этого момента. Гониль признаётся в том же и снова целует. Насытится получится… не скоро. Получается, что не он один дорвался. Благо, у них есть вся ночь и завтрашний день.
Внезапно прикосновений становится больше, сильнее. Руками, губами, сопровождая тяжёлым дыханием и глухими, хриплыми стонами, тяжёлое тело на нём и искры возбуждения по всему телу. Последняя связная мысль, на которой ловит себя Гониль, что лучше бы стенам в общежитии оказаться с достаточной звукоизоляцией.
А потом все мысли занимает Чан. Чан, Чан, Чан. Его и только его с этого момента. Нежные касания грубыми руками, прикосновения к самым правильным местам. Жадный взгляд, с которым он встречается между новыми поцелуями. Слова Чана о том, что Гониль теперь его. И… кто он такой, чтобы спорить?
Одежда наконец оказывается где-то далеко, где-то не на них. Всё становится жарче, чувствуется острее, тела теснее друг к другу, голоса заполняют комнату.
***
Следующий камбэк случается с ними по расписанию. Вместе с этим, всё так же ожидаемо, все рекомендации Гониля во всех социальных сетях заполоняют их новые фотографии, восторженные отзывы фанатов и, самое главное — и немного тревожное, — комментарии о том, что их динамика на сцене словно изменилась. Гониль не замечает этого во время предзаписи и на фансайтах, но…
Даже друзья скидывают ему пару вырезок с выступлений, спрашивая, что это такое и как это понимать. А ещё там много вопросительных и восклицательных знаков.
Чан рассказывает, что в прошлом он первым признался Джисону, но их отношения не просто не сработали, между ними появились заметные напряжение и неловкость, когда всё прекратилось. При том, что тогда они ещё рассчитывали на дебют — оказывается, Джисон тоже был трейни, Гониль словно никогда не придавал этому факту большое значение и поэтому не осознавал его — это стало настоящей катастрофой для потенциальной группы. Конечно, не это привело к тому, что дебют не состоялся, а многие другие обстоятельства. Но теперь Чан элементарно боялся повторить опыт прошлого и, хоть думал, что видит чувства Гониля, вперёд не признавался, ждал его хода. Гониль при этом чувствует себя странно глупо, ведь сам не признавался просто от откуда-то взявшейся уверенности, что Чан по девушкам.
А ещё Гонилю приходится написать Джисоку спустя несколько дней с вопросом, кто кому всё же должен десять тысяч вон, потому что он так и не понял, как работает этот спор. Джисок ему толкового ответа не даёт. Только стикерами восторженными отвечает, поздравляет и уходит в молчание. Видимо, всё же Джисок ему должен.