Вечер — наконец-то под крышей, а не на земле — проходит мирно и спокойно. Тарен уже желает хозяевам доброй ночи, когда снаружи слышатся голоса, а потом в дверь начинают колотить так, что едва не сносят её с петель.

А снаружи доносятся не просто голоса — крики.

Дверь распахивается в тот миг, когда хозяин встаёт, чтобы запереть её покрепче, и на пороге появляется здоровенный заросший детина. За плечом маячит ещё один. Тарен сжимает зубы — эту братию не спутать ни с кем другим.

Бандит требует дань именем Рогача — «и с тебя, остроухий, тоже». Мол, раз он здесь гость, то должен выразить почтение владыке этих мест. Видал Тарен таких владык... в таких местах, что и сказать неудобно.

— Всё, что есть. Нет у меня ничего больше, — мрачно бормочет хозяин, пока Тарен нарочито неохотно собирается расстаться с кошельком, в котором лишь несколько медных монет. На самом деле денег у него больше, но кто же носит всё на виду?

А рисковать жизнями тех, кто его приютил, он не вправе.

— Как же так? — бандит качает головой, цокает языком и, прищурившись, смотрит в глубь комнаты, туда, где стоит дочь хозяина. И делает шаг внутрь. — Тогда придётся по-другому... Слышь, ты пока остроухого обыщи, врёт же как дышит.

Хозяин, по-звериному ощерив зубы, пытается загородить дочь собой, но жестокий удар под дых валит его с ног.

Бандит валится рядом: из глазницы у него торчит рукоятка ножа.

Пока второй, зажимая плечо, кричит, что на них напали, Тарен успевает захлопнуть перед ним дверь и заложить её брусом. Оглядывается на девушку, помогающую отцу подняться на ноги, и молча обещает себе, что каждый, кто сюда ворвётся — покойник.

В дверь ломятся, и она ходит ходуном; Тарен держит наготове кинжал. Рядом с ним встаёт хозяин. Он всё ещё пытается отдышаться, но топор сжимает привычно и крепко — и почти задорно подмигивает:

— Взяли бы, что дают, и шли бы миром, а?

Засов вырван с мясом, но брус выдерживает удары, и вскоре дверь перестаёт сотрясаться.

А через какое-то время внутрь просачивается дым.

Снаружи раздаются звуки боя; в окошко Тарен видит, что это деревенские не выдержали и решили дать бандитам отпор. А ещё успевает заметить рослую фигуру в шлеме с оленьими рогами — видимо, того самого Рогача.

Дым быстро густеет, разъедает глаза и лёгкие, не даёт дышать — и им остаётся только покинуть дом. Им везёт — в суматохе им почти удаётся добраться до святилища Эрастила. Почти.

Когда Тарен открывает глаза, он понимает, что лежит на земле; он видит сквозь темноту кроны деревьев в вышине и нависший над щекой лист папоротника. Потом — наклонившуюся к нему девушку с глубокой раной на щеке и её отца чуть поодаль. И вновь соскальзывает в беспамятство с короткой мыслью-осознанием: «Тут тихо. Живы».