По утрам в восемь часов, а особенно в воскресенье, то есть, сегодня, в отделе обычно стоит тишина. Работнички аки сонные мухи лениво вылезают в курилку ради своей утренней дозы никотина, жалоб и сплетен. Та малая некурящая часть скрывается в кабинетах со стаканчиками дешёвого дрянного кофе в руках.
Обычно.
Но не сегодня. Костя услышал чересчур жизнерадостный смех, честно говоря, в данном месте кажущийся несколько издевательским. Затянувшись сигаретой и спрятав пачку Беломора в карман, он пошёл к источнику звука. По вискам било от шума, не до боли громкого, конечно, но неприятного и давящего. Нескончаемого. Смех сменился словами, какой-то историей, так и хочется сказать «очередной». Но в смысл Костя не вникал: его тяжёлый даже в такое приятное прохладное Питерское утро взгляд остановился на мужчине лет тридцати пяти. Ни на секунду не задумываясь, Гром начал изучить этот неопознанный объект. Чёрное длинное пальто, идеально сидящее в плечах, по размеру, чёрная рубашка, без пятен и зацепок, по крайней мере на видной части, стильный галстук в тон. Брюки, опять-таки подшитые под рост, мужские туфли. Длинные волосы, уложенные чем-то, зализанные назад. Уже это как минимум напрягало, раз он здесь, значит, новый сотрудник, а не бандит. На второго похож больше. И откуда у него такая приличная, дорогая, подогнанная под параметры одежда? Костя мысленно делает себе заметку в голове – подозрительно, узнать.
Информации оказалось недостаточно и, затянувшись в очередной раз, он подошёл поближе, смешавшись с зеваками.
«Господи, да у этого чёрта даже галстук с выебонами – с тиснением», - проскочила мысль, после которой Гром усмехнулся. И продолжил пристально рассматривать.
Ухоженная борода. Кольца. Серьга в ухе. Приторно-сладкая сигаретка в руках, её запах доносился и раздражал Константина. Всё это делает его образ ещё более странным и вычурным для данного места. Костя думает, что надо бы…
– Доброе утро, Кость. Чего ты? – вырывает из мыслей Федя. Гром отвечает не сразу, не отводит взгляда от раздражающего объекта.
– Утра. Да так. Знаешь, кто это? – кивает в сторону неизвестного, переходит сразу к делу.
– Понятия не имею. А что? – посмотрел Прокопенко на новенького тоже. Он знал, что если его напарник что-то так хищно высматривает, то на это стоит обратить внимание. Правда, что при этом у него на уме угадать было невозможно, а делился мыслями Костя не всегда.
Голос мужчины громкий, но приятный, без подвывания и взвизгивания. Костя подмечает особенную манеру речи, басовитые протягивания гласных, заполнение пауз мычанием. Заикание. И рассказы его, кажется, о каких-то перестрелках, сопровождаются активной жестикуляцией, прямо с сигареткой в руках. Про себя Гром глумится, не боится ли этот модник таким образом прожечь себе недешёвый прикид? Всем видом, поведением этот привлекает к себе внимания и, судя по довольно роже, искренне наслаждается. У него словно бежит на лбу надпись «я самый пиздатый блять».
– Выёбистый. Лощёный. Как не отсюда, – хмыкает и морщится.
«Почему его это только волнует?» - удивляется про себя Фёдор, но решает промолчать.
– Пойдём, Кость. Надо криминалистов донять по поводу вчерашнего. А с этим ещё разберёшься.
Гром согласно кивает, как обычно не растрачивая силы на болтовню и, последний раз затягиваясь до самого фильтра, тушит сигарету и кладёт в жестянку, служащую здесь верой и правдой пепельницу. Уходит в отдел, краем уха улавливая голос восхищения: «Смирнов, ну ты даёшь!»
«Ага. Смирнов, значит».
Костя о своей пометке в голове прекрасно помнит, поэтому ловит момент подойти на перекуре. Вокруг уже не стоят коллеги без дела, он один и это явно шанс спросить, утешить своё беспокойство, найти ответы на пару вопросов. Замечает ещё издалека, как мужчина щёлкает напоказ своим красивым металлическим портсигаром и прикуривает от модной зажигалки. Театр для целого одного зрителя. Гром беззлобно усмехается. Хвастунов по жизни он видел много, но этот, стоит признать, в таком деле хорош. Идёт ему некая нескромность и несдержанность. Хорошо держится в образе, без суетных движений.
– Смирнов, значит? Я Гром. Константин Егорович, – представляется он, затягиваясь резко и долго, заполняя лёгкие. Сохраняет привычный серьёзный взгляд и без стеснения разглядывает дальше, желая найти какие-нибудь зацепки. Или улики.
Смирнов в ответ хитро щурится и улыбается. Слегка запрокидывая голову к чистому на удивление небу, не торопясь, едва разомкнув губы, выпускает сладковатый дым.
– Верно. С-Смирнов Юрий Романович, – копирует его манеру и смотрит в глаза.
– Откуда к нам пришёл?
Юрий только низковато посмеялся. Причём красиво, явно следит за тем, что и как говорит, произносит. И даже такое обычное, искреннее явление как смех, у него выходит каким-то рабочим, заученным, выверенным. Это вызывает у Кости только больше вопросов, а главное – подозрений.
– Из Москвы. Переехал. Ра-работать буду под прикрытием, – отвечает на ещё не заданные вопросы, прекрасно понимая, что они будут.
С одной стороны, Грому этот самоуверенный финт понравился, да и меньше пустых разговоров. С другой стороны, это ещё больше напрягало. Всех ментов учат – не говори лишнего. Если тебя спрашивают, знаешь ли, который час, то нужно говорить всего лишь «да». Этот работает под прикрытием, тем более должен уметь держать язык за зубами. Да и не вяжется как-то тренированный смех с банальной неспособностью промолчать. Значит, Костя такой предсказуемый? Или все уже миллион раз поинтересовались, спрашивая про это? Точно второе.
– Неплохо, – Костя курит спешно, быстро.
– На какие ещё во-вопросы мне ответить? А то это п-прожигание взглядом сму-смущает, – говорит, издеваясь, театрально наклоняя голову набок, – или так по-понравился, а сказать прямо с-слабо?
– У, какой, – отвечает, слегка нахмурившись, – разобью твои любовные надежды, но не понравился. Вот и рассматриваю так.
Гром думает, что такое вульгарное и развязное поведение, особенно в их консервативном коллективе, не приемлющим подобные шутки, до добра не доведёт. Но вслух не говорит. Уж это явно не его проблемы, и перевоспитывать взрослого мужика он не нанимался.
Юра, держа сигаретку между тонких пальцев, с нескрываемым наслаждением делает долгий неторопливый вдох. Держит внутри дым, чувствуя, как он расходится по дыхательным путям, лёгким, ласково ударят в голову, правда всего на несколько секунд. Кончиком языка касается губ – сладких от фильтра.
– Всё ещё в-впереди, – улыбка Смирнова не сходит с лица. С каждой фразой он старается всё больше узнать, прощупать границы дозволенного. И пока что ему нравится видеть, что во встречном взгляде не читается отвращение или презрение. Наоборот, кажется, новый знакомый заинтересован его острым языком и наглостью.
Они поговорили ещё, но недолго. Хотя справедливо ли говорить «они»? Это Юрий ударился в рассказы о себе, а особенно о своих впечатления на сегодня. Не забыл упомянуть, что Малыгин из отдела смотрит на него как на прокажённого и даже не поздоровался при встрече, хотя Смирнов ещё ничего ему не сделал, а Новиков, наоборот, чересчур лезет в личную жизнь, устраивая настоящий допрос, почему нет жены и детей в первые пятнадцать минут знакомства. Костя делает вид, что слушает его, проклиная сигарету, раздумывая, что сегодня она словно на зло заканчивается не так быстро, как обычно. Юре нравится, что его не перебивают, а потому пиздит без умолку спокойно, в любимой хвастливой манере, но, признаться, эмоционально, так что для Кости этот пиздёжь сливается в один белый шум. Для него в данном монологе нет ничего интересного, голова занята делом, работой.
Сигарета наконец заканчивается и Гром тушит окурок, найдя предлог уйти из курилки. Он кидает дежурное «до свидания» и разворачивается, намереваясь уйти, даже не беспокоясь, что о нём подумает новый знакомый, но новая выходка на минуту вытягивает из себя и собственных мыслей.
– А я ещё на с-свидание не соглашался, – натурально промурлыкивает Юра, восхищаясь своей подъёбкой. Костю должно это злить, но он только усмехается. «Вот же… Либо наглость твоя победит, либо мало не покажется. Посмотрим, как судьба с тобой обойдётся», – рассуждает про себя Гром.
Юрий тушит сигарету пальцами и этот жест не может не отметить Костя, находя причину, точнее, оправдание, почему не пытается скрыться в здании как можно быстрее, хотя хотел сделать это буквально минуту назад. Наблюдает дальше, а Смирнов, чувствуя взгляд заинтересованной публики в лице одного Кости, бросает окурок в мусорный бак с расстояния метр-полтора, а после радостно восклицает:
– Есс! Трёхочковый!
– А если бы не попал?
– Такого в моей про-профессиональной карьере ещё не б-было, – мастерски парирует Юрий, не думая не секунды. Крутит свои кольца, поправляя. Задирает рукав пальто, бросая взгляд на часы. Крупный металлический ремешок сверкает. Любит же… Красиво выглядеть даже в мелочах. И вкус у него есть, всё-таки стоит признать.
Из здания неожиданно выбегает Федя:
– Кость! Етишкин корень, вот ты где! У нас свидетель в себя пришёл, ехать надо, опросить, – выпаливает он, лишь после замечая в какой компании стоит напарник. Быстро соображая, что к чему, протягивает руку и всё так же на повышенных тонах продолжает, – Фёдор Иванович! Можно Федя.
Юра пожимает руку, слегка кивая, улыбка не сходит с лица.
– Тогда мо-можно просто Юра, – а сам глазами бегает от одного к другому.
Наконец отзывается Костя:
– Да я докурил. Поехали, – кивает головой в сторону выхода, мыслями снова с головой погружаясь в работу. Как хорошо, что Федя в их дуэте такой ответственный. И к криминалистам три раза за день забежит, спросит про результаты, а как появятся, позовёт. И сам в больницу позвонит с вопросами, пришёл ли кто в сознание, можно ли приехать, можно ли в отдел кого забрать. И с коллегами поболтает, узнавая, какое там настроение у Хмуровой, можно ли с просьбой подойти, стоит ли дурные вести рассказывать. Костя находит это всё полезным, но самому ему такое делать, во-первых, не хочется, а во-вторых, тупо не получается. Каждая его попытка «аккуратно что-то узнать» заканчивается тем, что работают здесь все на отъебись, начальница вообще нихуя в работе не понимает, бракуя отличные идеи, и всё это пусть не произносится им вслух, но написано на лице так чётко, что даже простой прохожий с нулевым эмоциональным интеллектом прочитал бы, причём вместе со всеми матами, стоящими вместо запятых.
Гром и Прокопенко коротко прощаются и уходят работать. Юрий остаётся в курилке один, размышляя, как такое место вообще может пустовать и вскоре уматывает сам.