Пальцы медленно и задумчиво проходились по белой, почти прозрачной поверхности, подмечая каждую неровность, шероховатость, мельчайшую трещинку, чтобы в следующую минуту недовольно отложить тарелку на место.

Сенджу Тобирама окинул блюдце критическим взглядом, досадно поджав губы. Кто бы мог подумать, что такое простое занятие — всего-то залить форму необходимой жидкостью — может вызвать трудности. Он помнил, как совсем недавно наивно выбирал стиль глазировки — Набешима или Кутани, встреченной за многочисленные путешествия по всеобъемлющей и великой стране Огня, забыв учесть, что опыта у него не было совсем.

Каждая неудача была сродни ножу в спину, прокрученному трижды по часовой стрелке. Может быть, он слишком придирчив? Та же Тока, сидевшая напротив, смело наносила кистью небрежные штрихи на своё творение, не обращая внимания на некоторую неопрятность в посуде. Сидя на своём месте, он уже видел, что её тарелка была далека от идеала.

— Вам вновь не нравится результат, Тобирама-сан? — под нос произнесла Тока, правильно подметив причину его молчания.

— Боюсь, так, — коротко ответил он, обратив внимание на уже неизвестно какую по счёту тарелку. Не стоило вспоминать про вазы, за которые он храбро взялся изготавливать, но каждая из которых была покрыта трещинами сразу после высыхания. Может быть, ему стоило начать с глиняных изделий? Можно было бы создать чашу для чая в стиле раку и подарить ее старшему брату.

— Не стоит так критично относиться к своим начинаниям, — задумчиво произнесла в ответ Тока, так и не подняв взор на собеседника.

За столько дней тесного общения она уже могла позволить себе небольшую дерзость, уверенная, что не будет наказана за это.

Тобирама медленно встал со своего места, прищурив глаза из-за яркого солнца, выглядывающего из-за окна, всё равно не греющего, пошёл в сторону полки, на которой уже лежали его неудачные творения. Они пылились там по одной единственной причине — Хаширама не желал их выбрасывать. Сам Тобирама был бы не против их и вовсе разбить, не хотя видеть.

Пока он тянулся, чтобы положить изделие поверх своего товарища, то почувствовал, как его живот коснулся тансу, в котором хранилось всё необходимое для такого сложного ремесла оборудование. За несколько недель на домашнем аресте Тобирама заметил некоторые изменения в своём теле. В первую очередь — бугорок в низу живота. Конечно, он понимал первопричину, но всё равно каждый раз чувствовал некое смущение и отторжение. Ему казалось странным, что никто не заметил этого, не начал смотреть подозрительно или насмешливо, не пустил слухи.

— Неплохая погода, верно? — вновь подала голос Тока, не желая затягивать уже надоевшую тишину.

Тобирама посмотрел вокруг, чтобы понять, что же натолкнуло девушку на такие мысли: по полу гулял промозглый ветер, солнце, видимо, успело скрыться за тучами, поэтому комната вмиг стала слегка мрачной и нагоняющей тоску.

— Вы могли бы устроить с кем-нибудь спарринг, — задумчиво произнёс парень, ни на что не намекая. Тока была на удивление глубоко принципиальным человеком, так что его редкие попытки уговорить её на тренировку провалились. Он видел, что девушка не понимает причины, не знает всего, но явно догадывается. Настанет день, когда Тобираме всё же придется рассказать ей обо всех обстоятельствах.

Конечно, он был бы не собой, если бы не попытался практиковаться самостоятельно, несмотря на запрет не только старшего брата, но и всего совета.

Он помнит, как совсем недавно рано утром собрался, дабы повторить уже приевшиеся ката, но большего не смог. Чакра, такая родная и любимая, не желала слушаться, так что идея практики Хирайшина была тут же отброшена, когда он не смог даже сконцентрировать силу в ногах, чтобы подняться по стволу дерева. Тобирама помнит чувство унижения, осознания, так что не желает повторяться, усвоив урок. Он чувствует, что чакра там, внутри, плещется и играет, чувствует, что способен её использовать, но почему-то не получается, почему-то не слушается, не можется, и это невероятно тяготит.

— Мне нравится проводить свободное время с Вами, — прервал его мысли женский голос, заставив усмехнуться, — Всяко лучше, чем сидеть на посту без дела, — уже недовольно пробурчала Тока, явно испытывая досаду, что не может провести будний день «интереснее». Тобирама надеялся, что её досада ограничивается желанием поспарринговать, а не тем, что она привыкла жить войной. Может ли быть, что кланы против мира лишь по той причине, что не могут представить каково это — жить в мире?

— В таком случае, мне жаль говорить об этом, но мы вынуждены устроить перерыв. Старший брат ожидает встречи, — сказал Тобирама, следя за тем, как девушка без всякой досады убирает за собой.

Направляясь в сторону знакомых комнат, он чувствует, что за ним следуют, но не обращает внимания, так как уже привык. Ощущение наблюдения было всегда, но в последнее время стало излишне навязчивым. Ему следовало серьёзнее заняться тренировками Сенджу, учитывая их плохие навыки в разведке, иначе это могло бы привести к плачевным последствиям.

К тому же, с начала своеобразного домашнего ареста брат не прекращает звать к себе, иногда надоедая этим. Его поведение было странным — задаривая презентами, тот чаще уходил на миссии, из-за чего их общение ограничивалось парой тройкой коротких разговор, половина которых была о погоде, чае и вопросами о том, понравился ли Тобираме недавний подарок.

Коридоры, знакомые уже не за счёт того, что он рос в этой обстановке, а скорее потому, что ходит здесь каждый день, бесконечно раздражали своей безликостью.

Плотное сёдзи бесшумно отодвинулось, открывая вид на внутренний сад, в котором уютно устроился Хаширама. Его хобби — разведение цветов — хорошо сказывалось на состоянии фамильного палисадника, который с недавних пор зацвёл сильнее, чем когда-либо за многие поколения Сенджу. Тобирама не мог прекратить восхищаться талантом брата.

— Иди сюда, — спокойно произнёс Хаширама, мило улыбаясь.

Младший спокойно шёл по дорожке, расслабляя спину, только сейчас обратив внимание на внешний вид — не испачкался ли он случайно.

— У меня есть для тебя подарок, — с такой же улыбкой, словно приклеенной к лицу, произнес брат, доставая из длинного рукава небольшую коробочку. Открыв её, он продемонстрировал Тобираме четыре банки, наполненные чем-то. — Это краски, — пояснил Хаширама, — Я слышал, что ты каждый день практикуешься в создании фарфоровых изделий, поэтому решил подарить что-то практичное, — младшему не приходилось задумываться, от кого же Аниджа слышал подобное, так что он просто вежливо кивнул, принимая подарок.

Солнце, что раньше пряталось за неплотными облаками, время от времени выглядывало, даря надежду на тепло. Растения тянулись к нему, наслаждаясь светом и уютными лучами, пчёлы, жужжавшие всё лето, сейчас лишь слабо давали о себе знать, цикады же наконец замолчали, дав людям отдохнуть от их пронзительного пения.

Несмотря на всё вышеперечисленное, которое словно склоняло к чувству уюта и некоторой ностальгии, Тобирама не ощущал ничего. Рядом сидел дорогой старший брат, наконец обративший на него внимание, столь необходимое, когда тот был совсем ребёнком, но сейчас слишком назойливое, кричащее. Младший наследник ощущал себя тираном, заставляющим свой народ подчиняться, но в то же время недовольный этим, поэтому не знал, что делать. Тошнота то накатывала, то отступала, раздражая неопределённостью.

Хаширама в это время молчал, непривычный и чужой, ожидающий чего-то, что могло бы спасти неловкое молчание между ними, наконец осознав, что одни и те же темы для разговора в какой-то момент могут стать неинтересны.

Каждый в какой-то момент открывал рот, чтобы что-то сказать, но так и не продолжал, словно не зная, каких слов подобрать, дабы другой был доволен.

А мир в это время шёл тем же темпом, не обращая внимания на душевные терзания родных людей. Солнце всё так же слабо светило, насекомые всё так же давали о себе знать тихими звуками жужжания.

Решив, что даже в тишине можно неплохо провести время, Тобирама сохранял молчание, дав себе некое разрешение на любование окружающим миром. Может быть, ему стоило начать писать хайку вместо того, чтобы мучаться с фарфором? Вполне может быть, что из него вышел бы неплохой Мацуо Басё^{- поэт, сыгравший большую роль в становлении поэтического жанра хайку} нового поколения.

Усмехнувшись мыслям, он прислушался к окружающему миру, приметив быстрый топот чьих-то ног, явно направляющихся в их сторону.

«Вот и моё спасение!», — почти услышал он мысли своего старшего брата.

— Наследник-сама! — раздался громкий голос, заставив слегка вздрогнуть от неожиданности, — На границе! Напали! Никого нет, рук не хватает!.. — раздавались короткие возгласы эмоционального человека. Тобирама не был уверен, кто конкретно перед ним стоит, лишь то, что парень перед ним — Сенджу.

Хаширама, вскочившись в ту же секунду, хотел было двинуться в указанном направлении, но осёкся, почувствовал ладонь Тобирамы на своей руке.

Взглянув вопросительно, он остановился в ожидании.

— Я пойду с вами, чтобы помочь. В течение последнего месяца все шиноби распределили силы по всей территории клана, так что подмога может запоздать. Мои способности лишними не будут, — спокойно произнёс Тобирама, смотря на брата снизу вверх. Он видел сомнения во взгляде старшего, но также понимал, что полностью прав, вспоминая недавний разговор с Токой.

Вглядываясь в его лицо, ожидая ответа, младший испытал по-детски сильную радость, заметив наконец кивок, дающий разрешение.

Вместе направляясь в комнаты, стремясь быстрее переодеться в доспехи, они не обращали внимания друг на друга.

Младший наследник осознавал глупость принятого решения, так как помнил провальную попытку устроить тренировку, но никто ведь не заставляет его рваться в бой, на передовую. Достаточно помогать остальным, поддерживать темп, так что всё могло пройти вполне себе спокойно.

Приятная тёмная ткань грела, прилегала в необходимых местах, не мешаясь, но в то же время притягивала взгляд на живот, что непривычно выделялся на фоне тела. Приняв решение использовать хенге, чтобы сражаться было удобнее, он сосредоточился на себе, всё время подгоняя, уверенный, что каждая секунда на счету.

Сделав глубокий вдох, Тобирама попробовал успокоить своё сердце, чтобы прекратить отвлекаться. Прислушиваясь к чакре, он словно снова проделывал дорожку, ведущую в нужное русло.

Превращение в прежнее тело требовало большей концентрации, чем изначально хотелось бы, ненароком созревал вопрос: «Смогу ли я перевоплотиться во что-то более сложное?». Решив не заострять на этом внимание, он быстро надел доспехи, которые привычно крепились сбоку, позволяя большую свободу действий.

Теперь Тобирама был готов, что бы его не ожидало.

Несмотря на тошноту, небольшое истощение и непривычную настороженность без повода, он уверенно держал темп с соклановцами, наблюдая за действиями Хаширамы — своеобразного лидера вылазки.

Бой начался так же, как всегда — обе стороны обозлены и готовы безжалостно убивать друг-друга. Тока держит фланг, так как является наиболее стойкой куноичи, Хаширама рвётся вперед, сражаться с Изуной, в то время как Тобирама отвечает за оборону тыла.

Он пропустил несколько очевидных, но слабых ударов, всё равно стойко держась, не обращая ни на что внимания. Ему было всё равно, что могут подумать окружающие о его подготовке, так как был уверен: то, что он делает сейчас — максимум, на что способен его организм, к великому сожалению хозяина.

Пейзаж вокруг быстро сменялся, окрашиваясь то кроваво красными, то зелёными оттенками, так или иначе отдавая голубым. Промозглый ветер же был неизменной постоянной, константой, что сопровождала каждого жителя страны Огня с начала заморозков. Приближалась зима, а конфликт между кланами не хотел утихать, хотя это происходило перед каждым сложным месяцем календаря.

Учиха Изуна сражался на удивление расслабленно, несмотря на то, что его противник — Сенджу Хаширама. По какой-то странной причине всё вокруг казалось иррациональным, слишком лёгким и простым. Оборачиваясь на закадычного врага — Тобираму — он не понимал, почему тот так глупо ошибается во время боя. Нет-нет, но совсем скоро его могут ранить.

«Странно, очень странно», — именно такие мысли посещали ум младшего наследника клана Учиха. Было необходимо донести до остальных благую весть — кажется, клан недругов начинает слабеть. От голода ли, от холода — неважно.

За последний месяц единственный серьезный соперник, с которым они сражались, есть и был Хаширама. Его брат по неизвестной причине не рвётся в бой, разведка не может ничего выяснить по простой причине, которая кроется в усилении охраны на границах. Скорее всего, тот чем-то болен? Чем-то серьёзным, раз позволяет себе выйти на передовую только сейчас, когда Учихи претендуют на плодородные земли, вечно переходящие от хозяина к хозяину.

Конечно, Изуна и его соклановцы не нуждались конкретно в этой территории — операция изначально задумывалась для проверки состояния наследника клана.

Теперь, когда сомнений не осталось, важно было как можно быстрее закончить бой, передать своим полученную информацию и придумать, как можно воспользоваться буквально подаренной форой.

Громко объявляя команду отступить, Изуна следит за тем, как его клан возвращается обратно в свои владения, проиграв бой, чтобы в будущем выиграть войну.

Ожидание сбора Совета казалось слишком головокружительным, душа младшего брата Мадары наполнялась до краёв каким-то глупым чувством, похожим на триумф. Он знал, что не стоит надеяться, что именно сегодня, именно на его веку Учихи наконец одержат победу в многовековой войне, но ему почему-то казалось, что странное состояние Сенджу Тобирамы в этот раз не просто даст немного времени для манёвра, но и изменит историю вражды. Конечно, мысль была по-детски глупой, но разве не может он радоваться смерти врага? Младший наследник за столько лет успел нанести ему немало ущерба, напонимая об этом каждый раз, оставляя шрамы по всему телу.

Потихоньку комната наполнялась людьми, которые без всяких прелюдий направлялись в свои привычные места. Вот справа от отца, после Мадары, сидит Кадзуёси-сама — пожилой мужчина, чьи тёмные волосы не испортила седина, всегда сопровождающий главу на правах самого старого и мудрого, слева, рядом с Изуной, Тэсуку-сама, когда-то бывший его сенсеем. Круг замкнули Ёсимаса-сама и Хисахито-сама.

Воодушевлённый, младший наследник уже был готов начать говорить, но быстро осёкся, чтобы прийти в себя, иначе уверен — голос прозвучал бы слишком высоко, как у совсем молоденького парнишки, встревоженного женщиной.

— Наши подозрения оказались верны: клан Сенджу слабеет. Предположительно Сенджу Тобирама — младший сын Главы — болен проказой, так что не в состоянии принимать активное участие в бою.

В ответ ему донеслись довольные смешки, заполняющие комнату резко приобретённым хорошим настроением.

— Нам следует этим воспользоваться, — подал голос Хисахито-сама, поправляя свои иссиня-чёрные волосы, больше говоря для привлечения внимания, так как всем и без того было ясно, что новость было необходимо использовать в своих интересах, — Что насчёт мирного договора? — ухмыльнулся он.

В ответ молчание и недоумённые взгляды со всех сторон. Так бы всё и продолжалось, так как было видно, что мужчина не планировал продолжать, как вдруг послышался голос его друга и верного товарища по оружию:

— Хотите как можно дольше тянуть время, отвлекая переговорами? — спросил Ёсимаса, начиная что-то понимать. Хисахито кивнул, намекая продолжить мысль.

— Зачем же нам это? Ждёте, что Белый демон умрёт? — довольно резко подал голос Мадара, — Вместо этого мы можем убедить Сенджу, что договор необходим для них. Что-то вроде взаимопомощи.

Где-то в саду, вид на который открывался из комнаты, зажужжала пчела, такая же раздражённая.

Тадзима взглянул на своего сына, услышав это. Он знал, что может доверять ему, понял это ещё давно, на берегу реки, когда тот выбрал семью вместо мечты, так что мужчина был готов послушать и его предложение.

— Можем начать давить, утверждать, что знаем о состоянии наследника, даже предложить наших врачей, — активно начал говорить Мадара, воодушевившись тем, что всё внимание в помещении принадлежит ему.

Он увидел скептический взгляд Изуны, понял, что, убежав вперёд, навстречу мечтам, забыл, что окружающие его люди были настроены против полноценного мира.

— Мирный договор не означает, что мы будем обязаны целовать друг другу ноги. Торговое соглашение — вот что может вытечь позже, там уж и до мира с кланом Узумаки недалеко, — примирительно произнёс Мадара, пытаясь передать свою точку зрения, не замечая, как начал говорить несколько грубые вещи, что не пристало хорошему политику.

«Тот случай у реки», как его называют отец и брат, сильно повлиял лишь на участников происшествия. Остальные члены клана ничего не знали, не предполагали, что их наследник — предатель. Страшно представить, что бы случилось, прознай они об оппозиционных взглядах Мадары. Отречение? Казнь? Сейчас, задумываясь об этом, он понимает, что и Сенджу вряд ли знают о его своеобразной прошлой дружбе с их будущим главой.

— Даже если так, — начал недовольно Изуна, — долгие годы вражды просто так не стереть. Мы не можем доверять им так же, как они не могут нам.

— Мысли о договоре посетили нас лишь после того, как мы осознали, что сильнее Сенджу, — тут же согласился с мнением Изуны Тэсуку. Мадара в этом даже не сомневался, ублюдок слишком сильно повлиял на мировоззрение своего ученика, из-за чего младший брат не желал идти на компромисс со своей роднёй, придерживаясь консервативных взглядов сенсея.

Задумчиво хмыкнул Кадзуёси-сама. «Вот чёрт»,— дела Мадары шли совсем плохо, Совет не желал даже подумать над его идеей. Слабо повернувшись в сторону отца, он посмотрел с некой надеждой, ожидая чего-то неизвестного.

Несколько месяцев продолжалось его неясное состояние, из-за чего он не мог, как обычно, начать громко возражать и возмущаться, показывая темперамент. Странные сны, странное состояние, абсолютно всё в теле Мадары было странным, наполненным чувством чего-то упущенного.

— Слабость Тобирамы ещё ни о чем не говорит. Все помнят недавнюю технику? Полклана ослепило на краткую секунду, — недовольно пробурчал Хисахито-сама, оскорбленный, что его идею критиковали.

— Изуна-кун до сих пор не может описать, что видел, хотя всё происходило буквально перед его глазами! — воскликнул Тэсуку.

Солнце светило сквозь облака, редким лучиком проходясь по татами, ветер потихоньку начинал завывать. Всё было точно таким, как было всегда, но Мадару всё равно не отпускало это загадочное ощущение.

— Имея плохое начало, мы можем дойти до хорошего конца. Задумайтесь о словах наследника, — наконец высказался Тадзима, — новые торговые пути не помешают. Мы могли бы на время закончить военные действия для накопления сил, — хотел было закончить он, как заметил, что Хисахито хочет возразить, — Конечно, это также даст возможность и Сенджу восстановиться. Но подумайте, что мы можем дать? Они — новые знания о медицине и сельском хозяйстве, мы — деньги. Наши почвы не так плодородны, умения ограничены. Если бы не поддержка даймё, клан Учиха был бы стёрт с лица земли! — не выдержал Глава. Вздохнув, он продолжил, — Нам в самом деле нужен перерыв, — вынес вердикт мужчина.

— Всё, что мы можем сделать — предложить мир. Следует понимать, что Буцума-сан не настроен даже на передышку, не говоря уже о мирном договоре, — медленно и скрипуче произнёс Кадзуёси, — Можете рискнуть. Посмотрим, к чему же это приведёт, — в глазах его отсутствовал огонёк интереса, как и у любого старого человека, ожидающего свою смерть, ставшей подругой за долгие годы опыта шиноби.

Окончание странных переговоров на этом закончилось, выпав в душе в виде диковатого осадка, мешающего в полной мере насладиться результатом. Обе стороны, словно противоборствующие, остались так же правы, как и нет, так что единственный оставшийся способ перетянуть ситуацию в свою сторону — принять участие в написании письма с предложением договора. Как-никак, никому не известно, что конкретно должно быть написано в тексте, на сколько добродушными необходимо быть и как переубедить противника не закрыть свиток после первых же строчек. Мадара понимал, что должен поспешить поговорить с отцом на эту тему, но вместо этого сидел без сил. Политические интриги выматывали не хуже качественных тренировок, высасывая всё желание, как комично выражается Изуна, жить.

Мироздание не колыхнулось под тяжестью плохого настроения клана Учиха, облака плыли в том же темпе, совсем слегка подгоняемые ветрами, цветы пели свои предсмертные мелодии, ожидая, когда осень увереннее встанет на ноги, а Мадара вместо этого старался подобрать слова для переубеждения родителя.

Их диалог казался чуждым, словно вёлся не от его лица, фразы, выговариваемые им, отскакивали от стен незнакомым эхом, лицо отца менялось в оттенках неведомых эмоций.

Мадара не помнит точно, к каким выводам они в конечном счёте пришли, знает, что был доволен результатом. Вроде как, они пришли к тому, что в письме изложат лишь сухие факты, не вдаваясь в подробности причин резкого мирного предложения, но, по просьбе Мадары, сделают это максимально дружелюбно. Так, как могут только Учихи.

Молодой сокол летел в сторону Сенджу, держа в лапах небольшой свиток, от которого одновременно зависело всё и ничего. Либо переговоры начнутся, но закончатся так же, как и у их праотцов — отказом, либо мир заключат лишь на кратковременный срок, как то было у тех же праотцов, либо же у старых друзей появится шанс воплотить мечты в жизнь. Все понимали, что опасаются зря и ожидать странных действий со стороны Сенджу Буцумы не стоит, но, так или иначе, оставляли место у себя в мыслях для сочинения речи.

Казалось, что Сусаноо вновь разозлился, из-за чего чувствовался запах шторма. Птица активно двигала крыльями, пытаясь быстрее добраться до пункта назначения, натягивая мышцы на киле.

Здание, которое лишь слегка отличалось от остальных, несильно привлекало внимание, но любому было ясно, что именно здесь проживает глава со своей семьёй.

Пикировав, сокол остановился напротив открытого окна и принялся громко извещать о своём прибытии. Послышался тихий топот ног, спешно направляющихся в его сторону.

Тобирама встретил нежданного гостя непонимающий взглядом, несколько встревоженным. Осмотрев птицу, он забрал свиток, который тот принёс, и отпустил восвояси.

Знак Учиха знакомым узором омрачал посылку, предвещая очередной долгий разговор. Направляясь в сторону пресловутого кабинета, Тобирама пытался предугадать, что же могли написать неприятели, ожидая лишь плохой исход.

Находясь дома, несмотря на сегодняшнюю вылазку, он понимал, что стал несколько послушнее, чем раньше. Возможно, причина крылась в его нелюбви к нахождению в четырёх стенах. Тобирама чувствовал себя заточенным, ограниченным в правах, так что старался вести себя настолько покладисто, насколько это возможно, дабы отец хотя бы задумался над тем, чтобы смилостивиться.

— Учихи отправили свиток, — произнёс он тихо, сразу, как зашёл в кабинет. Короткого взгляда хватило, чтобы понять, что пора созывать Совет, несмотря на поздний час, пока Буцума читает текст.

Понадобилось на удивление много времени для того, чтобы бывалые шиноби собрались. Позже всех прибыла Одзава-сама, нарочито громко жалуясь на свои годы. Они сидели в темноте, окрашенной несколькими свечами, из-за чего ситуация приобретала несколько мистический шарм, ожидая слов главы, чей взор соответствовал обстановке.

— Клан Учиха послал нам предложение о мирном договоре, — начал Буцума. Реакция была мгновенной: Хаширама — единственный — слегка приободрился, остальные же помрачнели.

— С чего это вдруг? — резко спросил Фурукава-сама, недовольный и слегка нервный, из-за чего его пальцы барабанили по столу.

— Недавно на защиту границ отправился Тобирама-сан, — сказал Фукуда-сама, не поддаваясь панике своего отца, — Вполне возможно, что они сочли наш клан слабым, поэтому решили воспользоваться подобным, — во взгляде его сквозило брезгливое отвращение к недругам, которые вели себя, словно косатки.

Хаширама, имеющий собственную точку зрения по этому поводу, хотел вставить слово, но был прерван:

— Никчёмная попытка, — лениво произнесла Мидзуно, накручивая прядь, — нам следует опасаться за Тобираму-куна. Мало ли что они могли заметить своими глазами, — сладко произнесла она, даже не взглянув в стороны «Тобирамы-куна», который сначала покраснел из-за фривольного обращения, а после побледнел, представляя, какие последствия могли следовать за подобным открытием.

— Очень маловероятно! — воскликнул Хаширама, воспользовавшись тишиной, — В клане Учиха нет благословённых, скорее всего, они даже не знают, что подобное чудо возможно.

— Верно, — заискивающе протянула Одзава-сама, — Почему бы нам не воспользоваться их незнанием? Честно получается!

Восприятие честности у этой женщины было извращённым, диким. Старушка сама по себе имела репутацию странной чудачки, но никто не мог забыть её достижения или пренебречь тем, какой вклад она внесла своими идеями.

— Вы предлагаете на мирные переговоры послать наследника? Если нападут — предъявим претензии, — аккуратно произнёс Итто-сама, не веря в собственные слова.

Обстановка приобретала новые краски, отдавая детской наивностью. Члены Совета словно играли, кидая наживку, чтобы после напасть, предлагали глупые идеи, наплевав на логику.

— На встречу подобного рода посылают Глав, без посредников, — настороженно произнёс Хаширама, предчувствуя плохой исход.

Тобирама молчал, словно прямо сейчас не решалась его судьба, словно не его хотели использовать в качестве приманки. Он чувствовал, как кровь громко течёт по венам, вспоминал, как по ночам просыпался из-за удушья, и паниковал. Паниковал, как травоядное пред хищником, готовящимся к нападению. Отец, решивший что-то и готовый произнести вслух свои мысли, вполне подходил на роль какого-нибудь волка.

— В таком случае, нам стоит начать готовить речь. Не можем же мы опозориться пред Учихами, придя без всяких требований.

— Игра не стоит свеч, — уже зло произнесла Мидзуно-сама, забыв про свою роль кокетки, — Хотите пройти долгий путь переговоров лишь для того, чтобы впустить своего сына в логово змей?

Ненужная бравада женщины неожиданным образом сыграла на струнах души Тобирамы. Ему было ясно, что куноичи хотела воспользоваться тем, что он является ребёнком Главы, чтобы надавить на жалость, но вместо этого встретила стойкую стену. Однако именно это наконец раскрыло ему глаза: в этом клане небезопасно. Небезопасно в первую очередь детям, которых безжалостно отправляют на войну, которых готовы использовать в собственных целях.

— Никто не говорил, что мы собираемся всерьёз играть в эту игру, — твёрдо произнёс Глава, недовольный тем, что его суждения сочли глупыми, — достаточно одной встречи. Учихи слишком гордые, так что любая мелочь, ущемляющая их права, будет плохо воспринята, — он повернулся в сторону Тобирамы, — и ты этим займёшься. Напиши такой договор, который будет удовлетворять нашей идее.

Каждое слово было сродни предательству. Тот, кому поручили выполнить такой мерзкий приказ, кажется, разочаровывался всё больше и больше.

— Зачем? Зачем всё это, отец? — не выдержал Хаширама, — Это глупо!

— Учиха Тадзима счёл нас глупцами, решив, что мы не заметим, как они хотят воспользоваться тем, что Тобирама-сан ослаб. Мы обязаны им ответить, — твёрдо произнёс Фукуда-сама, защищая честь Главы, в душе сетуя на глупость Наследника.

— Что, если они согласятся на наши условия? — вдруг подала голос Одзава-сама. Заметив недоуменные взгляды, она воскликнула, — Мы должны рассматривать все варианты исхода событий!

— Нам же лучше, — ответил Буцума, объявляя тем самым конец переговоров.

Большинство ушло довольными. Быть может, они радовались тому, что могут наконец пойти спать, может, их позабавила игра, которую задумал Глава клана.

Хаширама был хмур, но на удивление расслаблен. Он не сомневался в своём брата, был более чем уверен, что просьба отца будет проигнорирована, так что Тобирама сочинит нечто двоякое лишь с первого взгляда, если подобное вообще возможно.

На самом деле, если шатену не изменяет память, у его младшенького уже были какие-то заготовки мирного договора, которые тот нашёл совершенно случайно, когда ворошил чужие вещи в поисках уже забытой мелочи. Словами не передать, как он был доволен, найдя материальное подтверждение тому, что брат всё-таки на его стороне.

Рывок в сторону, спровоцированный кем-то, обескуражил. Оборачиваясь, Хаширама увидел уже упомянутого Тобираму, который выглядел странно настороженным.

— Отото! Надеюсь, ты понял, что мы можем воспользоваться моментом? — радостно, но тихо произнёс Хаширама, уже начиная объяснять свою затею.

— Стой, — мрачно сказал Тобирама, перебивая старшего. Он начал путь в свою комнату, желая некоторого уединения, устав от ощущения слежки. С одной стороны, Тока должна была быть у себя дома, спать, с другой — собрание только закончилось, так что вполне ожидаемо, что некоторые её члены остро обращают внимание на его персону.

— Так вот, — быстро произнёс старший, как только зашёл в комнату, просто застыв на пороге, — мы должны...

Тобирама схватил его за обе руки, вынуждая зайти глубже в комнату, сесть наконец, помолчать.

— Я не хочу обсуждать эту тему перед сном, — произнес он наконец, объясняя свои странные действия, — Поговорим о чем-нибудь ещё.

Ответом ему был недоуменный взгляд Хаширамы, которого застало врасплох предложение. Несколько скованно кивнув, он продолжил сохранять молчание.

Вздохнув, Тобирама начал говорить:

— Я слышал, что Хатаке любят подбирать сирот и воспитывать в соответствии со своими устоями.

— Ну, Сенджу тоже любят так делать, — примирительно сказал Хаширама, аккуратно протаптывая безопасные шаги по пути к своему брату, который выглядел, как напряжённый ёж.

— Именно поэтому у меня есть к тебе просьба, — не обращая внимания на слова старшего, продолжил Тобирама, — Ты знаешь, что через несколько месяцев станешь дядей. И, чтобы быть хорошим дядей, ты должен выполнить одну единственную вещь — отдать ребёнка Хатаке.

— Что? — со смешком произнёс Хаширама, забавляясь выбором слов, — Совсем скоро нас ждёт мир. Не стоит переживать без повода. Ты напишешь нужный текст, и он получится настолько хорошим, что переговоры будут вестись так долго, что отец успеет трижды умереть, — смеялся он.

Тобирама кое-как сдерживался, чтобы не закатить глаза. Ему хотелось крикнуть в лицо брату «Ты не можешь заставить людей жить в мире!», но вместо этого он решил подыграть.

— Верно. Ребёнок лишь будет мешать.

Разговор начинал раздражать. Наследник клана Сенджу не понимал, как можно говорить подобное о подарке Богов. Не понимал также, почему младший брат требовал, чтобы нечто настолько ужасное сделал именно Хаширама.

Внезапно его посетило осознание. Неужели Тобирама считал, что не выживет? И неужели считал, что умрёт прежде, чем увидит своего сына?

Мысль поражала своей жестокостью и реалистичностью. Хотелось заткнуть весь мир, чтобы тот не шёл настолько быстро в направлении беспощадного будущего, которое не сулило ничего хорошего.

— Да... Ты прав, — наскоро согласился Хаширама, уже зная, что нагло врёт.