Глава 18. Эпилог

Снова дорожная пыль, и снова резвые кони несут их по городам и весям. Им долго пришлось привыкать заново к тому, что от них самих осталась ровно половина. Немного спасало только то, что они были друг у друга, и это давало хоть какую-то опору. С момента ухода змеев пришлось привыкать заново жить, как обычными людьми. Когда чтобы развести костёр, ночуя вне постоялого двора, требуются усилия, когда нельзя в случае опасности получить абсолютную защиту и нужно полагаться только на меч и смекалку. Первую ночь они провели без сна, до звона в ушах вслушиваясь, пытаясь уловить хоть что-то помимо обычных звуков. От этой тишины оба готовы были лезть на стену, до утра обнимая друг друга и пытаясь успокоить тем, что так и должно было случиться. И им самим и змеям так лучше. Безопаснее. Правильнее.

Дни летели, и обоим казалось, что они просыпаются от долгого яркого, такого живого, но теперь закончившегося сна. Реальность требовала внимания — Конунг вновь собирался на встречу с теперь уже Императором Чэном. И обсудить должны были сразу несколько новостей. Первой и, наверное, самой радостной, было известие, что Император просит у Конунга руки его дочери, Мейлинь, а согласие самой Мейлинь им уже получено. Из переписки, которую Тянь зачитывал Гуань Шаню, понять, что там происходит на самом деле, было сложно. Писалось с явным расчётом на то, что всё это будет прочитано не только адресатом. И всё же, для принца было очевидно, что это не только политический союз. Основную причину такого брака понимали все, а о том, как именно сложились отношения у дочери Конунга с Чэном, можно будет узнать только у него самого, когда они уже вскоре встретятся.

Тянь ждал этого, за год он успел соскучиться по брату, по дому… Несмотря на статус «заложников», сидеть «в подвале на хлебе и воде», как и обещал Конунг, не приходилось. Большую часть этого года они провели, как ни странно, со своим старым отрядом. Магистр Ордена совместно с Конунгом развернули деятельность по поиску «мирного» применения сил змеев и маявшихся от безделья рыцарей. Часть хирдов была распущена по домам, чему воины и их семьи были несказанно рады. Часть — переброшена на восточные границы, чтобы показать степнякам, что соваться к ним не стоит. Потеряв часть Орды во время кратковременного набега, они поостыли к идее связываться с Нейксгардом и исчезли так же быстро, как и появились. Но на случай повторных попыток в восточных крепостях продолжали стоять усиленные гарнизоны.

И всё же, части рыцарей было больше некуда приложить свои силы. Вот о них-то и решили «позаботиться» премудрые правители. Работы было много, особенно в отвоёванных областях. Оказалось, что змеи с не меньшим удовольствием, чем в битвах, участвуют в стройках, разборах завалов, орошении и подготовке полей… Да и многие рыцари были рады сменить род деятельности, чтобы не сидеть без дела на заставах, и, засучив рукава, работали за десятерых везде, где могли пригодиться. Не всех, понятное дело, устраивало такое. Некоторые отправились в Небесные горы, а вернулись уже одни… или не вернулись вовсе. Всё же переменчивый характер змеев не изменился, и опасность оставалась столь же реальной, как и раньше. Получить согласие на добровольное расставание удавалось далеко не всем.

Гуань Шань не сразу признался, отчего с таким упорством напрашивается в любое новое место, а стоило там появиться, норовит сунуть нос в любой угол.

— Понимаешь… я всегда хотел встретиться с матерью. То есть, я её и не помню почти. Всё, что знаю — то, что рассказал мне брат Цю. Что тоже рыжая, зовут вроде бы Дейю, тогда молодая была… красивая. Повезло, что именно он к ней вышел, когда… — Гуань Шань помолчал, но Тянь слушал внимательно, не торопя его, — … когда она привела меня и оставила в храме. Говорит, и я и она были худые и оборванные. Ему ещё долго приходилось следить, чтобы я не пытался стащить еду — мне же потом было плохо, но я норовил проглотить всё съедобное, что попадалось на глаза. Впрочем, я не один такой был. И в храме кухня накрепко запиралась всегда. Кто-то из наставников следил, чтобы мы за еду не дрались. Те годы были особенно тяжёлые. Мама сказала, как меня зовут, так что мне повезло знать, как меня назвали родители. Об отце я совсем ничего не помню, да и не важно это уже. Мне бы найти её. Сам не очень понимаю, зачем. Просто всегда хотелось ей сказать, что я… ну, жив. И стал рыцарем. Хотя теперь уже и не рыцарь, наверное.

Он отвернулся, и было видно, как он сжимает свои покрытые пятнами давно заживших ожогов руки. Тянь знал, что в такие моменты не нужно было к нему лезть, лучше дождаться, пока он справится с чувствами сам и продолжит:

— Может, глупо.

— Совсем нет. — Тянь подумал, что тоже хотел бы увидеть маму снова. Чтобы она узнала, каким он вырос. Познакомить её с Шанем. Он действительно был горд человеком, который согласился делить с ним жизнь. Они через столько всего прошли вместе. Теперь уже не было ни малейших сомнений в том, что чувства, которые согревали их, были настоящими. И не имело значения, чем это было с самого начала. Он любил своего спутника и собирался прожить с ним всю жизнь, деля радости и горести, как обещал в Обители. — Давай подумаем, где и как лучше искать. Можно попробовать поговорить с Магистром, храмы есть во многих городах, может быть, есть какой-то способ? И ещё… скоро год истечёт. Ты бы хотел остаться здесь или вернуться в Империю, если нас отпустят?

Этот вопрос долго висел между ними невысказанным. Пока у них и выбора не было, но однажды же он появится? Если состоится свадьба между Мейлинь и Чэном, возможно, надобность в них, как в заложниках, отпадёт? Тогда они будут вольны отправиться куда угодно.

Помимо всего, это открывало следующий вопрос: а как именно они будут жить? В силу своего положения оба привыкли к тому, что не нуждались в деньгах, месте, где жить, и не задавались вопросом, что будут завтра есть и чем заниматься. Всё это было решено за них. Но сейчас стоило подумать об этом заранее. Вернувшись в Империю, Тянь наверняка влился бы в привычную дворцовую жизнь, приняв на себя часть обязанностей Чэна. И для него это было бы самым простым выбором. Да и для Гуань Шаня дело нашлось бы… пусть это и была бы скорее формальная должность. Но Тянь знал его достаточно хорошо, чтобы понимать: Шань совсем этого не хочет. И поэтому сейчас Тянь задавал вопрос, надеясь на честный ответ.

— Я готов быть там, где будешь ты, — рыжий упрямо смотрел в другую сторону.

Тянь отрицательно покачал головой. Он не об этом спрашивал.

— Вопрос не в том, на что ты готов ради меня. Вопрос в том, чего ты хочешь на самом деле.

Шань взглянул пристально, убеждаясь: Тянь действительно имеет в виду то, что сказал. И примет любой его ответ. Может быть, между ними больше не было той связи, но они изучили друг друга достаточно, чтобы знать, когда кто-то пытается что-то утаить. Поэтому:

— Я хочу остаться. Пойму, если ты уедешь... домой.

— Ага. То есть ты готов быть там, где я. А я, по-твоему, могу так запросто тебя оставить. Хорошего же ты обо мне мнения, спутник… — звучало обиженно, но на самом деле Тянь прятал улыбку. Потому что с самого начала думал, что этим и кончится. Ему нравился Нейксгард. С тех самых пор, как он оказался здесь и познакомился с Цю и Шанем, с Цзянем и Чжанем, а потом с Конунгом, Магистром и многими другими, его мнение об этой стране и её людях постепенно менялось. Было и ещё кое-что. Здесь ему не нужно было быть кем-то, кроме как самим собой. И теперь он был совсем не против провести здесь ещё несколько лет. А дальше — будет видно.

Продолжая делать вид, что смертельно обижен, он отвернулся, отсчитывая про себя: раз, два, три… когда счёт дошёл до десяти, его обняли одной рукой, утыкаясь лбом в затылок. Шань любил так делать, вдыхая запах с волос, а потом начиная забираться в них пальцами, массируя голову. От этого каждый раз вдоль шеи пробегали мурашки и Тянь едва не мурлыкал, склоняя голову то в одну сторону, то в другую. Эта ласка не надоедала никогда, да и Шань не так часто баловал его подобным образом.

— Я… не имел этого в виду, — выдох за ухо. Можно было бы помолчать ещё, но это было бы не честно.

— Знаю, — Тянь вздохнул, перехватывая одну руку, чтобы поцеловать в потемневшие костяшки. — Знаю.

***

Почти год прошёл с тех пор, как в столицу вернулись с переговоров о заключении перемирия тогда ещё принц, а ныне полноправный Император, и два «заложника». Чэн с каждым днём нервничал всё больше, и было, отчего. Время подходило к концу, а он так и не мог решиться на крайне важное действие, которое могло изменить его жизнь.

Она и так менялась, исподволь и постепенно. Первое время они почти не общались с «принцессой», как называли все во дворце Мейлинь. Да и Цю проводил больше времени непонятно где, вероятно, чтобы не мешать ему разбираться с многочисленными делами. Вереница бумаг, советников и легатов, бесконечных «молений» разнообразных граждан, знатных и не очень, понемногу сводила его с ума. Он бы вовсе забывал о времени, если бы не нужно было присутствовать на обязательных официальных ужинах. Эту традицию завёл ещё отец, Император Дэминг, считая, что так работающие вместе с ним люди будут чувствовать большую общность. И в определенный час все, кто входил в «ближний круг» Императора, собирались в одном зале за столом, чтобы не только обсудить насущные дела, но и просто пообщаться за бокалом вина. По мере необходимости на ужинах присутствовали и приезжающие просители и сановники, имевшие возможность обратиться напрямую к кому было необходимо. Конечно, присутствовать дозволялось далеко не всем, но те, кто попал, имели шанс высказать свою мысль или просьбу и надеяться на быстрый ответ, минуя всю бюрократию.

На эти-то самые ужины Император и пригласил в первый же день Мейлинь и Цю, чтобы хотя бы так видеть их практически ежедневно, если не находился в отъезде по делам государства. Как и просил Конунг, он отдал распоряжение, чтобы «гости», а именно так стыдливо именовали заложников, могли передвигаться на территории дворца под присмотром стражников, но без крайней нужды им никто не чинил препятствий.

За столом Мейлинь сидела по левую руку, а Цю — рядом с ней. Большую часть времени девушка отмалчивалась, быстро ела и уходила, даже не подумав извиниться. Так продолжалось, пока в один из дней Цю не зашёл в приёмную залу, где Чэн, как обычно, был очень занят. Но увидев его, поспешил отослать секретарей и пару советников, которые уже разложили перед ним чертёж новой части столицы, предполагаемой к застройке, которую планировали начать уже в этом месяце. Зачем они притащились с такой ерундой и почему не решили всё с Первым Легатом, Чэн не знал, но и выпроводить их до этого никак не мог. Он потёр висок, ощущая, как накатывает тяжесть и тошнота. Благодаря тому, что нужные растения были-таки найдены, голова болела реже, но отсутствие отдыха уже начинало давать о себе знать. Плечи занемели, и он повёл ими, пытаясь расслабить. Цю заговорил только тогда, когда все вышли, повинуясь жесту Императора, и дверь закрылась с глухим стуком.

— Ваше императорское величество, может, не моё дело, но Вы столько сидите, что скоро седалище примет форму кресла. Мы с Мейлинь по её желанию продолжаем тренировки, но нам сильно не хватает ещё кого-нибудь. Например, Вас.

Чэн понимал, о чём он. И уже очень давно откладывал этот вопрос. Конунг явно желал, чтобы они с его дочерью заключили брак, тем самым закрепляя связь между странами. Но мысль о том, чтобы начать хоть как-то общаться с девушкой, отчего-то создавала у Чэна ощутимое напряжение — он не знал, с чего начать. На его попытки заговорить Мейлинь задирала носик и норовила куда-нибудь сбежать. Приставленные к ней дамы жаловались, что она не желает ни принять портных, которые должны были сшить ей новые платья, ни заниматься тем, чем обычно заняты знатные девицы: изобретать причёски и наряды, вышивать да сплетничать. Единственное, что не отвергла упрямая северянка — предложение управляющего показать ей дворец, заявив, что вот это ей интересно, дабы знать, где тут слабые места – на случай, если придётся пойти штурмом. О том, что она однажды может оказаться хозяйкой этого дворца, Чэн даже запретил всем заикаться. Он сам с ней поговорит. Потом. Когда-нибудь.

Преодолевая внутреннее сопротивление, Чэн поднялся, и они вышли во двор. Наступила зима, и хотя в столице Империи она была скорее мягкой и слякотной, сегодня выглянуло солнце и было свежо. Ночью прошёл мелкий снег, да так и не растаял. Только сейчас Император понял, сколько времени уже не давал хоть какой-то нагрузки мышцам. А вот его «гости», похоже, посвящали этому довольно много времени. У выхода маячила стража, видимо, не чувствуя себя спокойно при виде двух нейксгардцев с пускай и не боевым, а тренировочным оружием, и Императора. Но у него не было сомнений, что если кто и хочет здесь причинить ему что-то недоброе, то, возможно, только девушка. А её он не сильно опасался. И зря.

— Ваше величество почтило нас своим присутствием? — она улыбнулась, но глаза оставались холодными, отчего припомнился Конунг Цзянь Хун. — Вы правда хотите со мной сразиться?

Боевой настрой вдруг заразил, и Чэн скинул плащ, принимая из рук Цю специально затупленный меч.

— Почему бы и нет. Брат Цю высказал мнение, что мне будет полезно размяться. Начнём?

Он не успел собраться, как она атаковала, и удар отозвался в мышцах, как будто он сражался сейчас с настоящим противником. Похоже, это будет совсем не так легко… На следующее утро он не сразу сумел встать, проклиная Цю, слишком сильную, как для девицы, Мейлинь и всю эту затею. А после обеда вновь направился во двор, где его уже ждали.

***

Лаяли гончие, трубили рога, зимний холодный воздух колко впивался в ноздри. Императорская охота. Ещё одна из традиций, которые было трудно сосчитать, и всё же, приходилось им следовать. Но в этот раз Чэн находил в происходящем определённое удовольствие. Ещё вчера к нему в очередной раз поскреблась Первая Фрейлина, с ужасом поведав, что принцесса Мейлинь не желает надевать ни один из предложенных ей костюмов и вообще – о ужас! –собирается ехать в мужском платье, сидя, страшно сказать, не в повозке, как положено даме, а вот прямо да, так, как приехала сюда — в седле – и принимать в охоте непосредственное участие.

После того, как они с Мейлинь всё же начали общаться, Чэн мало-помалу понял, каков характер прекрасной «принцессы», и у них периодически случались конфликты, из которых он далеко не всегда выходил победителем. Вот и на этот раз Император чувствовал, что его ждёт очередное поражение. Так и вышло. Но сейчас он был даже рад, что не смог настоять на том, чтобы Мейлинь находилась поодаль и махала ему оттуда платочком. Потому что когда он увидел её, покидая ворота дворца, то ненадолго всё прочее выпало из внимания. Обтягивающий её стройную фигурку чёрно-белый наряд только подчёркивал красоту расцветшего девичьего тела. Распахнувшийся от ветра светлый плащ мягкими складками ниспадал вдоль бёдер до высоких сапожек, которыми она хлопнула по бокам белой тонконогой кобылы. Волосы были убраны в простую причёску, украшенную сверкнувшей в луче света тонкой сеточкой и шпильками. Оглядываясь по сторонам, она вдруг радостно улыбнулась, и раздался её звонкий голосок — к ней подъехал Цю. Они были достаточно далеко, так что слов было не разобрать. Наверное, Мейлинь делилась впечатлениями о действительно многочисленном и богатом выезде. Сегодня будет загнан не один олень, кабан и косуля, а вечером состоится пир с пойманной дичью.

На мгновение сердце дрогнуло — она была так прекрасна, когда улыбалась… но улыбалась она не ему. И Цю улыбался ей в ответ. И Чэн сам не знал, от чего в этот момент его сердце щемит сильнее.

***

Весна и лето прошли, оставляя радоваться тому, что позади осталась изнуряющая жара, и почти наступила осень, когда он решился. Время, проведённое вместе, давало ему некоторую надежду, что его просьба не будет отвергнута. Они явились, как и практически всегда, вдвоём. Последнее время Мейлинь иногда радовала их взор, надевая самые простые и удобные, но всё же платья. Вот и сегодня на ней был длинный, в пол, тёмно-синий наряд из парчи, практически без шитья и каких-либо украшений. Но ей было и не нужно — и без того серые сияющие глаза, лёгкий румянец на щеках и свободно распущенные сейчас блестящие волосы заставляли любоваться её красотой.

Чэн поднялся им навстречу, не давая себе времени на долгие раздумья. Их и так было слишком много.

— Я позвал вас, чтобы сказать то, что должен был уже давно, — было странно для того, кто столько времени принимал решения и отдавал приказы, волноваться, как мальчишке, но Император не мог ничего с этим поделать. — Моё сердце уже давно занято, но я не могу разделить его и слушать одну часть или другую. Поэтому… — он взял белую розу, и повернулся к Мейлинь, протягивая ей. — Я хотел бы попросить тебя стать моей Императрицей.

Оставив машинально взявшую цветок и глядящую на него в волнении девушку, он поспешил взять вторую розу, алую, и протянул её уже Цю:

— Но для меня нет дороже того, кто был рядом столько времени. И нет желаннее возможности и дальше принимать твою заботу и заботиться о тебе. Поэтому я прошу тебя стать моим спутником.

Если до этого Цю взирал на происходящее спокойно, как на то, что должно было случиться, то теперь пришёл его черёд замереть в изумлении. А Чэн тем временем едва ли не впихнул ему цветок, после чего вернулся к покрасневшей Мейлинь, которая до сих пор не могла найти ни слова в ответ, хотя обычно для неё это не составляло труда, и поднял её руку, поцеловал тыльную сторону ладони. После чего повторил то же уже с рукой так же ошарашенно моргающего рыцаря. Прошла минута, другая. Он стоял перед ними и, явно нервничая, переводил взгляд с одного лица на другое в ожидании, что ему ответят.

— Бодни меня рогаты-ы-ый, — протянула наконец Мейлинь, и её голосок разнёсся по зале. Чэн порадовался, что решил провести своё предложение без лишних свидетелей. — Я сплю? Цю, ты тоже это слышал?

Тот отмер, задумчиво разглядывая розу, как будто в ней таились ответы, и опасаясь поднимать глаза на Чэна.

— Я впервые не буду говорить, что леди не стоит так выражаться, — проговорил он. — Потому что хочу спросить о том же.

— Так вы что, не согласны? — Чэн занервничал настолько, что был готов трясти обоих, только бы услышать ответ, но понимал, что так ничего не добьётся. — Вы не хотите… остаться со мной? Или не можете принять, что...

Мейлинь перевела взгляд с одного мужчины на другого, и наконец робко приподняла кончики губ.

— Это было внезапно, Ваше величество… но я не против. Мне тётушка рассказывала легенды, в Нейксгарде в древности была воительница, у которой было два мужа. Я не думала, что у меня будет хоть один, но, видимо, норны спряли для меня другую судьбу. А ты, Цю, что думаешь?

Цю воззрился уже на неё, меньше всего ожидая такого ответа. Теперь уже оба этих сумасшедших ждали, что скажет он. Рыцарь, с детства посвятивший себя Ордену, он ни разу всерьёз не думал о том, чтобы обзавестись семьёй, да и о сколько-нибудь близких отношениях, пока не встретил Минга. Но и тогда его соображения едва ли выходили за рамки дружбы. А вот теперь ему предлагали… Он слышал от Чэна о том, что Гуань Шань стал спутником его младшего брата, и знал, что это значит. Сама идея не вызывала у него отторжения, да и к Императору и Мейлинь он привязался давно и прочно. Стать их семьёй... Если он сейчас откажется — что его ждёт? Возвращение в Нейксгард, к своей прежней жизни. Оказаться так далеко от этих двоих… Нет, этого ему совершенно точно не хотелось. Терять было нечего, поэтому он тяжело вздохнул:

— Куда же я от вас денусь…

Чэн выдохнул, чувствуя разом и облегчение, и разочарование.

— Я, конечно, не ждал, что вы кинетесь мне на шею с объятьями, простого «да» было бы достаточно.

— Да согласны мы, согласны, — Мейлинь лукаво улыбнулась и вдруг сгребла обоих в неловкое объятье. — Но у меня условие — после свадьбы поедем на границу. Хочу сама осмотреть всю линию, крепости, заставы. А то Вы мне уже который месяц обещаете, да, Император? Не откажете своей будущей супруге? Я уже видела некоторые свитки, но это не то же самое…

— Кажется, я только что приобрёл источник не только семейного счастья, но и головной боли, — с улыбкой проговорил Чэн, уже свободнее отвечая на первое объятье. — Но да, как пожелаешь. Смотреть крепости — так смотреть крепости. Там давно пора навести порядок.

И только Цю был уверен, что ни порядка, ни покоя им теперь точно ждать не придётся. Ну и рогатый с ними.

***

Они возвращались с торжеств, посвящённых свадьбе Чэна и Мейлинь. Для всех немалым сюрпризом стало, что сразу после состоялась уже гораздо более скромная церемония в той же Обители, на которой присутствовали всего несколько человек. И тем не менее, брат Цю был объявлен спутником Императора. Услышав от брата о том, что он сделал предложение сразу двоим, и оба согласились, Тянь некоторое время не мог подобрать слов прежде, чем кое-как выдохнул:

— Поздравляю.

Конунг, когда узнал подробности, чуть не уехал, пригрозив разорвать помолвку и забрать дочь, и уговаривать его пришлось всем. До самого отъезда Цзянь Хун продолжал ворчать, что раньше такого позорища не было, и все имперцы — ненормальные. В ответ Мейлинь и Чэн совместными усилиями припомнили несколько старинных источников, где описывались вполне гармоничные союзы больше чем двух древних героев и героинь, и ему пришлось согласиться. Лишь перспектива вскоре увидеть внуков от любимой дочери, которая до этого замужества удачно избегала, несколько примирила его с реальностью.

Пока все находились в Империи, обговорили новую возникшую у Тяня идею. Если в Империи с образованием всё обстояло не так уж и плохо на фоне сопредельных стран – были школы при Обителях, в которых могли учиться дети даже простых сословий при наличии способностей – то в Нейксгарде ничего такого не было совсем. Орден занимался воспитанием только будущих рыцарей и только в необходимых рамках. Для прочих же получение каких-то общих знаний было задачей непростой — мастера учили подмастерьев, но никакой системы не было и в помине. И Тянь предложил Конунгу использовать опыт имперцев в этой области. Тот взял несколько дней на раздумья — всё же это было значительным отвлечением средств и сил. Но в итоге согласился. Стране действительно не хватало лекарей, кузнецов и тех, кто смог бы руководить строительством городов и кораблей, а похвастаться условиями, чтобы приглашать мастеров из других стран, разорённый войной Нейксгард не мог. Оставалось организовать при храмах что-то вроде ремесленных школ.

Задача была новой, но Тянь думал, что они справятся. Магистр взялся руководить процессом со своей стороны, дав указания братьям-наставникам на местах, ну а Гуань Шаню и Тяню нужно было приложить все усилия, чтобы из этой затеи хоть что-то получилось. Найти и убедить тех, кто согласится передавать свои знания, оказалось не так просто — мастера были склонны хранить свои секреты, боясь, что если они будут рассказывать о них всем желающим, то вскоре станут не нужны. Но потихоньку, хотя и со скрипом, дело двигалось. Они мотались по всей стране который месяц, не забывая везде расспрашивать о матери Гуань Шаня, хотя и всё больше чувствуя, что ищут иголку в стогу сена.

В тот день они снова оказались в Вайтривер, где должна была вскоре открыться первая школа для лекарей. Чэн любезно прислал переписанные и переведённые на нейксгардский свитки с рецептами и записями, оставшимися в наследство от Цыня, и прочее, что нашлось в дворцовой библиотеке на этот счёт. Привёз их не простой гонец, а человек, который, по заверению Императора, сумеет не только воспроизвести всё написанное, но и может учить. Гуань Шань высказывал сомнения, что будут слушать «имперца», хотя для них самих всё это было давно в прошлом. Но вот для простого народа… А Тянь возражал, что для тех, кто хочет учиться, знания есть знания и возможность на лучшую жизнь.

Так они спорили, идя по улице, уже подходя к храму, где остановились, когда Тянь заметил среди спешивших мимо прохожих фигуру женщины, стоявшей у ворот. Она стояла, заглядывая за ограду, словно в нерешительности, и её волосы отливали медью в дневном свете, а тонкие руки касались решётки. Не обращая внимания на увлечённого их разговором Гуань Шаня, он поспешил вперёд и коснулся плеча. Женщина повернулась, и на него взглянули глаза… такого знакомого цвета, который он видел каждый день. От догадки перехватило дыхание.

— Простите, это Вы — Дейю? У вас был… есть... сын. Его зовут Гуань Шань… — Тянь никак не мог справиться с голосом, понимая, что частит, и едва ли женщина успевает за его сбивчивым монологом. Но остановиться он не мог, пока не выпалил до конца: — Сейчас ему уже двадцать, и он очень хочет вас найти.

Длинные ресницы пару раз опустились, прежде чем она справилась с удивлением и ответила:

— Вы… знаете его? Где он? Я…

Тянь обернулся на застывшего рядом Гуань Шаня, который стоял, не делая попыток подойти, и только смотрел на ту, что стояла рядом в растерянности.

— Мама?

Она подошла сама, оглядывая взрослого мужчину, которого помнила пятилетним мальчиком, цеплявшимся за её юбку. Не веря себе, подняла руку, чтобы коснуться лица, и вдруг отдёрнула пальцы, опускаясь на колени, прямо на землю.

— Прости меня, сынок… — по щекам покатились слёзы. — Я не могла допустить, чтобы ты умер… А потом, потом… наш дом. В город пришли имперцы. Мы жили на самой границе, и больше я не могла попасть в Вайтривер — никому не позволяли пересекать границу… Столько людей погибло.

Гуань Шань молча опустился рядом и обнял, слушая её рассказ, не выпуская из рук. Рассказ о том, как все эти годы она надеялась, что однажды Нейксгард вернёт под свою власть городок, в котором она жила. Ей повезло устроиться служанкой в богатый дом, и даже под гнётом Империи она больше не голодала. Хозяева обращались с ней хорошо, и она мечтала забрать сына. Но попасть в Вайтривер и узнать о его судьбе было нельзя — тех, кто пытался перейти границу, ждала смерть. После того, как хирды пришли и освободили эту местность, она хотела тут же идти сюда. Но старая хозяйка сильно заболела и просила Дейю остаться с ней до самой смерти. Противиться воле умирающей она не могла и ухаживала за ней, пока та не отправилась к Высшему. В наследство хозяйка оставила ей немного денег, и Дейю тут же отправилась с торговцами, которые ехали в нужном направлении. И вот она оказалась здесь, надеясь узнать хоть что-то о ребёнке, которого оставила здесь столько лет назад. Женщина всё плакала и просила простить её, на что Гуань Шань только утирал её слёзы и прижимал к себе крепче. Тянь стоял рядом и следил, чтобы им никто не помешал — прохожие поглядывали на необычную сцену, но под его взглядом спешили дальше по своим делам.

Вечером того же дня, устроив Дейю на постоялом дворе, решили и сами остановиться там же — расставаться с матерью Гуань Шань пока был не готов. Им предстояло провести в городке несколько дней, а дальше они не загадывали. День был полон впечатлений, и обоим не спалось. Город привыкал к мирной жизни, но факелы на стенах храма всё так же зажигали на всю ночь. Они шли вдвоём по улице, пока не добрались до того самого места, где Гуань Шань впервые обнял своего «каменного принца». Захотелось повторить это, и Тянь, видимо, понял, без вопросов сворачивая за каменную стену храма, окунаясь в тень и сразу же — в родные объятья. На этот раз всё было иначе, но всё ещё волнительно, пока они стояли, наслаждаясь этим теплом. Улыбаясь воспоминаниям, Тянь потянулся было за поцелуем, когда услышал знакомый шорох. Гуань Шань вскинул голову, словно тоже прислушивался. Переглянулись в темноте, спрашивая взглядом: «Ты тоже это слышишь?»

Они появились неожиданно. По земле стелился огненный светящийся след, шипение становилось громче, и вокруг взметнулся ветер, закручиваясь и поднимая пыль, заставляя трепетать огонь факелов и вызывая волну такого знакомого обоим чувства. Но помимо огненного и воздушной здесь явно был кто-то третий. Крошечное огненное колесо выкатилось из-за угла, на ходу взмывая в воздух, рассыпая искры. Оба уставились на это во все глаза, потому что колесо развернулось и показалась крохотная… змея, потому что она была как две капли похожа на Серую, но при этом от неё шёл жар и с гривы скатывались синевато-рыжие огненные язычки.

— Это что… — Гуань Шань аж рот приоткрыл, наблюдая за покачивающимся перед ними змеем. — Оно… она…

— Да, и воздушная, и огненная разом, — Тянь не мог сдержать улыбки, немного опасливо протягивая руку к тоненькой змейке. — Привет, мелкая…

Змейка сделала в воздухе кульбит и едва коснулась руки, которой Тянь тут же затряс.

— Ай, жжётся!

— Ну а ты что хотел, — рассмеялся Гуань Шань. — Вот это да!

Он оглянулся на взирающих на знакомство родителей:

— Она замечательная, спасибо, что познакомили нас.

Тем временем огоньки на крошечных чешуйках погасли, змейка скользнула в подставленные Тянем и Шанем ладони, беспокойно ползая туда-сюда, словно в ней было слишком много энергии, чтобы хоть на миг остановиться. Так они провели совсем немного времени прежде, чем пришлось всё же отпустить вновь свернувшуюся в кольцо малышку, тут же вспыхнувшую, как фейерверк. Даже столько времени ей было сложно сдерживать свой огонь. Не оставлявшая всё это время подспудная тоска утихла. У Серой и Ингвера всё действительно хорошо. А значит, и у них тоже будет. Потому что теперь где-то там живёт не только Твой и Мой, но и их общий змей…