Северус Снейп — трус.

Это была его единственная мысль, когда он приближался к своему кабинету, — это единственное, убийственное слово звенело в его ушах, в его душе с того момента, как он оставил её стоять там. Он невидящим взглядом смотрел в камин и снова и снова убеждал себя не бежать обратно в её объятия и не требовать ответов на все те ужасные вопросы, которые безжалостно терзали его разум до тех пор, пока первые лучи солнца не проникли в его окно.

Трус, трус, трус, трус…

Аромат сирени витает в воздухе его кабинета. Он осматривает каждую щель в комнате взглядом, полным надежды и опасений, и, убедившись, что он в кабинете один, не может с уверенностью сказать, не мерещится ли ему её запах.

Но потом он видит ее, и его сердце болезненно сжимается, когда на него обрушивается осознание.

С центра стола на него смотрит единственная чёрная пуговица — его пуговица.

Северус срывается с места и летит по коридорам, ничуть не заботясь о том, что выглядит как сумасшедший, его мысли мчатся в такт его шагам. Но он знает ещё до того, как подходит к её двери, до того, как врывается в её комнаты и замечает отсутствие мерцающих защитных чар, до того, как лихорадочно осматривает девственно-чистую и пустую комнату в поисках хоть какого-то признака того, что она вообще здесь была, до того, как чувствует меланхоличный шёпот замка, касающийся его…

Он знает, что ее здесь больше нет.

Знает, что она ушла.

Стекло разбивается о каменный очаг, сверкая в ярком свете, проникающем в комнату, но ему от этого не легче. Его грудь болезненно вздымается, пока он продолжает крушить всё, до чего может дотянуться, словно шум может каким-то образом заставить её появиться.

— Что, черт возьми…

Северус оборачивается на звук голоса и сталкивается с Минервой. Его старая подруга ахает при виде открывшейся ей картины.

— Минерва… — угрожающе рычит он, пронзая её холодным взглядом, от которого та едва не вздрагивает, и пытается восстановить дыхание. — …Где она?

— О, Северус, — шепчет пожилая женщина, прижимая руки к груди. Его лицо на мгновение смягчается, когда он, возможно, впервые в жизни видит, как по лицу обычно строгой ведьмы текут слёзы.

— Пощади меня, Минерва, — продолжает рычать Северус, встревоженный таким неожиданным проявлением эмоций и тем, насколько реальным становится лихорадочный сон, в котором он сейчас находится.

— Она не сказала мне…

Нет.

Северус запускает руку в волосы и с лихорадочно мечущимся взглядом начинает расхаживать по комнате, осматривая разрушения и разбросанные по полу предметы.

— Не лги мне, она бы так не поступила, она бы просто…

…Не бросила меня.

Как ты её бросил? — усмехается какая-то его часть, и что-то острое снова сжимается у него в груди.

Он опускается на край перевёрнутого дивана и закрывает лицо дрожащими руками.

ТРУС, ТРУС, ТРУС…

— Убирайся. Вон, — шипит Северус, почувствовав лёгкое прикосновение к своему плечу. Он задерживает дыхание, прислушиваясь к шуршанию мантии, когда ведьма подходит к двери.

— Знаешь, она всегда была о тебе хорошего мнения, — бормочет Минерва. — После всего. Даже когда никто больше не верил… Ничто не могло этого изменить, Северус.

Он ждет, пока дверь захлопнется, и только после этого из его легких вырывается неистовый всхлип.

***

Ночь за ночью он приходил сюда, пробираясь сквозь руины её комнат, жадно цепляясь за тщетную надежду на её возвращение. Он лежал там, где она когда-то спала, окружённый её запахом, который он не позволил эльфам уничтожить, и в его сознании проносились все воспоминания о ней. Он постоянно искал какую-нибудь подсказку, которую мог упустить, любой намёк на то, где он мог бы её найти.

Минерва была права. Гермиона всегда была к нему благосклонна, несмотря на то, что он едва ли этого заслуживал. Хотя, как он постепенно начал понимать, для тех, кто пережил жестокость войны, это слово означает совсем другое. Она пыталась сказать ему об этом много раз.

Даже в ту ночь, когда он нанес тот роковой удар на Астрономической башне, его преследовал не сверкающий голубой взгляд, а глубокий-глубокий янтарный, с отвращением глядевший на него, когда он прятался в Визжащей хижине. И вдруг она появилась там, как будто знала, что единственное, что удерживает его на пути, по которому он поклялся идти, — это не Лили, не Гарри и даже не Дамблдор, а она.

Она никогда не смотрела на него с отвращением. Помнится, в тот момент он подумал о том, что может ли быть что-то больнее, чем та нежность, с которой она смотрела на него тогда. В той самой комнате, куда она позже оттащит его почти безжизненное тело, когда труп Альбуса едва успел остыть, Северус в ярости кричал, чтобы она забыла о нем… А она на мгновение, поджав губы, застыла с мрачной решимостью на лице, и через секунду, отбросив всякую мягкость, бросилась к нему на шею. Он поймал ее, как только ее ноги оторвались от пола, и прижал к себе с вырвавшимся из его груди странным звуком отчаяния.

— Я здесь, Северус, — прошептала она ему на ухо.

Ты здесь, — хотел он шептать в ответ, но молчал, дрожа в её объятиях.

Я здесь, Гермиона, — вот что он должен был сказать, когда оставил её в том саду.

Когда ты оставил ее умирать, — мысленно поправил он себя.

Умирать в одиночестве…

Трус.

***

Северус вскакивает на ноги и с резким треском врывается в хижину. Не обращая внимания на ржавое пятно собственной крови, все еще остающееся на занозистом полу, он быстро обшаривает помещение в поисках чего-нибудь, хоть какого-нибудь признака того, что Гермиона могла оставить ему второй шанс поступить с ней правильно.

— Она бы не ушла просто так… — бормочет он себе под нос, лихорадочно вытаскивая и перебирая каждую полусгнившую книгу на полке.

— Она бы не ушла… — хрипит Северус, ударяя руками по пустым и бесполезным полкам.

— Пожалуйста, Гермиона… — срывающимся шёпотом произносит он, опуская голову на скрещённые руки, и полусгнившее дерево протестующее скрипит под его весом.

— Я здесь… Я здесь.

В этот момент на периферии его зрения что-то странно замерцало, и Северус, отшатнувшись назад, выставил перед собой палочку в защитном жесте. Он настороженно смотрел на таинственную книгу, которая теперь стояла на полке, — «Антология самых темных артефактов мира».

Его книга… его пропавшая книга.

Не задумываясь, он схватил ее дрожащими руками и распахнул. Из книги беспорядочно посыпались листы пергамента, и он опустился на колени, чтобы собрать их и разложить перед собой. Знакомый почерк покрывал каждый сантиметр страниц, и у него перехватило дыхание.

Это её исследование, понимает он вскоре, анализируя каждую страницу. Вот над чем она так неустанно работала.

Северус был бы гораздо больше очарован сложным зельем, о котором говорилось в ее записях, если бы отчаянно не стремился узнать, к какому выводу она пришла. Внимательно просканировав взглядом каждую страницу, он внезапно расплылся в безумной ухмылке.

— Умная ведьма, — пробормотал он, обращаясь к зажатому между пальцами пергаменту.

Она сделала это. Она нашла действенное лекарство от проклятия, заключённого в том адском кинжале…

Так почему же она ушла?

Его приподнятое настроение быстро улетучилось, когда он, листая книгу, остановился на странице, отмеченной сложенным куском пергамента. С нее на него смотрела иллюстрация кинжала Беллатрисы, и он чуть не захлопнул книгу, когда его взгляд упал на крошечную звёздочку в конце нижнего абзаца.

«Хотя исцеляющее зелье само по себе трудно приготовить, главная цель проклятия служит самым большим препятствием для его снятия. Ранние исследования воздействия артефакта предполагали, что пострадавший должен преодолеть подавление воли к жизни, вызванное проклятием, однако это оказалось грубым упрощением. Скорее, согласно последним теориям, проклятие требует от пострадавшего наличия желания жить, которое может быть удовлетворено только путём поиска и последующего достижения личного определения такого желания. Однако само по себе такое достижение лишь останавливает распространение проклятия, но не исцеляет уже нанесённый ущерб, который в конечном итоге может оказаться смертельным».

Северус уронил книгу на пол и дрожащей рукой провел по волосам, когда в его ушах внезапно раздался её тихий голос:

— Мне чего-то не хватает, — повторяла она ему снова и снова. Каким же наивным дураком он чувствовал себя в этот момент, вспомнив, как считал, что ее можно утихомирить мелкой местью.

Так вот чего ей не хватало? Желания… надежды… жить?

Северус развернул на коленях последний пергамент и быстро понял, что он содержит рецепт лекарства, которое она должна была изготовить. Сбоку от рецепта был набросан список необходимых ингредиентов, и все, кроме двух, были помечены маленькими галочками:

— Македонский серебряный лист

— Удовлетворенность Северус