Запах почти сотни смешивающихся ароматов доносится до носа Северуса, пока он бродит по периметру бального зала, стараясь не упускать из виду мисс Грейнджер и выслушивая банальные разговоры тех, кто осмеливается подойти к нему.

Если бы кто-нибудь сказал ему, что именно такой будет его жизнь после войны, он бы проклял того, кто это сказал, на месте.

Грейнджер делает вид, что ей это легко даётся, скользит по мраморному полу с мягкой улыбкой на устах, в то время как люди тянутся к теплу, которое, кажется, всегда её окружает. Здесь нет ни одного мужчины, чей взгляд хотя бы раз не задержался на ней, думает он, наблюдая, как она уходит с танцпола, чтобы тут же вернуться туда, но уже подхваченной другой парой рук.

Северус незаметно поправляет галстук, пытаясь избавиться от странного и навязчивого ощущения удушья.

Он не может их винить — он сам почти не отрывал от неё глаз с тех пор, как они покинули Хогвартс этим вечером. И, по-видимому, стоя на каменных ступенях замка и наблюдая за тем, с какой грациозностью она спускалась к нему, словно последнее сияющее видение умирающего человека, словно милосердная богиня, пришедшая забрать его душу, он на минуту забыл, как дышать.

Даже привычная суровость его чёрной мантии и фирменная угрюмость, казалось, меркли рядом с ней. Его руки буквально чесались от желания ощутить, насколько тонок мерцающий шёлк цвета шампанского, скользящий по её изгибам, распустить её локоны и пропустить пальцы сквозь них. Он желал провести по ее гладкой шее губами… Желал… оставить её себе и послать к чёрту всю эту отвратительную помпезность.

Гермиона уговаривала его оставаться рядом с ней до их ухода, и он заставлял себя сделать это, игнорируя дурное предчувствие, которое вызывала эта мысль, и едва заметную нежность, расцветавшую в его груди. Однако вся его решимость быстро угасла, когда они рука об руку вошли в зал, отравленный взглядами, шепотом и вспышками фотоаппаратов.

Нет… Ему не было здесь места, тем более рядом с ней. Не сейчас, по крайней мере… Если быть честным с самим собой, то, возможно, и никогда.

Но вот он здесь, прячется в тени, где ему всегда было комфортнее всего, тщетно пытается не привлекать к себе внимания, наблюдает за ней и убеждает своё ноющее сердце, что достаточно просто наблюдать.

Иногда она ловит его взгляд с другого конца зала, и он видит сквозь этот ее вежливый фасад, который она так хорошо держит, блеск в её глазах, который пробуждает в нём меланхоличную надежду.

Да, мы одинаковые, шепчет этот блеск… Связанные одними и теми же ожиданиями, от которых нам не уйти.

Северус встречается с ней взглядом и отвлекается от своих мыслей, когда она приближается к нему решительной походкой. Он не может сдержать улыбку, которая появляется на его лице, когда она останавливается перед ним и игриво щёлкает по только что прикреплённой к его груди медали.

— Что должна сделать девушка, чтобы герой войны пригласил её на танец? — спрашивает она с улыбкой, и её собственная медаль сверкает в свете ближайшей свечи.

Тёплая нежность возвращается к нему в грудь, когда он понимает, судя по тому, как она смотрит на него, что она, должно быть, слегка пьяна, несмотря на то, что за весь вечер выпила всего один бокал вина. Он осмеливается подойти ближе, оправдывая эту вольность тем, что почти все вокруг них уже изрядно напились.

— В этой комнате много героев войны, мисс Грейнджер, — говорит он с притворной серьёзностью. — И я видел, как каждый из них добивался вашей руки.

— Да, но только один, — она улыбается, подчёркивая свою точку зрения резким тычком пальчика в его грудь, — смотрел на меня весь вечер, не сказав ни слова. Знаете, невежливо заставлять леди просить о танце.

— Вы считаете себя леди, мисс Грейнджер? — спрашивает он насмешливо, понизив голос и приподняв её подбородок кончиками пальцев.

— Сегодня вечером — да, — шутит она, поддаваясь навстречу его прикосновению.

Северус усмехается, ее непослушные локоны ласкают его лицо, когда он наклоняется к ее уху.

— Жаль, — бормочет он, и, вызывая у неё лёгкий вздох, берёт её за руку и ведёт на танцпол.

— Ты хам, Северус Снейп, — говорит она, когда он кладет ладонь ей на талию. Дикая ухмылка расплывается по ее лицу, когда он разражается хохотом.

— Я слишком стар, чтобы быть хамом, Гермиона, — он прижимает ее к себе и, ловко ведя их пару по паркету, наслаждается ее теплом и уютной тишиной, царящей между ними.

— Если хочешь знать моё мнение, это всё немного глупо, — говорит она, оглядываясь по сторонам, прежде чем снова встретиться с ним взглядом. — После всего, что произошло.

— К сожалению, я думаю, в будущем мы ещё не раз встретимся на таких мероприятиях.

— Ты говоришь так, будто это единственное место, где мы можем увидится, — резко отвечает она, и в её прищуренных глазах читается обида.

— Ты хорошо справляешься в этом мире, Гермиона, — мягко и осторожно говорит он, аккуратно, не желая привлекать ненужное внимание окружающих, поглаживая её талию. — И в моём положении… в нашем положении… мы… ограничены определёнными ожиданиями.

— Но нам не обязательно быть ограниченными, — она перебивает его, почти отчаянно вглядываясь в его глаза. — Разве ты не устал от ограничений, Северус? — добавляет она шёпотом.

Музыка затихла, и он не уверен, сколько времени они простояли неподвижно, но внезапно какофония шума, окружающая их, врывается в их маленький уединенный мирок, люди вокруг них начинают двигаться и разговаривать, и это, кажется, пугает их обоих.

— Северус, мне нужно… мне… — Гермиона запинается, быстро моргая, прежде чем опустить руки. Маска вежливости скрывает панику на лице, когда он смотрит на неё с некоторым недоумением. — Мне нужна минутка, извини, — бормочет она, вырываясь из его объятий и проскальзывая мимо него.

Северус быстро поворачивается, чтобы пойти за ней, но в нескольких шагах от танцпола его настигает покачивающийся Артур Уизли.

— Северус! Рад тебя видеть, очень рад, — восклицает он, хлопая его по плечу тяжёлой рукой.

— И я тебя, Артур, — отвечает Северус с натянутой улыбкой, переводя взгляд на дверь, за которой исчезла Гермиона.

— Кто бы мог подумать, что мы окажемся здесь все вместе, вот так, — улыбается Уизли, возвращая взгляд к Северусу. — А то, что вы с Гермионой поладили, ну… Просто греет мне сердце.

Северус приподнимает бровь, размышляя, не недооценил ли он ущерб, нанесённый его нынешней компании.

— Она так беспокоилась о тебе, знаешь ли, — продолжает Артур, не замечая его реакции. — После… ну, ты понимаешь. Медсёстры с трудом удерживали её в палате! Ей просто нужно было увидеть тебя своими глазами, хотя мы снова и снова говорили ей, что ты не…

— Она лежала в больнице? — резко перебивает Северус, прищурившись и глядя на стоящего перед ним мужчину.

— О да, да, — кивает Уизли, и его взгляд, кажется, погружается в какие-то воспоминания, а улыбка исчезает. — Я всё ещё не думаю, что они сняли проклятие, — бормочет он с внезапным болезненным выражением лица, словно обращаясь к самому себе.

— Какое проклятие? — спрашивает Северус, подходя ближе, стараясь вернуть себе ослабевающее внимание собеседника.

— Ну, с ее руки, конечно, — говорит Артур, смущенно щурясь.

— Это случилось во время последней битвы? — уточняет Северус, и его сердце внезапно начинает бешено колотиться, в его голове проносится миллион вопросов.

— Когда их схватили, у Малфоев… Ты не знал?

Нет…

Северус проталкивается мимо Артура, лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках ведьмы. Ему кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, воздух вырывается из его лёгких, а по спине пробегает холодок. Он расталкивает людей, совершенно не обращая внимания на их странные взгляды.

Нет. Нет, это не может быть правдой, она бы сказала, если бы… Нет! Нет, нет, нет, нет…

Он замечает её и, словно почувствовав, укол его горящего взгляда в свой затылок, Гермиона медленно оборачивается, чтобы встретиться с ним взглядом.

И он понимает… понимает, что это правда… понимает ещё до того, как выражение ее лица меняется, до того, как ее глаза начинают блестеть от непролитых слез, до того, как она отворачивается от него и сбегает.

Северус выходит вслед за ней в прохладную ночь и, заметив брошенные на веранде туфли и убегающую по длинной дорожке через сад фигуру, всерьёз подумывает о том, чтобы наложить на неё блокирующие чары. Но, услышав его быстрые шаги позади себя, Гермиона внезапно останавливается, разжимает кулаки, в которых секундой ранее сжимала подол платья, и, ссутулившись, признает свое поражение.

Он замирает в нескольких футах позади нее. Гермиона склоняет голову, и до его ушей доносится слабый всхлип, его сжатые в кулаки руки дрожат, и слова сами собой срываются с уст:

— Ты умираешь, — он не то обвиняет, не то спрашивает. У него перехватывает дыхание.

— Все умирают, Северус, — срывающимся шепотом произносит она и смахивает с лица злые слезы.

Северус бросается вперед, хватает её за руку и заставляет Гермиону повернуться к нему лицом. Всё его тело дрожит от нарастающего гнева, когда он впивается взглядом в её широко раскрытые глаза.

— Ты поэтому вернулась? — шипит он, притягивая её ближе, пока она царапает его руку. — Ты вытащила меня из той хижины только для того, чтобы я смотрел, как ты умираешь?

— Нет! Я…

— Неужели я — последняя часть твоей извращённой фантазии о мести, просто какой-то больной грандиозный финал?

— Северус, я бы никогда…

— Тогда почему ты мне не сказала?! — кричит он, практически тряся её. — Почему ты заставила меня… почему ты не сказала мне, Гермиона?

— Потому что это, чёрт возьми, несправедливо! — огрызается она, вырывая руку из его хватки, и её глаза вспыхивают внезапной и яркой яростью. — Потому что всё это несправедливо, и я не собиралась обременять тебя ещё одной не спасённой жизнью, Северус. И я спасла тебя, потому что нуждалась в том, чтобы ты жил — нуждалась в том, чтобы знать, что после всего, что нам пришлось сделать, после всего, что они от нас требовали и чем мы пожертвовали, мы можем жить сами для себя.

Гермиона обхватывает его лицо своими тонкими ладонями, словно умоляя поверить ей, и продолжает более мягким, дрожащим голосом:

— …И потому что ты обещал мне, что не облегчишь им задачу, помнишь? Это всё, о чём я тебя просила, Северус.

Северус пытается во всём этом разобраться, и между ними повисает напряжённое молчание. Он импульсивно тянется к ней, нежно смахивает слёзы с её лица, и её грустная ответная улыбка отзывается болью в его душе.

— На мгновение я поверил… — рассеянно шепчет он, и его голос срывается, потому что жестокая боль обжигает и колет его изнутри, выжигая всё чёрным пламенем. Он закрывает глаза, судорожно вздыхая, и пытается не смотреть в эти светящиеся янтарные глаза, которые умоляют его понять, найти способ простить, притянуть её к себе и никогда не отпускать, и…

— Пожалуйста… Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Он не может.

И ненавидит их обоих за это.

— Я не буду смотреть, как ты умираешь, Гермиона, — наконец говорит Северус с решимостью, которая звучит фальшиво даже в его собственных ушах, и поворачивается к ней спиной.

Северус едва успевает уловить её шёпот, оставляя её стоять там. Её нежный голос доносится до него как раз в тот момент, когда хлопок аппарации разрывает оглушительную тишину.

…Я бы никогда не попросила тебя об этом, Северус.