Наконец-то в стенах замка царила тишина. Северус чувствовал это в каждом камне, как будто сам Хогвартс ощутимо вздохнул с облегчением, когда маленькая ведьма завершила свою миссию. Теперь все снова были в безопасности. Как и его обитатели, замок цеплялся за живительные нити надежды. Как и его обитатели, замок должен залечить свои раны.

Замок шепчет ему об этом, пока он бесцельно бродит по мрачным залам, хотя точно знает, куда замок хочет его привести, куда он всегда хочет его привести — к ней.

Всегда к ней.

И когда он оказывается перед закрытыми дверями Большого зала, он знает, кого найдет внутри.

Гермиона лежит на дальнем конце последнего стола слева от него, лениво свесив ноги с края, и смотрит на потолок, усеянный звёздами. Подходя к ней, Северус замечает, что она крутит в руках кинжал в ножнах — он узнаёт его.

— Откуда у тебя эта адская штуковина? — спрашивает он, приподняв бровь, но без особого удивления.

— Я вытащила его из тела Добби, — пугающе спокойно отвечает она. — Я не знала, что с ним делать… Поэтому оставила себе.

— Что ж… Тебе следует быть осторожной с ним, я уверен, что ты и сама это знаешь, — говорит он, глядя на неё. Тем не менее, его губы медленно растягиваются в ухмылке — в том, что такой кинжал оказался в руках Гермионы, есть что-то мрачно-поэтичное.

— Ты знаешь, что именно здесь умерла Беллатрикс?

— Чувство вины выжившего? — беспечно спрашивает он, подходя еще ближе и глядя на неё сверху вниз. — Как банально.

Она наклоняет голову набок, встречается с ним взглядом, и Северус замечает знакомый блеск в её глазах.

— Иногда мне нравится представлять, что это я её убила, — почти шепчет она, крепко сжимая в руке богато украшенную рукоять кинжала.

— Я считаю, что лучше оставить всё как есть, — отвечает он, тон его голоса смягчается, словно подстраивается под ее шепот, прекрасно понимая, какую боль может причинить такая зацикленность.

— Я не могу, — она снова переводит взгляд на потолок. — Я что-то упускаю.

— Ты жива, Гермиона, и это уже победа, — говорит Северус, наклоняясь и нежно убирая локон с её лица. Что-то в его груди сжимается, когда она тянется к его прикосновению. — Или тебе нужно напоминать о таких вещах, маленькая ведьма? — спрашивает он, ведя рукой по её щеке и шее, вниз в ложбинку расстёгнутого ворота, пока она медленно моргает, глядя на него.

— Ты напомнишь мне, Северус? — шепчет она, разводя колени, и от ее сладкого голоса по его коже пробегает дрожь.

Она так болезненно прекрасна, думает он, глядя на неё сверху вниз. Её непослушные кудри рассыпались по плечам и блестят в лунном свете, щёки мило покраснели от того, что она встретилась с ним взглядом, а в расплавленных янтарных глазах горит такое страстное желание, что его собственная плоть, кажется, может вспыхнуть под её пристальным взглядом.

Кто мог бы сказать «нет» этому созданию?

Возможно, лучший мужчина и сказал бы…

Но Северус никогда не считал себя хорошим мужчиной…

Он проводит рукой по её груди и животу, делает пару последних размеренных шагов и встает между её раздвинутыми ногами. Под его прикосновением каждая пуговица, скрывающая её тело, расстёгивается.

— Сними это, — приказывает он, закатывая рукава своей рубашки, пока она снимает свою.

Его взгляд становится темнее, когда он наблюдает за тем, как она обнажается перед ним. Северус медленно проводит руками по ее ногам, а затем скользит ими вверх, по пути задирая юбку и решительно, но мимолетно касаясь кончиками больших пальцев скрытого трусами лобка, чтобы через секунду ощутить бархатный изгиб ее талии и выпуклость груди. Он дразняще проводит большими пальцами по её затвердевшим розовым соскам и чувствует, как у Гермионы перехватывает дыхание, когда он, опускаясь на колени, цепляет пальцами тонкую полоску её трусиков и спускает их вниз по ее ногам.

Северус просовывает руки ей под ноги и, впиваясь пальцами в бёдра, тяжело выдыхает, прижавшись лицом к внутренней стороне её бедра. Он видит, как она трепещет под его руками, по её коже цвета слоновой кости пробегают мурашки, а по мышцам — дрожь. Прижимается открытым ртом к самой нежной части внутренней стороны её бедра и чувствует запах её возбуждения. Его кровь уже кипит от предвкушения, но он, медленно прикусывая и щекоча кончиком языка её ногу, спускается к колену и возвращается вверх только для того, чтобы снова спуститься по другому бедру.

— Ты этого хочешь от меня, Гермиона? — спрашивает он, когда она начинает нетерпеливо ёрзать, продолжая её дразнить — глядя ей в глаза и скользя губами, зубами и языком по её коже.

— Возьми то, что хочешь, Северус, — прерывисто шепчет она, умоляюще глядя на него.

— О, я собираюсь это сделать, — мрачно мурлычет он, вырывая из неё вздох, который быстро превращается в удивлённый стон, потому что он подтягивает её к краю стола и, опуская голову между её ног, наконец погружает язык в её влажные складки и медленно проводит им по всей их длине. Он крепко удерживает её на месте, пока она беспокойно ёрзает, хнычет и хватается за его руки, быстро теряя самообладание под его губами, Северус дразнит её, чередуя лёгкие касания, облизывания и удары языком по её бутону чувствительности.

— Кто-нибудь пробовал тебя так, Гермиона? — спрашивает он, лишь ненадолго отрываясь от неё.

— О боги… — шипит она, выгибаясь на столе и впиваясь ногтями в его предплечья, когда он резко втягивает её набухший клитор в рот и отпускает его с непристойным влажным хлопком.

— Отвечай мне, ведьма, — требует он, резко вводя в неё два пальца и загибая их так, чтобы погладить её внутренние стенки.

— Чёрт… Нет! Только ты, Северус, только ты! — восклицает она, и он с глубоким удовлетворённым стоном снова прижимается к ней губами, ускоряет движения руки и теребит её языком до тех пор, пока из её лёгких не вырывается отчаянный стон. Стоны Гермионы эхом разносятся по тихому залу, словно какой-то порочный, непристойный гимн, подливая бензина в тлеющий жар желания, который мгновенно разгорается под его кожей в адское пламя похоти, нужды, пламя, которое обжигает его грудь и внутренности, безжалостно терзая каждый нерв. Он чувствует, как напрягаются её мышцы, как её влагалище яростно пульсирует вокруг его пальцев, пока она, полностью поглощённая собственным удовольствием, трётся о его лицо, всё глубже впиваясь ногтями в его кожу.

Выгнутая спина Гермионы едва успевает коснуться стола, как Северус вскакивает на ноги и, нависнув над ней, одной рукой быстро хватает её за предплечье и рывком притягивает к своей груди, а другой сжимает в кулак её волосы на затылке. Наклонившись, он впивается губами в её сладкий рот, и их стоны сливаются. Гермиона чувствует себя на его языке, и её руки бросаются расстёгивать пуговицы на его рубашке.

Гермиона стягивает с него рубашку и проводит тонкими пальцами по его обнажённой груди, но даже внезапное прикосновение прохлады не успокаивает его разгорячённую кожу. Пробирающая до костей дрожь пробегает по его позвоночнику, когда её нежные кончики пальцев скользят по его соскам и порхают по многочисленным шрамам на его животе. Когда одна из её рук скользит вниз, чтобы крепко обхватить его напряжённый член, он поворачивает её голову в сторону и резко впивается губами в мягкую плоть мочки уха, крепче сжимая кулак в её волосах, когда она вздыхает.

— Почувствуй, что ты делаешь со мной, маленькая ведьма, — шепчет Северус, прижимаясь к ее уху и проводя губами и языком теплую влажную дорожку вниз по ее шее.

Она тянется к его ремню, лихорадочно расстёгивает его, при этом нетерпеливо двигая бёдрами ему навстречу, и стонет, когда он тянет её за волосы и заставляет выгнуться, чтобы провести губами по её груди и дразняще потереться о её набухшие соски.

— Пожалуйста, Северус, — умоляет Гермиона, извиваясь в его объятиях.

— Чего ты хочешь, Гермиона? — хрипло бормочет он, вырывая из нее жалобное мяуканье, когда внезапно втягивает в рот один из ее розовых сосков и, крепче сжимая рукой ее бедро, притягивает ближе к своему паху, позволяя ей почувствовать трение, которое так упорно искала своими беспокойными движениями.

— Трахни меня, пожалуйста, Северус, мне нужно, чтобы ты был внутри меня! — умоляет она в отчаянии.

Решительная, нежная рука ныряет к нему в брюки, крепко обхватывает его член, и он с шипением выдыхает. Северус чувствует, как капля смазки, выступившая на вершине головки, растекается по его коже. Его член ноет и пульсирует в одной её руке, пока другой она стягивает с него боксеры.

Гермиона вскрикивает от неожиданности, хватается за его плечи и обхватывает его ногами, когда он опускает ее на стол. Уже через пару мгновений, отпустив его плечо, она тянется ладонью вниз, хочет протиснуться ею между ними, но возмущённо фыркает, когда Северус хватает её за руки и, перехватив оба ее тонких запястья одной своей рукой, прижимает их к столу над ее головой.

— Ты хоть представляешь, что ты со мной делаешь, ведьма? — рычит он, наблюдая за тем, как дрожат её ресницы под его тяжёлым взглядом, пока он ласкает её грудь и медленно трётся членом о её складки, мечтая смочить себя её возбуждением.

— Перестань дразниться…

Прежде чем она успевает закончить фразу, Северус хватает ее за бедро и рывком входит в нее. Из его груди вырывается первобытный рык, а ее рот раскрывается. Гермиона выгибается навстречу ему с громким стоном.

Северус замирает на мгновение, ошеломлённый, опьянённый и полностью погружённый в неё, по спирали опускаясь всё ниже, ниже, ниже в её тугой жар, сжатые бёдра и тёплую янтарную глубину. Он начинает двигаться внутри неё, медленно, но уверенно, наблюдая, как она впивается зубами в покрасневшую нижнюю губу…

— Что я тебе говорил о том, что нельзя кусать губы, Гермиона? — сурово вопрошает он, подкрепляя свои слова резким шлепком по ее бедру.

Из Гермионы вырывается нечто среднее между стоном и вздохом, ее глаза расширяются, и в них внезапно вспыхивает огонёк.

— Ещё, — наконец выдыхает она, крепче обхватывая его ногами, — сильнее.

Он отпускает ее запястья, задает жестокий темп, ускоряется и, отступая назад, выполняет ее требование. Резкий треск эхом разносится вокруг них, когда его раскрытая ладонь с силой опускается на ее бедро, чуть ниже задницы. Северус сжимает челюсти, когда ее стенки трепещут и сжимаются вокруг его члена, а из ее рта вырываются самые развратные из всех, что ему когда-либо доводилось слышать, звуки.

— Тебе нравится, когда я груб, не так ли? — хрипит он, перекатывая ее сосок между пальцами и резко дергая. Северус едва успевает уловить её шёпот: «Да», когда она, снова сжимаясь вокруг него, проводит ногтями по его груди, и он, пытаясь сохранить остатки самоконтроля, быстро утыкается лбом ей в плечо.

— Такая грязная… — бормочет он, прижимаясь губами к её коже, опуская руку между ними и поглаживая ее клитор. С каждым новым шлепком своего тела о её Северус возбуждается всё сильнее.

Гермиона вздрагивает от его прикосновения и хватает его за запястье. Северус поднимает голову, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Я не могу, — всхлипывает она, одновременно сильнее прижимаясь к нему и пытаясь увернуться от его кружащих по ней пальцев.

— Ш-ш-ш… Ты так хорошо справляешься, Гермиона… — он успокаивает ее низким голосом, склоняется над ней, проводит губами по её шее и ускоряется, когда её стоны становятся громче, а мышцы начинают дрожать. — Но я не остановлюсь, пока твоя красивая киска не обхватит мой член так… как я представлял, наблюдая за тем, как ты трахала себя в библиотеке.

— Боже, сильнее! — кричит она, упираясь пятками в его спину и цепляясь за его талию в попытке не соскользнуть со стола, пока он сильнее, сильнее и сильнее двигает бёдрами до тех пор, пока с её губ не срываются бессвязные слова и стоны удовольствия, а тело не начинает яростно содрогаться под ним. Внезапное сжатие ее стенок толкает его за край вслед за ней, и Северус, издав глубокий, рокочущий стон, делает последний жесткий толчок и, замерев глубоко внутри нее, извергает свое семя в ее мокрую, жаждущую киску.

Северус с довольным вздохом, стараясь не придавить, наваливается на неё, пока они оба пытаются перевести дыхание. В какой-то момент Гермиона начинает медленно, успокаивающе поглаживать его спину, и он не уверен, что когда-либо в жизни чувствовал себя таким расслабленным.

— Спасибо, — тихо говорит она.

С ухмылкой на губах он поднимает голову, но та быстро тает, превращаясь в мягкую улыбку, когда по его груди внезапно разливается мягкое тепло.

— За то, что напомнил мне, — добавляет Гермиона, и её глаза, кажется, светлеют, когда он откидывает с ее лица прядки волос, а затем проводит рукой по ее щеке.

Она так прекрасна, думает он, проводя большим пальцем по ее высокой, румяной, сияющей и просто… идеальной скуле.

В этот момент он понимает, что отдал бы всё, лишь бы остаться рядом с ней. Он бы сделал всё, что угодно, лишь бы быть достаточно хорошим для этого.

Но это не так. Он знает это… и ненавидит себя за это.

Знакомая боль возвращается в его грудь, когда он прижимается губами к ее губам.

— Не облегчай, Гермиона, — шепчет он.