Почему в этом году сентябрь должен быть таким холодным? Иногда, в минуты особенного раздражения, мне казалось, что все вокруг существует мне назло. Осень, ветер, эта хлюпающая слякоть под ногами... Все лишь чтобы позлить меня, верно? Я опасливо оглядывалась по сторонам, слыша, как люди вокруг перешептываются в радостном предвкушении. Ненавижу эту ночь.

Я знала, что после поступления придется пройти посвящение в студенты, чтобы не отделяться от группы, не стать изгоем. Знала, но все равно злилась, находя событие это идиотским пережитком прошлого. Старшекурсники радовались возможности поиздеваться, продемонстрировать свою власть, а мы, зеленые первачки, испуганно жались друг к другу. Никто не знал, что ждет на посвящении, потому в толпе зарождались страшные слухи. Ночь сегодня выдалась холодной. 

– Отвратительный гротеск, – пропищала мне на ухо Оля, единственная девчонка, с которой мы нашли общий язык. – Заброшенный дом? С таким же успехом мы могли собраться на крыше какой-нибудь пятиэтажки. 

– Спасибо, что не в гараже чьего то бати, – ответила я шепотом.

Толпу первокурсников с трех разных кафедр собрали возле старого разваливающегося барака. Такие, наверное, были в каждом маленьком городе. Деревянные двухэтажные дома, куда в СССР селили рабочих. Временно, но время текло, следующие поколения рождались и умирали под этой крышей, а новых хрущей в городе все не было. В итоге почти всех жильцов переселяли лишь после того, как дома эти получали статус аварийных, и с крыши начинала сыпаться побелка. 

Никто толком не знал, что именно нам предстоит, и от этого каждый боялся худшего. Я убрала за ухо каштановую прядь волос, чувствуя, что пальцы немеют от холода. И вот нужно было мне делать укладку ради этого? Можно было просто собрать волосы в хвост и не тратить зря время. В мои планы не входило исследование заброшек, но кого волнуют желания какой-то студентки. Мы с Олей боязливо переглянусь, увидев, что на доме зажглись огни. 

Развалюха, у которой и собралась толпа студентов, доживала свои последние дни. Здание оцепили забором, и свет уличных фонарей отражался ребристой металлической поверхностью. Его скоро снесут. Кто-то прикрепил к гниющим доскам прожекторы, запитал их электричеством из ближайшего щитка, и теперь светил в наши и без того светлые лица. Мрак.

– И-и-и-и-и-так-к-к, – раздался голос, усиленный рупором. – Сегодня, этой прекрасной ласковой ночью, мы приветствуем наших первачков! 

Слабые аплодисменты разбавили неловкое молчание. Ведущий расположился на небольшой сцене, собранной не то из картонных коробок, не то из пенопласта. Холодный осенний вечер не становился ни веселее, ни приятней, и всем собравшимся хотелось поскорее закончить с этой частью посвящения. Чем быстрее мы перейдем к распитию вина, тем лучше для всех нас. Никита, ведущий, перешедший на третий курс в этом году, отнёсся к своей роли очень серьезно. Он подвёл глаза черным карандашом, нацепил футболку без рукавов, чтобы все видели его татуировки и знали, кто самый крутой на этой тусовке. Что именно изображено на его теле – мне было не видно.

– Чел, сегодня минус два-а-а, – пропела Оля мне на ухо. – Отвратительный вечерок нас ждет. 

– Согласна, – поддакнула я, и с губ сорвалось облачко пара. 

Заморозки ударили неожиданно и неприятно. Мама жаловалась, что погода угробит ее розы, если мы срочно не поедем на дачу и не соберём еловых веток им на подмогу. Я могла бы сейчас бродить по лесу и перекрикиваться с родными в поисках заветного лапника... Наверное, лучше потерпеть пару кринжовых мгновений, чем всю дорогу слушать нытье отца. Он давно обещал вырвать все цветы в саду.

– Вы готовы? Готовы? – я слышала, как голос ведущего слегка дрожит от холода, и его короткие осветленные до белизны волосы дрыгались в такт кивкам. – Тогда мы начнем! Все знают, что учиться в художке – труд не из лёгких...

– Труднее только на заводе, – шепнула Оля, прикрыв рот ладонью.

– В хосписе для раковых больных, – подтвердила я. – Остальным не потянуть этот уровень. 

– Потому сегодня мы отсеем слабых, отринем страхи и подготовим вас к бесконечным пересдача по академической живописи! – продолжал ведущий, тщетно пытаясь разжечь толпу.

– Нам нужно будет расписать стены в этой халупе? – спросила я у Оли, и та пожала плечами. 

– Сегодня вам предстоит столкнуться с неведомым и потребовать у него помощи! – Никите поднесли шляпу, федору с синей ленточкой, словно сорванной с подаренного букета. – Вам нужно будет зайти в этот дом и заговорить с зеркалом судьбы, чтобы узнать у него свое будущее.

Зеркало судьбы... Прожектора продолжали светить в глаза, и я чувствовала, как слякоть собирается под веками. Моя кожаная куртка не защищала от холода, и грела лишь мысль о том, что уж Никите-то приходится хуже. Вполне возможно, что пока все пройдут этот странный обряд, ему придется вызывать скорую с жалобой на обморожение.

В моем богом забытом городке такое происходило часто. Чаще всего с алкашами, конечно. Они напивались, падали в сугроб и тихо умирали во сне об очередной чекушке. Скорая не всегда реагировала на такие случаи, советовали сразу вызывать полицию и фиксировать труп. Хорошо, что удалось переехать в областной центр. Мне нужно удержаться, пустить корешки, так что придется поговорить с зеркалом сквозь кринж и страдания.

– И первым это испытание пройдет, – Никита вытянул скомканную бумажку из шляпы, зазвучала запись барабанной дроби, но никто не томился ожиданием. – Екатерина Неймарк!

Ну конечно, конечно я. В этом параде стыда и абсурда именно мне предстоит стать первым выступившим клоуном, идти в неизвестность, прокладывать путь. Оля ударила меня локтем в бок, когда я недовольно вздохнула. Ее розовая шубка из искусственного меха выглядела тепло и уютно. Раз уж мы с ней ходим вместе, репутация у нас одна на двоих. Мой успех в ее интересах. 

– Удачки, – шепнула она, когда я нехотя побрела вперёд. 

Ведущий улыбался, продолжал что-то бубнить в свой дешёвый микрофон, пока я шагала в его направлении. Старый дом вовсе не стоял на отшибе. В ста метрах от него уже располагались более новые здания, и в некоторых окнах даже горел свет... В два часа ночи, удивительно. Где-то совсем рядом лаяла собака, и по надрывному тяфканью можно было предположить примерный размер этого зверя. С крысу, пожалуй. Интересно, смотрели ли на нас жители соседних домов?

– Что мне нужно сделать? – спросила я, остановившись рядом с ведущим. – Просто зайти и... Что? 

– Катя, Катенька, – Никита улыбнулся, и вблизи я заметила, что руки его все покрыты гусиной кожей, а татуировки сливались в большое черное пятно. – Катюша, – я терпеливо ждала, пока этот поток иссякнет. – Тебе нужно войти внутрь и дотронуться до зеркала судьбы, что висит за дверью шкафа. 

– Вы повесили зеркало в шкаф?

– Зеркало судьбы было здесь с начала времён, – ответил мне Никита. – Пойдем, я доведу тебя до двери.

Я почувствовала, как холодная, точно лёд, рука Никиты легла мне на талию, но постеснялась скинуть ее. Ненавижу себя за эту робость... А что, если этот жест будет стоит мне слишком дорого? Что, если выказав неуважение ему, я упаду в глазах общественности, и мне придется уехать домой с поджатым хвостом? Я вспомнила тихий скрип деревянного пола, крик пьяных соседей, вспомнила старую калитку во дворе и краску, слоями от нее отходящую… Совсем скоро пойдет снег, и в этом году мой брат будет счищать его в одиночку. Каждое утро, каждое утро с лопатой. Шкряб-шкряб-шкряб.

На секунду мне показалось, что я готова терпеть эту руку где угодно, лишь бы не возвращаться в родной Мухосранск. Железный забор оказался пройден, прожектора все так же светили в глаза, заставляя растерянно хлопать ресницами. Никита остановился у исписанной тегами двери и учтиво распахнул ее передо мной. Казалось, что дверная ручка останется в его ладони, ведь эта развалина не выдержит касания. 

Я несмело заглянула внутрь. Проход освещал такой же прожектор, но теперь он лежал на полу. На том, что когда-то было полом. Гниющие доски кое-где создавали цельное покрытие, но в большей части пространства они составляли дурно пахнущую труху. На стенах виднелись следы обоев, и ведь всего двадцать лет назад здесь кто-то жил... Кто-то рос, если судить по зарубкам на дверном косяке. «Яша 1978», прочитала я под одной из отметок, едва доходивших мне до бедра. Как мило и грустно. 

– Тебе туда, – Никита направил вперёд свою руку, но это не требовалось, организаторы нарисовали на стенах красные стрелки, чтобы ни у одного первачка не было и шанса заблудиться. – Катенька... А ты ведь останешься на афтерпати?

– Ага, – бросила я, уходя вглубь развалюхи.

– Тогда там и увидимся.

Надеюсь, что нет. Старый домик развалился, и что-то подсказывало мне, что развалиться он может и сегодня, даже в этот момент. Вместить такое количество гостей – дело нелегкое, последние годы тут должны были жить лишь бомжи и крысы. Может и хорошо, что я пошла первой? Меньше риск погибнуть под завалами. Никита не соврал, и впереди меня действительно ждал старый советский шкаф, дверки которого изображали узор живой коры. Схожесть угадывалась весьма смутно.

Я чувствовала себя полной дурой, но приходилось следовать правилам этого цирка, лишь бы не отчислили и не отобрали общагу. Из шкафа пахло мочой, я потянула на себя ручку и увидела старое круглое зеркало... Удивительно красивое для всей этой ерунды. Витиеватая рама, очевидно, некогда была золотой, выполненной в стиле цыганского барокко. Извращённое представление о богатой жизни порождало странные предметы интерьера. Сейчас же раму покрасили в черный, чтобы создать более мрачную атмосферу.

– И что мне делать?– спросила я, заметив небольшой черный провод, идущий откуда-то снизу и подсоединенный к чему-то за зеркалом. – Просто дотронуться?

– Дотронься же, чтобы узнать свою судьбу-у-у-у, – ответил Никита, снова поднеся микрофон ко рту. 

– Идиотизм, – шепнула я себе под нос.

Из зеркала на меня смотрела миловидная, к чему скромничать, девушка с длинными каштановыми волосами. Карие глаза хорошо подчеркивали тонкие стрелки, которые я стирала и рисовала заново несколько раз. Может, и укладка была не зря? Ладно. Я на мгновение закрыла глаза, подумав о том, что посвещение в студенты могло проводиться хуже. В конце концов, пока нет никакой подводки к унижениям, никто не хихикал за моей спиной, не стоял с камерой. Но камера может быть вшита в зеркало... Не знаю, не знаю.

Выбора у меня все равно не было, позади только Никита и его портаки. Я протянула вперёд руку и коснулась холодной поверхности стекла. Помню... Помню, что холодным-то оно было недолго. Все произошло быстро, одно мгновение, и вокруг меня уже заплясали белые искры. Послышался запах гари, мое тело сотрясло болью, что скрадывает движение, ноги и руки онемели, я потеряла над ними власть. Разум окутало полупрозрачным туманом. До слуха доносились крики, чей-то едва слышный вопль, крик о помощи... Но крик этот оборвался, едва мне удалось распознать голос ведущего. 

Так и становятся студентами, да? Нам ведь обещали страдания и боль, обещали бессонные ночи. Когда боль прошла, на смену ей пришла сладостная нега, успокоение, какое можно получить лишь перед смертью. Будто тело мое нашло пристанище в постели, упало на теплый матрас после долгого-долгого дня. Это и готовило мне будущее? Зеркало работало исправно, организаторы хорошо постарались. Я почувствовала, как что-то подхватывает меня, поток неведомой энергии несёт мое тело вдаль, сквозь время и пространство, сквозь расстояния, которые невозможно вообразить. Искры вновь затанцевали вокруг меня, и что-то вытолкнуло меня в самый центр их скопления.

Пространство зажужжало вокруг. В следующее мгновение я уже чувствовала, что падаю. Падаю не так уж и долго: секунда свободного полета. Тело мое шмякнулось о землю, и боль снова захватила власть над телом, но на этот раз она позволила мне завопить. Спина загудела, искры теперь летели из моих глаз. Спасибо, что не ударилась затылком и не получила сотрясение. Я открыла глаза, пытаясь сморгнуть с них слякоть, но картинка не сразу приняла четкую форму. Только что над головой моей виднелись гниющие доски старого барака, сейчас же я видела над головой небо, полное звёзд. Клянусь, звёзды никогда ещё не сияли так ярко.

– Т-щ-чак. Не знаю, что ты тут искала и по чьему поручению пришла, - чей-то голос прорезал робкую тишину. – Но сейчас найдешь свою смерть.

Почему все происходит так быстро? Я не успела оправиться от потрясения, не успела прийти в себя, а мне уже приходилось вести диалог с каким-то незнакомцем. Я бы и хотела подняться и дать деру, но не могла, мышцы не слушались. Кожаная куртка захрустела, но рука моя осталась там, где и была. Тело приходило в себя после падения, и я могла лишь приподнять голову над холодной землёй. Вокруг меня собрались люди... Люди ли? Женский голос, угрожавший мне смертью, принадлежал зелёной полу... Полужабе? Антропоморфный лягушке с огромным мечом в руках. Я опешила, но разум тут же заставил взять себя в руки. Я ведь знаю её, верно?

– Подожди, Лаэзель, она же без оружия, – следующий голос принадлежал мужчине. – И она летела из этого портала метр или два. Что она может сделать? Она выглядит безобидной. 

– Она может наколдовать нам проклятье! – продолжала жаба. – Вы только посмотрите на ее одежду, такое могут носить только чародеи! 

– Чародеи? Нет, нет... Я не думаю, – произнес уже третий голос, и никто не пытался поговорить со мной. – Я не чувствую в ней связи с плетением. Я вообще ничего не чувствую, смотря на нее. Ни-че-го.

Господи. Я смогла приподняться на локтях, осмотреть всех присутствующих беглым взглядом. Имена сами всплывали в памяти, мне не приходилось напрягаться. Кончено, это же не теория цвета, всякая ерунда откладывалась с завидной лёгкостью, вот необходимые мне учебные дисциплины приходилось вбивать в память при помощи топора. Топора и Ред Булла.

– Уилл, Гейл... Лаэзель, Шэдоухарт, – я говорила вслух, переводя взгляд с одного «незнакомца» на другого. – Я... Это же – Балдурс Гейт?– спросила я не то их, не то саму себя. – Я прошла ее месяц назад. 

– Откуда ты нас знаешь? – спросила Шэдоухарт, она первая шагнула ко мне поближе. 

– Оттуда, что она – шпион, ищейка Абсолют!– продолжала Лаэзель. – Перестаньте говорить с ней и готовьте заклинания.

– Я не ищейка, – отозвалась я, все ещё не понимая, что происходит.

Я – студентка! Я должна была ею стать сегодня, должна была пройти посвящение. Мне нужно было коснуться этого идиотского зеркала, а после выйти из старого барака и уступить дорогу Оле или любому другому первачку. Что я делаю в окружении несуществующих людей и нелюдей, что я делаю в кругу персонажей игры? И почему все вокруг выглядит таким реальным? Может на меня надели Виар шлем? Я подняла руку и попыталась снять его, снять несуществующие очки, и лезвие огромного меча прислонилась к моему горлу. Ощущение весьма реальное...

– Тц-ква, ещё одно движение, ищейка, и я проткну тебя, словно кусок свинины.

Я замерла на месте, чувствуя, как сердце начинает биться все быстрее и быстрее. Может, это все – сон? И посвящение, и внезапный приступ боли, и этот лагерь под открытым небом. Может, я все же не выдержала ожидания и проспала вечеринку, лежу в своей комнате, заткнув наушниками уши? Почему же тогда холод меча ощущается таким реальным? Я сглотнула слюну, скопившуюся под языком, оглянулась по сторонам, заметив, что все на меня смотрят. Кто-то – с недоверием, кто-то – с интересом... Но ни на одном лице я не видела жалости. Если Лаэзель убьет меня, никто и бровью не поведет, ведь верно? 

– В ней нет личинки, – заметил Гейл тихо.

– Ох, с вами никакого веселья. Прикончи ее и дело с концом, – я узнала голос Астариона, и не удивилась, вспомнив, каким он был в игре. – Нам всем нужно выспаться перед дорогой в подземелье. 

– Я знаю, откуда у тебя шрамы на спине! – закричала я, стараясь не двигаться, не провоцировать удар, что отсечет мне голову. – Я знаю, что Касадор хотел написать и зачем... Я расскажу вам все, только не убивайте меня.

– Хотя можно её оставить, – даже в полумраке ночи я видела, как эльф вскинул бровь, как быстро он переменился, стоило лишь назвать нужное имя. – Или можем поговорить с ее трупом, так будет безопаснее, если речь идёт о знакомых Касадора.

Да черт возьми... Не знаю я Касадора! Я не шпионка, не чародейка, не убийца, подосланный в ночи. Я – сумасшедшая, верно? Припадошная. Что, если меня накачали какими-то наркотиками... Не знаю, воздушно-капельным путем? И теперь мне мерещиться всякое, а старшекурсники фиксируют происходящее на камеру… Лаэзель ждала, она не колебалась, готовилась нанести решающий удар, но остановилась, когда Уилл шагнул вперёд. Свет костра мягко касался его рогов, но я не видела Карлах среди собравшихся.

– Мы не можем вот так просто убить безоружную девушку, не дав ей объясниться. Я понимаю, что времена сейчас смутные, но мы должны держать себя в руках. Совсем недавно все мы были в ее положении, – он указал в мою сторону пальцем.

– Кажется, она знает что-то полезное, – заявила Шэдоухарт, но в ее голосе не было той же решимости. – Но если ты не шпионка и не убийца, подосланная к нам... Кто ты вообще? 

– Это удивительная история, – мой голос дрожал, и лезвие, все ещё прижимавшееся к моему горлу, не разряжало обстановку. – Я... Я из другого мира. Я думаю, что я из другого мира, если миров несколько. Меня здесь не должно быть. 

Вас не должно быть, понимаешь? Вы – 3D модельки на экране, набор пикселей, старания сценаристов, актеров озвучки, художников... Вас не существует. А я? Я – есть. Была, если говорить точно. Так как же я оказалась здесь и почему? Может я впала в кому от испытанного кринжа, и теперь мне снятся дикие сны об игре, что совсем недавно взорвала мне жопу? Я невольно прикусила щеку с внутренней стороны, смотря за всеобщей реакцией. 

– Девочка не врёт, – этот голос был особенно глубоким, гласные он растягивал в особо звонком звучании. – Она не принадлежит этому миру, я чувствую, что она – из другой ткани. Природа не признает ее, но принимает, – Хальсин шагал медленно, и взглядом он велел Лаэзель убрать свой клинок. – Ты пришла через портал? 

– Я не знаю, – ответила я, снова оглянувшись по сторонам. – Я... Я зашла в дом, там было зеркало, свет...

– Зеркало можно проклясть, – встрял Гейл. – По-правде говоря, на них достаточно часто накладывают проклятья. Зеркала входят в топ-3 проклятых предметов, вы знали? 

– Спасибо за невероятно ценный факт, который всем нам обязательно пригодится в самом ближайшем будущем, – съязвил Астарион. – Рад, что мы выяснили, откуда она тут взялась. Осталось два вопроса: почему она знает нас и что с ней делать.

И что мне им на это сказать? Вы – персонажи компьютерной игры, выдуманные люди, эльфы, полуэльфы... Если бы мне кто-то сказал подобное, я бы вполне могла слететь с катушек. Если я не существую, существуют ли нормы морали, добро и зло? Но если не говорить правду, как тогда все объяснить? Я попыталась подняться с земли, но ноги не выдержали, тело мое жалко приподнялась и уже готовилось рухнуть обратно, как Уилл двинулся вперёд и поймал меня на пути к очередному удару.

– Полагаю, нам придется дождаться утра? – спросил колдун, улыбнувшись. – Ты, очевидно, знаешь наши имена. А как нам обращаться к тебе? 

– Катя, – ответила я, чувствуя, что голова все ещё кружится. – Меня зовут Катя.