Арабеллы не было на дороге. Мы не встретили ее возле кладбища, возле прохода к погрязшему в тенях храму. Навстречу шли лишь пораждения ночи, и ни единой искорки мысли не было в их глазах. Даже опасаясь проклятых скитальцев, даже трясясь от одной мысли о тварях, что мечтают запустить свои призрачные руки в мои кишки, я упросила своих спутников обойти здание госпиталя еще пару раз. Никого... И в проклятом лазарете не было ее родителей. Семья тифлингов точно провалилась сквозь землю. Хальсин уверил меня в том, что Кага не убивал никаких детей в его Роще, потому пропажа Арабеллы казалась мне особенно странной. 

Я снова что-то сломала. Но остальная часть нашего похода прошла удивительно хорошо. Меня не убили – большая удача. Несколько недолгих боёв ждали до Дома Надежды, доктора обезвредили быстро, его собственные медсестры провели операцию. Астарион, будучи умелым манипулятором и мерзавцем, смог уболатать его на этот интересны шаг. Я наблюдала с крыши, заранее закинув в себя зелья невидимости и быстрых ног, на случай, если придется дать деру.

– Теперь ты как настоящая птичка, – Астарион толкнул меня локтем, проходя мимо, когда мы остановились на небольшой привал у входа в гробницу. – Прячешься на деревьях. 

– На крыше, – поправила я, невольно вспоминая мерзкий запашок, шедший из операционной, и от этого теряя аппетит. 

– Главное помни, что высота не спасет тебя от голодного кота.

Я промолчала, не сказав ему, что он – никакой не кот, а просто злобная старая крыса. На перекус мне достался холодный сэндвич со свининой и сыром, но сгодится и он. Не то, чтобы в родном селе я питалась исключительно лососем и авокадо, но там были, не знаю... Свежие овощи? У бежавших от войны тифлингов, очевидно, были с собой только те продукты, что хранились дольше всего. Шли мы под тихие рассказы Хальсина, и я старалась держаться поближе к Карлах, чтобы лучше различать путь.

В гробнице пахло ещё хуже, чем на улице. Не так, словно что-то умерло в ней, нет... Что-то мертвое жило там, спаривались с таким же мертвым и воспроизводило на свет чистейшую стопроцентную гниль. Старые кости желтели в свете горящих свечей, они складывались в причудливые фигуры: кольца и ромбы, звезды и треугольники. Кто-то испытал невыразимое веселье, копаясь в останках семьи Торнов. Я в очередной раз почувствовала, как сердце мучительно сжимается от мысли о том, как низко пал знаменитый полководец. Мне удалось блеснуть знаниями и в очередной раз напомнить всем, какой я ценный член группы. Я нажала кнопки под картинами в нужном порядке, и дверь к храму открылась, даже не опалив нас огнем.

– Госпожа моя, – шепнула Шэдоухарт, и я заметила раболепский огонек в ее зелёных глазах. – Леди Шар хотела, чтобы я очутилась в этом месте.

Ты и представить себе не можешь, какие у нее на тебя планы. Я кусала губы, смотря за тем, как полуэльфка восхищённо расхаживает по залу, наполненному скудным светом кристаллов. Нас окружали мраморные статуи темной богини, Шар скрещивала кинжалы перед своим лицом, отказывалась снимать маску и встречаться со светом. Первую загадку мы решили быстро. Проворные эльфийские ноги сделали всю работу, пока мы терпеливо ждали в проходе. Астарион хоть и был самым неприятным из моих спутников, оказался очень и очень полезным. Карлах только и делала, что хвалила его прыть.

Удивительно, но отношения их напоминали отношения сестры и брата. Астарион мягко подкалывал Карлах, а дьяволица отвечала ему взаимностью, постоянно обещая, что швырнет вампира в стену, если он не перестанет сомневаться в ее тактике дальнего боя. Смотря на них, я заскучала по собственному брату. Кто скажет ему, что он – придурок, если меня рядом нет? Первый наш долгий отдых состоялся совсем недалеко от зала, в котором обитало пузатое чудовище. Цель. Мой портал домой. Я выкинула свою карту, сказала спутникам, что Юргира необходимо уничтожить до прохода через озеро… И слова мои не вызвали сомнений.

Только совесть все не давала уснуть. Решено было оставить меня в лагере, все равно в бою я не сгожусь, вызову лишь неудобство. Друид напризывал кучу тварей: дриад, морозных элементалей, медведя в смешном шлеме... Даже ворона, что мог выклевывать врагам глаза. Его перья устрашающее поблескивали в скудном храмовом свете. Шэдоухарт предусмотрительно подняла из мертвых двух дальнобойных скелетов, трупы как раз ждали нас за одной из дверей. «Они справятся», – утешала я саму себя.

Они ведь справятся, правда? На крайний случай у нас всегда был Иссохший, он мог воскресить любого члена команды по щелчку костистых пальцев, немного золота, и вот любимый или нелюбимый герой снова с нами. Я кусала губы, молчаливо смотря уходящим вслед. Древний храм не принимал меня, бесконечные статуи жестокой богини с укором следили за каждым моим движением, и тревога росла с каждой минутой. Я не давала костру затухнуть, подкидывая в него заранее заготовленные угольки. Шэдоухарт наложила на них какое-то заклятье, и двух брусочков хватало на целую ночь, если вода не попадала в очаг. Я ворошила костер старым мечом, смотря за тем, как мелкие искры поднимаются вверх. 

Удивительно, но в храме, что принадлежал богине темноты и мрака, было много света. Бледные синие фонари жались к стенам, показывая путь, и даже вековое забвение не рассеяло их магию. Должно быть, Шар желала продемонстрировать все величие собственной веры, показать пришедшим высокие потолки и стены из фиолетового мрамора с золотой фурнитурой. Ничто человеческое не чуждо богам. Им тоже нужно покрасоваться, раз уж выдался случай. На меня, весьма неискушённого зрителя, уроженку скромного провинциального городка, это подействовало весьма быстро.

Палатки мы с собой не взяли, только спальные мешки, лежавшие теперь как можно ближе к огню. Без компании мне весьма быстро стало страшно. Никогда бы не подумала, что это произойдет, но в одиночестве я заскучала по антропоморфным поганкам из подземелья. Хоть какое-то мельтешение на фоне бесконечной пустоты. Крысы бегали где-то внизу, шума битвы не было слышно, и я держалась за баночку зелья невидимости, спрятанного в кармане. Если они убьют адского беглеца, а я в этот момент попрощаюсь с жизнью тут, будет очень-очень обидно. За этими мыслями я и не заметила, как провалилась в сон, рассеянный, но весьма долгий. 

Мне снился родной дом с его белыми резными наличниками. Эти узоры сотворил ещё мой покойный ныне дедушка, любовно строгал свеженькую вагонку, красил и прибивал к окнам. Витиеватые узоры украшали и окна, и водостоки, и все, что только можно было украсить. Снег двумя кривыми горками лежал по обе стороны от вычищенной до ворот тропы, и сапоги мои тихо скрипели при ходьбе. Во сне я забежала на крыльцо по старым деревянным ступенькам, смахнула в ботинок снег веником, что всегда верно ждал у двери, и забежала внутрь. В нос ударил запах соленых огурцов: мама открыла новую банку, чтобы приготовить суп с говядиной и перловкой. Я улыбнулась, увидев ее слегка раскрасневшееся от жара лицо, улыбнулась, протянув к ней руки. Белые кружевные занавески закрывали окно, кошка вылизывалась в прихожей, и папа смотрел телевизор на самой высокой громкости.

– Бинты! – мама улыбалась, она открыла рот и заговорила со мной голосом Шэдоухарт. – Бинты скорее, нужно остановить кровь. 

– Что? – я опешила, руки опустились, и на поварском фартуке мамы я увидела кровавые пятна вместо привычных мелких голубых цветов. 

– Скорее, ему нужна теплая вода, нужно промыть рану! 

«Мама?», – не успела спросить я. Запах соленых огурцов пропал, его место занял металлический привкус крови. Я открыла глаза, и дом моего весьма счастливого детства растворился в воздухе, точно табачный дым. Бледные лица спутников встретили меня в полумраке храма, и Астариона осторожно уложили на мой спальный мешок. Не намеренно, нет, скорее не разбирали дороги и действовали как можно быстрее. Я поднялась с места, вскочила, точно могла чем-то помочь. Карлах придерживала голову эльфа, а Шэдоухарт и Хальсин создавали воду, разрезали доспех на своем соратнике, чтобы добраться до его раны.

– Тварь прострелила ему руку из своего арбалета, – Карлах больше ничего не могла сделать, дьяволица остановилась рядом со мной и молча наблюдала за целителями. – Прямо в плечо, неприятно, – она повела рукой, словно чувствуя фантомные боли. – Астарион потерял много крови, но жить будет.

– А вдруг он получит заражение? – я зря посмотрела туда.

Под разрезанным доспехом на теле вампира алела огромная рана, порез куда большего размера, чем древко арбалетного болта. Видимо, Юргир использовал такие снаряды, что разрываются, едва попав в тело противника. Они увеличивают площадь поражения, разрывают ткани и причиняют особенно сильную боль. Сердце моё пропустило удар, и тошнота подступила к горлу. «Это я виновата».

– Не переживай, Катя, у вампиров иммунитет к болезням, – напомнила тифлинг. – Главное остановить кровопотерю. 

На рану наложили бинты, Шэдоухарт обработала кожу Астариона какой-то мазью и насильно разжала его губы, чтобы снова влить в рот плута какое-то зелье. Это ведь спасет его жизнь? Или смерть, он же уже мертвый... Существование? Я растерялась, смотря за тем, как сочащаяся кровью плоть скрывается за очередным слоем бинта. Мне-то казалось, что парочки заклинаний хватает, чтобы любое ранение превратилось в плохое воспоминание, но нет, нет... Вот Шэдоухарт колдует над телом вампира, стараясь поддержать в нем угасающую жизнь. Все они были в ссадинах, все устали вести бой с мятежным приспешником дьявола. Я помнила, что у Юргира не так много здоровья, но у него много помощников и огромная пантера с жалом вместо хвоста.

Должно быть, им не удалось уболтать его низвергнуть в преисподнюю всех своих помощников. Карлах и Хальсин легли спать, а мы с Шэдоухарт ещё долго смотрели за тем, как грудь эльфа вздымается и опадает. Астарион не сказал ни слова с тех пор, как его вернули в лагерь. Он находился в сознании, периодически открывал глаза, моргал, разлеплял бледные губы для очередной порции зелья, но молчал. И странно, но я даже начала скучать по его болтовне. Если бы вампир снова начал издавать звуки, это бы значило, что он приходит в норму. 

– Мы... – Карлах первой начала этот разговор. – Мы должны идти дальше. Даже без Астариона. Понимаю, за ним нужен присмотр, но ведь мы не можем остаться все сразу. Нам ведь еще нужно пройти эти испытания, так?

– Мне, – поправила ее Шэдоухарт, жрица сделала шаг вперёд, словно надеясь, что так ее услышит богиня. – Мне нужно пройти их ради благословения моей Госпожи.

– Оно тебе не нужно, – шепнула я, и никто меня не услышал. – А как же Астарион? Он такой бледный. 

– Он же вампир, – напомнил Хальсин, размашисто хлопнув меня по плечу. – Я давно занимаюсь целительством и точно скажу: Астарион не умрет от этого ранения. Мы лечили его всю ночь и половину этого дня.

– И рана должна затянуться так быстро? – спросила я любопытно. 

– К завтрашнему вечеру он уже сможет поднимать руку и даже стрелять. Когда проснется сегодня, он сможет ходить, но в бою будет совершенно бесполезен, – вмешалась Шэдоухарт. – А Карлах права, нам нужно идти дальше. Тебе придется присмотреть за ним, дать целебное зелье, когда откроет глаза. Ну и обезболить рану, если будет необходимо.

Господи. Я всю ночь не спала, все смотрела, как жрица поит его красноватой жижей из круглой баночки. Дело казалось не самым сложным. Как-то раз мне приходилось давать сироп от кашля моему трехлетнему двоюродному брату, вот это было весьма и весьма тяжело... Напоить взрослого эльфа, который сам открывает рот и не плюет в тебя лекарством – плевая задача. Тем более, я обязана ему, ведь ранили Астариона только по моей вине. Никому бы и в голову не пришло затевать сражение с Юргиром, если бы не мой обман, не мое маленькое соглашение с дьяволом. Я торопливо закивала, и Шэдоухарт провела для меня небольшой инструктаж перед отбытием. 

Астарион спал, но уснул он совсем недавно. Ночью я слышала, как с губ его слетают тихие всхлипы, мычание, полное боли. Рана заживала, друид щедро присыпал повязку магией, медитировал, закрыв глаза. Я все вспомнила эту жуткую картину, оголенную плоть, прорезь на месте некогда целой руки. Мурашки прошлись по плечам, забрались и на шею, достали до самого затылка. Я тряхнула головой, словно так могла скинуть брезгливость. 

Хорошо, что я не пошла в медицинский, не послушала совета отца, что так мечтал обрести в моем лице семейного доктора. Мне не быть врачом с такой низкой толерантностью к ранам и крови, к трупам и запахам, что они издают. Лагерь снова опустел, и о присутствии моих спутников напоминали лишь брошенные ими вещи. Убрав за всеми, как образцовая хозяйка очага, я подсела ближе к огню. Веки Астариона оставались опущенными, грудь его медленно вздымалась. Никогда бы не подумала, что вампирам нужно дышать... Но в этом мире куда больше удивительного. Я прикусила губу, смотря за тем, как тени прыгают по лицу моего единственного теперь спутника, как эльф выгибает брови во сне. Ему снился кошмар? Что-то плохое.

Я вспомнила его кошмары в игре, в личном прохождении за бледного эльфа. Сама я не играла за персонажей, но смотрела прохождения. Астарион должен был видеть Касадора, ведь так? Несмотря на то, что он – отвратительный манипулятор, подпортивший мне жизнь, Астарион явно не заслуживал этой участи. Где-то вдалеке капала вода, эльф тихо сопел от попавшего в нос пепла, и я все смотрела в его неживое лицо. Интересно, каким он был раньше... Без синяков под глазами, без болезненной остроты черт, без бледности, что указывала не на аристократическое происхождение, а на болезнь, сожравшую не тело, а душу. Бедный, бедный Астарион.

Он слегка дернулся во сне, плотно сжал свои тонкие губы, точно чувствуя боль, и сердце мое дрогнуло. Я действовала на уровне инстинктов, схватила мазь, которую мне оставила Шэдоухарт и осторожно стянула с эльфа плед, которым его прикрыли вместо испорченного доспеха. Рана ждала меня там, под пропитанными травяным настоем бинтами, и я знала, что должна снова ее обработать, если к эльфу вернулась боль. Взгляд невольно скользнул к его груди, к стальным мышцам торса. Я почувствовала, как жар занял щеки. Я не могу, не могу отрицать очевидного, даже если очень хотелось: Астарион хорошо сложен. Здесь, в реальном мире, где графика была чуть лучше, я могла разглядеть на его животе несколько старых шрамов.

– Так и знал, что ты воспользуешься моим беспомощным положением, – произнес он, и голос прозвучал хрипло. – Передумала? Так значит, мне нужно было сначала раздеться, а потом предложить этой собачке косточку, – говорил он сам с собой.

Я торопливо натянула плед обратно, до самого его подбородка, стараясь игнорировать охватившее меня смущение. Губы сами сложились в тонкую линию, и я подняла растерянный взгляд к вампирскому лицу. На губах эльфа застыла самодовольная усмешка. Вот оно, вот это долгожданное мгновение! Сейчас, после ночи мутного сна, ночи боли и страданий, прическа его утратила свою безупречность. Белоснежные локоны липли к взмокшему в горячке лбу, и Астарион напоминал мокрого мышонка.

– Я не собиралась делать ничего такого, – зачем-то оправдывалась я. – Прости. Просто показалось, что тебе больно.

– Если тебе нравится такая тема, Катя, можно было мне рассказать, – удивительно, что в таком положении он тратил силы на издевательства надо мной. – Позиция сверху. Я готов уступить, но на один раз. На первый. 

– Прекрати! – голос мой звучал громче, чем планировалось. – Я просто пыталась помочь тебе! 

– Не распознал. Мне не часто в жизни помогали, – ответил Астарион.

Должно быть, в его голове это звучало как извинения, как: «Прости, я не хотел тебя обидеть». Во всяком случае, мне хотелось так думать. Я снова наклонилась к эльфу и осторожно приподняла край пледа, теперь обнажив лишь его раненную руку. Если взгляд мой снова заплутает и остановится на этом теле, будет очень неловко, нечем будет оправдать стыдливое любопытство. Однако, в душе моей шевельнулся интерес, который может разжечь внутри художника по-настоящему красивый мужчина. Мне хотелось запечатлеть эти пропорции на бумаге, сохранить в веках.

– Нужно смазать мазью, там, под повязкой… Шэдоухарт оставила что-то от боли, – говорила я, смотря на бинты. 

– Оставь, – отмахнулся эльф, и голос его звучал уже громче. – Ты упадешь в обморок, если посмотришь на кровавое месиво снова, ведь правда? – с губ его сорвался тихий смешок. – Нежная натура. Я успел увидеть выражение твоего лица, прежде, чем отправился в целительный мир сновидений.

– Что тебе снилось? – спросила я осторожно.

– Прошлое, – в красных глазах эльфа на мгновение мелькнуло сожаление. – Просто помоги мне выпить лечебное зелье. 

Он нахмурил брови, нетерпеливо махнув в сторону аптечной сумки. Я поняла, что вампир не может держать голову на весу. Простреленное плечо болью отдает ему в шею, в правую часть груди, такой широкой, такой сильной... Мысли эти снова забрались в мою голову, и я растерянно прыгнула за сумкой. Будто от особенно резкого движения эти грешные мысли покинут мою голову. Жалко, что я не вела календарь цикла на бумаге, записывала только в приложение, что сейчас никак не открыть… Тогда можно было бы проверить, овуляция втолкнула в мою голову эту ерунду или нет.

Я схватила красную баночку и вернулась к ложу больного. Мелкие камушки скрипели под мышками моих сапог. Астарион ждал, и улыбка покинула его красивое лицо. Я осторожно приподняла его голову, положив ладонь ему на затылок, и поднесла край горлышка склянки к этим бледным губам. Астарион смотрел мне в глаза, пока жадно глотал светло-красную жижу. Я старалась следить за его губами, чтобы понять, когда смогу отойти на почтительное расстояние. Его волосы оказались жёсткими на ощупь, и мне хотелось как можно скорее их отпустить.

– Спасибо, – холодно произнес эльф, что-то новенькое, почти без иронии.

– На здоровье. Мне тоже сегодня снилось мое прошлое, – рассказала я в лютом порыве откровенности.

– И как? Развлечешь меня рассказом о нем? – спросил эльф, осторожно приподнимаясь на локтях. 

Зелье действовало быстро, и Астарион восстанавливался, точно по волшебству. Почему «точно», если так оно и было? Я ещё не успела привыкнуть к этому миру за жалкие две недели времени. Эльф смотрел на меня без насмешливой улыбки, и вина продолжала давить на плечи. Его ведь из-за меня так серьезно ранили, я толкнула его в болезненный долгий сон, прямо в лапы к бывшему хозяину. Если небольшой маловажным рассказ утешит его, отчего бы не поболтать? В конце концов, вдруг я в последний раз смогу поговорить с кем-то о доме. 

– Мне снилась моя мама, – ответила я, опустившись на холодную каменную лавку. – В доме моей семьи. Там было тепло и уютно, она стояла в кухне и варила обед. У мамы смешные ямочки на щеках, когда она улыбается...

– Ты росла дома? С родителями? – Астарион выгнул бровь. – Одаренным волшебникам редко приходится коротать дни в отчем доме. Обычно их забирают в подмастерье какому-нибудь искушенному чародею, чтобы не терять время. Твоя мать – тоже предсказательница? 

– Своего рода, – ответила я.

Я вспомнила, что мама всегда безошибочно предсказывала дождь, когда я выбегала на улицу без зонта, что она по заплаканным глазам брата угадывала оценки в его дневнике. Когда собака начинала лаять, мама понимала, когда именно пёс просто показательно выполняет свою охранную работу, а когда действительно чувствует беду. Да. Да, моя мама была предсказательницей, и я по ней очень скучаю. Я вспомнила, как она наскоро вытирала руки о халат и шла обнимать меня, когда я возвращалась из школы. До самого выпуска, до одиннадцатого класса, когда я уже была неприятным бунтующим подростком, отказывающим ей в нежности. Хоть бы раз обнять ее снова...

– Я завидую тебе, милая, – взгляд Астариона упёрся в каменный потолок, а в голосе послышались сладкие мечтательные нотки. – Я... Я не помню мою семью. Мою настоящую семью, – уточнил он, чтобы я понимала, что мы говорим не о вампирских отродьях. – Это было так давно, обрывками висит в памяти, будто сюжет книги, название которой мне не вспомнить.

– Совсем ничего связного? – тихо поинтересовалась я. 

– Ничего. Уж точно не черты лица моей матери, – грустно заметил Астарион. – Подойди поближе, я плохо слышу тебя. Юргир бросил меня в стену, и я ударился ухом, – он продемонстрировал мне бордовый след от удара на самом верху ушной раковины. 

Уж не думаю, что это могло повредить его слух... На лице эльфа застыло непонятное мечтательное выражение, и я осторожно подсела ближе. Ногой я нечаянно сбила пустую склянку от целебного зелья, и та стремительно покатилась в сторону обрыва. Падала она, громко звякая о каменные края пропасти, но на третий раз рассыпалась сотней осколков. Интересно, что там внизу? Подземелье, по которому мы скитались пару дней назад или адские земли?

– Твоя мама очень тебя любила. Она дала тебе такое красивое, нежное имя... Маленькая звезда, – говорила я тихо, теперь-то точно зная, что вампир меня слышит. – Рассказать тебе, какой она была? – я собиралась выдумать ему что-то правдоподобное. 

– Нет, – ответил Астарион, помолчав полминуты. – Нет, прошу, – голос его стал особенно грустным. – Лучше посмотри, что там с моим ухом, милая, раз тебя оставили в роли моей целительницы.

– Ухо как ухо, – ответила я, прищурившись. – Нормальное. Ну только, типа... Острое. 

– Все нормальные уши острые, – Астарион закатил глаза. – Оно не поранено? 

Я наклонилась ближе, чтобы рассмотреть небольшое покраснение, след начинающегося синяка. Переломы ведь не всегда болят сразу. Я слышала, что можно и не заметить, как раздробил ребро или ключицу, и только во время отдыха понять, что что-то не так. Сама я прожила свою жизнь так аккуратно, что умудрилась ничего не сломать. Я не могла представить силу этой боли, оценить ее. Я прищурилась, старалась помочь, но Астарион тут же повернул голову в сторону. Он поймал меня в ловушку, и губы наши остановились друг напротив друга. Его холодное дыхание мельком коснулось моей щеки, и краешек губ задел мои, когда эльф заулыбался. Краска прилила к лицу ещё быстрее, и я попыталась отпрянуть, но эльф поймал меня за руку.

– В следующий раз, когда захочешь посмотреть, моя милая маленькая птичка, – он облизнул свою нижнюю губу. – Можешь просто попросить.

– Я не пыталась... – я знала, что Астариона веселит мое смущение. – Да я не пыталась ничего такого... Неужели ты думаешь, что я могла бы так с тобой поступить? После всего, что ты пережил? После того, как Касадор использовал тебя для...

– Хватит, – холодная ладонь разжалась, и взгляд Астариона изменился, в нем уже не осталось весёлых искорок. – Не превращай невинную забаву в вечер воспоминаний. Достаточно разговоров о моем прошлом. 

– Кхем-кхем. 

Я снова отпрянула, и на этот раз от внезапно нахлынувшей паники закружилась голова. Совсем рядом с нами стояла Карлах, и на губах ее застыла самая ехидная улыбка из всех, что когда-то покоились на этом красивом лице. Дьяволица вскинула бровь, встретив сначала мой взгляд, а после – Астариона. Эльф слабо улыбнулся в ответ, и тифлинг одобрительно качнула головой. Она не выглядела уставшей, наоборот, в этом могучем теле точно прибавилось сил.

– Простите, что помешала вашей прелестной парочке, но нам очень нужен Астарион, – она взглянула на меня почти виновато, будто я хотела, чтобы вампир обязательно остался тут, в лагере. – Испытание Шар. На скрытность. У тебя тут самые проворные ноги, – тифлинг осторожно толкнула лежавшего Астариона мыском своего ботинка. 

– И язык, – он смотрел мне в глаза. – Только мне нужен новый доспех.

Едва эльф сомкнул свои хорошенькие губы, дьяволица уже швырнула в него новое одеяние, очевидно, подобранное по дороге.