Счастливый человек

Счастье похоже на крохотную плошку риса, которую вы трепетно делите с родным человеком в суматошное утро понедельника. Рампо тяжело вздыхает, глядя в кастрюльку с крупой. Утро, в принципе, могло быть и не таким суматошным, но в Йокогаме по-другому и не бывает. Поначалу Эдогава радовался, когда они с мужем сняли квартиру в пяти минутах ходьбы от офиса ВДА — никакого транспорта, только маршрут от дома до офиса выучить, — но постоянный шум портил идиллию. Хотя, что им этот шум в их уютном уголке, когда тихими вечерами они, уставшие и счастливые, сидят на татами в свете маленькой лампы? Да, квартирка небольшая, зато уютная, и убираться долго не надо — Рай для хаотичного Рампо и педанта Фукудзавы. А по утрам покидать тёплую постель и вовсе не хочется. Даже сегодня они с Юкичи опять валялись под покровом одеяла после будильника. Ну, как валялись... Рампо в очередной раз стащил у супруга одеяло. Вот так они лежали: Эдогава бухтел на понедельники в своём коконе, а Юки кивал, гладил его по растрёпанным волосам и читал свою книгу.

Рампо щурится в улыбке, как довольный кот, и включает на плите слабый огонь — пока они будут собираться, как раз сварится рис. Благо, квартирка небольшая — услышат даже из спальни. Хотя раньше Эдогава даже притронуться к плите боялся — как-то слишком рискованно. Йосано на это пошутила, что Фукудзава из него человека сделал. А Эдогава и не возражал.

Рампо выходит из кухни и заворачивает в спальню. Юкичи по-прежнему читает свою книгу в домашней юкате. Спокоен и прекрасен, как всегда. Глаза только больно уставшие... Но то и немудрено — в отпуск они в последний раз ездили полтора года назад, когда заключали брак за границей.

Эдогава снова укладывается рядом, закинув на голову руку и демонстративно тяжко вздохнув.

— Юки, — милое домашнее прозвище, которое Эдогава дал ему несколько лет назад.

— Мгм, — отзывается Юкичи, и Рампо глядит на него испытующе.

Подумать только, как же он хорош! И серьёзный же такой, главное! Одно выражение лица на все их пятнадцать лет знакомства, из которых семь лет отношений и полтора года брака. Но то, конечно, напускное. Так подумает только посторонний. А Рампо не посторонний. Он прекрасно отличает малейшие оттенки эмоций Фукудзавы, даже не включая Сверхдедукцию. В целом, плевать и на разницу в возрасте, и на внешнюю угрюмость, когда дорогой человек ставит перед тобой миску с тёплым домашним раменом. Тогда и глаза у тебя блестят, и лучи благодарности сочатся прямо сквозь них, и слов никаких отнюдь не нужно, кто бы что не подумал. Слепы все они, раз не замечают его мудрого очарования.

Правда, и сам Эдогава по-настоящему разглядел его не сразу. Близки они были всегда — молчаливый и чуткий Фукудзава очень хорошо вписался в неторную жизнь Рампо. Он помогал ему бороться с миром и дисфорией, а Эдогава взамен освещал его жизнь своей озорной хаотичностью. И в двадцать один год, когда Рампо наконец-то дорвался до гистерэктомии, его словно озарило. Он просто проснулся и увидел перед собой его: светлого и такого родного. Юкичи спросил, как он себя чувствует, и тогда Рампо осознал: трудности закончились, а незримая связь между ними осталась. Разом в голове всплыли все воспоминания: и как Фукудзава подобрал и прегрел его, запуганного и отверженного подростка, и как терпел его истерики... А ещё выслушивал его жалобы на врачей, которые всё не хотели выдавать грёбаную бумажку с диагнозом. Бывало, усядется Рампо вальяжно на стол в кабинете директора, закинет ногу на ногу, и как начнёт:

— Вот представляешь, эта курица снова попросила меня повторить, когда я впервые осознал себя. А я, блин, всегда знал!

— Ага, помню, — отвечал Фукудзава.

— Я просто не понимаю, зачем мне всё это повторять уже третьему психиатру. Люди усложняют себе жизнь этой чёртовой бюрократией!

И тогда Фукудзава молча достанет из выдвижного ящичка клубничный леденец и протянет Рампо. И глаза Эдогавы снова заблестят, и из них исчезнет постоянная усталость.

И после годовой войны с системой здравоохранения и хорошего сна на больничной койке Рампо вдруг осенило: зачем ему ещё в принципе кто-то нужен, когда рядом всегда был Юкичи? Рампо видел тень улыбки на его лице не впервые, но именно в тот момент он решил, что добьётся Фукудзавы.

А если Рампо что-то решил, то он обязательно это сделает.

И за все семь лет отношений он ещё ни разу не пожалел о своём выборе.

Он приподнимается с постели, намеренно громко ёрзая по футону и прижимаясь к Юкичи. Тот заинтересованно поглядывает на него, но книгу не откладывает. Однако и Рампо не сдаётся. Настенные часы в их комнате показывают восемь — точно успеют. Прильнув к Юкичи с левой стороны, Эдогава сначала смотрит на раскрытые страницы, но его глаза невольно сползают на вены на смугловатых руках.

— Ну и ску-у-ука, — протягивает Рампо и переходит на шёпот, прижимаясь ещё ближе к родному плечу: — А может, ну её?

Фукудзаву, очевидно, предложение заинтересовывает — он поглядывает то на часы, то на Рампо — в глазах у того играют бесовские огоньки. Прямо сейчас Эдогава готов поставить свою зарплату на то, что Юкичи согласится. Ведь что может быть сильнее природного обаяния Эдогавы? Правильно, ничего.

Он запускает свободную руку в пушистые волосы Рампо. Книгу всё ещё не выпускает из рук, но уже не всматривается в неё — хочет подразнить Эдогаву, как обычно. Но и Рампо не лыком шит. Вызов принят.

Он обвивает руками широкую и слегка шершавую ладонь Юкичи и самозабвенно прикрывает глаза. Тёплые пальцы приятно гладят голову, взъерошивают волосы. От этой привычной теплоты Эдогава готов расплыться на татами, словно нагретое мороженое. Сквозь закрытые глаза он чувствует только мягкий свет лампы и нежные касания. Даже шум с улицы растворяется в них. Рампо приподнимает голову и целует запястье Юкичи. Тот слегка вздрагивает. Эдогава готов поклясться, что Фукудзава тоже прикрыл глаза. Рампо продолжает покрывать поцелуями его руку, переползает ещё ближе, к нему на колени.

Его маленькая победа: Юкичи наконец-то откладывает книгу. Рампо самодовольно ухмыляется. Этот победоносный миг напоминает ему о своём самом первом успехе на личном фронте.

После выписки из больницы Рампо поставил себе сразу две цели: добиться и замены имени в документах, и Фукудзавы. Йосано на такие наполеоновские планы только хмыкнула и пожелала удачи. Зря! Наверное, кого-то действительно напугали бы обстоятельства: разница в возрасте, угрюмая натура любимого человека, общая работа... Но не Эдогаву Рампо. Только Эдогава Рампо мог спрашивал в ответ: «И что?» Те рамки — бюрократические или межличностные, — которые строил для себя человек лишь затем, чтобы позже с удовольствием разрушить их, обращались в прах под гнётом гения Рампо. Он сидел в муниципалитете до самого закрытия, порой засыпая в очереди прямо на железном в коридоре, пока его не запомнили даже уборщики; он раз за разом таскал объекту своего обожания всякую мелочь, которую, как он вычитал, друг другу дарят парочки. Однако конфеты Юкичи упорно складировал в ящичках своего рабочего стола, а цветы относил домой и даже никак не упоминал. Рампо даже и этого не узнал бы, если бы не Сверхдедукция... А Фукудзава всё молчал и не оставлял никаких подсказок. Поди пойми, о чём он там думает — это тебе не глухарь десятилетней давности разгадывать, это чувства! Рампо сидел в очереди на замену паспорта и думал: «Ну почему люди такие глупые? Зачем всё усложнять? Почему нельзя просто радоваться жизни?» И только богам известно, на кого он сетовал больше: на бюрократов из муниципалитета или на Юкичи.

Рампо никогда не забудет тот триумфальный момент, когда на руки к нему попал новый, настоящий паспорт. Да, жизнь определённо упростилась спустя двадцать два года сплошных трудностей. В тот летний день светило солнце, а если прислушаться, то можно было различить пение цикад. И Рампо настолько пресытился этим чувством блаженства, что осознал: для него нет ничего невозможного.

Стук в кабинет Фукудзавы звоном отдавался в его ушах. Рампо открыл дверь. Юкичи глядел на него из-за своего длинного стола.

— Уже поменял паспорт?

— Да, — гордо ответил Рампо.

Но Фукудзава по прежнему глядел на Рампо, приподнимая густые брови в немом вопросе.

— А знаешь, что ещё я хотел тебе сказать? — он гордо задрал голову, вперившись прямо в синие глаза напротив. — Я люблю тебя.

— Я ждал, когда ты это скажешь, — улыбнулся Юкичи.

И с тех пор Эдогава Рампо начал жить. Они вместе начали жить. И ни разу ещё Рампо не пожалел о своей утопической цели и дерзких шагов к ней.

...Большая тёплая рука забирается под свободную футболку, и по телу Рампо пробегают мурашки. Он прижимается всё плотнее и плотнее, обхватывает его шею и впивается в серебряную копну волос; наконец-то добирается до губ Фукудзавы; целует так жадно, словно в первый и последний раз. Под натиском Юкичи ладони Эдогавы невольно разжимаются, опускаются на ворот юкаты. Рампо чувствует тяжёлое дыхание и трепетное сердцебиение. Ему хочется слиться с Юкичи и больше никогда не отлипать. И к чёрту рис на плите! К чёрту работу! К чёрту суетливую Йокогаму! Пусть весь мир подождёт.

Замолкает квартира, лишь сбитое дыхание Юкичи изводит чувствительный слух Рампо. Их вязкие, словно мёд, поцелуи тянутся по ощущениям целую вечность. И без того смятая постель превращается в настоящий хаос под их разгорячёнными телами. Когда Рампо разрывает их небрежные ласки, он видит, с какой жадностью синие глаза напротив пронзают его. Эти глаза — буйное море, готовое поглотить одной лишь своей волной целый могучий дредноут.

И волна вожделения в итоге накрывает его с головой.

Однако за собой на дно Эдогава тянет и Юкичи.

Мало приятного чувствуешь, когда приходится отрывать даже одну руку от источника теплоты. Но приходится... Распалённый Рампо, сидя на коленях у Фукудзавы, пытается нащупать под своим футоном презерватив и тюбик лубриканта. Тот ничего не говорит, но сверлит взглядом то самого Эдогаву, то его костлявую руку. Они оба бессловесно сгорают от нетерпения. Рука Фукудзавы скользит вниз по бедру Рампо, а тот только шикает: «Да я сейчас...»

Вот куда их скарб мог деться? Всегда же лежал на одном месте, специально, потому что Рампо было бы лень вставать и бегать до шкафа. А теперь что? Холодный татами неприятно раздражает изнеженные подушечки пальцев, Рампо нервно дёргает рукой в поисках пропажи. Юкичи, с другой стороны, приятно целует его, склонившегося ниже, возле уха. Изводит. Причём специально же!

Рампо раздражённо пыхтит и отрывает руку, в его глазах читается — «Тц, заколебало!» Фукудзава удивлённо глядит на него и тоже начинает рыскать руками по постели и под ней.

Пропажу они находят в скомканном одеяле. Впору бы задуматься, как так вышло, но Юкичи не успевает — Рампо снова ёрзает на нём, жмётся всё плотнее и плотнее; их фигура прислоняется к стенке.

Рампо чувствует между ног влажный и тёплый член Юкичи. Левой рукой он обвивает его шею, а правая крепко держит руку Юкичи. Рампо ощущает, как та сжимается с низким полувздохом, когда он наконец седлает Юкичи. Они начинают двигаться. Поначалу Рампо медленен, он постепенно входит в раж и набирает темп. Чужая — чужая ли? — рука тяжелеет на его талии, а сам Эдогава упоённо запрокидывает голову. Зачем видеть, когда можно чувствовать? Он — лишь услада для глаз Фукудзавы. Нет ничего приятнее, чем наблюдать, как любимый человек заходится в блаженстве. Быстро, резко, мокро. Тепло распирает двоих изнутри. Как и всегда, Эдогава выстанывает нечто, понятное лишь Юкичи. Тёплое и сбитое дыхание Фукудзавы обдает его всего, а потом Фукудзава подцепляет его за подбородок и целует. Слишком нежно, чтобы быть правдой, но слишком правдиво, чтобы захватить его навечно.

Рампо громко вдыхает прямо в поцелуй, и чувствует лёгкое вздрагивание внутри — Юкичи кончает. Его низкий полустон-полувыдох сводит Рампо с ума. Их руки всё ещё сжаты. Эдогава, пару раз глубоко толкнувшись, наконец-то и сам чувствует приятное тепло. Он виснет на Юкичи. Приятно. Юкичи тоже обнимает его и, убрав за ухо прядь чёрных волос, легонько целует в висок. Их маленький приступ страсти в отдельно взятой комнате.

Приятно лежать в объятьях любимого человека разморённым, но ещё приятнее, когда можешь сам обнять его. Рампо обвивает руками Юкичи и слегка прикрывает глаза.

— Эдогава, — нежно шепчет ему голос сверху.

— Да-а-а, — протягивает он в ответ. — У меня самый лучший муж!

Он не видит, но Фукудзава улыбается.

— Я хотел сказать то же про тебя, — добавляет он.

Рампо тут же поднимает голову. Его глаза широко раскрыты, в них Юкичи читает только немой восторг.

Эдогава снова радушно улыбается.

— Ну, это аксиома... — он слегка румянеет и щурится.

Волосы Рампо невероятно мягкие на ощупь, а руки пахнут пирожками из кафе у их офиса и леденцами из ближайшего комбини — всем тем, что сам Юкичи обходительно приносит домой Эдогаве. Ещё Рампо пахнет чернилами, а иногда — моющим для посуды.

Но вдруг слух Фукудзавы ворошит неприятный шкворчащий звук.

Рампо подскакивает с места и с зычным «Блять!» несётся на кухню. Да уж, сколько бы времени ни прошло, рассеянность Эдогавы не пропадёт никогда.

Фукудзава отлично помнит, как они съехались спустя три года отношений. Рампо однажды после очередной совместной ночи просто констатировал: «Нам нужно жить вместе». Юкичи не возражал, но чисто из интереса спросил, почему. Эдогава не растерялся: «Потому что я устал приходить с работы в одно место, а уходить на работу из другого». На том и решили. Казалось, наступает идиллия. По крайней мере, Рампо казалось. Но у Юкичи глаза на лоб полезли, когда он пришёл с работы чуть позже обычного и увидел в раковине на кухне гору пачек от лапши быстрого приготовления, а на смятом одеяле в спальне — потрёпанного Эдогаву в очках с ноутбуком на коленях и кружкой кофе.

В тот момент внутри Юкичи Фукудзавы умер перфекционист.

— М, заходи, — пробормотал Эдогава, как ни в чём не бывало.

Шокированный Фукудзава спросил:

— То есть ты не обедал?

Рампо слегка встрепенулся, но ещё тщательнее уставился на ноутбук:

— Почему? Я лапши заказал.

— И всё?

— Не переживай, я там тебе ещё на кухне оставил.

Юкичи как стоял, так и застыл. Да уж, не прибавить и не отнять. Рампо будто ощутил его шок. Он повернул голову к дверям:

— Всё нормально?

— Ты всегда так питаешься? — только и выдавил из себя Фукудзава.

— В каком смысле — «так»? — недоумевающе спросил Рампо.

— Лапшой.

Рампо засмеялся. Его зелёные глаза выглядели особенно выразительно в «рабочих» очках.

— Что ты, конечно нет! — у Фукудзавы как от сердца отлегло. Но потом Эдогава добавил: — Вчера, например, пиццу заказывал.

...И тут Фукудзава понял, что ему придётся объяснять взрослому двадцатичетырёхлетнему мужчине, почему нельзя жить на еде из комбини и пиццерий.

У Рампо были железные аргументы: сначала он сказал, что ему лень готовить, затем — что боится сломать плиту и спалить квартиру, а потом в ход вообще пошла тяжёлая артиллерия. «Я всё равно не планирую пережить тебя», — сказал Эдогава и получил свёртком из отчёта Куникиды по голове. Ему только и оставалось скупо заметить: «Резонно». Короче, полвечера Фукудзава показывал Рампо, как включить плиту, а оставшуюся половину — как варить крупы. Надо сказать, что они даже неплохо поужинали. С тех самых пор Эдогава отвечал за готовку, если Фукудзава не мог. И никакой больше доставки на дом!

Если бы ещё не надо было убирать за собой бардак из картонных коробок и грязных чашек из-под кофе...

Убираться Рампо не любил больше всего. Не понимал, зачем Фукудзава расставлял все папки с отчётами строго по алфавиту, почему складывал одежду по цвету и причём здесь внутренний покой. У него самого на столе всегда царил творческий беспорядок. Рампо не учёл только того, что в однушке единственный рабочий стол принадлежит не ему одному...

Они особо не ругались, так — тяжело вздыхали и ворчали друг на друга. Однажды Юкичи перерыл полшкафа ради одного галстука; бывало, что от неряшливого касания Рампо ненароком разлетались по сторонам аккуратно сложенные на столе документы. Бедлам продолжался до тех пор, пока они не решились на большую перестановку. Вещи пришлось сортировать не по чёткому порядку, а по досягаемости для них обоих.

Забавно было вспоминать обо всём этом спустя столько времени. Был ведь и период, когда все эти притирания оказались цветочками на фоне угрозе Агентству и всему миру. И Рампо, и Фукудзаву даже радовало, что конкретно сейчас их самая большая проблема — грязная плита в двадцать минут девятого утром в понедельник.

Хотя она, конечно, нормально пострадала... Как и кафель. Рампо пришлось танцевать вокруг побежавшего молока, чтобы не испачкать ещё и носки. Это он ещё даже дно кастрюльки не смотрел. Казалось, что лучше не надо. Он ненавидит отмывать подгоревшую посуду! Стоишь и драишь под тонкой струйкой из-под крана (чтоб за воду не переплачивать!) это грёбаное донышко полдня. Уже и дзен постиг, и даже понял, почему китайцы пытали каплей.

Сзади закрылась дверца шкафчика с мусоркой — это Юкичи выбросил маленькое свидетельство их бесстыдного опоздания. Он застыл на месте, оценивая масштаб трагедии. Рампо показательно тяжело вздохнул.

— Придётся отмывать сейчас, — констатировал Юкичи.

— Знаю... — разочарованно протянул Рампо.

— К вечеру всё засохнет, не отдерём потом.

— Ага...

— Иди тогда в душ, я начну.

— И на работу опоздаем...

Юкичи уже отвернулся с губкой в руках, но Рампо готов был поклясться, что лицо его сделалось мрачнее тучи. Это было не первое их опоздание: то будильник проспят, то вообще завести его забудут. Но Фукудзава упорно отрицал, что ему нужен отдых. А опоздания и постоянные мигрени по вечерам — это просто совпадения.

Когда Рампо вышел из душа, кастрюлька из-под риса уже стояла в раковине, наполненная водой. М-да, позавтракали... Но оно того стоило! Объятья любимого человека всяко приятнее полусонной дороги по утренней дождливой Йокогаме! После душа Эдогава даже чувствует себя посвежевшим, словно банальная горячая вода смыла с него весь негатив. Вот что ещё для счастья надо? Он рад бы даже расслабленно потянуться, да Юкичи уже протягивает ему влажную тряпку.

Так и сидят они вдвоём. Фукудзава — со всё такой же серьёзной миной, как обычно. Рампо глядит на него и его распирает от смеха. Нет, большего для счастья и не надо! Необъяснимая лёгкость, скопившаяся на душе, вырывается наружу с неровным хихиканьем.

— Блин, я не могу... ну почему ты постоянно такой собранный, Юки?

— Тебе же нравится, — недоумевающе отвечает Фукудзава.

— Ага. Особенно когда у тебя не раскалывается голова от постоянного напряжения на работе, — подкалывает Эдогава.

У Юкичи блестят глаза, подобно морской глади на солнце.

— А кое-кому немного собранности не помешало бы, — он ухмыляется.

— На что это ты намекаешь? — смешливо спрашивает Рампо.

— На то самое и намекаю, — Юкичи снова для виду серьёзнеет.

Рампо смутился, Фукудзава едва слышно хихикнул.

Корпоратив в честь юбилея ВДА был... незабываемым. Для Фукудзавы. Рампо как раз был тем, кто всё забыл. Для него вечер выглядел просто и незамысловато: офис, общими силами старательно украшенный накануне, заполонили какие-то непонятные люди, среди них узнавался только давний друг Юкичи Очи Фукучи. Большинство было одето с иголочки, в том числе и сам Юки (как же ему шёл деловой костюм!), говорили о каких-то скучных официальных вещах, давали длинные тосты — слишком одинаковые и монотонные, чтобы Рампо хотя бы пытался их запомнить. Юкичи говорил, что вся эта помпезность — необходимое зло, если они хотят и дальше спасать город. Рампо раздражённо цыкал в попытке завязать галстук и проклинал всех важных шишек в алфавитном порядке. Как хорошо, что всегда есть Юкичи, который поможет завязать галстук! И как плохо, что вечером он не обращал на Эдогаву совершенно никакого внимания... Парень он ему, или кто? Но когда даже Йосано вышла во двор курить, на Рампо так вообще тоска смертная накатила...

Впрочем, его глаза быстро зацепились за их импровизированный мини-бар.

Ведь Эдогава Рампо не был бы Эдогавой Рампо, если бы не мог найти выход даже из самого затруднительного положения.

Это чудо человеческой мысли на днях собирали секретарши из мебели со склада, а Куникида, скрепя сердце, закупал тонны алкоголя, напитков и закусок. До этого Рампо не особо пил, разве что, пропускал по бокальчику вина на подобных официальных вечерах. А зачем ему пить? Алкоголики казались Рампо нелогичными, ибо вгоняли себя в зависимость из некой скукоты. Но как вообще эта жизнь может быть скучной? Вокруг, казалось бы, столько всего: книги, наука, рукоделие, в конце концов. А оказалось, всё-таки может... Когда ты вынужден насильно пичкать себя скукой, выбора просто не остаётся.

Он тихонько подкрался к бару, будто боясь, что кто-то увлечёт его в очередную псевдозаумную беседу, и плеснул себе какой-то охряной жидкости. Она отдалась приторностью на языке. Закуска из рыбы и каких-то непонятных соусов только сбила приятный привкус, и Рампо выпил ещё. Слишком сладко, чтобы просто ограничиться двумя стаканчиками. А разморённый алкоголем разум, как известно, всегда открыт для гастрономических экспериментов!

...Как-то так и получилось, что проснулся Эдогава только в час дня на следующий день. Голова назойливо гудела, рядом с ним стоял пустой тазик, стакан воды и лежала какая-то таблетка. Окончательно разлепив глаза, Рампо не без удивления обнаружил, что отдыхает он на родном белом футоне в уже родной тёплой спальне. А кругом — тишина.

Он нехотя уселся и вдруг понял, что на нём всё ещё остался этот грёбаный галстук со вчерашнего вечера. Он даже попытался развязать его, но в итоге только махнул рукой, матеря и корпоратив, и гостей, и самого себя.

На его голос к спальне подошёл Юкичи с кухонным полотенцем в руках. Стоя у двери, он выжидал, когда поток брани иссякнет и Рампо наконец почтит его присутствие своим ноющим взглядом.

Так оно и случилось.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Фукудзава.

— Ю-ю-юки... Плохо. Очень.

— Так я и думал, — констатировал он и сел на татами рядом с Рампо. Подобрал и протянул ему таблетку: — Выпей. Голова пройдёт.

А потом Рампо спросил, как так вышло, что из его жизни выпало целых двенадцать часов. Зря спросил! Потому что Юкичи начал перечислять количество и разновидность «каждой выпитой им гадости», как выразился Фукучи. А Рампо слушал и думал: как же ему повезло, что они всё это великолепие оплатили заранее.

Однако об одной маленькой глупости Фукудзава всё же ему напомнил — не удержался.

...Взглянув на наручные часы, неумолимо указывающие два ночи, директор ВДА отлучился от уже редеющих рядов гостей и направился к барной стойке. В горле пересохло просто до невозможности — в последний раз он что-то пил минимум час тому. Юкичи казалось, что с Эдогавой он разговаривает меньше за день, чем сегодня говорил с абсолютно чужими людьми за несколько часов. Впрочем, именно поэтому он делил крышу с Эдогавой, а не с кем-то другим. Фукудзава даже усмехнулся с этой мысли. Неплохо бы обрадовать его — скоро они пойдут домой.

Однако радовать было просто некого. Рампо лежал прямо на своеобразной барной стойке с закрытыми глазами, мирно сопя и что-то бубня себе под нос. Даже умиляло, если не думать, что домой под ручку тащить его придётся именно Фукудзаве. А судя по количеству пустых бокалов и стаканов с разноцветными следами на донышках, завтра за директора Вооружённого Детективного Агентства будет Куникида.

Фукудзава попробовал растолкать дремлющего Эдогаву, но без толку. Тогда он легонько подхватил его под руки, ставя на пол. Рампо слегка встрепенулся, даже завертел не вполне соображающей головой по сторонам. «Ладно, сам держится — уже неплохо», — подумал Юкичи, как вдруг услышал недовольное мычание:

— М-м-молодой ч-щеловек, вы кто? — судя по нервным движениям рук, Эдогава полез по карманам за очками. — У меня вообще-то парень есть! — прозвучало слишком чётко и уверенно для вусмерть пьяного человека.

Юкичи опешил. Он даже не знал, смеяться ему или пугаться. Знал только, что им определённо будет что вспомнить наутро.

С тех пор Рампо на официальных мероприятиях ограничивался бокалом юдзусю, а юбилей Агентства стал их общим анекдотом. Всякий раз, когда Фукудзава вспоминал о том вечере, Рампо неизбежно смущался, но то лишь внешне. На самом деле Эдогава был горд: его любовь к Юкичи не смогли уничтожить даже литры алкоголя!

Что-то трепетно-тёплое крылось в их общих будних. Что-то радостное, такое, что не могли похерить даже грязная плита и опоздание на работу. Вот он, Фукудзава, прямо перед ним — умиротворённый, близкий, супруг... С ума сойти, сколько всего они пережили, чтобы просто вот так вот сидеть друг напротив друга и иронизировать над сбежавшим молоком!

— Юки.

— М?

— А может в отпуск?

Фукудзава задумался.

Рампо прекрасно помнит, как по привычке сидел у кровати Юкичи и боялся, что вирус вернётся. Он помнит и то, как Фукудзава потерял Очи и готов был вдребезги разбить Великий приказ. В какой-то момент Рампо просто перестал считать, сколько раз они оба находились между жизнью и смертью. Его мозг будто функционировал в энергосберегающем режиме: работать на победу, и не думать, что их ждёт при поражении. Пройдя столько опасностей и пролив столько крови — своей и чужой — за один год, даже не веришь, что всё действительно кончено. Не передышка, не далёкая грёза — вот оно, логическое завершение. Фёдор побеждён, Книга уничтожена, а Сигма — в Вооружённом Детективном Агентстве.

Когда они с Фукудзавой впервые вернулись домой не чтобы спрятаться, а чтобы наконец-то отринуть работу, Рампо вдруг осознал: они справились. Они живы и здоровы. Они сохранили друг друга.

Он никогда не забудет, как они, уставшие и обессиленные, рухнули вдвоём на диван и так и пролежали весь день, вспоминая и про первые неловкие моменты притирки, и про готовку, и про совместные зимние вечера у обогревателя, когда не существовало никого, кроме Эдогавы, Юки и пледа.

— Ты знал, что твои волосы похожи на снег? — однажды зимой внезапно сказал Эдогава. Не дожидаясь ответа, он добавил: — Тогда я буду звать тебя Юки.

Так и прижилось. И Рампо готов поклясться, что Юкичи на ощупь всё такой же мягкий и прохладный, как снежный кров на крыльце их подъезда. Прошло целых семь лет, но он не менялся. Становился только свежее и мягче. И Рампо твёрдо знает, что так будет всегда. Он всегда будет тянуться к его макушке, словно ребёнок, пока его Юки завязывает ему излюбленный лиловый галстук.

После всего, через что они прошли, новость об узаконивании заграничных однополых браков звучала как подарок. Они с Юкичи просто прочитали её с экрана компьютера, посмотрели друг на друга и решили всё без слов. Кто знает, что ещё с ними случится — с бумажкой хоть не придётся думать о квартире, имуществе и прочих мелочах. Тем более в отпуск они не ездили... никогда. Так почему бы не совместить приятное с полезным?

Правда, для оформления одной единственной бумажки за бугром понадобился ещё целый пакет документов с родины. Забавно было видеть вздрагивающих от ужаса при виде знакомого лица работников муниципалитета. Ещё забавнее — их реакцию на сурового и угрюмого директора Вооружённого Детективного Агентства. Несчастные будто чувствовали: с этой парочкой будет весело.

У Куникиды глаза на лоб полезли, когда начальник резко объявил о срочном недельном отпуске. А уж когда на стол опустилось и заявление гениального коллеги, невольно присвистнул Дазай. Он стал первым, кто заметил простые серебряные кольца на их руках. Он же поднял шум на весь офис. Потом к воплям поздравлений подключился радостный Кенджи, а затем подтянулись и остальные. Рампо даже не думал, что такая мелочь от, казалось бы, чужих людей может так обрадовать. Да, после их совместных маленьких радостей и больших печалей даже несчастной бумажкой хотелось гордиться.

Идею каждый день носить парные кольца Рампо, конечно, не вполне понимал, но если для Юкичи важно так выразить их статус — почему бы и нет? Тем более, что серебро здорово поблёскивает на солнце. А сами кольца уже два года как каждое утро ожидают супругов на тумбочке в прихожей — не потеряются и не забудутся.

Сегодня они тоже вдвоём выйдут на улицу. И ветер, как и всегда, будет освежать их лица; и город вокруг них всё также будет заходиться в своём немыслимом ритме. И какая, к чёрту, разница, что они опаздывают на работу на целых полтора часа?

В офисе уже во всю шуршат бумаги, стучат каблуками секретари и работники, переговариваются между собой детективы. Ацуши помогает нервному Сигме с отчётом за месяц.

— ...Ну вот, ты молодец! — радостно провозглашает он. — А говорил ещё, что бесполезен. Занесёшь тогда Фукудзаве-доно в кабинет, как он придёт.

— Но почему он опаздывает? — настороженно спрашивает Сигма.

— Запомни, Сигма! — раздаётся голос Дазая из дверного проёма. — Начальство не опаздывает, а задерживается!

— А ты тогда по какому праву опаздываешь? — кричит ему Куникида, и Сигма с Ацуши разом вздрагивают от неожиданности. — Работать будешь сегодня или нет?! Будто мне одному это надо! — незадачливому детективу в лицо летит увесистая синяя папка.

— О, поверь! У меня была очень веская причина!..

Дверь снова отворяется, и в офис входят Рампо и Фукудзава. Все затихают. Даже Куникида бранится на полтона тише:

— И что же это за причина?

— Да всяко весомее, чем у нашего начальства! — Сигме уже интересно, что ещё Дазай скажет в своё оправдание. На его вопрос Ацуши невинно пожимает плечами. Дазай касается плеча Эдогавы, гаденько ухмыляясь. — Вот скажи, Рампо, почему вы с директором сегодня опоздали?

— Плиту мыли, — с абсолютно прямым выражением лица отвечает Рампо.

Ухмылка с лица Дазая пропадает, Сигма окончательно теряется в непонимании. Йосано прыскает со смеху: «Счастливые вы люди!»

Юкичи, уже открыв дверь в кабинет, полушёпотом бросает Эдогаве: «Нам действительно не помешал бы отпуск...»

И Рампо улыбается и думает: да, пожалуй, он и правда счастливый человек.