— Ты только представь, Айне, когда мы станем айдолами, тысячи девушек будут смотреть на нас — и петь вместе с нами, и плакать от счастья. У меня уже сейчас дух захватывает, когда воображаю себе всё это! А мы с тобой будем стоять на сцене плечом к плечу: в красивых костюмах, все камеры будут направлены на нас, и радость зрителей будет биться в наших сердцах. Это же так здорово!

— Не знаю, Рейджи. Я не думал об этом.

— Правда? Но ты ведь хочешь стать айдолом? Или нет?

— Я хочу просто идти вперёд вместе с тобой.

— Я тоже, Айне! Говорят, что в шоу-бизнесе тяжело работать, но вместе мы же справимся, верно?

— Конечно.

— А если что-то случится, ты всегда сможешь уйти. Я не желаю, чтобы ты считал себя обязанным делать то, что нравится только мне.

— Я не уйду, пока ты будешь рядом, Рейджи.

— Значит, мы всегда будем вместе!

* * * * *

Огромное колесо обозрения сверкало и переливалось в ночной темноте. Перегнувшись через бортик открытой кабины, Рейджи смотрел на город. Так красиво… Сколько кругов он уже сделал? Кабина снова добралась до самой верхней точки, от высоты захватывало дух.

На первом круге он отстегнул ремень безопасности. На втором сел на бортик, свесив ноги наружу. Кажется, именно тогда налетевший порыв ветра унёс его шляпу. На третьем круге он уже стоял на бортике во весь рост и, ухватившись за железный трос, поддерживающий крышу кабины, ловил губами солёную свежесть пьянящей высоты.

Одно движение — просто разжать пальцы… и он полетит вниз как птица, раскинув руки. Небо на секунду ласково примет в объятия, а потом вдалеке загорится свет, и он увидит протянутые навстречу руки Айне…

Но Рейджи понимал, что никогда не сделает этого. Не потому, что он трус, а потому, что его вина слишком тяжела. Она застилает глаза чёрной пеленой, закрывая перед ним все двери: людских сердец, надежды и вечности, — не оставляя даже крохотного шанса на прощение. Он сможет хоть немного оправдаться перед самим собой, только если честно пронесёт груз этой вины через всю жизнь. Теперь он не имеет права позволить себе умереть: Айне навсегда отнял у него эту возможность.

Спустившись внутрь кабины, Рейджи сел на скамейку и, расстегнув ворот рубашки, просто перегнулся через борт и стал смотреть на город. Ветер бил в грудь, обжигал лицо солёными порывами, нещадно трепал волосы. А внутри было пусто. Ни слёз, ни мыслей.

Ребята правы, он — бессердечный эгоист. Он обещал Айне никогда не оставлять его одного, и глупо сейчас оправдываться тем, что на прослушивании всех просили отключить телефоны. Горькая истина заключается в том, что он предпочёл карьеру, пожертвовав другом. Он предал дорогого человека, нарушив обещание. Он сам выбрал свою судьбу.

— Прости меня, Айне, — вдруг произнёс Рейджи, когда кабина карусели, миновав верхнюю точку, плавно заскользила вниз. Голос его был твёрд, хотя и наполнен отчаянием. — Клянусь тебе, что отныне я буду жить не ради себя, а только ради тех, кому я нужен. Я буду стараться изо всех сил! Слышишь?

Ветер подхватил эти слова — и тёмное небо обрушилось вниз красотой, величием и мощью ещё неспетых, будущих песен. Тысячи горящих глаз, смотрящих из зала; тысячи губ, восторженно кричащих: «Рейджи! Рейджи!»; слёзы и письма поклонниц, их радость, их эмоции, их любовь…

— Я буду жить ради них. Прости меня, Айне…