Тыквенный спас

      — Узелки на удачу плетутся очень легко…

      Стебельки тыкв под костлявыми пальцами податливо складываются так, как ей надо, принимают причудливый вид — таким оберегам бабуля Ицтли никогда его не учила, и вряд ли в Натлане найдётся человек, сумеющий повторить их. А она лишь коварно посмеивается себе под нос, продолжая плести.

      Оророн зовёт её Тыквянкой, а она и не против, хохочет только, словно её это имя щекочет. Говорит, есть у неё имя — другое, настоящее, родное, но оно ей не по нраву, в отличие от Тыквянки. А Оророн и представить не может, чтоб её, такую — да иначе звали.

      Вся Тыквянка сама как тыква; щёки круглые, особенно когда она вгрызается в тыквенную мякоть, да прямо так — с грядки, такого Оророн ещё не видел; волосы, как растрёпанная шапочка, ложатся на голову, только белые отчего-то — тыкв-альбиносов Оророн тоже не видал, но принял как данность. Ещё и зелёный хохолок её напоминает поникшую ботву. И глаза — глаза большие-большие, круглые-круглые, оранжевые-оранжевые. Смотрят так, словно за душой пришла, а не тыквы красть.

      Тыквянка как есть — что ещё добавить? Врёт, наверное, что имя другое есть. Хотя Оророн лжи в ней совершенно не чувствует — её душа тёплая-тёплая, согревает своим оранжевым светом, и чистая — совсем как у чудного ребёнка.

      — Ну вот! — с гордостью объявляет она, закончив нехитрое дельце. — Теперь с тобой всегда будет удача! Точно-точно.

      Тыквянка выпрямляется — до этого сидела, как согнувшаяся яблоня, — и протягивает Оророну узелок, от которого тонко тянет магией — не элементальной, другой совсем, почему-то. Оророн её не узнаёт, но принимает — старалась же, как не принять? Даже если отмахивается, что легко это — могла ведь не делать вовсе.

      Узелок чудной совсем — на тыкву чем-то смахивает, словно всё, чего касается Тыквянка, в тыкву и превращается. Оророну он искренне нравится — для него редко делают что-то хорошее, если это не бабуля и не Ифа. Хочется и их с Тыквянкой познакомить, чтоб не переживали — у него есть друзья, пусть даже это девочка-чудачка. Но она плетёт для него обереги на удачу, и это — самое главное.

***

      Оророн впервые встретил Тыквянку на своём же огороде. Пришёл проведать свои тыквы и поболтать — пожелать, чтоб росли большие-пребольшие и не стеснялись занимать столько места, сколько им нужно. Подошёл к тыквам, а там — Тыквянка. Так и познакомились.

      Она, эта тыква-альбинос, сидела на корточках меж листвы и выглядывала оттуда, как родная, пока пыталась стащить тыкву, да покрупнее, но вскинула голову, когда услышала шаги — посмотрела испуганно, но как будто с вызовом. Дескать — давай, выскажи, что не нравится, а, а?

      Оророн растерялся тогда — его, вроде как, грабят. Вцепились в его гордость, мистера Сахарную Дольку, и смотрели так, словно это он тут — воришка. Захотелось извиниться и уйти из дома. Но он сдержался, не ушёл — и был горд собой. Пусть даже окликнуть её вышло совсем уж неуверенно:

      — Прости… те?

      Тыквянка тогда подскочила на ноги — сильно выше она не стала, коротконожка, но Оророн приличия ради сделался встревоженным, — и уперлась руками в бока. На ней ещё тогда была её извечная накидка — белая, пушистая на вид, с широкими рукавами, расшитыми тыквенно-рыжими знаками. Выглядела она внушительно и величественно, как будто Вайоб сама пришла ругать Оророна по просьбе бабули Ицтли. Он уже почти поверил в это, захотел по-настоящему извиниться, но Тыквянка заговорила первой:

      — Сам призвал меня моим знаком, и сам ещё удивляешься? Ха! Я возьму то, что моё по праву, и ничто меня не остановит! Вот так вот!

      Оророн, не до конца понимая, что сделал, всё равно почувствовал себя виноватым — на всякий случай. Поинтересовался аккуратно:

      — А что вы имеете в виду под «призвал»?

      Тыквянка сразу присмирела в раз, сделалась не такой воинственной, словно пристыдилась. Сложила руки на груди, а узоры на рукавах соединились в витиеватый узор — как будто знакомое что-то, но до сих пор ускользающее от памяти Оророна. Буркнула почему-то озлобленное:

      — Ничего.

      А потом р-раз — развернулась, и снова в мистера Сахарную Дольку вцепилась. Подняла — и попробовала через забор перемахнуть, но запнулась о разросшиеся тыквы, чуть не упала, но чудом удержалась на ногах, крепко-крепко прижав тыкву к груди, словно самое дорогое, что у неё было.

      Оророн, к своему стыду, повеселился тогда — больно забавной и чудной Тыквянка была для злостной воришки. Веселье не пропало и в тот миг, когда она обиженно засопела, оглянувшись на подставивший её стебелек, как на заклятого врага — наверное, для неё так и было. Чтоб успокоить её, он сказал тогда:

      — Можете взять то, что вам нужно, бабуля. Я новые тыквы выращу.

      Тыквянка повернулась обратно к нему, продолжая двумя руками обнимать мистера Сладкую Дольку, и посмотрела на него совсем неверующе — круглые глаза стали ещё круглее от удивления.

      — Правда?..

      — Правда, — уверенно кивнул Оророн, — я хорошо лажу с овощами. Мне не составит труда вырастить ещё.

      Тыквянка вся засияла, как украшения, которые любят дети — тыквы-фонарики с вырезанными забавными рожицами, и торчащие клычки только больше роднили её с ними. Но всего мгновение спустя она нахмурилась — фитилёк у свечки резко перегорел, и она выпалила:

      — Какая я тебе бабуля, а? Я ещё молода! Полна энергии! И сил!

      — А сколько вам?..

      — Мало! Ма-ло!

      Оророн так и не выведал ни имени Тыквянки, ни её возраста, а мистера Сладкую Дольку у него всё-таки стащили, но он не сильно опечалился.

***

      Тыквянка сидит на заборе, свесив голые пятки вниз, болтая ими, пока сама — вгрызается в дольку тыквы; Оророн продолжает поливать своих приятелей, уже совсем не удивляясь с её пристрастий.

      С тех пор, как он подружился с Тыквянкой, его огородик расцвел; может, он стал лучше понимать растения, а может, узелки на удачу приносят не только её, но ещё и благополучие. Никогда ещё у него не было такого хорошего урожая — поспевающие тыквы даже больше украденного мистера Сладкая Долька, и все, кто заглядывают через забор Оророна, диву даются, как ему, мальцу молодому, удаётся так ловко справляться с хозяйством.

      — Так, говоришь, ваше племя разбирается в лоа? — пережёвывая тыкву, вопрошает Тыквянка.

      — Да, — кивает Оророн, поправляя ботву Редиса Редисовича, — бабуля Ицтли умеет их призывать и, кажется, знает знак каждого лоа.

      — Их слишком много, чтоб знать все, — насмешливо фыркает Тыквянка, выглядя при этом слишком довольной, чтоб показаться злой, — никто не знает все. Даже сами лоа. Да и как всех упомнить? Ладно главных, это да, их даже дети знают, но всяких лоа, живущих в яблоневых садах, или в цветах…

      — А откуда ты знаешь?

      — Я-то? — с гордостью переспросила Тыквянка, выпятив грудь. — Я…

      — Оророн! Ты дома?

      Калитка скрипнула; Оророн обернулся через плечо, услышав голос бабули. Тыквянка подозрительно смолкла, сжалась вся, как высохший плод — испугалась.

      — Не бойся, это всего лишь моя бабуля, — успокоил её Оророн, — сможем спросить у неё про лоа, раз тебе интересна эта тема… я в саду, бабуль!

      Ситлали сразу прошла к нему, долго не мявшись на пороге; она редкий гость в гостях, но каждый раз — долгожданный.

      — Я как раз хотел тебя познакомить с… Тыквянка? — начал было Оророн.

      А Тыквянки и след простыл. Отворачивался — сидела рядом, сжавшись испуганным воробьём, обернулся обратно — нет её, точно никогда и не было вовсе.

      — Ты про кого это? — переспрашивает Ситлали, подозрительно оглядев огород, а после замирает, так и не подойдя ближе. — Стой, Оророн… почему у тебя тыквы высажены в виде веве Калебаса?

      — Веве Калебаса? — удивлённо переспросил Оророн.

      — Ты все мои учения мимо ушей пропустил, что ли? — тяжело и оскорблённо вздохнула Ситлали, огорченно покачав головой. — Ладно, главное, чтобы этот маленький вредитель не призвался… лучше пересади тыквы, на всякий случай.

      Оророн слушает её вполуха, переведя взгляд на тыкву. Кажется, он что-то припоминает.

***

      — А что этот знак значит?

      Ситлали отвлекается от свитков и поднимает хмурый взгляд на Оророна — он запомнил её такой с раннего детства, когда она ещё учила его читать и разбираться в ритуалах.

      — Ну-ка…

      Она подошла к нему, заглянула через плечо в свиток, усыпанный причудливыми знаками, совершенно непонятными для маленького мальчика, что ещё готовится нырнуть с головой в культуру своего племени.

      — А, это веве Калебаса, — ответила Ситлали, и в голосе её прозвучало разочарование, словно она ожидала чего-то более интересного, — мелкого, пакостного духа… он ничего не умеет, только тыквы крадёт с огородов, потому его давно уже никто не зовёт. Да и его веве рисовать сложно — больше с призывом провозишься, чем толку выйдет с него.

      Оророн и сам поник — жалко стало незадачливого духа. Напоследок он ещё раз окинул взглядом витиеватый знак — несколько крупных точек, несколько точек поменьше, и все они соединены изгибающимися линиями, точно стебельки разросшихся по огороду тыкв.