Пауль вернулся в салон, где Люнке методично обрабатывал страшные раны Маутцена жёлтоватым раствором. Молодой человек вытянулся во весь рост на спине, обнажённый до пояса. Его голова с закрытыми глазами и закушеной от боли губой лежала на колене Лаузена. Последний с тоской смотрел на работу санитара. Поверх чёрной масляной газеты валялся целый ворох грязных марлевых тампонов.

    - Я такой жути отродясь не видал, герр капитан. - бросил бывший санитар-гефрейтер.

    - Это ожоги? - сухо спросил Пауль.

    - Тут всё, похоже. И ожоги, и побои, и какая-то острая дрянь, но не штык и не нож.

    - Битое стекло. - процедил Лаузен.

    - Твари. - подвёл итог Люнке.

    - Как же он живёт? - спросил Пауль у Лаузена.

    - На шнапсе. - угрюмо сообщил тот. - Бинтуемся каждый день. Промываем. Коновалы руками разводят, а на маг-лекаря у нас - сами понимаете.

    Люнке утёр лоб и разорвал обёртку толстого бинта.

    - Тут одного мага мало будет, герр лейтенант. Тут бы всё. И отвары, и целебную грязь, и желейную ванну.

    - Это разве что военподрядчику по карману. - буркнул Лаузен.

    - Я оплачу. - Пауль отвернулся, не в силах смотреть на это тощее изуродованное тело.

    - Герр барон... - начал было Лаузен.

   - Я. Оплачу. - решительно повторил герр барон фон Эбсен. - Люнке, что можно сделать сейчас?

    Санитар осторожно накладывал салфетки и тампоны.

    - Есть один рецептик, герр барон. Но надо в аптеке заказывать. Это дня три.

    - Рецепт сам есть?

    - Да.

    - Попробую сделать. Химик я или что? А в аптеку... всё равно надо купить патронов и ещё кое-чего. Если не переменится ветер, то завтра к полудню мы будем вблизи столицы. Если уж чего нет в Аренбурге, то и нигде нет.

    "Амалия" шла сквозь ливень и ночь на скорости шестьдесят лиг в час. Ровно пели моторы и замер у лобового стекла разведчик летучей стаи.

    - Стоит ли в Аренбург соваться после нашей эскапады? - осторожно спросил Люнке.

    Пауль задумался - а ведь матрос прав. Допустим, свидетели вряд ли уцелели, но исключать того, что кто-то из сукиных детей выбрался - нельзя. Конечно, кожаные куртки и штаны многие носят - вещь прочная, у некоторых с войны осталась. Шофёры там, кавалеристов некоторых в них переодевали, жандармы те же, хотя их куртка по покрою от авиаторской отличается. Но то, что близ города садился дирижабль, видели конечно. Да ещё те двое, что, небось, полдня стирали штаны, всем и каждому рассказали наверняка. А умные люди наверняка сложат два плюс два и отметят себе, что дирижабль маленький, команда необычная и явно не за креветками залетали.

    Какое счастье, что воздушные суда не регистрируют, хотя разговоры о том были! Уж сейчас-то точно потребуют записываться в экипажном отделе жандармерии или вообще отдельный создадут. Воздухоплавательный.

    "И патрулировать на таких же малышах будут". - усмехнулся про себя Пауль. - "Летишь себе, а тут за тобой с жестяным звоном посудина - низко летишь, быстро летишь, почему летишь справа налево, а не слева направо?"

    Н-да, эти могут. Тут же кучу регламентов напишут, номера выдавать начнут. Сколько недовольства было у любителей авто, когда их заставляли нумеровать экипажи! Уродство, дескать, оскорбление. Нас приравняли к извозчикам и всё такое. Ну и чем кончилось? Да тем, что даже на частные конные экипажи прибили по табличке. Аристократия тоже возмущалась - мол, по гербу научитесь понимать чьё ландо. Но длилось это недолго. Ландо, карету разве что в глухом углу теперь увидишь. Коляски ещё есть, полки, телеги, роспуски попадаются, а из ландо уже почти все в авто перелезли. Конечно, кто после войны жив остался и с деньгами.

    Рурро не зевал лишь потому, что ночь - время златооких. Мудрец спрятался в тучах, похоже, сегодня он так и не прибил полог. С неба лилась прорва воды. Винтерс хмурился - красные палочки на тарелках перед ним качались из стороны в сторону. Шерстолицый вытащил пробку из змееподобного стебля перед собой и произнёс:

    - Спустить четверть!

    Внизу заурчало, заревело, Винтерс впился глазами в большую чёрную тарелку.

    - Май готт!

    - Не вывозим? - бросил через плечо Пруманн.

    Рулевой отчаянно зевал, но пока держался.

    - Ещё бы мы вывозили! В такую ночь! - воскликнул Винтерс.

    - Сколько там?

    - Пока сто тридцать.

    - Тут равнина. - пожал плечами Пруманн.

    - Уже сто двадцать семь. Нет. Надо садиться.

    - Да господи, куда тут сядешь?! Ни зги не видно!

    - Рурро. - обратился к волку механик. - Ты далеко видишь?

    Волк обернулся и с тоской посмотрел на седобородого.

    - У него главное нюх. - пробурчал Пруманн.

    И тут Рурро вспомнил про вещь:

    - У волк есть. Вещь. Она глаза приближать. - и оскалился.

    - Вещь? - переспросил Пруманн.

    - Рурро носить Вещь? - морда чуть наклонилась набок.

    Вахтенные переглянулись.

    - Неси. - разрешил механик и волк со всех четырёх лап помчался в трюм.

    - Да что у него там может быть? - буркнул Пруманн. - Шаманская щепка с косточкой, небось.

    Винтерс огладил бороду:

    - Зря ты так относишься к амулетам. Бывают сильные, а случаются и опасные.

    - Да ну! - отмахнулся Готлиб. - Давно доказано, что шаманизм это почти ни о чём. Даже ведьмы заткнут за пояс шамана.

    - А как же лапа дохлого баклана?

    Готлиб Пруманн аж подпрыгнул:

    - Ну не к ночи же поминать! - и осенил себя знаком Вечного.

    Винтерс широко улыбнулся.

    Что бы не доказывали многоумные волшебники из всяких почтенных Академий, моряки народ суеверный и на приметы не плюют. Так же, как и за борт.

    Плюнь в море - оно тебе вернёт волною. С твой корабль величиною. А вот помои за борт - рыбье счастье, океану радость.

    Перед отходом не ешь каши, не то море тебя накормит песком со дна. Близ берега не ломай хлеб - поломаешь борт.

    Первую чалку на тот кнехт, что ниже, а уж потом на тот, что ближе.

    Первый коврик и первый кранец отдай морю, а первую монету из жалования - родному человеку. Пропьёшь её - вот и будет тебя ждать на берегу только шнапс. Просадишь на девок - они. В шнапсе и девках тонет моряк верней, чем в шторм.

    Поутру перед отходом сядет на твоё окно альбатрос - иди смело, баклан - иди сторожко, крыса под ногами шмыгнёт - всему кораблю горе несёт. Смело говори про неё капитану или в конторе - отказывайся выходить в море. Знающий примету сам от тебя откажется, а с дураком умный человек не вяжется. Лучше штраф, чем дно, вот так оно от веку заведено.

    И таких примет у моряков под сотню. Бакланья же лапа - это четыре беды - шторм, штиль, туман и холера разом. Голова камбалы тоже штука плохая - собьёшься с курса или на скалу налетишь. Поэтому если на рынке продают камбалу с башкой, то это из садков. Выловленой голову сразу рубят - и за борт, океану на поклон.

    Рурро влетел в рубку на двух лапах и гордо предъявил гладким Вещь.

    - Вот тебе и косточка со щепкой! - рассмеялся Винтерс. - Офицерский артиллерийский бинокль! И правда - вещь!

    - Рурро брать Вещь битва! - гордо сообщил златоокий.

    - Готлиб, открой посадочный люк. - распорядился Винтерс. - А вы, герр Рурро, посмотрите через вещь вниз. Нам надо ровное поле, мы теряем высоту из-за ливня.

    Когда Пауль вернулся в рубку, дирижабль шёл уже на пятидесяти иардах над землёй. Порывы ветра швыряли машину вправо, Пруманн навалился на штурвал, удерживая руль чуть левее, чтобы хоть как-то держать курс.

    Волчард склонился над нижним иллюминатором, в обеих лапах он держал старый бинокль.

    - Мы снижаемся. - мрачно сообщил Паулю Винтерс. - Баллон намок, остыл и, видимо, сверху собралась вода.

    Пауль взглянул на приборную панель - альтиметр рывками полз вниз. Маленький барон скривился:

    - Я надеялся долететь до Аренбурга, но видимо придётся сесть. Что внизу?

    - Лес. - коротко проинформировал волчард.

    Очередной удар бури хлёстко ударил по и без того качающемуся дирижаблю. Пруманн резко крутанул штурвал, выравнивая машину. Сквозь залитые ливнем иллюминаторы невозможно было разглядеть ровным счётом ничего. Заскрипело что-то в гондоле, в ровный гул двигателей ворвался новый булькающий звук. Винтерс обернулся к своему щиту, вгляделся в показания и выругался:

    - Левая турбина сбрасывает обороты, герр капитан! Кажется, хлебнули воды через воздухозаборник!

    Механик резко рванул блестящий медный рычаг на пульте, двигатель завыл на низкой ноте, но тут же исчез булькающий стук. Винтерс вернул регулятор подачи газа в прежнее положение. Несколько секунд он молчал, прислушиваясь:

    - Стучит. - Винтерс вздохнул. - Стучит, рогули его задери! Как бы лопатки не побило!

    Пауль тоже обратился во слух. Верно, двигатель нехорошо постукивал, подвизгивал. Вода для турбины - первый враг. Она ломает кромки лопаток, превращая их из гладких пластин в обгрызенные железки. Поток газа срывается с них в самых неожиданных местах. Заставляет турбину вибрировать, а вал разрушаться.

    - На тахометре? - спросил фон Эбсен.

    - Четыреста семьдесят на девятьсот!

    Пауль закусил губу. Ветер тянет их вправо. Если сейчас отключить левый мотор, их начнёт разворачивать собственный правый винт и никаким рулём ситуацию не исправить. Внизу лес, а насколько он знает карту, места юго-западней Дессау необжитые. Хотя они были почти у Линнерта, но повернули на запад и сейчас идут над Вильвальде, этаким лесным островом, который тянется почти до озера Виллен, точнее - его восточного берега. Взять бы южнее, но их сносит на север. Пауль обхватил пальцами подбородок, чтобы скрыть дрожь. На альтиметре уже 42, а внизу высокие деревья. И в этот момент волчард рявкнул:

    - Ровное!

    Пауль подскочил к люку, но внизу была только пронизанная струями ливня тьма. Рурро не отрывался от бинокля.

    - Длинное. Ровно.

    И фон Эбсен решился:

    - Герр Винтерс, свистать всех наверх! Приготовить якоря. Машинам малый ход!

    Резкий зуммер раскатился по помещениям маленького дирижабля. Винтерс потянул рычаги управления моторами на себя. Горизонтальные стрелки на прямоугольных тахометрах поползли вниз. Гул моторов слабел. В рубку ворвался сонный Бонке:

    - Герр капитан?

    - Якоря к сбросу! - велел Пауль, обернувшись к нему. - Приготовиться к аварийной посадке! Герр Винтерс, сбрасывайте газ!

    - Где ж мы новый-то возьмём? - пробормотал механик, но узловатая рука уже легла на рычажок с гравированой рукояткой и осторожно толкнула его от себя.

    Сверху засвистело - клапан травил гелий в атмосферу. Винтерс осторожничал - баллон и так полусдут, сверху наверняка целый бассейн. Не провалить бы дирижабль. Хотя каркас кабины был сделан из двутавровых балок, но это не рельсы и не шпангоуты крейсера - сильный удар сомнёт их.

    - Скорость? - спросил Пауль.

    - Тридцать четыре, герр капитан. Угловая - семь и растёт! Двести оборотов. - ответил механик, не отрывая напряжённого взгляда от приборов.

    Звон и грохот якорных цепей, тяжёлые удары об пол, топот ног.

    - Герр капитан! - чётко, по-военному, доложил Бонке. - Команда к швартовке по местам.

    - Три иарда в секунду. - Винтерс контролировал скорость снижения. Он ещё подтравил гелий и прибрал рычаги на малый газ.

    - Лево лес. - бросил Рурро, оскалившись.

    Винтерс включил прожектор. На высоте иардов пятнадцати Пауль, наконец, различил длинную просеку и пересекающий её наискось ручей. До берега - иардов сто, потом начинаются какие-то бугры и кусты.

    - Машины стоп! Отдать якоря! - крикнул он.

    Глухой удар и резкий рывок. Дирижабль клюнул носом вперёд, Пауль и Рурро полетели на пол. Судя по воплям, не им одним досталось. С носа баллона обрушился целый водопад.

    - Выбрать кормовой! - хрипло орал Бонке.

    Машина выпрямилась, но ползла вниз. Наконец, дирижабль притянули к земле, распахнулась дверь и матросы разбежались вокруг с канатами в руках. Они приземлились на бывшую вырубку, уже очищенную от пней, так что крепили тросы, забивая в землю специальные колья с раскрывающимися лепестками. Такой кол хорошо держался в тугой почве и даже в расщелинах, но вот вытаскивать его было чистым мучением. Впрочем, в такую непогоду все средства хороши.

    Наконец суматоха утихла, а вернувшийся Бонке доложил, что "Амалия" надёжно закреплена, снаружи буря.

    Дождь лупил непрерывно, баллон обвис, как брыли мастифа, а локоть Пауля ужасно болел:

    - Где Люнке? - спросил он.

    - В кубрике, герр капитан. Лемке бок ободрал.

    Волчард уже сел на задницу и радостно скалился. Он при падении свернулся в клубок, прижимая к животу драгоценную вещь. Пауль сделал себе заметку в следующий раз падать на Рурро. Такой мохнатой туше ничего не стоит сыграть роль тюфяка.

    - Отлично. - прохрипел фон Эбсен. - Молодцы. Хорошо сработали. Ждём утра. Всем отдыхать.

    - Урр. - подал голос волчард. - Рурро идти чуять ночь?

    - Конечно. - кивнул Пауль фон Эбсен.

    Он не сомневался - уж кто-кто, а этот и в бурю не заблудится!

    Волчард и правда прекрасно ориентировался в пространстве. Он вернул Вещь в мешок и аккуратно замотал в толстую тряпку, чтобы не побилась. Едва вынырнув из пропахшего потом, страхом, резким тонким запахом не-ветра и густым тяжёлым запахом смазки нутра кровавой коробки, златоокий направился к ручью. Вода отдавала железом, но пить было можно. Жаль, что здесь нет напоеных зимней изморосью горных речек! Ничего не поделаешь, низкая земля.

    Волк перепрыгнул ручей и под лапами зашуршали мелкие камушки. Похоже, здесь что-то рыли или пытались построить, но неудачно. Бурты перемешанного с землёй и заросшего кустами малины щебня. Волк оглянулся - летающее логово уже не выглядело стройным и гордым. Его словно прибили сверху доской. Похоже, утром у гладких будет полно дел! Но сейчас его время!

    Шерсть намокла и висела тяжёлым одеялом, лапы то и дело оскальзывались на камушках. Брат-ветер разгулялся вовсю - гнул деревья, раскачивающие своими ещё редкими кронами, швырял в морду неприятно бьющие по носу струи воды.

    Запахов было множество, но в основном от летучего логова. С иных сторон ничем, кроме воды, травы, мокрой земли, не пахло. Тем не менее, Рурро добрался до конца раскопов и честно обежал вырубку по краю. В одном месте он нашёл в земле плохо засыпаный лошадиный скелет и ржавую шпору, а в другом - россыпь гильз, из чего сделал заключение, что здесь стреляли друг в друга гладкие.

    Он, конечно, не мог знать, что солдаты сочинили про Вильвальд сотни жутких историй и несколько очень грустных песен. Хотя среди рассказов попадались и те, в которых лесные феи помогли бойцам Арганда, а проклятых бранаров завели в овраги и там погубили. Но и с другой стороны фронта сочиняли похожие байки и тоже поминали "Вильванию" злым словом.

    Пройти через Вильвальд на столицу пришло в голову именно бранскому командованию. Но они не учли того простого факта, что эта местность изрезана густой сеткой глубоких оврагов. Собственно, поэтому здесь и не селились люди, не было городов, а глухие охотничьи деревеньки попадались крайне редко.

    Конечно, браннары понимали, что машинам и подводам через лес не пробраться. Поэтому они снарядили было вьючные обозы, а в сам лес зашла пехота и очень малое число кавалеристов.

    Но вскоре пехота наткнулась на упорное сопротивление аргандских егерей. Эти люди знали местность и умело использовали овраги как траншеи и ходы сообщения. Вскоре сражение превратилось в перестрелки мелких разрозненных групп. Бранары пытались выбраться из ловушки, аргандеры - перестрелять как можно больше врагов. Лошади не могли перейти овраги, снабжение обоих сторон стало слабым. Но арги были на своей земле и потихоньку наладили доставку частично обозами "докуда можно", а оттуда - на солдатском горбу.

    Пять месяцев продолжалась эта схватка, пока сильно поредевшие полки не отступили частично к Линнерту, частично к линии железной дороги Дессау-Линнерт-Кронграндон-Шабау-Гарадия.

    Перегруппировавшись, бранары предприняли новый рывок, теперь уже держась равнинных мест. Они зашли на Аренбург с юга и юго-востока, но были остановлены в двадцати лигах от столицы свежими частями и отброшены за гряду Остхугель.

    Собственно, за ней они и оставались до самого заключения мира, отхряпав восточный край Арганда с большим городом Линнерт и десятком-полутора мелких, в том числе и Кроче.

    Вернувшись к поникшей под ударами небесной воды "Амалии", волчард улёгся на пороге гондолы, свесил лапы вниз и положил морду на железную пупырчатую полосу. Как бы не складывались события, его дело - ночной дозор.