не знаю, уместна ли здесь будет формулировка "это началось, когда...", ведь если задуматься, всё шло наперекосяк с самого начала. детство я провёл в одиночестве, ведь родители были слишком заняты ссорами, которые даже не пытались скрывать от меня, моих сестёр и брата, а те отдавали предпочтение общению друг с другом, оставляя меня в стороне. пользуясь полным отсутствием контроля, я стал сбегать из дома по утрам, шатался по городу, возвращаясь только под вечер, и во время одной из таких прогулок ко мне подошёл он. мальчишка на несколько лет старше быстро завоевал моё расположение, ведь вёл себя совершенно не так, как мои родственники. его желание дружить меня подкупило и с того для у моих скитаний появилась цель - встречи с ним. не единожды я бывал у него в гостях, у него были хорошие родители, они всегда звали меня за стол вместе с ними и не задавали вопросов о моей семье, а мне большего и не было нужно. мои собственные родители даже не замечали, что я куда-то ухожу... по крайней мере мне так казалось, но тем не менее я был счастлив, ведь у меня наконец появился настоящий друг. а когда мне исполнилось семь, что-то изменилось.

я неоднократно ловил на себе его пристальные взгляды, но каждый раз списывал на разыгравшееся воображение. а он от взглядов перешёл к словам. я даже не заметил, как нормой для наших разговоров стали его комментарии о моей внешности, комплименты. это слегка настораживало, но я искренне верил в то, что это просто его способ общения с близкими людьми, поэтому не пытался останавливать его. если бы я только знал, к чему это приведёт...

мне ещё не было десяти, когда от слов он перешёл к действиям. по его словам всё это было простой игрой, и я поверил, боясь, что отказ расстроит его настолько, что нашей дружбе придёт конец. наверное, тогда он понял, что я уже у него на крючке, потому вскоре перестал сдерживаться. начиная с десяти лет меня постоянно били и принуждали к... тому же, что запечатлено на фотографиях. какой-то частью разума я понимал, что это неправильно, да только кому мне было рассказывать? отцу, который расследовал дела о сексуальном насилии над детьми, а дома поливал грязью жертв, которые по его мнению сами напросились или вовсе лгут, нередко в своих тирадах заостряя внимание на таких же, как я... до сих пор не понимаю, как его приняли на эту работу и почему он не сменил её, если ему это было так отвратительно. я слышал всё, что он говорил, и понимал, что этот человек мне не поможет.

когда мне было одиннадцать, родители развелись. не скажу, что это стало неожиданностью, но в комбинации с регулярными изнасилованиями и травлей в школе это сказалось на моём и без того отвратительном состоянии, что вынудило искать способы побега от реальности. кто-то из старшеклассников предложил наркотики, я попробовал и за считанные дни подсел. тогда это правда казалось отличным выходом, ведь под действием веществ я практически не ощущал боли во время... конечно, я старался контролировать себя и не принимать слишком много, опасаясь, что отец, с которым я остался жить после развода родителей, может заметить. мог и не напрягаться - он почти не появлялся дома.

точкой невозврата стал мой тринадцатый день рождения. в очередной раз вернувшись домой от того, кого когда-то считал другом, я застал отца на кухне с полупустой бутылкой и понял, что мне надоело. я встал по другую сторону стола и спросил, не замечает ли он ничего. он не понял, о чём я, и тогда меня прорвало. я выложил всё. признаться, несмотря на всю его неприязнь к подобным мне, надеялся, что для меня он сделает исключение, но это и стало моей самой большой ошибкой, ведь когда он поднялся и залепил мне пощёчину, я растерялся. то, что он сказал мне перед тем, как потащить в коридор и вытолкнуть за дверь, добило меня окончательно. он рассказал, что причиной их с матерью развода был мой образ жизни - за мои прогулки меня, как выяснилось прозвали в семье блядью, и в конце концов мать, как выразился отец, не выдержала такого позора. он же сбегал на ненавистную работу, чтобы не видеть причину распада семьи, но в конце концов и его терпение подошло к концу, а мои откровения стали последней каплей. так я оказался на улице. несколько дней я провёл в окрестностях дома, надеясь, что отец передумает и отправится искать меня, но он не предпринял ни единой попытки.

пойти мне было некуда. я уже знал, что мать меня не примет, а других родственников в этом городе у меня не было, поэтому дня три спустя я пришёл в школу. тогда мне было плевать на насмешки, я был готов терпеть побои от других учеников и безразличие учителей, лишь бы мне позволили хотя бы одну ночь поспать в спортзале или даже в подвале. первым, кто обратил на меня внимание, оказался мистер уайланд. он отвёл меня в свой кабинет и спросил, что со мной случилось и почему я пропустил несколько учебных дней. я был так истощён и разбит тогда, что, даже не подумав, выложил ему всё от начала до конца, после попросив разрешения переночевать в школе, заявляя, что взамен готов выполнить любую работу. мистер уайланд остановил меня, сказал, что ничего не нужно, что у него есть идея получше, а после уроков отвёз меня к себе домой и сказал, что я могу жить у него. поскольку я случайно проговорился и о наркотиках, он предложил сделку: я молчу о его собственной зависимости, а взамен получаю всё, что захочу абсолютно бесплатно. меня ужасно ломало после нескольких суток вынужденной трезвости, поэтому я согласился.

первую неделю всё было спокойно, но потом я проснулся посреди ночи от того, что меня вдавили лицом в подушку, перекрыв кислород. мистер уайланд приказал мне не дёргаться, для проформы приложив меня головой об изголовье постели, после чего мой едва успевший закончиться кошмар повторился. меня снова били, связывали и угрожали прикончить, если буду вырываться, а однажды, когда он... закончил... я услышал щелчок и, обернувшись, увидел в его руках камеру. тогда угрозы убийством сменились обещаниями показать эти фотографии всей школе.

однажды его в самом начале процесса отвлёк телефонный звонок. мистер уайланд взял трубку и ненадолго ушёл в другую комнату, чтобы я не слышал, о чём он говорит. вскоре он вернулся и с довольным видом протянул мне телефон. ничего не понимая, я взял его и тут же едва не выронил, услышав на том конце голос отца. в истерике я начал кричать, что каким бы ублюдком по отношению ко мне он не был, дома мне было гораздо лучше, что я хочу вернуться к нему. он прервал меня абсолютно спокойно, холодно. моя надежда на освобождение погасла, когда он сказал то, что я до сих пор мечтаю забыть:

"ты всегда был безродной шлюхой. ею и останешься до конца своих дней."

после этого разговора мистер уайланд стал действовать по-другому. всё, что раньше происходило в его квартире, перекочевало в школьный подвал, дома же он практически перестал появляться. может, пытался надавить на меня, действуя подобно отцу, а может, просто был занят чем-то - этого я не знаю. единственное, что я со временем смог понять, анализируя его поведение и вслушиваясь в постоянную ругань - то, что в мою историю с изнасилованиями он, как и отец, не поверил. в его понимании я, судя по всему, сам вешался на другого парня, а потом закатил истерику. мистер уайланд считал, что я гей, а геев он ненавидел. забавно то, что сам он был таковым и с удовольствием пользовался мною, а побои были высвобождением ярости, которую он не хотел направлять на самого себя, а у меня попросту не было возможности сопротивляться.

остальное вы уже знаете.

***

честер замолкает и устало откидывается на подушку. полицейские, поражённые его историей, молча переглядываются, в то время, как майк изо всех сил сдерживается, чтобы не разрыдаться. сейчас не время, он должен быть сильным, ведь он нужен честеру... слёзы предательски вырываются наружу вместе с шумным выдохом, привлекая внимание всех в помещении. честер протягивает руку к его лицу, холодными пальцами стирая влагу с его щёк, а затем сдвигается к краю постели, жестом приглашая лечь рядом, и его просьбу майк с готовностью выполняет. один из полицейских кивает им и уходит, второй же задерживается в дверях.

- майк, мне нужно будет ввести твоих родителей в курс дела. - получив в ответ полный недоумения взгляд, он поясняет: - честеру ещё нет восемнадцати, а его семья по ряду причин считается дисфункциональной. я думаю, ты понимаешь, что необходимо делать в такой ситуации.

майк опускает глаза на честера, одним взглядом спрашивая, всё ли в порядке. тот кивает и устраивается удобнее, положив голову ему на плечо. майк оборачивается к полицейскому.

- я всё понял. в таком случае буду благодарен, если вы действительно всё объясните моим родителям.

- я не буду вдаваться в подробности, - обещает мужчина, обращаясь скорее к честеру, чем к нему, - просто дам общее описание ситуации и объясню, как вам всем действовать дальше. этот разговор займёт время, поэтому вы оба можете отдохнуть.

он исчезает за дверью. майк устало улыбается, покрепче прижимая к себе честера, и закрывает глаза.

***

из сна его вырывает ощущение чужой руки на плече. открыв глаза, майк встречается взглядом с наклонившейся к нему матерью, за спиной которой стоит отец.

- майк, - мать говорит тихо, стараясь не разбудить всё ещё спящего честера, - врачи сказали, что оставаться здесь честеру не обязательно. всё, что нужно было, они уже сделали, поэтому он может отправляться домой, но только при условии, что первое время будет соблюдать постельный режим.

на слове "домой" майк дёргается так, что едва с кровати не падает.

- домой? - переспрашивает дрожащим голосом. - но ведь он...

- я знаю. всё в порядке, майк. он правда поедет домой... с нами.

сердце шиноды пропускает, кажется, целую дюжину ударов. дыхание перехватывает, и он не в состоянии произнести ни слова, потому просто обнимает мать одной рукой, второй продолжая прижимать к себе постепенно просыпающегося честера, который вскоре подаёт голос:

- майк, а что... что происходит?

- ты едешь с нами домой, честер. - с улыбкой отвечает ему шинода-старший.

честер смотрит на него круглыми от удивления глазами, кажется, позабыв, как дышать.

- правда? боже, я... - он поспешно принимает сидячее положение, чтобы изобразить подобие поклона. - я даже не знаю, как вас благодарить. вы совсем не обязаны, это же... у вас ведь есть сын...

- и мы готовы принять в семью ещё одного. даже если нас не связывает общая кровь, ты сделал майка безумно счастливым, честер, и мы благодарны тебе за это. позволить тебе стать частью нашей семьи - меньшее, что мы можем сделать, так что именно с этого мы и начнём.