Поглядев в зеркало, Тео увидел, что тыквенная голова вдруг засветилась – причем свет шел как бы из толщи материала. «Я задел какой-то выключатель? – подумал он. – Странно... О черт, что это?!!» 

Что-то как будто стекало по его шее. Вновь поглядев в зеркало, Тео обомлел. Из-под тыквы действительно что-то не то вытекало, застывая, не то вылезало – и образовывало вокруг шеи подобие непомерно огромного елизаветинского воротника ярко-оранжевого цвета с движущимися черными разводами. В панике Тео поднял руки, пытаясь стащить с головы злополучный головной убор – но субстанция, из которой состоял «воротник», уподобилась латексной мембране, уплуго отражающей любое приложенное к ней усилие. 

Неожиданно «мембрана» опала, окутав тело Тео, словно плащ. А затем она вдруг сжалась, обтянув его подобно вакуумной упаковке. Тео оказался спеленут, как мумия; он не мог ни сделать шаг, ни поднять руку – части его тела оказались плотно прижаты друг к другу. Он мог только раскачиваться – и отчаянно пытаться разорвать путы. Самое унизительное оказалось в том, что Тео, кажется, еще и возбудился.

Вдруг раздался треск – на долю секунды Тео обрадовался, что наконец смог освободить руки. Однако радость была, мягко говоря, преждевременна – ладони по-прежнему соединялись с бедрами. Черные пятна, перемещаясь, собирались в широкую полосу в районе талии и живота, причем границы этой полосы становились все более и более четкими.

Что-то невыносимо сдавило Тео живот, и он едва не упал. От падения его удержало то, что загадочная субстанция как бы приклеила ноги к полу. Снова раздался треск – руки наконец освободились полностью.

Впрочем, можно ли было назвать это полноценным освобождением? Латексоподобная субстанция по-прежнему покрывала руки без малейшего просвета, спаивая пальцы в подобие ласт. Переведя дух, Тео взглянул в зеркало; от того, что он увидел, у него снова потемнело в глазах и помутилось в голове.

Черная полоса превратилась в самый настоящий корсет, сжимающий талию. Создавалось впечатление, что плоть, выжатая с талии, переместилась на бедра и в грудь, создав характерный силуэт.

«Грудь?! Что за хрень?!» Тео схватился обтянутыми «латексом» руками за явно увеличивающийся бюст. Сомнений не оставалось – это были сиськи, уже доросшие до третьего размера и продолжавшие расти; притом они были, судя по ощущениям, собственными, а не накладными.

«Господи! Что со мной происходит?..» 

Голова кружилась, перед глазами все плыло, во рту стоял мерзкий вкус, словно туда затолкали резиновую перчатку. Тео отшатнулся назад; в этот раз обволокшая его субстанция уже не смогла его удержать. Последнее, что он успел услышать, прежде чем окончательно потерял сознание – треск, с которым разделились его ноги.

В доме воцарилась тишина...

Тео (или то, что раньше было Тео) поднял руку, затем, опершись на локти, приподнялся и сел. Поднес руку к лицу (точнее, к нарисованной на пластиковой тыкве глумливо улыбающейся физиономии)... Рука была затянута в длинную черную перчатку, так же, как и вторая.

То, что когда-то было Тео, принялось (или, может, точнее сказать – поднялась?..) на ноги. Протянув руку, коснулось покрытыми черным латексом пальцами поверхности зеркала... 

Зеркало отражало тыквоголовую демонессу с прекрасной, женственной фигурой, с горла до пят затянутой в ярко-оранжевый латекс. Кроме перчаток, на ней были черные ботфорты на шпильках и платформах; черный корсет-корсаж, на котором сверкали декоративные застежки-пряжки; черные трусики с латексной имитацией кружева; чулки в черно-оранжевую полоску, держащиеся на поясе; и наконец, черный латексный ошейник-жабо, соединенный с системой ремешков, образующих в области декольте пентаграмму. 

Некоторое время Пумпкинелла стояла неподвижно-напряженно, и только ее ладони сжимались в кулаки и разжимались. Потом она медленно подняла руки, медленно провела кончиками пальцев по декольте, груди, застежкам корсета... Вдруг она резко вытянула руки вперед, запрокинула голову и замерла, вздрагивая в возбуждении.

Наконец Пумпкинелла опустила руки и отошла от зеркала.Она шла из комнаты в комнату уверенной походкой, слегка покачивая бедрами, словно всю жизнь ходила в ботфортах на высоком каблуке. Выйдя на лестницу, она несколько секунд постояла в раздумии, потом вытянула руку и щелкнула пальцами – в ее руке появился хлыст. Пумпкинелла согнула хлыст и тут же отпустила его – он выпрямился, со свистом разрезав воздух.

Тыквоголовая демонесса взмахнула хлыстом – из сумрака за ее спиной вылетел плащ из латекса, и опустился на ее плечи. Поправив его, Пумпкинелла застегнула пряжку, украшенную золотой пентаграммой, и накинула на голову капюшон. Войдя в зал, она открыла окно и некоторое время смотрела на вечерний город, в то время как легкий ветерок колыхал края плаща. Затем она встала на подоконник и прыгнула вперед...