Часы на офисном здании показывали двадцать минут одиннадцатого вечера, когда Вибрия, потягиваясь, вышла из дома, в котором квартировала ведьма, снабжающая её дешёвыми чарами. Другие ведьмы, те стервы с Тринадцатого этажа, обобрали ли бы её как липку, в то время как у тётушка Гринлиф цены были гораздо демократичнее, а качество если и хуже, то не намного.

Кожу приятно покалывало от новеньких чар, Вибрия чувствовала себя освежившейся и полной сил, а вдобавок ко всему — при деньгах! Её бумажник распух, набитый хрустящими долларовыми купюрами, и она не могла дождаться момента, когда переступит порог «Цокота копыт»: сегодня у них с завсегдатаями бара был запланирован вечер покера, и она предвкушала, как разденет своих оппонентом догола!  

Проходя мимо телефонной будки, Вибрии вдруг пришла мысль, что было бы неплохо позвонить Холли и уточнить, не изменились ли планы, но в последний момент она передумала и махнула рукой. Ночь коротка, а ей ещё добираться до места общего сбора в сплошном потоке встречных машин: рабочий день закончился, и служащие спешили по домам.

На полпути к бару, не успела Вибрия припарковать мотоцикл, её ни с того ни сего пробила дрожь. Она машинально облизнула губы — так змея пробует воздух языком. Он был неподвижен, душен и напоен влагой. Ни ветерка, ничего, кроме дрожащего марева раскаленного асфальта. Вибрия переступила с ноги на ногу и обратила внимание, что тротуар под ногами мелко дрожит — вибрация была почти незаметной, но мелкие камешки так и подпрыгивали. Ведомая плохим предчувствием, Вибрия сунула руки в карманы и ощупью нашла там кастеты. Холод металла придал ей уверенности — под чарами она была все равно что дракон без когтей и зубов, жалкое зрелище! — и, ободрённая, она шагнула под светящуюся вывеску бара.

Вибрия поняла, что дело дрянь, едва переступив порог «Цокота копыт». В нос ей сразу же ударил резкий отдающий медью запах. Она ощутила в животе непрошеный прилив радостного предвкушения: природа хищника была так сильна, что никакие чары не могли её подавить. Терпкий запах крови взбудоражил её и лишил осторожности. Вибрия вдела в кастеты пальцы.

Восприятие резко обострилось, а время — замедлилось. Вибрия видела всё, словно в замедленной съемке, но до рези в глазах чётко: столики сметены и опрокинуты, пол усыпан щепками и бильярдными шарами, тут и там сверкают, словно бутафорские алмазы, горстки битого стекла, две лапочки разбиты и злобно щерятся на неё из-под плафонов...

Бильярдный стол перевёрнут и стоит на боку, а под ним бесформенной кучей — Грендель. Из дыры во лбу у него хлещет кровь и, мешаясь со слизью из носа, застилает пол-лица, на шкуре нет живого места от ссадин. Рваное дыхание мешается с сиплыми рыданиями. А над ним, сгорбившись, пыхтит шериф: бока тяжело вздымаются и опускаются, как кузнечные мехи, мех на загривке — дыбом, литые мускулы буграми ходят под одеждой, которая того и гляди разойдется по швам…

Все вокруг остановилось — двигалась только волосатая рука Бигби. Вот он схватил Гренделя за плечо и провернул его с такой силой, что плечо выскочило из сустава. Грендель взвыл.

Гнев — плохой советчик, но именно он заставил Вибрию действовать незамедлительно и спас Гренделю не только руку, но и, возможно, жизнь.

Решение пришло к ней молниеносно — так же молниеносно, как и выброшен кулак. Сокрушительный удар в плечо развернул Бигби вокруг собственной оси. Не дожидаясь, когда он оправится, Вибрия сгребла шерифа за ворот. Тот обернулся. В свете уцелевшей лампочки сверкнули из-под оттопыренной верхней губы резцы, из пасти вырвалось длинное глухое рычание, и Вибрия с размаху врезала ему в челюсть. Кастет разодрал в мясо скулу и — хрясь! — свернул шерифу челюсть. Бигби кубарем покатился по полу.

Вибрия начала обходить лужи крови, чтобы зайти к шерифу спереди. С каким удовольствием она вцепиться ему в лицо!.. Запах крови крепко ударил ей в голову, и чтобы её успокоить потребовалась бы лошадиная доза транквилизаторов — или точное попадание картечи промеж глаз. У Бигби не было ничего, и от полного разорения бар Холли спасло только нежданное мужество Дровосека.

Он обеими руками облапил Вибрию сзади по-медвежьи и оттащили назад в тот момент, когда она вся подобралась, чтобы жалящей коброй обрушиться на Бигби, который, шатаясь, как пьяный, уже вставал, сплёвывая кровью и пальцами ощупывая челюсть. 

За красной пеленой не было видно ни зги, и Вибрия какое-то непродолжительное время брыкалась и непременно бы вырвалась, кабы не тычок под рёбра. Его было, конечно, мало, чтобы её утихомирить, но достаточно, чтобы она начала отличать друзей от врагов.

— …Шериф, ну сколько можно?! Пока мы тут трепемся, Грен умирает!

Спустя две минуты, когда бешенство перестало туманить ей мозги, а шериф, приговаривая "суха-суха", с громким хрустом вправил себе челюсть на место, Вибрия сидела рука об руку с Дровосеком, оба в наручниках, а Бигби вёл допрос с пристрастием. После стакана двойного виски он полностью овладел собой, налитые кровью глаза волка превратились в глаза ищейки — цепкие и ясные.

Вибрия могла бы одним мизинцем раскидать хоть стаю волков, да жалко было руки пачкать. К тому же левая рука у нее до сих пор ныла, а назавтра она распухнет и перестанет слушаться. Ещё никогда и никого она не била с такой силой — ни дружинников Беовульфа, ни бандитов в подворотне, — но было за что. На Гренделя, по милости шерифа, без слёз было не посмотреть: лицо залито кровью и больше похоже на маску театра кабуки, шмотки — рваным, грязным комом...

— Я уже сказала, что сожалею, и вообще, — она сделала неопределенный жест рукой, — это было в целях самообороны, да, Вуди? — и пихнула Дровосека в бок локтём. Тот не отозвался — так и продолжил сидеть, сцепив пальцы в замок и тупо пялясь в пол, словно человек, полностью смирившийся со своей судьбой.

В отличие от него, Вибрия согласна с положением дел не была. Она нетерпеливо ёрзала на барном стуле. Из ноздрей у нее валил едкий дым — верный признак того, что чары держатся на честном слове и то лишь из уважения к Холли и её бизнесу. Её хвост — весь эффект новеньких чар насмарку! — свирепо раскачивался из стороны в сторону, мокрые волосы топорщились на затылке.

Настроение шерифа оставляло желать лучшего не многим больше — челюсть нудно пульсировала, разговаривать было больно, вдобавок ко всему он только что упустил ещё одно подозреваемого, гориллоподобного Близнеца, одного из братьев Ляля, и был зол, очень зол.

— Не умрет. Ни одно Сказание ещё не умерло от лёгкой взбучки. Ты знала эту женщину? — и ткнул фотокарточкой в лицо Вибрии.

Вибрия отвернулась: когда она шутила про откушенные головы, она всего лишь шутила!

— Убери, шеф. Зачем ты мне показываешь... это? Что я должна сказать — я её впервые вижу!

— Затем, что она была убита вчера вечером. Мне необходимо знать, зачем ты ее убила.

Вибрия не подала вида, но внутри у нее как будто лифт опустился — только обвинения в убийстве ей не хватало!

— Не понимаю, о чем ты, шеф…

— Не пытайся пудрить мне мозги! Сколько тебе заплатили за её смерть?

— Снова-здорово! — огрызнулась Вибрия и так сильно сжала кулаки, что на внутренней стороне ладони отпечатались полумесяцы от ногтей.— Стоило один раз — один! — вспылить — и клеймо убийцы на всю жизнь! А живём мы долго, шериф…

— Убийство не имеет срока давности.

— Это было до всеобщей амнистии, — продолжала она упрямо гнуть свою линию. — Или амнистия распространяется только на говнюков из Вудлэнда, пожирателей бабулек типа тебя, а, шериф?

— Попридержи язык! Где ты была прошлой ночью, отвечай!

Вибрия хохотнула, и облачко дыма окутало шерифа с ног до головы; по его сморщенному лицу она поняла, что у него невыносимо свербит в носу, и злорадная улыбка расцвела на ее губах.

— Дома. С мужчиной. — Выражение лица непроницаемо, тон выбран правильный — чхала я на твои подозрения! У него не хватит духа выяснять детали.

Бигби отстранился: от дыма, который Вибрия источала вместе с дыханием, слезились глаза.

— С каким мужчиной? — Шериф вытряхнул из пачки сигарету; лицо каменное, будто с острова Пасхи.

Она обронила нервный смешок — в жопу без мыла, подумала она, — и широким жестом, сквозившим иронией, указала в сторону Гренделя.

— С тем, что сейчас в отключке и не может говорить. По твоей чертовой вине, шериф! — Вибрия сплюнула и, если бы Бигби вовремя не отдернул мысок ботинка, тот наверняка бы зашипел и расплавился.

Бигби на провокацию никак не отреагировал, закурил. Потом взял сигарету двумя пальцами, отряхнул пепел с тлеющего кончика.

— Дерьмовое алиби.

Бигби много раз приходилось иметь дело с разгневанными женщинами, ровно как и мужчинами. Женщины выглядели взмокшими и взъерошенными, волосы торчат перьями... Но Вибрия была хуже всех: того и гляди начнет извергать столбы огня... Вот и сейчас глаза у неё зловеще сузились до щёлочек.

— Слушай сюда, подонок... — пророкотала она, и стало слышно, как клокочет воздух у нее в гортани. — Пиздуй на Мелроуз: там тебе любой скажет, что четвёртый дом вчера шатался не только от грома. Да, иди, ублюдок, расспроси там простаков! трахать тебя и всю твою семью!

Щеки у Вибрии пошли красными пятнами от злости: в ее планы не входило посвящать так много людей в свою личную жизнь. Она испытала жгучее желание влепить Бигби вторую за вечер пощечину. В перекошенном рте показались удлинившиеся клыки. Дыхательная гимнастика, разученная на принудительных сеансах по управлению гневом, ни черта не помогала!

Похоже, пыл, с которым, она защищала себя и Гренделя, произвел на Бигби некоторое впечатление, потому как лицо его потемнело и он отвернулся к стойке. По его напряжённой позе она догадалась, что внутри у шерифа происходит напряженная борьба, и испытала приток торжества. Вот только длилось он недолго: раздался слабый стон — это Грендель приходил в себя.

Её как током подбросило. Она встряхнула цепью наручников, привлекая внимание Бигби.

— Ну так как, шериф? Отпустите меня — хоть под залог, хоть как, — а?

Бигби только коротко мотнул головой.

— Отправишься с Дровосеком в участок, пока не…

— Нет, это ты отправишься нахуй, шериф! — рявкнула Вибрия. — А я с места не сдвинусь, пока сюда не доставят врача!

Бигби пытливо посмотрел на нее из-за плеча. Их взгляды на миг схлестнулись, но поединок быстро разрешился в её пользу: Бигби пришлось уступить, потому что глаза Вибрии гипнотизировали не хуже глаз королевской кобры. Он порылся в кармане брюк в поисках карандаша, послюнявил его кончик и, быстро нацарапав что-то на клочке салфетки, вручил его ей. Потом снял с неё наручники — на руках остались красные полосы — и надел оба браслета на Дровосека. Вибрия взяла салфетку, зажав её краешек между большим и указательным пальцами.

— Это ещё что такое, шериф?

— Штраф. За вооруженное нападение на представителя закона и разгуливание без чар в общественном месте. Скажи спасибо, что не тюрьма.

Когда Бигби ушёл и увёл с собой Дровосека — главного подозреваемого в убийстве, что было смешно, потому что, Вибрия точно знала, Дровосек был трусом, и пропойцей, и, пожалуй, немножко говнюком, но не убийцей, — она захлопотала вокруг Гренделя, как большая заботливая птица, а у него не было сил, даже чтобы отмахнуться от неё. Плечо у него вспухло багрово-синим желваком, кровь уже не хлестала, но сочилась тонким ручейком, клочки ткани присохли к ране.

Они с Холли действовали быстро и сноровисто: остановили кровь, обработали ссадины, Вибрия, смочив водой посудное полотенце, обтёрла ему лицо. В аптечке нашлось всё необходимое для оказания первой помощи, но правая рука оказалась серьезно покалечена — без хирургического вмешательства было не обойтись.

Холли резонно предложила вызвать доктора Свиное Сердце — ему не было равных в хирургии, — на что Грендель поднял страшный крик.

— В пизду вашего дока! Чтобы я доверился какому-то мудаку из Вудлэнда, ха! Дайте мне бутылку крепкого пойла — и я снова в норме.

— Дать бы тебе в глаз, — ласково ответила Ви, но плеснула-таки в стакан виски и вставила в него соломинку. Он попил; это сняло спазм у него в горле — и только.

Холли вновь дерзнула вызвать Свиное Сердце и даже уже сняла телефонную трубку с аппарата, но Грендель так распсиховался, что Вибрии вопреки голосу разума пришлось встрять: 

— Не переживай ты так, Холли! Ты же знаешь, что мы, Сказания, не умрём, даже если нам убить.

Шутка пришлась не к месту, и улыбок не вызвала.

— Ну, хуже, чем было, ему уже всё равно не будет, — добавила Вибрия теперь уже серьезно. — Я обо всём позабочусь. Сейчас мигом домчим до моей хаты, всё будет в шоколаде. А ты, Холли… это, прости нас… ну, — она подбородком указала на бардак у себя за спиной: кучи стекла и щепок на полу, перевёрнутую мебель и лужи запёкшейся крови, — и со значением посмотрела на Гренделя. Тот только хмурился, но умудрялся выглядеть при этом виноватым, злым и несчастным одновременно. Сердиться на него было решительно невозможно.

— Тут немного, но... — Вибрия достала пачку купюр, но Холли молча накрыла ее руку своей. Вибрия не стала настаивать.

На улице остро и свежо пахло озоном, моросил мелкий дождик. Вибрия подняла воротник куртки и откинула мокрые волосы назад, чтобы они не липли к шее. Она помогла Гренделю, которого постоянно вело куда-то в сторону, усесться на заднее сиденье мотоцикла, сама села за руль. Мотор заворчал, что-то чихнуло, и из выхлопной трубы повалил чёрный дым. Вибрия вжала до упора педаль газа, и мотоцикл с рёвом тронулся, оставив на асфальте значительную часть колесной резины.

Мотоцикл вилял между машинами и заглатывал разделительные линии шоссе, как спагетти. Дымный город проносился мимо с бешеной скоростью, и от мелькания огней Гренделя тошнило, голова кружилась, и чтобы не свалиться под колёса встречных машин, он тяжело привалился к спине Вибрии и закрыл глаза. Ему было совершенно плевать, куда точно она его везёт: к Свиному Сердцу, к нему домой или к себе. Кажется, он ненадолго отключился, и ему снились его родные топи до того, как датчане развернули там строительство Хеорота, и сон этот принёс ему минутное облегчение.

— Приехали, конечная.

Грендель почувствовал, как из-под щеки уходит опора, и он куда-то валится. Если бы Вибрия его не поддержала, он бы пропахал лицом асфальт на подъездной дорожке.

Кое-как, не без помощи Вибрии, он слез, весь затёкший и с ломотой в костях. Улица с обшарпанными кирпичными жилыми домами уже погрузилась во мрак. Лицо у него было мокрым от дождя и натёкшей крови, и он никак не мог рассмотреть, где в точности находится. Вибрия заботливо вытерла его лицо рукавом, чтобы он видел, куда наступать, и повела через холл с облезлой штукатуркой к себе в квартиру.

Грендель смутно помнил, что было потом, кажется, Вибрия тоном, не допускающим возражений, велела ему зажать в зубах скрученное в тугой узел полотенце, а сама взялась вправлять вывихнутый сустав. Боль была такой, что он, кажется, хлопнулся в обморок — к лучшему: Вибрия зашивала его наживую, анестетиков у нее не было. Управлялась она с грубоватой ловкостью настоящего хирурга: поднаторела за годы маргинальной жизни в трущобах Южного Бронкса, когда что ни день — то драка, а обращаться в больницу чревато судебными разбирательствами.

Очнувшись, он не сразу вспомнил, где он. Вся правая половина туловища, включая перебинтованную руку, налилась стеклянной болью; вздумай он шевельнуться, она бы взорвалась миллионами осколков. В голове гудело, но не приятно, как от пива, а как с тяжелого похмелья. Вибрия лежала у него поперек ног: точь-в-точь дракон, охраняющий свои сокровища, как их изображают простаки в своих сказках.

Чувство защищённости и покоя вдруг окатило его теплой волной. Он уже и забыл, каково это — чувствовать себя в полной безопасности…

Он легонько погладил Вибрию по щеке, и та, не просыпаясь, жадно прижала его руку к себе. В этот миг он понял, что нужен ей. Как и она ему.

А что если она исчезнет, как исчезла Лили? Что если в сообществе Фейбтауна появился маньяк, которому нет разницы между человеком, троллем или драконом? От этой мысли у него в животе ворохнулся ужас. Нет, они должны держаться вместе, как держатся за руки люди в шторм, чтобы их не оторвало друг от друга и не унесло в море…

А дождь продолжал шелестеть, разбиваясь о запотевшие стекла. На улице было темно и холодно и казалось, что город обезлюдил.

…Нью-Йорк был этим морем.