Лорд Барок ван Зикс всё-таки сделал то, что обещал – расследовал преступления брата, подробно описав их для общественности, и покинул сначала Королевскую прокуратуру, а затем и Лондон.

...Правда, на двадцать лет позднее изначальных планов, задуманных после завершения судьбоносного дела. Одни преступления сменялись другими, года следовали друг за другом, и осознание того, что он сделал всё, что мог, пришло под руку со скрипящим коленом.

Рановато для пятидесяти четырёх, но и бегал Барок немало.

Сдав с себя полномочия (и услышав отчётливое «думал, его вперёд ногами из прокуратуры вынесут»), Барок направился в поместье, уверенный, что будет созерцать унылые пейзажи, гулять по унылым тропкам, читать унылые книги и пить.

Не считал он себя деятельным человеком, если это не касалось закона. Не метил на место под солнцем, обходил карьерные лестницы стороной. С них обычно больно падать – повезёт, если шея останется целой.

...Маэлу Стронгхарту не повезло.

Барок пример учёл и следовать ему не желал.

Но...

...дома не сиделось.

Вернее, сидеть было категорически невозможно.

Барок – младший сын. Не ему поместье должно было принадлежать, не учили за ним следить, да и сожравший его траур не дал никакой возможности вникнуть в суть дела. Оттого он скинул поместье на наёмного управленца, предполагая, конечно, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Но Барок и не представлял, что настолько.

Всё равно ему уже на доход и на честь фамилии, но…

…Но в таком виде оставлять дом Айрис, имя которой Барок бережно вписал в завещание, он не хотел.

Документы прокуратурские сменились документами местными, генеральная уборка перешла в глобальный ремонт…

...а ещё Барок завёл виноградники. Должна же его страсть (вернее, пристрастие) приносить хоть немного пользы?

Пользы от них и впрямь немного.

Ну какой виноград в Британии?!

Маленький. Кислый. Не для виноделья. И очень-очень упрямый, раз умудрился вырасти – прямо как Барок, упорно его подкармливающий, подвязывающий, латающий заборы и теплицы. Сам. Слуги на него, как на чокнутого смотрели, но ему не привыкать, хоть не шарахаются.

Коленка скрипела нещадно.

...Соседи начали шептаться, что он поливает виноградники кровью прислуги.

Бароку не привыкать и к такому, но, по ощущениям, кровь только из него пока пили. Шолмс строчил письма стабильно раз в неделю, говорил, мол, Айрис от затеи в восторге. С намёком явным говорил.

Барок бесился – тихо, закрывшись в кабинете, но бесился.

И продолжал копаться в земле. Удивительно успокаивающе, на шестом десятке жизни в самый раз. Пора уж к ней привыкать.

...В семейном склепе Барок не был ни разу. Даже подумывал приказать его кремировать, только чтобы туда не ложиться.

Дурацкие мысли полезли.

  Чёртов Шолмс.

…Асоги же писал редко и немногословно.

«Надеюсь попробовать вино из вашего винограда в первой половине декабря».

…Но будоражаще, чёрт его возьми.

Вопреки всем опасениям Барока, Казума не был похож на своего отца. Гладко выбритый, короткостриженый и, главное, переживший его на двадцать лет. Впрочем, на свои года не выглядящий. Наверное, так у всех азиатов.

– Вы не спешили, – Барок без укора не мог.

– Наоборот. Но удача была не на моей стороне. Как и погода – пришлось задержаться во Франции, пока не пройдет буря, – глаза Казумы сами как буря.

– Вы замёрзли?

– Согреюсь, – Казума кивает на камин.

– Просить подать чаю? Вина нет.

– Удивительно, – шпильки у них взаимные.

– Мне жаль, что не могу исполнить вашего желания.

– Не волнуйтесь, у меня есть другие.

…

– Я скучал.

– Я тоже, Барок.