***

В среду ей никто не звонил, не звал в церковь, на помощь приходу и его высокопоставленным гостям. Видимо, Отец Джон справился самолично. Клара чувствовала странную досаду, думая об этом. К ней редко проявляли интерес такого плана... Этот иностранец точно хотел ей помочь, провести дорогой благодетели к лучшей из жизней. А Кларе никто никогда не помогал. Все ждали от нее, совсем ещё маленькой девочки, понимания, принятия, уступок. Всю жизнь она шла на жертвы ради сестры и родителей, а сейчас ей наконец-то предложили что-то своё. Девушка думала об этом все утро и весь следующий день. 

Читать не хотелось, по телевизору не было ни одной интересной передачи, ни-че-го... Только визуальный мусор. Клара ушла на прогулку без цели прийти куда-то. Она просто шла вдоль дороги туда и обратно, выгуливала новенькое белое платье. Вишнёвые деревья росли почти у каждого дома, они отлично отражали сезон. В апреле розовые бутоны только-только начинали раскрываться, и слабый сладковатый запах совсем скоро затопит эти улицы. Как удачно их назвали – Вишнёвый Проспект. Клара шла и шла, и маленькие каблуки ее туфель цокали по тротуару. 

Изредка приходилось махать рукой соседям: люди возвращались домой с работы. Кто-то позже, а кто-то раньше. Бабушка Анна уже десять лет как на пенсии, но в это время дня она неизменно ходила на танцы, и Клара знала, что ещё долго не понадобится старушке. Телефон лежал в кармане, а под защитным чехлом девушка спрятала визитку итальянского священника. «Ты хочешь сбежать», – вспомнила она. Хочет? Перед взглядом встало лицо сестры, ее ввалившиеся внутрь щеки, болезненно острые скулы, серая кожа. Глаза у Джейн были такими же зелёными, как у Клары, но наркотики точно изменили их цвет, накрыли мутной дымкой.

Врачи проверяли ее раз в месяц или два, мама все боялась, что Джейн испортит зрение. У Клары ведь это наследственное... Девушка прикусила губу. Мысль о сестре подточила в ней что-то, опору, держащую на себе огромное ведро со слезами. Те вот-вот прольются холодным дождем. Дома ей не было места, вот уж точно, но правда ли Клара хотела сбежать? Может, ей ещё удастся заслужить родительское доверие, хоть грамм их любви? Стоит просто лучше стараться, делать больше.

Виу-виу-виу-виу. Полицейская машина помчалась вниз по улице, и Клара обернулась ей вслед. В этом районе не бывает преступлений. Ни убийств, ни грабежей, ничего... Кроме Дженни, ее любимой старшей сестрички. Когда мысль эта появилась в ее голове, Клара вздрогнула всем телом. Она круто развернулась на своих низеньких каблуках и побежала к дому бабушки, желая отогнать прочь все свои страхи. Но чем ближе она подходила, тем крепче становились ее опасения, ведь две полицейские машины остановились совсе рядом. «Ненавижу, ненавижу её», – думалось Кларе.

– Нет, постойте! Не надо! У нее же есть справка о невменяемости, – Клара уже слышала громкий голос матери, видела, как соседи выходят на зелёные лужайки своих домов, чтобы поглазеть на представление. 

– Мэм, я обязан забрать ее в участок до выяснения обстоятельств, – отвечал ей усатый полицейский. 

– Но она не ведала, что творит! Погодите, приедет мой муж, и мы вместе...

– Мама? – спросила Клара, бегло взглянув на дом бабушки.

Что они обе тут делают? Джейн сидела в полицейской машине, и даже в свете надвигавшихся сумерек Клара видела кровь на ее руках и лице. Два огромных красных пореза: следы ногтей, виднелись и на мамином лице. Сестра смеялась, то открывала, то закрывала рот, и вскоре девушка осознала: она под кайфом. Клара повернула лицо к бабушкиному дому и поняла, что несколько окон разбиты, белые рамы повреждены. Крыльцо залито кровью, Джейн разбила стекло, чтобы пролезть в дом. Очевидно, она не справилась с украденными у мамы ключами: ключ одиноко торчал из замка. Но что она вообще тут делала? Видимо... Видимо, пришла требовать у бабушки деньги на наркоту. 

И ведь помнит дорогу… На узкой дорожке, что ведет от крыльца к тротуару, Клара увидела осколки бабушкиной шкатулки, а вокруг валялись ее украшения. Все тут же стало ясно. Сестра влезла в дом, не застала там бабушки и решила обчистить ее. Она редко бывала здесь в гостях и не знала, где хранятся деньги, но успела найти шкатулку. Соседи здесь были бдительными, они, очевидно, услышали грохот вторжения и вызвали полицию. И мама, разумеется, примчалась следом. Вот скоро приедет и отец, и они будут защищать любимую дочурку всеми путями.

– Ах ты дрянь... – шепнула Клара, она впервые не стеснялась сказанного. 

– Она ведь не специально, она под действием наркотиков, этой пакости, – причитала мать, она говорила не с Кларой, нет, с полицейским. – Она не преступница и не злодейка, офицер. Моя дочь больна, она – хорошая девочка…

– Твоя дочь – тупая вонючая наркоманка! – закричала Клара, и мать словно впервые в жизни обратила на нее внимание, вспомнила про существование младшего из детей.

Ее темно-голубые глаза показались Кларе влажными, полными невыплаканных слез. Сейчас она так остро ощутила... Что мать была ей чужой. Посторонним человеком, нянькой для ее опасной, агрессивной сестры, что своим эгоизмом и слабостью разрушила целую семью. Отца не было, но Кларе казалось, что она слышала, что тот скоро приедет. Джейн, должно быть, вырвалась у мамы из рук и убежала, успела где-то ширнуться, и пришла сюда в поисках денег для новой дозы. Судя по забинтованным мочкам ушей, Дженни, милая маленькая Дженни, сорвала с матери сережки и отдала их за волшебный укол.

– Что ты такое говоришь? – шепнула женщина одними губами.

– Что Джейн – пропащая наркоманка, мама! Наркоманка! И она сама выбрала эту жизнь, что бы вы не делали для нее! – соседи прислушивались, все смотрели с нескрываемым любопытством. – Что вы, все вы трое, уничтожили мою жизнь! Я! Вас! Ненавижу!

Ей и правда следовало наконец-то сказать это вслух, признаться родителям, самой себе и всему миру. Мама стала ещё бледнее, она и забыла о существовании Клары, а сейчас, едва вспомнив, тут же лишилась второй дочери. Казалось, что эти слова привели ее в чувства, но время идёт лишь вперёд. Нельзя вернуться в прошлое и бегло исправить в не все ошибки. Клара не стала ждать извинений или оправданий, она не желала наблюдать дальше. Где-то вдалеке показалась бабушкина машина, и Клара развернулась в противоположную сторону. Джейн постучала ей в стекло полицейской машины, и ладони ее оставили кроваво-красные следы. Сестра громко, натужно громко смеялась… 

***

Клара шла по дороге долго, и путь ее кончился у самого края жилой застройки. Впереди лежали лишь пустые поля, узкая полоска леса, шоссе, идущее к столице штата. Синее небо стало светло-фиолетовым, оно начинало темнеть, наливалось мраком. Скоро наступит ночь, и придется шагать домой, говорить с бабушкой и полицией. Проверив телефон, девушка поняла, что никто ее не беспокоил ни звонком, ни хотя бы кратким сообщением. Почему? Дали ей время остыть или решили: «скатертью дорожка»? Лицо матери все стояло перед глазами, ее растерянный пустой взгляд, печать боли, осознание. Позднее, стоит отметить. Кларе казалось, что она слышит смех Джейн, брошенный ей вслед...

Жалко, что она пропустила закат. Клара опустилась на скамейку, старенькую, подгнившую со дна. Здесь так редко бывали посетители... Вперёд тянулась дорога, она извивалась, подобно змее, и девушка невольно задумалась о том, куда ее поведет выбранный путь. Утащит в омут разврата? В ее душе всегда жило что-то темное и злое, и сегодня оно точно впервые вырвалось наружу, сломало серебряную клетку и рвануло прочь. И Клара... Она чувствовала облегчение. Ей давно нужно было высказать все, отречься от родителей и сестры, и навсегда переехать к бабушке Анне. Но скоро Клара закончит школу, и ей пора двигаться дальше, мыслить масштабнее. 

«Отдать и тело, и душу», – помнила она слова священника. Телефон так и лежал в ее бледной руке. Пальцы сами собой потянулись к защитному чехлу, девушка стянула его, вытащила из кармашка визитку. Золотой крест и телефонный номер. Нужно только отправить сообщение. Клара знала, что время позднее, но что-то подсказывало ей, что итальянец ответит быстро. Казалось, что он вообще может стоять где-то за ее спиной и ждать момента, чтобы наброситься. Было в его взгляде что-то звериное, хищное. Клара чувствовала себя овечкой, не больше того. В конце концов, все люди овцы – ведь правда? И им нужен... Пастор.

«Я сбежала из дома», – написала она просто, предсказание Отца Велиара исполнилось, и Клара ушла. 

«Ах, Клара», – он сразу понял, кто пишет, не нужно было представляться. «Славно, давно следовало, моя золотая. И что же ты планируешь дальше?», – ответил он всего шесть минут спустя. 

«Я не знаю», – бесхитростно сообщила Клара.

Тишина, потянувшаяся за ее сообщением, длилась целую вечность. Ночь подбиралась все ближе, и ветер крепчал. Клара вышла из дома в стареньком белом платье и кашемировом кардигане, и холод пробирался под ткань, целовал кожу. Девушка поежилась, смотря на экран в томительном ожидании. Может и не стоило ему писать? Может, участие ей только показалось? Кларой ведь никто и никогда не интересовался до этого момента, с чего бы сейчас кто-то хотел разделит ее боль, пригреть, как потерявшегося котенка? 

«Ты сможешь дойти до церкви или тебя подвезти?», – написал он. 

«Дойду».

Ей хватит и пятнадцати минут вдоль серой ленты асфальтированной дорожки. Клара развернулась в сторону церкви, шпиль которой можно было разглядеть в самом конце длинной прямой улицы. Шла она решительно и быстро, и день клонился к своему концу.

***

Двери оставались открытыми... Клара остановилась неподалеку от ступеней, она смотрела вперёд, думала, стоит ли ей заходить. Белая церковь с высоким шпилем казалась ей особенно зловещей этим вечером. Вишневые деревья клонил к земле ветер. Церковь словно не была тем зданием, в которое Клара вот уже семнадцать лет приходит каждое воскресенье и каждый вторник, нет. Она стала порталом в иной мир, мир потусторонний и темный. Где-то внутри горели свечи, припрятанные у самого алтаря. Клара нахмурилась, и мелкий дождик закапал с неба. Ей придется зайти, чтобы не вымокнуть. Она редко болела, могла и промерзнуть до костей, и промокнуть, и не спать пару ночей – ничего. «Цыганское здоровье», – любила говорить ее бабушка. Но сейчас ей не хотелось испытывать судьбу. 

Эхо медленных и робких шагов раздалось в пустой церкви. Звук поднимался до высокого белого потолка и падал обратно, придавливая Клару к полу. Раньше ей не приходилось видеть это место таким... Мрачным. Рыжевато-желтый свет свечей лишь немного разбавлял темноту помещения. Гнал мрак к углам. По белым стенам ползли длинные тени, отбрасываемые старыми деревянными лавками. Красный ковер стал темно-бордовым, цвета свежепролитой артериальной крови. Клара словно шагала по бурной реке. Она плотнее запахнула кардиган, будто это могло спасти ее от холода, пробирающегося под одежду. Девушка зябко поежилась, осматривая помещение. 

– Красиво тут, не правда ли? – священник появился словно из ниоткуда, он встал у алтаря, повернулся к Кларе лицом. – Люблю, когда в церкви немноголюдно. Ощущается как приватная беседа со старым другом… Или соперником, – с губ мужчины сорвался смешок.

– Немного мрачновато, – заметила девушка тихо. 

– Как и наша жизнь, – улыбнулся Отец Велиар. – Подойди ближе, дитя. Помолимся вместе?

И тут она испугалась, почувствовала себя овечкой, заплутавшей в лесной чаще. Клара замерла на полпути к алтарю, и широкая улыбка святого отца заставила ее задуматься о происходящем. О чем она может попросит Бога сейчас? Об избавлении? Это значило бы одно: смерть Джейн, полное отсутствие этого якоря. О прощении? Но она не была выверена в том, что виновата, а потому и раскаяния дать не могла. Клара прикусила губу в нерешительности. Она чувствовала себя грязной, боялась запачкать святое распятие, осквернить своими касаниями. Казалось, что Отец Велиар читает ее мысли.

– Каждый из нас грешен, милая. Тот, кто говорит, что не грешил – врёт, и тем самым грешит лишь больше, – Клара не помнила точно, что за строчку процитировал иностранец. – Но грех искупается истовой молитвой, не так ли? – было что-то зловещее в его улыбке. – Я помогу тебе.

Он протянул Кларе ладонь, и ноги сами шагнули вперёд. Так странно... Но Отец Велиар показался Кларе невероятно красивым в этом слабом свете уютного рыжего пламени. Теплые цвета подходили к его загорелой коже, подчеркивали происхождение. Церковь показалась невыносимо холодной, и единственный источник тепла и света расположился прямо перед гостьей. Ну же, нужно только дать ему руку, сжать эти тонкие пальцы. Что-то ёкнуло в груди, и девушка не остановилась, она сама не заметила, как вложила свою ладонь в его, как развернулась к алтарю, все ещё сжимая руку. Он ведь – священник... Ничего дурного не случится.

– Прости нам грехи наши, прости нам грехи наших братьев и сестер, прости злые мысли, ибо дорога грешника вымощена камнями, но ведёт она прямиком в ад...

В Ад. Клара живо представила себе огненные реки, дьяволят с маленькими красными рожками и раздвоенными черными языками. Вот, что ждёт ее в скором времени. В темной церкви, укрытой ночью, образ геенны казался особенно реальным, пугающим, словно неизвестный скрип в одинокой ночи. Клара тяжело вздохнула, и пальцы Отца Велиара сжались сильнее, словно он пытался вернуть ее в реальность. Его рука оказалась особенно теплой на ощупь, такой приятной и мягкой... Его не хотелось отпускать никогда-никогда.

– И если мы желаем зла другим, если языки наши источают зло, прости нам! И позволь искупить свой грех... Ты ведь грешна, дитя? 

– Да, – глухо отозвалась Клара, она не смотрела собеседнику в глаза, держала веки опущенными.

– И ты готова искупить свой грех, милая? Изничтожить в себе малодушие, понести наказание за проявленную слабость? – Клара почувствовала, как священник кладет свою ладонь на ее щеку, заставляет развернуться к себе лицом, открыть глаза. – Готова отдаться во власть Господа? 

– Д-да, – ответила она неуверенно, подчинилась, но страх стал лишь сильнее. 

– Ну конечно. Я знал, что ты – хорошая девочка. 

Улыбка снова появилась на его лице. Светлые волосы священника пребывали в идеальном порядке, его черная рубашка сияла чистотой. Весь он... Весь походил не на человека, а на ангела. Кларе показалось, что она видит свечение вокруг его головы, святую ауру, признак Избранности. Из-за него ведь у нее появился голос, силы, чтобы противостоять матери и сестре? Клара не отворачивалась, пока Отец Велиар гладил ее по лицу. Палец его медленно скользнул вверх и вернулся вниз, задевая краешек розовых губ. После беседы с ним она чувствовала себя иначе. Вот и теперь что-то шло совсем не так, как прежде. 

За окном барабанил дождь, и Клара не заметила, как двери церкви закрылись, подарив двум незваным гостям тишину и покой. Когда священник наклонился к ней, все казалось весьма естественным. Его губы накрыли ее, и поцелуй показался ей удивительно нежным. Не то, чтобы у Клары был большой опыт в любовных делах, но что-то подсказывало: так бывает только в сказках. Нежный, но настойчивый, лёгкий, но запоминающийся... Клара почувствовала, как к щекам приливает кровь. Стоит ли ей сопротивляться внезапному порыву? «Монахини делают вещи и похуже», – вспомнились ей его слова. Что, если... Если так ей нужно искупить то зло, что она совершила сегодня? Это – ее наказание.

– Но прелюбодеяние, – выдохнула она, когда поцелуй кончился, только договорить Клара не успела. 

– Ближнего нужно возлюбить, Клара, – он приложил палец к ее покрасневшим от ласки губам. – Только через любовь можно получить прощение... Я помогу тебе вернуться на истинный путь. Я защищу тебя от целого мира, хочешь? 

И Клара хотела. Она словно потеряла связь с реальностью, так маняще выглядели его карие глаза. Девушка почувствовала, как голова ее сама собой наклоняется, как она соглашается на предложение, кивает несколько раз. Священник улыбнулся самым краешком своих тонких губ. Он снова поцеловал её, одной рукой скользнув вниз, к талии, а другой расстегивая пуговицы на собственной рубашке. Второй поцелуй вышел менее нежным, но Клара все ещё ждала продолжения. Она подалась вперёд, не зная, чего именно хочет. Сбежать от семьи или сбежать к кому-то? Да и хочет ли она на самом деле стать монахиней?

Священник не снял ни рубашку, ни штаны, только скинул с себя белый воротничок, символ непогрешимости. Он поднял Клару на ноги и усадил на одну из скамеек лицом к себе. Девушка случайно взглянула на крест и почувствовала, как щеки ее краснеют с новой силой. Она... Она оскверняет храм, в который ходила ещё ребенком, верно? Нет. Отец Велиар положил ладонь на ее щеку и повернул лицом к себе, чуть приподнял за острый подбородок. Он не может вести ее во грех, нет, он ведь – священник прямиком из Италии. Все, что произойдет сейчас, происходит с позволения Господа. Ее белое платье оказалось стянуто через голову, выброшено в сторону за ненадобностью. Девушка тяжело вздохнула, заметив, что мужчина расстёгивает ширинку. 

– Ты всегда была такой умницей, такой послушной нежной девочкой, – шепнул он, наклонившись к ее лицу, придвинув за бедра к самому краю лавки. – Ты заслужила немного любви и заботы даже в своем наказании. Ты ведь только этого хотела, да?

– Да, – произнесла она тихо. 

Стыд отошёл на второй план, потонул в омуте новых чувств. Ее заметили, заметили, наконец-то. Клара чувствовала, как щеки пылают, как дрожат ноги, как священник касается внутренней стороны ее бедра. Он продолжал говорить, но сердце колотилось в груди так громко, что слов разобрать было практически невозможно. Клара подалась вперед, когда последняя искорка сомнения озарила ее сознание, и мужчина подхватил ее под бедра, развернул к себе спиной. Руки девушки вцепились в спинку лавки. Он обращался с ней легко, точно с куклой. Теперь Клара видела вход в церковь, ряд деревянных скамеек, истоптанный прихожанами красный ковер. Она не видела Отца Велиара, но вскоре ощутила его напрягшуюся от желания плоть. Может быть, так даже лучше? Клара ведь никогда прежде не видела голого мужчину. Разве что на картинках в каталоге белья. 

– Расслабься, милая, – шепнул мужчина, наклонившись к ее уху, и неприятное давление заставило Клару выгнуться в пояснице. – Это нужно перетерпеть, как нам завещал пророк.

Но об этом в Библии не было и слова. Когда боль обожгла девушку с новой силой, и головка его члена оказалась в ней, Клара плотно стиснула зубы. Неужели... Неужели ей действительно нужно заниматься этим, чтобы попасть в монастырь? Сомнение снова заставило ее заерзать, но девушка вспомнила ласковые слова, слетавшие с губ священника всего пару мгновений назад. Кто ещё будет к ней так добр? Так участлив? Клара заставила себя терпеть боль вторжения. Ладонь мужчины опустилась ей на клитор, мягко погладила его, отвлекая от неприятных ощущений. 

Он задал темп почти сразу, точно боясь, что девушка одумается и вырвется из объятий. Воздух вокруг стал холодным, и Кларе захотелось укрыться под теплым пледом, спрятаться от сожалений и стыда. Она никогда не думала о том, как именно пройдет ее первый раз, но явно не рассчитывала на секс в старой церкви. Звук шлепков, касаний двух взмокший тел казался оглушительно громким под этими сводами. С губ Клары сорвался первый стон, а затем ещё, ещё и ещё, пока смутное удовольствие не заменило боль. Рука священника продолжала скользить меж ее складок, нажимая на самые чувствительные точки. На долю мгновения все потеряло былой смысл: и грехопадение, и родной дом, и смеющаяся вслед сестра... Осталась только Клара и ее тело, ощущения, что захватили ее с головой и не отпускали до самого финала.

Клара почувствовала, как ноги ее дрожат, по телу волной прошло удовольствие, достигло пика и растаяло, словно снеговик по весне. Она закричала особенно громко, и священник закрыл ее рот ладонью. Крик оборвался на самой высокой ноте и повис под потолком. Удовольствие закружило голову, и первый в ее жизни оргазм показался невероятным. Клара не знала, повторится ли подобное. Отец Велиар замер, склонился над ее телом и не проронил ни слова. Он поцеловал девушку в макушку и помог надеть и поправить платье, привести себя в подобающий вид. Клара опустилась на колени священника, и теперь они сидели лицом к алтарю, пока мужчина бубнил себе под нос молитву, слов которой девушка не знала. Она не отличала латынь от итальянского.

– Я не знаю, что делают другие монахини ради своего сана, – говорила она осторожно, но сожаления не было в ее словах. – Но я все равно знаю, что так нельзя...

– Ты ведь просто человек, раб своих пороков. Не будь к себе такой строгой, – он небрежно погладил девушку по голове. – Тебе можно все, что я разрешу.

– Но что, если Бог не простит меня за это? – спросила девушка, заглядывая в глаза священнику. 

Он смотрела на нее прямо, не моргая, не отворачиваясь ни на секунду. Эта улыбка перестала ее пугать, стены церкви укрыли грех Клары, навсегда привязали ее к этому мужчине. Как собачку декоративной породы. Карие глаза Отца Велиара казались красными, в них танцевало пламя Ада... Или пламя зажженной у алтаря свечи? Мурашки прошлись по телу девушки, и теперь она не была уверена точно: человек перед ней или Дьявол.

– Это не имеет значения, милое дитя, – лениво произнес он, повернув лицо к распятию на стене, вид страдающего Иисуса точно отправлял священника в прошлое. – Здесь Бога нет.

***

Отец Велиар велел ей проститься с родственниками и собрать вещи как можно скорее. Послезавтра он и его группа поедут уже в другой город, а всего через пару недель они вернутся в Италию, после – в Ватикан, конец пути. Клару было решено забрать с собой. Она не закончит школу, потеряет семью и всех близких, но это точно не имело никакого значения. Клара всегда чувствовала себя чужой в этих местах, лишней. Священник высадил ее из машины за квартал от дома, поцеловал в макушку и велел молчать о произошедшем. Люди могут ее не понять.

– Будь хорошей девочкой, сделай все быстро и возвращайся назад, у нас так много дел, – велел он. – Я буду ждать. 

И Клара охотно повиновалась. Наконец ее преданность вызывает отклик, дает что-то взамен, не растворяясь без остатка. Она шла бодро, и полицейские машина, все так же стоявшая у бабушкиного дома, нисколько ее не удивила. Женщина подметала стекло с крыльца, занимался рассвет, и офицер сидел в кресле с кружкой чая. Старуха посмотрела на внучку без улыбки, и холодный ветер заставил ее плотнее запахнуть свое тонкое ярко-красное пальто. Она выпрямилась, отложив метлу в сторону, и Клара поджала губы, ожидая чего-то важного. 

– Джейн умерла этой ночью. Передозировка, – сказала бабушка Анна.

И Клара, кивнув, улыбнулась. Искренне... Впервые за долгое-долгое время она испытала счастье. «Нет, Бог прямо здесь, со мной», – подумала она наконец. Бог услышал ее или дьявол – неважно, главное, что голос Клары наконец обрел силу.