Темур привык носить доспех с семнадцати лет. В любую погоду, во дворце или в длинном конном переходе, он мог в этом плотном кожаном нагруднике и бегать, и сражаться, и спать, если было нужно. Он давно перестал его замечать.

Сейчас же в броне было тяжело даже дышать. Жесткий ворот тер шею, сдавливал, будто петля, и в горле вставала дурнота так, что темнело в глазах. Наверно, потому он едва не свалился в эту проклятую реку – просто не заметил, как покатый склон вывел к воде, и влетел в нее, подняв тучу брызг. Остановился, только когда взметнувшиеся вверх капли соскользнули за шиворот неприятным холодком вдоль позвоночника – точно как предчувствие, которое тегин пытался отогнать от себя, но не мог.

Там было так много крови…

Темур шагнул назад, еще раз и еще, пока ноги не коснулись сухого берега, и тяжело опустился на колено, упираясь лбом в сжатый кулак. Сзади шуршали по листве и глине шаги – стремительные, заполошные, испуганные, а его сердце то срывалось в галоп, то замирало совсем, опьяняя разум тягучей болью.

Как будто волокли труп…

Чужие слова он слышал сквозь дурман в голове. А в висках билось одинокое и запоздалое «почему?», размноженное эхом пустоты на тысячу раз.

Почему отказался от Туткун, не дав даже объясниться?

Почему изводил столько времени и ее, и себя?

Почему нес обидные глупости, во всех которых, кроме последней, правды не было ни крупицы? Только здесь, только в этом спрятанном ото всех месте, Темур сказал ей правду – он хотел. Быть и иметь.

Но опять – почему сказал это так поздно? Почему, почему, почему…

Плеча коснулась чужая ладонь, и Темур вскинулся, стряхивая паутину отчаянных мыслей.

– Пойдем, наследник Темур, – Яман потянул его вдоль берега. – Проверим по реке. Мы найдем их.

Их.

Нет, он ни на миг не забывал, что пропали двое, и волновался за брата ничуть не меньше остальных. Но отчего-то был уверен, что Батуга найдется живым. В этом брат был истинным наследником отца: в какие бы трудности ни попадал, всегда побеждал, восставая еще сильнее, чем прежде, будто и правда Тенгри выделил его среди прочих.

Тот же Тенгри, кажется, взялся извести одну горную девушку, а Темур, как последний дурак, с чего-то согласился стать его руками вопреки голосам и рассудка, и сердца, и любимой женщины.

Тегин вздохнул. Течение здесь было слабым, но таким же неумолимым, как сама жизнь, не дававшая шанса вернуться в уже прошедшее мгновение. Ах, если бы можно было повернуть все вспять. Если бы…

«Небесный Тенгри, если у тебя осталось хоть немного милосердия к ней, ни в чем не повинной, и ко мне – прошу тебя, умоляю, дай ей жить…»

Ему казалось, прошли дни, хотя солнце только начало клониться к закату. Широкая река давно разлилась среди камней, поваленных деревьев и острых порогов, и теперь они шли скорее наугад, а Темур – напролом. Вода под ногами или земля – ему было все равно, лишь бы путь покороче, лишь бы найти поскорее, а потом… О «потом» мысли спотыкались, как Салтук о вывороченные из почвы корни, только дальше, в отличие от ясаула, не шли. Что будет «потом», Темур не знал. Не хотел знать.

– Скоро стемнеет.

Мать Аккыз – ее имя начисто вылетело у тегина из головы, и вспомнить он не пытался – поправила платок и посмотрела на серое небо. Темур прикрыл глаза. Аккыз была его другом и верным воином Батуги, но сейчас и она, и ее вновь обретенная мать вызывали в нем почти неконтролируемый гнев, и он молчал лишь потому, что знал – сам виноват. Сам поехал к тем пещерам, сам оставил Туткун и брата без охраны, сам…

«Все сам, – с горечью запоздавшего осознания понял Темур, оскальзываясь на мокрых валунах. – И спросить не с кого, а все-таки спрашивал. С нее».

Он снова дернул нагрудник, желая втолкнуть в легкие хоть немного воздуха, от недостатка которого кружилась голова и шумело в ушах громче шелеста падавшей с низенького обрыва воды. Сделал неуверенный шаг к краю и…

Увидел.

И земля вывернулась из-под ног.

– Туткун…

Отсюда, с высоты, она была похожа на прекрасный дикий цветок, огненным всполохом окрасивший сумрачно-зеленый лес, ярким пятном распустившийся на зеркальной поверхности…

Так кровь, смытая с рук, разбегается в бочке алыми кругами.

– Туткун!!!

Мир поблек, схлопнулся со звоном до одной точки, и Темур рванулся вперед, не разбирая дороги. Туда, к ней, лежавшей у кромки берега с раскинутыми руками, словно отдыхая после тяжелого дня.

– Туткун! Туткун!

Волны, поднятые им, добежали до нее быстрее, толкнули отяжелевшие одежды и, возвращаясь, потянули назад, к нему.

Темур рухнул на колени.

– Туткун!

Сейчас, так рядом, ее лицо было похоже на бледную маску, обрамленную со всех сторон черными волосами, и оттого тегин не сразу заметил кровь на ее шее.

Нет…

Небесный Тенгри, нет, это не могло быть смертельной раной, не могло! Это была просто царапина, ничего больше, это…

– Туткун, это лишь небольшая царапина, – он вцепился в ее плечи, встряхнул, словно со стороны слыша собственный, полный отчаяния голос. – Ты так и будешь спать? Проснись! Проснись, Туткун, проснись!

– Мой тегин…

Темур повернул голову. В глазах ясаула стояла боль, но отчетливой вспышкой вдруг вспомнились другие его слова – безжалостные и резкие, разбившие счастливый мир Небесного наследника. Если бы тогда Темур не поверил ему! Если бы не поверил!

– Туткун отправилась в рай.

Нет, на этот раз он не будет таким глупым, на этот раз он не позволит Салтуку все уничтожить…

– Не говори так, не говори! Она проснется, – Темур опустил взгляд, коснулся дрожавшими пальцами практически белой щеки. Он так ее касался совсем недавно и совсем давно, и оба раза она отворачивалась. Но, может, сейчас не отвернется, может, позволит его руке задержаться, может, все-таки послушает своего глупого тегина? – Туткун, не оставляй меня, не оставляй! Не отпускай мою руку, моя Туткун!..

Но она молчала, и ее молчание разъедало его изнутри, как яд. Нет, так не могло быть, чтобы эта девушка молчала, чтобы не нашла, что сказать в ответ. Так не могло быть!

Не могло.

Не могло, только если она не…

Темур обхватил неподвижное тело, уткнулся лицом в мокрое плечо и стиснул зубы, душа рвавшийся из глубины сердца вой. Туткун, его Туткун наконец в его руках и – мертвая. Мертвая, обдающая холодом вместо…

Вместо…

Темур застыл, боясь пошевелиться. Боясь спугнуть то, что вдруг почувствовал, и еще больше страшась, что ему лишь показалось, как…

Как его шеи там, где к нему была прижата голова Туткун, коснулось мимолетное тепло.

– Туткун…

Медленно, так медленно, что его движения обгоняло даже остановившееся сердце, Темур выпрямился и поднял руку к неправдоподобно спокойному лицу. Замер.

Мгновения утекали в вечность каплями воды, срывавшимися с его рукава.

Кап.

Плакала Сырма. Что-то говорил Салтук.

Кап.

Нет же, ему не могло показаться…

Кап.

«Тенгри, не будь со мной так жесток!»

Ка…

Ладонь, холодную от воды и животного ужаса, поднесенную к губам Туткун, обожгло.

Ее дыханием.

И только с этим Темур понял, что тоже снова мог дышать.