– Темур, тебе больно?

Он хочет ответить «нет», хочет сказать, что в порядке, но не может: боль, такая сильная, какой он прежде никогда не испытывал, захлестывает шею удавкой, перекрывает дыхание, и Темур заваливается на бок, чувствуя, как уходит из-под ног земля…

«Ты обижаешь брата ради шпионки, пришедшей во дворец, чтобы охмурить Кая-тегина?»

Через приоткрытый полог шатра он видит, как Туткун въезжает в поселение, как Яман снимает ее с лошади, как ведет под руку…

Ненависть в груди вспыхивает так ярко, что Темур жмурится, отворачиваясь. Он удавит Тайзу голыми руками! За каждый день, который Туткун пришлось провести в их клетке, за каждый ее волос, которого китаец коснулся своими грязными лапами, за ее страх и слезы!..

«Она должна была влюбить Каю в себя, стать его женой и родить ребенка».

– Я так соскучилась, я очень соскучилась! – Туткун обнимает его, и Темур сжимает кулаки. – Я знала, что ты спасешь меня!

– Я попросил привезти тебя сюда, но, может быть, ты захочешь вернуться во дворец к Кае?

– Темур… Не делай…

В глазах, за один взгляд которых он готов умереть, целое озеро слез, и тегину хочется плакать вместе с ней.

«Но после того, как Китай не захотел, чтобы Кая стал ханом, она сбежала с тобой».

– Я ничего не делаю, Туткун-хатун. С тобой у меня больше дел нет…

– Небесный Тенгри, единственный владыка этого Неба и этой Земли, – молитва доносится издалека, из-за ударов то ли ладони в бубен, то ли мечей в щиты. – Пусть твое дыхание, касающееся листьев, придаст сил нашему наследнику…

На лицо падают обжигающе-горячие капли, и Темур дергается от новой боли, снова соскальзывая во тьму…

Безудержный бег по степи всегда приносит опьяняющее чувство свободы, и раньше Темур не был готов делить его ни с кем. Но теперь он сдерживает коня, оборачивается, и Туткун пролетает мимо смеющимся вихрем, тянет поводья на себя, и ее лощадь недовольно мотает мордой, протестуя против остановки.

Темур улыбается. Гордая, игривая, счастливая и его, Туткун сама не представляет, насколько красива, насколько сводит его с ума…

Она не спрашивает, не подначивает – просто разворачивает лошадь, снова пуская в галоп, и Темур тоже подстегивает своего скакуна.

Нет, прекрасно представляет…

– Держись, Темур, держись… – шепот на ухо громче пения шаманки, и Темур ведет головой на этот голос, такой родной и любимый.

«Туткун…» – ему хочется позвать ее в ответ, но с губ срывается только сиплый стон.

– Слепая темнота Эрлик-хана, держись подальше от нашего наследника…

– Темур, я знаю, тебе больно, но прошу тебя, держись!                              

Виска касается прохладная ладонь, и Темур чувствует, как по щеке скатывается слеза…

– Туткун! Туткун!

Крик рвет горло, страх – сердце, и холодная вода заливает за сапоги и шиворот. Темур падает на колени рядом с безжизненным телом, сжимает пальцы на ледяных плечах, прижимает к себе…

Сколько, сколько раз он мечтал о том, чтобы вот так обнять ее, уткнуться лицом в шею, чтобы почувствовать так близко на себе ее дыхание и биение сердца?!

Когда она лежала на его руках в первый раз, она умирала.

Теперь лежит второй и…

– Туткун!!!

Темур не плачет – воет умирающим зверем, и кажется, что раскалывается на части мир…

– Время уходит…

– Тогда сделай хоть что-нибудь!

Когда он с трудом разлепляет веки, лицо прямо перед ним расплывается, но ему и не надо видеть четко: каждую черту Темур помнит наизусть.

– Твои глаза придают мне силы, любимая…

– Тогда смотри на меня, Темур, – его пальцы сжимают ее ладонь. – Смотри на меня!

Он старается. Очень старается. Но снова приходит боль – и Темур снова падает в темноту…

*

На этот раз он приходит в себя спокойно, только ноет в висках, и во рту горько, будто жевал полынь. В покоях сумрачно, но не слишком темно – как раз так, чтобы свет не резал глаза. Темур сглатывает противную слюну, взгляд бездумно скользит по комнате: столик у кровати с кувшином и чашей, его доспех и оружие на месте, резной шкаф с одеждой… Морщась от укола в затылок, он поворачивает голову на другую сторону.

Она стоит у окна, обхватив себя руками, волосы полностью распущены, и на ее стороне кровати откинуто покрывало…

– Туткун.

Она оборачивается, мимоходом вытирая щеку, и не кидается к нему сразу. Вместо этого медленно подходит ближе, с подозрением щурясь:

– Ты снова бредишь, или на этот раз пришел в себя?

Темур вздрагивает.

– Если это тоже мой бред, то лучше я останусь в нем…

Покачав головой, Туткун забирается на постель, снова касается тыльной стороной ладони его виска.

– Что ж, будет тебе уроком не лезть в драку против таких подлецов, как этот Секмет-бей. Пока из него выпытали, каким ядом он смазал клинок, шаманка тебе отваров от всего, что только можно, дала. Так что еще пару ночей будут сниться всякие кошмары.

– Тогда я лучше не буду спать, – Темур со вздохом перекатывается и обнимает, уткнувшись лицом в ее колени, – чем снова будет сниться такое…

Сейчас он уже вполне четко осознает, что какой-то плен, ссоры и – Небесный Тенгри, помоги ему это забыть! – мертвая Туткун – не более чем бред отравленного сознания. Но в те мгновения, когда он, очевидно, все-таки приходил в себя между приступами безумного беспамятства, все эти кошмарные выдумки собственного разума казались такими настоящими!..

Но настоящими из них были только они с Туткун в степи. Они полюбили так уезжать вдвоем…

Вдвоем.

– Ты в порядке, моя Туткун? – он не поднимает голову, позволяя себе раствориться в ее ласковых прикосновениях к своим волосам, плечам и шее.

– Ты напоролся на отравленный клинок, сутки метался в лихорадке – и спрашиваешь меня, в порядке ли я?

Она усмехается, и приходится все-таки перевернуться, чтобы посмотреть Туткун в глаза. Темур и без того знает, что в них увидит: тревогу, злость и усталость… Это все привычно, сколько уже было.

Но теперь тревоги стало вдвое больше.

– Я спрашиваю, потому что заставил тебя волноваться, – хотя тело еще плохо слушается, Темур поднимает руку и прижимает к ее уже округлившемуся животу. – Прости меня. Я поступил очень глупо.

– Глупо. И безрассудно, – Туткун кладет ладонь поверх его. – Но был бы не ты, если бы поступил иначе. И не твоя вина, что Секмет-бей сыграл в подлую игру. Если бы не яд, ты бы той царапины и не заметил… Ладно, забудем. Ты жив, это главное. Лучше вот что скажи – что тебе такое снилось? Ты много бредил.

Темур ежится. Вспоминать даже в общих чертах совсем не хочется, рассказывать беременной жене – тем более.

– Ты снилась. Или тебе показалось иначе?

Туткун со смехом качает головой.

– Да нет, ты в основном и звал меня… Знаешь, мой Темур, ты удивительно неинтересный в бреду мужчина: даже когда без сознания, признаешься мне в любви!

Это «обвинение» отчего-то сильно его веселит.

– А что еще ты ожидала услышать, моя Туткун? Я разве не говорил, что ты – и моя мечта, и мое настоящее, и мое будущее?..

Он не ждет ответа, и Туткун наклоняется и оставляет на его губах поцелуй, стирающий горький вкус шаманских трав.

– Спи, Темур. Тебе надо отдохнуть. Спи.

Ему действительно хочется спать, но Темур борется с собой еще немного, из-под опускающихся ресниц глядя, как Туткун смотрит на него с нежной улыбкой. А потом все-таки соскальзывает в сон, заранее зная, что тот будет больше похож на кошмар…

Пусть. Пусть, ведь, когда он проснется, никакой кошмар не будет иметь значение рядом с Туткун.