Январь 2304 г. о.с. Воланта.

Люцеле-Эрис в очередной раз вздохнула, глядя в окно своей просторной светлой комнаты. Мимо проплывала гондола, где группа молодых людей хохотала и распевала песни на помеси волантского и общего. Сама Люцеле с удовольствием бы к ним присоединилась, да и вообще оказалась бы где угодно, только не в родном доме, куда с часу на час должен был пожаловать жених. Люцеле только стукнуло двадцать пять, она ещё слишком молода для замужества и вместо этого с удовольствием отправилась бы в путешествие на одном из отцовских кораблей, но в этом вопросе её мнением никто не интересовался.

– Милая моя, – увещевала её мать, Э́рис-Маро́ Люстрская, когда Люцеле принялась справедливо возмущаться, узнав, что отец сговорился с каким-то хаторцем, – твоя жизнь полна привилегий. Многие бы отдали всю свою магию и четверть жизни в придачу, чтобы оказаться на твоём месте. Мы с тобой ни в чём не нуждаемся и можем тратить жизнь на что хотим. Просто теперь ты будешь жить в Хаторе, а платить за твои развлечения будет муж.

Люцеле на это громко фыркнула.

– Я бы лучше уплыла в Умару и занялась, как следует, своим образованием. Мне как раз в университет пора поступать.

– Если муж будет не против, то поступишь.

Девушку это не убедило, но родители были непреклонны.

«Дался им этот хаторец! – размышляла Люцеле-Эрис, от нервов принявшись наворачивать круги по светлому ковру. – Как будто тут достойных женихов мало! Тоже мне, межэрданские связи! Тьфу! Могла бы в одиночку угнать корабль, так бы и сделала. Сильно сомневаюсь, что за мной явится молодой прекрасный принц, а раз так…»

Её мысль прервал стук в дверь, и почти сразу показалась голова служанки.

– Чудесно выглядите, фрёкен^[1]! Меня за вами послали. Пора!

Девушка напоследок оглянулась на туалетный столик с зеркалом и поправила лямку длинного нежно-розового платья, расшитого болескскими драгоценными камнями. Она была хороша, это бесспорно. Хотя даже будь она гриндилоу и вползи в столовую через окно прямо из воды, вряд ли её жених бы передумал.

– Идём, Ле́ра. Нельзя заставлять себя ждать.

Служанка, Лера-Шези́ру Волантская, посторонилась, а потом бойко зашагала за ней, на ходу умудряясь поправлять Люцеле причёску. Причёска была высокая и с множеством шпилек, так что время от времени надо было ненавязчиво проверять, как бы ни одна не выпала и не нарушила конструкцию.

Комната Люцеле была на втором этаже, поэтому на то, чтобы добраться до зала ушло некоторое время. Если отец вдруг рассчитывал, что она побежит навстречу своему счастью, спотыкаясь о подол и скатываясь кубарем по лестнице, он сильно заблуждался. С лестницы она спустилась медленно и величественно, как подобает важной персоне, и смотря перед собой. Потом, наконец, оказавшись в холле, где её ожидали, Люцеле повернулась и одарила пространство над плечом жениха широкой улыбкой.

– А вот и она! – радушно воскликнул отец так громко, что его слышали даже на третьем этаже, отведённом для слуг и их семей. – Дорогая, разреши представить тебе сеньора Хаума-Хоше Хаторского. Сеньор Хаум, это моя единственная любимая дочь, солнце моего дня, Люцеле-Эрис Болескская.

Люцеле неспешно приблизилась, изучая того, кого отец назвал сеньором Хаумом. Тот был не слишком высок, не намного выше самой Люцеле, которая имела средний рост для молодой девушки, но широк в плечах, лыс, гладко выбрит и, что примечательно, одет в чёрное.

«Странно. В Хаторе же буйство красок, все наряжаются как тамошние попугаи и павлины, такие же разноцветные, – подумала девушка, вспоминая школьный курс истории и культуры».

Хаум-Хоше, не успела Люцеле оглянуться, уже завладел её рукой и прижался к пальцам горячими губами. Девушка еле сдержалась, чтобы не отдёрнуться. Мужчина выглядел донельзя довольным.

«Ещё б тебе не радоваться! Что б тебя Йормунганд на обратной дороге к Матери прибрал!»

– Рад личному знакомству, прелестная сеньорита! – Люцеле вскинула брови. Вообще-то к ней следовало обращаться «фрёкен», потому что она жила в Воланте, ну или «агасси», потому что родилась в Болеске. А сеньоритой она даже стать не успеет. Как выйдет замуж, переедет в Хатор и сразу станет там сеньорой. И Хаум-Хауше не выглядел настолько невежественным, чтобы не понимать, что говорит. Он с таким же успехом мог, не стесняясь, сразу положить ей руку на бедро, да там и оставить.

Люцеле сдерживала рвущееся наружу возмущение изо всех сил. Отец точно не обрадуется, если она устроит сцену. Если Хаум-Хоше и впрямь так влиятелен, что ему станется отрубить её семье, а то и всей Воланте связи с Хатором? Ох, лучше об этом не думать.

– А я-то как рада, херр, – улыбаясь как можно шире, отозвалась Люцеле.

Жених дёрнул бровью, но ничего не сказал.

«Отметил, что к тебе на волантский манер обращаются? Так-то! – мысленно порадовалась Люцеле и улыбаться стало гораздо легче».

– Что же мы, господа, на пороге стоим? – вступила Эрис-Маро, чуя, что знакомство началось не слишком хорошо, и спеша поправить ситуацию. – Пройдёмте в столовую, там уже всё к праздничному банкету накрыто. – Тотчас она подхватила мужа под локоть и увлекла за собой в сторону столовой. Люцеле только и оставалось, что принять руку жениха и покорно проследовать за родителями.

До десерта обед протекал в вежливой беседе. Люцеле даже умудрилась получить немного удовольствия, когда слушала рассказы Хаума о его путешествиях. По роду занятий он находил то, что от него требовали, и брал за эту внушительные суммы или богатые дары.

«И ведь наверняка почти богом себя мнит, – с отвращением подумала девушка».

Но сколько верёвочке ни виться, а подали десерт. Тут-то и поняла Люцеле, что настал конец её привольной жизни, когда хаторец сделал картинный жест рукой, и на ладони у него появилась бархатная коробочка.

«Позёр! На такие вещи магию разбазаривать! – подумала Люцеле и изо всех сил прикусила себе язык, потому что эти слова так и просились наружу».

Мужчина, тем временем, прокашлялся и принялся произносить традиционную речь:

– Выйдешь ли ты за меня замуж, Люцеле-Эрис, и сделаешь меня счастливейшим человеком на Эрде, если благословит тебя твоя мать и Мать всеобщая?

Тут Люцеле ожидаемо посмотрела на Эрис, но чуда не случилось, и та благословила. Девушка тихонько вздохнула. Другого выхода не было.

– Выйду.

В мгновение ока на безымянном пальце её засияло кольцо с радужным кварцем, который сиял, ожидаемо, всеми цветами радуги. Украшения с таким камнем носила, в основном, хаторская королевская семья, так что всем стало очевидно, что на кольцо Хаум-Хоше не поскупился.

Люцеле, стараясь не смотреть на правую руку лишний раз, схватила бокал с шампанским и выпила залпом, не слыша за шумом в ушах, как родители произносят тост за молодых.