14.03.2304 г. о.с. Болеск.

Доминго печальными глазами наблюдал из чертога вместе со своей командой, как Азхата-Орелло мирно обедает в окружении семьи, уже вполне протрезвев. В Хаторе и отрезвляющие настойки изобрели тоже, и стоили они не так дорого в любой аптеке Эрды.

– Это просто невозможно! Он что, и впрямь не собирается её убивать? И для чего ему тогда артефакт-то дали? – Он всплеснул руками.

Яро хмыкнул.

– Ну, он, по крайней мере, носит кинжал с собой.

Ума аккуратно кашлянула в кулак, привлекая внимание.

– Он пытался её убить. Вы просто этого не видели.

Остальные переглянулись, и Ума пояснила:

– Пока вы были заняты дракой в кабаке и её последствиями, я доставила его домой и довела прямо до постели. Пока он добирался до дома, пусть немного, но протрезвел. Я выглядела как один из его слуг, посланный взволнованной женой, поэтому Азхата ничего не заподозрил, но, добравшись до постели, не уснул. Поворочавшись, вскоре он нашёл кинжал и, недолго мучаясь совестью, пошёл прямо к невестке в спальню. Умтара, почуяв неладное безо всякого божественного вмешательства, проснулась и увидела, как над ней стоит будущий свёкор с занесённым ножом. Умтара вскрикнула и подскочила, и это заставило Азхату слегка прийти в себя и поспешно ретироваться. Девушка уснула обратно нескоро, а утром, пусть и пыталась убедить себя, что ей всё приснилось, но безуспешно.

Боги по-новому взглянули на разворачивающуюся сцену: действительно девушка села как можно дальше от Азхаты-Орелло и старалась лишний раз не смотреть в его сторону. Тот же изо всех сил делал вид, что ничего не произошло, но его подозрительное поведение легко можно было списать на последствия попойки. Луис-Лювё, очевидно, так и сделала, судя по взглядам, которые она то и дело метала в сторону мужа.

Доминго, расплывшись в улыбке, постучал кончиками пальцев друг о друга.

– Это же отлично. Мне и делать-то, считай, ничего не придётся. – Потом он вздохнул, о чём-то вспомнив, и посмотрел на друзей, сидящих от него по обеим сторонам. – И вы пойдёте со мной.

– И я тоже лучше пойду, – добавил Оро. – Должен же их кто-то вовремя разнимать, пока ты делом занят. Да и вдвоём сподручнее.

Боги ярости и ненависти воззрились на него с одинаковым возмущением, и бог войны примирительно поднял руки.

– Простите, парни. Понимаю, что это одно из ваших хобби, – взгляды стали не просто возмущёнными, а наполнились желанием убийства, но Оро и бровью не повёл, – но если мы не хотим лишиться сил на несколько сотен лет и отправиться на Эрду людьми, надо делать дело, а не выяснять отношения.

Оба в ответ обиженно засопели, насупившись, но спорить не стали. Доминго хлопнул ладонями по ногам и поднялся.

– Идём. Нечего рассиживаться. Такарра, пожелаешь нам удачи? – Он послал богине обворожительную улыбку. Так показательно задумалась, постучав пальцем по подбородку.

– Пожелать – это можно. В остальном – как пойдёт.

Бог раздора довольно хохотнул.

– Тут всё должно как по маслу пройти. Рассорятся так, что свадьбе конец!

Яро кровожадно улыбнулся.

– А может, и не только свадьбе, – добавил он.

Ядэ, который молча сидел в отдалении, подал голос, и это было столь неожиданно, что все повернулись к нему:

– Только не переусердствуйте, а то дай вам волю, вы и массовую резню начнёте. В доме никого в живых не останется, а мне – лишняя работа, – произнёс бог смерти, спокойно поправляя чёрную запонку на рукаве белой рубашки. На тыльной стороне ладони чернел божественный символ того, чему он покровительствовал. У Ядэ это был череп. Бог вообще редко покидал чертог, поэтому прятать знак смысла не видел.

– Ничего не могу обе… – начал было Яро, но Оро ткнул его локтем под ребро, и тот закашлялся. Несмотря на то, что заведовал войной, Оро был на удивление уравновешенным, что первое время очень удивляло других божеств.

– Если хочешь победить, войну следует вести с холодной головой, а не бросаться с оружием, не глядя, где свои, а где – чужие, – назидательно пояснял он.

Четверо богов (Яро, Оро, Несто и Доминго) кивнули всем, кратко попрощавшись, и исчезли. Взгляды оставшихся приникли к шару, где как раз заканчивалась трапеза.

***

Умтара-Эрвё поморщилась. От нервов и волнения она начала кусать губы и слегка не рассчитала. Кровь, конечно, не пошла, но было больно.

Девушка полдня маялась и мучилась, говорить ли Лютаце-Азхате о том, что случилось ночью, или не сто́ит. Она так и не рассказала ему ни о пророчестве, ни о том, что, согласно ему, именно его родители должны попытаться её убить. Он с такой любовью о них рассказывал, что у Умтары не повернулся язык.

«Может быть, пророчество не исполнится, – мысленно убеждала себя она. – В конце концов, будущее не предопределено. Предсказание – это всего лишь один из возможных вариантов того, что может случиться. А у них были такие лица тогда, в первую встречу… Что если им тоже про меня предсказали, например, и они ужаснулись от того, что должны захотеть убить невесту сына? Тогда они наверняка должны передумать, ведь я ни им ничего плохого не сделала, ни Лютаце, тем более, и никогда бы не сделала! Но тогда… А что если мне не привиделось ночью, и это не был страшный сон, а аджосси Азхата-Орелло действительно хотел меня убить? Тогда молчать нельзя!»

Решительно вздохнув, она потянулась к руке жениха. Лютаце всё ещё был её женихом, а не мужем, потому что его родители изо всех сил оттягивали этот момент, раз уж никаких причин препятствовать придумать не смогли. Пытались убедить подождать несколько лет («Вы ещё так юны, а вдруг, через год поймёте, что поспешили? А Люмин не поощряет разводы!»), но всё, что им удалось, убедить подождать до лета. Подготовка к свадьбе протекала медленно, а, со стороны родителей жениха, и вовсе неохотно, пусть они и пытались делать хорошую мину при плохой игре. Сколько неприятных вещей, приправленных сердечной улыбкой, выслушала Умтара-Эрвё от будущей свекрови, когда ей стали подбирать свадебное платье! Но это она готова была стерпеть, а занесённый над головой нож – нет.

– Я хотела с тобой поговорить, – сказала девушка, беря Лютаце за руку.

Они сидели вместе в его спальне и смотрели телевизор. Невидимая четвёрка богов тоже была в комнате, но смотрела на них. Спальня была просторной, с большим панорамным окном, с которого не только открывался вид на Болеск, но и на небо, к чему стремились все здешние архитекторы. Дом Лютаце и его семьи стоял, как и большинство других, на горе. Не на вершине, конечно, но на площадке, от которой до вершины было подниматься пешком меньше получаса.

Но чудесный вид сейчас никого из присутствующих не интересовал. Все смотрели на неуютно заёрзавшую на постели Умтару-Эрвё. Словно что-то почувствовав, девушка украдкой глянула в сторону, но, разумеется, увидела только телевизор, продолжавший транслировать очередной недавно вышедший сериал. На экране разгоралась ссора, и девушка поспешно отвернулась, поджав губы.

– В чём дело? – Молодой человек смотрел на неё так мягко и так нежно поглаживал большим пальцем её протянутую руку, что Несто скривился.

– Да тут не с чем работать! – возмутился он, но Доминго только раздражённо махнул на него рукой и шикнул.

– Просто жди. Я чувствую потенциальную возможность, а там и вы подхватите, – тут он многозначительно выгнул бровь, – если не отвлечётесь.

Умтара, тем временем, принялась объяснять, в чём дело, запинаясь и сглатывая резко пропавшую от волнения слюну.

– Когда я родилась, мать отнесла меня к предсказателю, и тот предсказал две вещи: что у меня будет дар от богини, – она подцепила пальцами свободной руки звезду, висевшую на шее, сияющую круглые сутки как самый яркий драгоценный камень, – и что появятся люди, которые захотят сжить меня со свету, что бы я ни делала.

Юноша подался к ней.

– Почему ты молчала всё это время!? Я защищу тебя, кто бы ни хотел навредить тебе! Пока я жив, ни один волос не упадёт с твоей головы.

Умтара вздохнула.

– Я молчала, потому что надеялась, что не встречу этих людей. – Она сглотнула и сжала ладони Лютаце, проникновенно заглядывая ему в глаза. Была она так хороша в этот момент, что будь на месте Лютаце боги, даже их сердца бы дрогнули, и они пожелали бы защитить столь прекрасное и чистое создание.

– Но ты встретила, – догадался Лютаце. – И они попытались.

Умтара кивнула, повесив голову.

– Да. Мне напророчили, что меня захотят убить человек со шрамами на щеках и его жена. А сегодня ночью я проснулась и увидела, как твой отец стоит с кинжалом над моей постелью.

Юноша отшатнулся в ужасе, но руки не выпустил, и недоверия не было заметно на его лице. Доминго потёр руки.

– Мой выход.

Тут же по лицу Лютаце-Азхаты словно прошла волна, он одёрнул руку и отшатнулся, чуть не сверзившись с постели, а потом и вовсе вскочил на ноги.

– Да в своём ли ты уме!? – воскликнул он. Умтара прерывисто вздохнула и сморгнула выступившие слёзы. Этого она и боялась.

– Может, у тебя есть доказательства? Он ранил тебя?

Девушка замотала головой с такой силой, что тёмные волосы чуть ниже плеч взметнулись и закрыли ей обзор.

– Нет-нет! Я вскрикнула, и он отступил. Он ушёл.

– Почему не закричала громче? За руку не поймала? Слуг не позвала? Если такое происходит в доме, нужно реагировать, не медля! Почему ты ко мне не пришла!? – Он говорил всё быстрее, подстёгиваемый заодно богами.

Умтара, испугавшись такого напора и количества вопросов, совсем растерялась и могла только плакать и судорожно дышать. Несто встал у Лютаце за плечом и зашептал:

– Она ненавидит твою семью. Она хочет вас рассорить, потому что они против вашей свадьбы. Она клевещет, чтобы ты… – но договорить он не успел, потому что за другим плечом вырос Яро и крикнул Лютаце в другое ухо:

– Убей её!

Молодой человек, и без того заведённый, дёрнулся как от удара, а потом рванулся к лежащей на кровати невесте, повалил и сомкнул руки у той на шее. Девушка тотчас захрипела, цепляясь за него, но не могла толком оторвать от себя чужие руки, гораздо более сильные.

Несто подскочил к Яро и толкнул в грудь:

– Ты зачем влез!?

Бог ярости закатил глаза и, взяв чужую руку за запястье, отстранил её от своей груди. Несто машинально попытался вцепиться тому в рубашку, но не успел, и пальцы только мазнули по ткани.

– Потому что ты – идиот. Что за «она клевещет»? Это проверить проще простого, не выдерживает никакой критики и не достаточно для того, чтобы сорваться. К счастью, Доминго его достаточно накачал. – Он ухмыльнулся, глядя, как молодые люди продолжают бороться на постели. – Поэтому я сработал чище.

Несто издал громкое: «Пф-ф-ф!», закатив глаза и проведя белой рукой по чёрным волосам, а потом нарочито небрежно поправил воротник красной рубашки.

– Что, крыть нечем? – поддел Яро, и бог ненависти мгновенно растерял своё напускное спокойствие и кинулся в очевидной попытке тоже попытаться задушить его, но между ними встала Оро.

– Опять вы за своё! Лучше бы за подопечными следили.

– Золотые слова, братец!

Бог обернулся и увидел, что на кровати, где Умтара уже почти не сопротивлялась (вся божественная перепалка не заняла и десяти секунд), сидит Люмин.

– Дай, думаю, загляну, проверю, как там голубки. – Она хихикнула. – А они, оказывается, совсем не тем в постели занимаются. – Богиня покачала головой, недовольно поцокав языком, а потом потянулась и подула Лютаце-Азхате на лоб. Почти сразу лицо его, искажённое от гнева, со сжатыми до боли челюстями, разгладилось, и он, осознав, что происходит, в ужасе отшатнулся, а потом бросился к невесте, которая была уже на грани потери сознания.

– Так-то лучше, – довольно сказала Люмин и подмигнула братьям, так и застывшим у кровати. – А этот раунд вам не выиграть, и не только потому что вы больше интересуетесь друг другом, чем делом, – девушка многозначительно взглянула на Несто и Яро и упреждающе подняла ладонь, не дав им и слова вставить, – а потому что теперь нам выиграть ничего не стоит. Тут такое начнётся, стоит только раскрыть правду о том, как посол не просто изменяет своей жене, но ещё и чуть не убил невестку. Не из-за того ли, что она ему отказала?

– Но ведь это же неправда, – не удержавшись, выпалил Несто.

Люмин фыркнула.

– И что? Можно подумать, то, что ты тут успел мальчику в уши напеть – истина самая что ни на есть. – Она послала воздушный поцелуй и подмигнула. – Удачной смертной жизни, мальчики!

И, напоследок перебрав в воздухе изящными пальчиками, богиня любви и красоты исчезла. Боги, не став досматривать, как Лютаце вымаливает у плачущей и обнимающей его невесты прощение, исчезли следом.