Это была, наверное, случайность — что его группу направили именно в Тард, а не в другой город, и что среди встречающих была она. Пока местные старшие маги разговаривали с прибывшими из столицы, девушка помалкивала — только посматривала на них с любопытством в светлых искристых глазах. Может, случайность, а может, рука Двуединого; Альбус и сам не знал, к какой версии склоняется больше. Но тогда он об этом не думал. Касаясь блок-камня, он думал лишь о том, что тащить с собой через пространство ещё двоих людей — это тяжело, и ему нужен отдых.

О будущем ему было известно одно — с ночи город накроет невидимый купол, который пропустит внутрь лишь тех, кто оставил на одном из блок-камней след своей силы, и закроет Тард для вражеских магов.

Альбус не мог предположить, что ближе к вечеру в дверь его комнаты постучится та самая девушка, назовётся Таллией Соррен и предложит показать ему город. Просто так.

И уж точно знать не мог, что он, подумав, всё-таки согласится.

* * *

Таллия оказалась хорошей проводницей — Тард она знала от и до и, чувствовалось, очень его любила. Она водила Альбуса по узким улицам, привычно ныряла в переулки, если хотела срезать путь, и рассказывала обо всём, что, по её мнению, стоило внимания. И, что удивительно, слух это совершенно не утомляло. И Тард — самый обычный город с путаными улицами и жмущимися друг к дружке домами, чьи верхние этажи нависали над головами прохожих — как будто понемногу обретал цвета.

Альбус даже проверил свой амулет, а потом, осторожно — не эмпат ли Таллия. Но нет — её энтузиазм был заразителен без всякой магии.

— Таллия, ты с кем это идёшь? — окликнула её какая-то торговка, когда они зашли на Главный рынок.

— Господин заблудился, дорогу ему показываю, — та соврала так легко, будто заранее репетировала. Хотя, судя по всему... так и было.

— А, ну удачи тогда, — торговка, видимо, предпочла сделать вид, что поверила, и начала собирать товар. Таллия тихонько и явно облегчённо выдохнула.

— А то судачить будут, матушке ещё донесут... — поморщилась она, когда они отошли подальше. — Я же не замужем до сих пор.

— Почему? — спросил Альбус и увидел, как Таллия напряглась — словно боялась осуждения и готовилась защищаться.

— Просто... не хочу. Из тех, кого знаю — ни за кого не хочу. Не тянет.

Альбус нисколько не осуждал. В конце концов, ему самому в его двадцать пять давным-давно следовало жениться.

Тема сменилась, и Таллия снова расслабилась, заулыбалась, начала болтать, как до этого. Рынок уже пустел, народ понемногу расходился, но девушка всё-таки успела показать Альбусу места, где можно было покупать, где не стоило, а где любила закупаться сама. А что не успела — о том сказала: «Ну ладно, ещё будет время».

Времени на это могло и не остаться, но разубеждать её не было желания. Да и что-то подсказывало — он здесь надолго, хочет он того или нет.

Между делом Таллия пару раз попыталась Альбуса разговорить и что-нибудь о нём узнать, но после односложных ответов отступила. Зато о себе рассказала, что держит семейную аптеку, — матушка, мол, не смыслит ничего в том, как вести дела, поэтому пришлось взяться ей, когда отец умер. Пригласила заходить, если что понадобится. Но скидку не пообещала.

Потом она через путаницу переулков вывела его на квадратную площадь, посмотреть на один из знаменитых тардских фонтанов. Вода била из поднятых ладоней мраморной ундины и разлеталась мелкими брызгами, в которых сияла радуга. Статуя — одна из тех, которые братья-скульпторы вырезали триста лет назад — была невероятна, прекраснее даже, чем её описывали, и будь Альбус один, он засмотрелся бы на неё. Но не сейчас.

Таллия не была совершенной, как эта статуя, не была какой-то особенной внешне — ладная крепкая фигура, крупные мягкие черты лица, заплетённые в косу русые волосы, — но что-то всё равно притягивало взгляд. К счастью, девушка не замечала этого — она увлечённо, с гордостью, похожей на родственную, рассказывала ему о фонтанах и их создателях.

И всё-таки Альбус заставил себя отвести глаза.

— А вам, кажется, уже лучше.

— Что?

— Вы ужасно выглядели, ужасно хмуро, я имею в виду, простите, а теперь у вас лицо почти разгладилось, — честно объяснила Таллия. — Я вас затем и вытащила в город, правду говоря. Рада, что вам полегчало.

И улыбнулась настолько обезоруживающе, что Альбус не нашёлся с ответом.

Следующие три дня они виделись лишь мельком, не считая собраний, на которых обговаривались планы действий. Дел у всех было по горло. Город был беспокоен, город гудел, как пчелиный рой. Город готовился к осаде.

* * *

— Нет, я тебе серьёзно говорю, он не то чтобы красавец, но такой... как бы сказать...

— Мия, отвяжись уже от человека, — вздохнула Таллия, перехватывая корзину со снадобьями поудобнее. — Он тебе вчера ничего не откусил только из вежливости.

— А ты за ним наблюдала, что ли? — хитро сощурилась Мия.

— Зачем за ним? Это за тобой глаз да глаз нужен, вечно влезешь во что-нибудь.

— Ну-ну.

— Ну да, — Таллии этот разговор уже надоел. — Шило у тебя в одном месте, вот что. Как ты только в госпитале работаешь...

— Ты же знаешь, как, не ворчи. С моё поковыряйся в болячках — будешь хвататься за любую возможность повеселиться, — Мия, ненадолго помрачневшая, снова заулыбалась и в шутку толкнула Таллию бедром. Та хотела было ответить тем же, но воздух разорвал многократно усиленный окрик:

— Идут! На стены! На стены!

Обе сразу поняли, что это значит. Таллия сунула корзину подруге, сказала ей нести всё в госпиталь, а сама подобрала подол и пустилась бежать.

В суматохе и толкотне она поднялась на стену, отчаянно жалея, что не умеет телепортироваться — многие маги уже были наверху. Мимо неё к лестнице пронёсся какой-то стражник, буркнув на ходу «извините» — явно автоматически, наверное, увидел гильдейский медальон. Таллия хотела пройти к группе магов, собравшейся рядом с башней, но замерла.

К стенам Тарда, окружённое облаками пыли, приближалось реттонское войско.

Тогда ей показалось, что их мириады — с перепугу, наверное. Захотелось сжаться, спрятаться в крошечную раковину и зарыться куда-нибудь глубоко-глубоко, где никто не достанет.

Эти люди уже взяли Неарту и Карревер, а теперь идут захватить её город.

— Подвинься, корова, встала тут!

От сильного толчка в спину Таллия упала, больно ударившись ладонями и коленом о камень. А этот солдат медальона не увидел, иначе не рискнул бы...

— Вы целы, магистр Соррен?

Она подняла голову.

— Да, пустяки.

— Тогда позвольте помочь, — магистр Альзаро протянул ей руку, и Таллия, ухватившись за неё, встала на ноги. — И пойдёмте, нам пора. — И совсем тихо добавил, кажется, на лаугарском: — Asiene.

— Что?

— Нехорошее слово. Простите.

У Таллии на языке сейчас тоже вертелось много-много очень нехороших слов.

Реттон хочет поглотить её город? Так пусть Тард станет костью у него в горле!

* * *

В один из дней осады Таллия принесла из дома ржаные лепёшки — ещё тёплые — и раздала всем, кто оказался с нею рядом. В лагере реттонцев было тихо, и защитники города пользовались передышкой — кто-то проверял укрепления, кто-то чинил оружие или доспех, кто-то просто спал.

— Вот, магистр Альзаро, держите, — Таллия подала ему лепёшку, и Альбус посмотрел на неё почти с удивлением. — Да берите, берите, вы большой, вам вообще надо много есть. Правда, чем богаты... Зато она сытная.

— Спасибо, — он принял угощение, вежливо улыбнувшись углом губ. Таллия отмахнулась — не за что, мол, — и ушла к остальным женщинам, сидящим кружком на соломе.

Понемногу жуя лепёшку, — вкусную и действительно сытную, — Альбус вспомнил, что припасов в городе осталось месяца на полтора. Если растянуть — то на два. Будь сейчас осень, а не весна, они могли бы спокойно пересидеть и полгода... Но уж как получилось. Оставалось надеяться, что обещанное Родгаром войско прибудет вовремя — городской гарнизон на открытый бой не выйдет. Не для того он предназначен.

От невесёлых мыслей его отвлёк смех: дамы у себя в кружке делились байками и рассказывали не всегда приличные стишки. Последние — шёпотом, но слух у Альбуса был хороший.

Ну и правильно, нечего киснуть. Честно говоря, Альбус им даже немного завидовал — сам он так не мог.

Нет, какая же у неё улыбка...

Знакомый крик щёлкнул кнутом по ушам:

— Щиты!

И смех оборвался.

* * *

Гарнизон вновь успешно отбил атаку — какую именно, никто не считал. Прошло уже две недели; войска Родгареста задерживала непогода, и враг спокойно сидел у Тарда, ожидая, пока защитники выдохнутся. А сидеть так он мог долго — попытки наслать на их солдат болезнь проваливались, а из захваченного Карревера в лагерь привозили продовольствие.

Но и Тард стоял. А ещё этой ночью по неперекрытой дороге приехал обоз, замаскированный иллюзией, и городские запасы тоже пополнились. Так что всё это могло затянуться очень и очень надолго.

Таллия устала так, что не стала возражать, когда Альбус предложил ей опереться на его руку. Спускаясь со стены бок о бок с нею, он вдруг подумал, что она, когда держит щит над людьми, удивительно похожа на ту мраморную ундину; только из воздетых рук бьёт не вода, а сила, и лицо у неё не спокойно-благостное — грязное от пыли, сосредоточенное, полное злой решимости. Подумал, что это невыносимо — видеть, как боль гасит искорки в её серых глазах. Подумал, что город он защищает уже не по приказу Главы.

И осознал, что — проклятье — влюбился. Не так, как когда-то в пятнадцать лет, пылко, по-юношески — новое чувство было спокойнее и гораздо, гораздо сильнее.

Ну нет, нет, нет, это совершенно ни к чему! Быть этого не может! Не должно!

Нет, кажется, его всё-таки ранили. В голову. И серьёзно.

Альбус обречённо вздохнул и мысленно выругался. Но, забывшись, на секунду сжал ладонь Таллии чуть крепче, чем следовало.

* * *

Его совершенно по-дурацки ранило в последний день осады: зачарованный арбалетный болт пробил истончившийся щит и попал в бедро. Альбус к тому времени смертельно устал; сил хватило лишь на то, чтобы ненадолго остановить кровь. Он, упрямец, оставался бы на стене и дальше, если бы через минуту — вот уж совпадение! — его не настиг приступ. Камни стены вдруг шатнулись под ногами и вздыбились, больно ударив его по лицу — не успел подставить руки... А, стена ни при чём, это он упал...

Последним, что услышал Альбус перед тем, как провалиться в беспамятство, был тонкий испуганный вскрик.

А первым, когда очнулся — тихий шёпот: «Я тоже». Почувствовал на лбу чужую тёплую ладонь, приоткрыл веки. Незнакомый потолок казался подёрнутым рябью; да это просто перед глазами плывёт, сообразил он. Скоро пройдёт.

— Ой, ты... вы очнулись! — раздался рядом знакомый голос, и ладонь убрали.

Альбус сморгнул и перевёл взгляд. Это оказалась Таллия, тут же отсевшая подальше от него, на самый краешек кровати. И почему-то он совсем не был удивлён.

— Где я... и что со мной? — язык был ужасно тяжёлым.

— В лазарете при Гильдии. Вас ранили, помните? В бедро. Целители вашу рану затянули, но вас ещё двое суток страшно лихорадило. Они сказали, что с этим ничего сделать не могут, и вас перенесли сюда. Везучий вы всё-таки, магистр... — Таллия зябко передёрнула плечами, хотя в комнате было тепло. По привычке начала теребить кончик косы — нервничала. — Там правее артерия, вы бы так и истекли кровью на стене, если бы задело.

— Что?..

— Лежите-лежите, всё хорошо. Город свободен, осаду сняли два дня назад. Тем же вечером. Вы как себя чувствуете?

— Нормально, — соврал Альбус. Честно говоря, ему хотелось бы и в самом деле чувствовать себя так. Встать на ноги он бы точно сейчас не смог. — Что-нибудь ещё важное было за это время?

Таллия принялась рассказывать; Альбус, взгляд которого уже почти прояснился, неосознанно засмотрелся на её живую мимику, жесты и особенно — на глаза. В них снова мерцали искорки. В них читалось облегчение и что-то, пока ему непонятное.

Сейчас можно было позволить себе немного полюбоваться. Совсем немного.

— «Я тоже» — к чему это было? — вдруг спросил он, когда она умолкла. Не его дело, казалось бы, но...

Таллия вдруг смутилась, отвела глаза и стала терзать косу с удвоенной силой, отчего та грозила превратиться в мочалку. Альбус хотел уже извиниться, но в этот момент она резко выдохнула, снова встретилась с ним взглядом и ответила:

— Вы говорили сейчас в бреду, пока не очнулись. Сначала на другом языке повторяли что-то, — она крепко сжала кончик косы, — и звали меня по имени. А потом сказали несколько раз: «Люблю тебя». Вот и подумайте сами, к чему это «тоже».

Альбус успел только ошарашенно моргнуть; а Таллия наклонилась и, зажмурившись, поцеловала его — вернее, быстро и неловко чмокнула в губы. Замерла, поражённая своей наглостью, потом, очнувшись, смущённо пробормотала: «Простите, пожалуйста», и её словно ветром сдуло — только дверь хлопнула.

Альбус всё так же лежал, ошалело моргая и пытаясь осознать, что только что произошло.

Во-первых, он всё-таки проболтался.

Во-вторых, ему признались в ответ.

И в-третьих, его поцеловали. Слабого, наверняка страшного и, если прошло двое суток, уже пятый день небритого.

Всё это ощущалось примерно как удар по голове. Кувалдой.

Хотелось и плясать, и удавиться одновременно, но Альбус выбрал другое — со стоном уткнулся лицом в подушку. Внутри сплёлся такой комок из радости, тоски, теплоты, страха и ещё сотни дарг пойми каких эмоций, что чувствовался физически — огромным сгустком огня и молний в груди.

Сейчас Альбус точно знал только то, что напрочь в себе запутался.

Если раньше было понятно, как с этими чувствами поступать — всеми силами скрывать, подавлять и гасить, — то теперь с ними нужно было как-то разобраться.

Но как именно, он совершенно себе не представлял.