Время давно перевалило за полдень; людей в аптеке Сорренов не было с самого утра, разве что забежал однажды пострелёнок-посыльный купить бальзам для своей госпожи, да и всё. От нечего делать Таллия уже рассортировала и положила сушиться все травы, собранные ею вчера, дважды протёрла от пыли все полки и даже успела постирать. Теперь она штопала чулки, сидя за прилавком. В мутное оконное стекло билась муха. Рядом с приоткрытой створкой.

— Вот дурёха, — вздохнула Таллия и потянулась её выгнать. — Ну вот же, совсем рядом открыто, кыш!

Муха и вправду была дура дурой — лишь забилась в самый угол и теперь жужжала там. Таллия цокнула языком, и тонкий поток воздуха подхватил насекомое и вынес его на улицу. Ну вот и всё, а мороки-то было.

Народ, наверное, только к вечеру начнёт подходить, подумалось Таллии, все работают... Но в этот миг, будто в ответ на её мысли, дверь открылась и вошла соседка, хромая Марта. Таллия шустро отложила штопку.

— Доброго дня, Марта! Как вы сегодня?

— Потихоньку, девочка, потихоньку, — соседка подковыляла к прилавку. Таллия слышала, что в юности она сломала ногу и кость срослась неправильно, вот и хромает с тех пор. И боли в ноге её часто мучили. — Мне бы мази той для Герна, какую ты мне давала в прошлый раз...

— Опять спина? — сочувственно спросила Таллия, отшагнув к полкам и начав перебирать баночки. У неё самой иногда спина побаливала — и из-за работы, и из-за того, что природа, мать её, формами не обделила. Ещё и на улице нет-нет да и норовили шлёпнуть или ущипнуть за мягкое.

— Она самая, — проворчала Марта. — Работает много, а в наши-то годы спину одними мазями разве вылечишь? Да и зачем, всё одно помирать скоро.

— Ну зачем же вы так, — укоризненно вздохнула Таллия. Где же та мазь, точно ведь запас делала, её хорошо раскупают... — Я сейчас, Марта, подождите.

Ныряя в кладовку, она услышала скрип входной двери и размеренные шаги. Всё не было, не было никого, а теперь пошли? Здорово. Ох, живица на исходе, её издалека привозят, а дороги в Тард почти все перекрыты... А вот и мазь! Таллия захватила пару баночек и вернулась за прилавок, попутно поставив одну из них на полку. Новый посетитель задумчиво изучал снадобья от проблем с желудком и кишечником.

— Таллия, девочка, — заволновалась Марта, — может, я господина сначала пропущу? Он поважнее меня будет...

— А господин подождёт, — заявила Таллия, покосившись на него. — Вы первая пришли, первой и отпущу. Вам ведь не срочно? — обратилась она к посетителю. Тот спокойно кивнул:

— Я подожду, не переживайте.

— Вот видите, — улыбнулась Таллия и поставила баночку с мазью на прилавок. — Возьмите. Она как ему, помогает? Лучше, чем та, которую я раньше давала?

— Спасибо, девочка, куда лучше, — улыбнулась Марта щербатым ртом, торопливо отсчитывая медные тинны. — Руки у тебя золотые.

— Бросьте, — пожала плечами Таллия.

Всему, что было связано с травами, мазями и прочими снадобьями, учил её отец — от него аптека и осталась. Чему научить не успел — до того дошла сама, по записям, оставленным им и его отцом. Папа говорил, дед был хорошим магом-целителем. Из Таллии целительница вышла просто неплохая. Зато удерживать семейную аптеку, несмотря на нападки цеховых, у неё получалось с четырнадцати лет. Ей, конечно, матушка помогала, но именно что не наоборот. И об университете забыть пришлось, спасибо, что академию закончила... А наезды других аптекарей прекратились два года назад, с тех пор, как Таллия вступила в Гильдию высших искусств.

— А колени ваши как? — вдруг спросила Таллия. Марта позавчера матушке жаловалась, что ноют сильно и распухли, а она случайно услышала.

— Ничего, девочка, нормально, как-нибудь время своё дохожу, мне всего ничего осталось, — пожала соседка плечами. — У нас денег немного, я на похороны нам с Герном лучше отложу.

— Да как же так! — Таллия, нахмурившись, поставила перед ней пузатую бутылочку зелёного стекла. — Она дешёвая, Марта, три тинна. Растирайте колени на ночь и сразу в тепло, под одеяло. Станет лучше. Вам же сейчас ходить, а «всего ничего» вам остаётся уже лет десять!

Она покосилась в сторону другого посетителя — теперь он разглядывал средства от простуды — и успела увидеть, как он коротко усмехнулся углом рта.

— Ох, ладно, девочка, уговорила...

Марта расплатилась, забрала мазь и растирку и похромала к двери. Таллия провожала её взглядом, пока она не вышла из аптеки, и на всякий случай подождала ещё немного. И лишь потом, убедившись, что она ушла, Таллия забралась коленями на прилавок и раскрыла объятия:

— Барашка!

Альбус шагнул к ней, позволил обнять его и прижал к себе — крепко, но бережно, отведя в сторону рукоять шпаги, которая едва не ткнулась ей в ногу. Таллия попыталась чмокнуть его в щёку, но он увернулся:

— Не надо, солнце, я колючий.

Таллия вздохнула, легонько коснулась кончика его носа своим и положила голову ему на плечо. От Альбуса пахло порохом и железом. И по́том ещё, но не сильно. И вообще Таллия была слишком рада его видеть, чтобы обращать на это внимание. Нет, она его видела вчера, через зеркало, но... Но это же совсем не то что вот так, когда можно прижаться и знать, что он есть, что он рядом. Что он живой.

— Разит от меня, да? — хмыкнул он. — Мы утром зачаровывали наши гром-машины — все эти бомбарды, пушки, аркебузы... Прости. Самому неприятно, но что поделать.

— Да не так и разит, — возразила Таллия, не дав ему отстраниться. — Ты как раз вовремя: матушка недавно ушла в гости и будет там до вечера.

Матушка Альбуса недолюбливала и отношения Таллии не одобряла. Она не раз говорила, что все эти знатные господа одинаковые и с ней, Таллией, он только развлекается, ему бы только под юбку залезть, а потом бросит, когда надоест, и спасибо, если не брюхатую. Что если и испытывает какие-то чувства — это лишь увлечение, не более. Что надо было выдать Таллию за сына мясника, когда тот за ней ухлёстывал, или за того торговца, — зря прислушалась, пожалела дуру образованную, теперь оба на других женились, а дочь её позорит. Говорила — может, у него невеста есть или вовсе жена, и вообще в его возрасте положено уже хотя бы одного-двух детей иметь, а то и трёх. А если нет до сих пор ни детей, ни жены, ни даже невесты — что ж он, такой хороший, до сих пор холостой?

Таллия и сама, если честно, ни на что серьёзное надеяться не смела, по крайней мере, осознанно. Разве возьмёт он её, простую, замуж? Даже если захочет — вся знать засмеёт. Обоих. И носы будет морщить. В первую очередь, скорее всего, его же родня.

Но слышать такое от другого человека — более того, от матери — было очень больно. Таллия начала поддаваться, засомневалась. Альбус к тому же, барашка, так редко говорил, что её любит... Пару месяцев назад он целых три недели не появлялся в Тарде, пропадал по нескольку дней, лишь иногда отвечая на лиасы и на вызовы через зеркало, и в эти периоды затишья Таллия переживала — вдруг погиб или ранен серьёзно? А если времени нет — то война же, дурочка, пойми. Но если отвечает нечасто потому, что... надоело? И лишь притворяется, что рад ей? Он ведь может.

Когда Альбус наконец пришёл, Таллия встретила его суховато, подавляя глупую, как ей тогда казалось, радость. Она держалась, честно, держалась. Но стоило ему спросить, что случилось — вдруг высказала всё, что накопилось в душе. И материны сомнения, и свои, и чувства, которые её терзали — всё. Чуть не разревелась, как маленькая. Альбус стоял ошарашенный, почти оскорблённый, и долго молчал. Вздохнул и сказал, что о таких проблемах надо говорить сразу, словами через рот или, в крайнем случае, через бумагу. Подумал и добавил со смешком — мол, кто бы говорил.

Они потом пошли к фонтанам и там, отведя прохожим глаза, долго-долго обо всём разговаривали. А после молча сидели — тоже долго. К закату Таллия даже задремала в его объятиях, уютных таких, надёжных, и Альбус потом вёл её, сонную, домой.

Он и с матушкой говорил. Таллия, правда, ничего не слышала — она в это время спала как сурок. С одной стороны, это было хорошо — значит, они друг на друга не кричали, уж от материных криков Таллия точно проснулась бы. А с другой — было дико любопытно, что же такого Альбус сказал матушке, что её мрачное ворчание сократилось в разы; но оба молчали, и Таллии осталось смириться.

Но всё равно матушка не стала относиться к нему лучше, и Альбус старался поменьше мозолить ей глаза.

Да даже если это всё ничем хорошим не закончится... Таллия любила просто так, пока можно было. А что потом... там видно будет.

— Ты надолго?

— Как раз до вечера. Мы сейчас в Ланнеле, стараемся не допустить осады. Не знаю, получится ли. И вообще не хочу об этом говорить. — Альбус помолчал, а потом тихо выдохнул: — Я соскучился. Как ты?

— Я тоже скучала, — мурлыкнула Таллия. — Отпусти меня ненадолго, я с прилавка слезу — уже колени болят так стоять. Альбус!..

Она и отреагировать толком не успела, как он уже поставил её на пол и лишь тогда отпустил.

— Дурак? — возмутилась она. — Я ведь тяжёлая!

— Да не особенно, — пожал Альбус плечами.

Таллия шумно выдохнула. Ох уж эта его улыбка углом губ, ох уж эти глаза наглые, чёрные-чёрные, — она ни у кого таких больше не видела, — ох уж эта горбоносая морда, так и просит кирпича... А чтобы в эти наглые глаза смотреть, приходилось задирать голову — Таллия ему только до подбородка макушкой доставала.

— Ну ты у меня и башня, конечно...

— Донжон, — усмехнулся Альбус.

— Донжон — это наш новый кавент гарнизона, огромная такая туша, — поправила Таллия. — А ты — башня. Бяша.

Она, встав на цыпочки, опять потянулась было его чмокнуть, но Альбус и на этот раз увернулся, спросив, что ей за радость губы о щетину обдирать. Таллия хихикнула только и покачала головой, — и правда, сильно зарос, сколько же он не брился? Зеркало у неё было мутноватое, так что в полной мере разглядеть и оценить масштаб катастрофы она смогла только сейчас.

— Ладно-ладно, иди брейся, а поболтаем мы после, — она подтолкнула Альбуса к двери, которая вела из аптеки в жилую часть дома. — Там вода от стирки осталась... в смысле, чистая. И голову помой, тебе должно хватить. Правда, она остыла уже, наверное.

— Я нагрею. Спасибо, солнце, — он поцеловал Таллию в макушку и уже пошёл было, но она поймала его за рукав.

— Потом поможешь мне заживляющих наготовить? Мне ещё надо будет поесть сварить, я всё не успеваю.

— Обязательно, — пообещал Альбус и скрылся за дверью.

Как раз вовремя: в аптеку вскоре забежали подмастерье цирюльника и знакомая девчушка из госпиталя. Они чуть не подрались за корпию, — благо Таллия сумела их разнять, не хватало ещё, чтобы дети ей аптеку разнесли. В итоге они купили по половине всех её запасов, — подмастерье ещё и полотна для перевязок взял, — задержались немного поболтать и потом ускакали прочь.

А Таллия немного подумала и заперла дверь.