Много позже, вспоминая тот день, он думал о том, возможно ли было что-то изменить? Могли ли повлиять коррективы незначительных деталей на то, к чему всё в итоге привело? Ведь он мог выйти из дома позже или раньше. Он мог не вступать в спор с отчимом, что не задержало бы его на добрых полчаса, а молча выслушать все упрёки, которые иссякли бы значительно быстрей, не вздумай он огрызаться. И его бы не ждали друзья, которые, томясь от скуки, принялись клеить приезжих девчонок, и они бы не поменяли маршрут и в Камден-Харбор Парк отправились бы привычным путем, а не делая большой крюк, чтоб провести новых подружек. И ещё много-много этих «бы», каждое из которых по чуть-чуть, но меняло его день. И в определенном временном отрезке в определенном месте он бы не встретил его.

И он бы продолжал спокойно жить как раньше, без груза тоски и отчаяния, которые обрушились на него, стоило спокойному течению его жизни по глупости и наивности впасть в мощный бурлящий поток с жалящим, как удар хлыста, именем — Харви. Сносящая всё на своем пути стихия закрутила его и полностью поглотила, растворила в себе. Он погрузился в него, как маленький мелководный ручеек в широкую реку, отдав всего себя, смешался с ним кровью, телом и разумом… а он и не заметил. Не заметил, что в его кипучую страстями, стремительную жизнь влилась ещё одна. Ещё одна незначительная, неприметная, никчемная жизнь.

Ненужная.

Возможно, мысль о том, что всё это — не случайность, и череда событий была спланирована кем-то свыше и ему неподвластна, придавали сил и уверенности в том, что это — судьба, и все его страдания не напрасны. Ведь он ещё так молод и чист, ему только-только исполнилось восемнадцать, и не за что Богу карать его, нет прегрешений, за которые бы Господь так жестоко наказывал его. Он испытывал облегчение, думая о том, что им было суждено встретиться, даже если бы он не сцепился с отчимом, даже если бы не было никаких девушек и другой дороги. И что все малейшие детали того дня, казавшиеся ему такими важными звеньями цепи — на самом деле не важны, и он всё равно бы оказался в нужное время в нужном месте и повстречал его. Намного легче было думать о том, что от него ничего не зависело, мысли об этом помогали ему не испытывать вину за свою неудачу, и не проживать бесконечные мучительные «а если бы…». И робко, почти тайком от самого себя мечтать о том, что это не конец.

***

Дин Стиллман влетел в него, на мгновение задохнувшись от силы удара. Лёгкие мгновенно забил терпкий запах скошенной травы с нотой соленого морского бриза, и пока он не поднял глаза на неожиданное препятствие, в голове успела пронестись мысль о шикарном букете парфюма незнакомца, взволновавшем его мимолётным узнаванием.

— Простите, — Дин рефлекторно схватился за предплечье мужчины, пытаясь удержать равновесие и отстраненно фиксируя под пальцами мягкость ткани явно очень дорогого кашемирового пальто. А затем поднял взгляд…

— Ничего, — голос незнакомца был сух, но глаза…

Серые, как грозовое небо, и такие же опасные — с яркими росчерками молний где-то далеко на горизонте. Цвет настолько густой и глубокий, что Дин совсем не различал зрачка, и на короткое мгновение его всё-таки поглотила иллюзия, что зрачок сужен вертикальным росчерком, как у зверя. Жутко. И завораживающе.

Незнакомец смотрел из-под прищура долгую секунду, прикрывая ресницами, словно ширмой, шторм, бушующий в глубине. А затем повел плечом, очевидно желая сбросить чужую руку, не дожидаясь пока мальчишка справится с дезориентацией.

А Дина взгляд размазал, сбил с ног сильнее, чем сам удар о невесть откуда взявшегося мужчину. Пробрало до самого нутра, как ледяной ожог всех внутренностей разом. Он, пошатнувшись, отступил на шаг, спиной наталкиваясь на кого-то из своих друзей, и выдохнул только когда ощутил поддерживающие его сзади руки и приятельское похлопывание по плечу. Сразу отпустило, морок сошел. Он рассеянно и как-то изумленно наблюдал за удаляющейся фигурой мужчины, испытывая необъяснимую тоску и какое-то препаскуднейшее чувство упущенного шанса.

— Ты какого влетел в него? — удивлённо проворчал Кристофер, отпуская, наконец, плечо Дина, справедливо оценив, что тот уже вернул способность стоять и передвигаться самостоятельно. Порыв колючего ветра с залива ожёг лёгкие морской свежестью, Крис поёжился, натянув шарф до самого носа и спрятал ладони в карманы.

— Да откуда он взялся вообще? Как черт из табакерки, — Дин тоже засунул руки в карманы своей не по погоде тонкой куртки, вдруг почувствовав собачий холод.

Взгляд никак не мог отклеиться от уже далёкого, нечеткого силуэта мужчины, подсвеченного низким вечерним солнцем, и оттого казавшегося каким-то воздушно-нереальным. Потоптавшись в нетерпении на месте, Дин мотнул головой, предлагая друзьям тоже продолжить путь.

— Да в смысле? — подал голос Джеймс Кертис, подстраиваясь под шаг друзей. — Он полдороги идёт впереди.

Дин недоверчиво на него покосился. Разумеется никто полдороги впереди не шел, такого он бы заметил, и уж точно не врезался бы в него, как в стену.

— Он от Юнион-стрит идёт рядом с нами, — спокойно уточнил Кристофер, глянув на фигуру мужчины впереди, который, казалось, держал с ними стабильную дистанцию, не ускорялся и не замедлял шаг. Казалось. — Я думал ты намеренно привлекаешь его внимание, мужик явно не местный. Но я не ожидал, что ты на него бросишься.

Дин остановился. Друзья, пройдя по инерции ещё несколько шагов, тоже остановились и синхронно оглянулись на приятеля.

— Хорош разыгрывать.Там не было никого, я просто побежал.

Джеймс с Крисом переглянулись.

— Океей, — протянул Джеймс, явно не понимая кто кого здесь разыгрывает и уже теряя интерес к данной теме. — Давайте просто дойдем до этой чёртовой гавани. Мы и так будем позже других.

Кристофер толкнул Джеймса бедром и поиграл бровями:

— Зато ты получил телефон той цыпочки. Было бы кому ворчать.

Дин больше не прислушивался к шутливой пикировке друзей, погрузившись в свои мысли. Мужчина не давал покоя. Было в нем что-то, что мгновенно зацепило его, проткнуло насквозь, словно острый крючок податливую плоть, и теперь манило следом, влекло, будто от крючка тянулась невидимая леска. А в груди отчётливо ныло, как если бы в месте прокола образовалась нарывающая рана. Дин не терял из вида фигуру впереди идущего на расстоянии около ста футов мужчины, удерживал его напряжённым взглядом. Неосознанно ускорялся, подгоняя приятелей, желая сократить эту дистанцию, словно болело бы меньше, если б незнакомец был ближе. Вполуха слушал веселую болтовню друзей, кивал где требовалось и даже вставлял какие-то реплики, но всем сознанием был внутри себя, лихорадочно думая и переваривая произошедшее.

Незнакомец был здесь чужим. Он не вписывался в атмосферу их провинциального приморского городка, где все друг друга знали, если не по имени, так в лицо, и явно был приезжим.

Камден, утопающий в лесах штата Мэн, расположенный в живописной гавани, всегда привлекал туристов, ищущих атмосферу маленького счастливого городишки, воплощая в себе отражение того, о чём каждый думает, когда представляет уютную приморскую деревушку в Новой Англии. К тому же залив Пенобскот по праву считался одним из лучших мест на побережье штата для любителей парусного спорта, имел свою, довольно большую для размера города, лодочную станцию, и являлся домом для многочисленных шхун и белоснежных яхт. Сюда приезжали отдохнуть и пройтись под парусом жители более крупных городов этой части штата. Но не сейчас, в межсезонье, когда улицы городка были ещё пусты, а в гавани оставалось место, свободное от шпилей мачт. Лето и зима считались пиковыми сезонами активности в Камдене, но не март, который обыкновенно был ветреным и холодным.

Так откуда незнакомец взялся и что вообще его здесь могло привлечь в это время года? Парусные регаты, парады Винджаммеров и джазовые фестивали проходили в разгар лета, а ежегодная конференция Pop! Tech — в октябре. И даже при всем богатстве и разнообразии культурной жизни, их городишко не представлял никакого интереса для крупных инвесторов и большого бизнеса. Вряд ли мужчина здесь за этим. Камден ментально оставался глубоко провинциальным, в то время как многие другие города, являясь маленькими по сути, давно мыслили нью-йоркскими категориями. В межсезонье, как сейчас, жизнь здесь и вовсе застывала, либо вяло текла без всякого развития.

Может мужчина писатель, который ищет уединения? В Камдене было просто спрятаться от мира, затерявшись среди гор в одной из старинных усадеб с чарующим видом на Атлантический океан. Творческие люди часто ищут вдохновение, слившись с природой. Но незнакомец не был похож на писателя, художника, или музыканта. Весь внешний облик мужчины не вязался в воображении Дина ни с искусством, ни даже с парусным спортом. Хотя обратить внимание, не появилась ли в доках Камден-Харбор новая яхта — стоит. Незнакомец скорее напоминал завораживающего своей отстраненностью хозяина особняка в викторианском стиле. Дин понимал, что это его разбушевавшаяся фантазия, но мужчину действительно легко было представить, вальяжно раскинувшегося в роскошном антикварном кресле эпохи барокко, с бокалом бренди в одной руке и медленно тлеющей сигарой меж длинных пальцев — в другой.

Однако люди из мира финансовых воротил не приезжают сюда на отдых, предпочитая фешенебельные курорты, изобилующие сервисом, даже такому живописному, но глубоко провинциальному Камдену. Самое простое объяснение — оказался проездом. Мысль об этом отдавала горечью, потому что отнимала надежду даже на мечты.

Беззастенчиво рассматривая мужчину со спины на безопасном расстоянии, Дин отмечал идеальную осанку, с широким разворотом плеч, высоко поднятую голову и уверенную твердую походку — перед таким, как он, хотелось склониться, отводя глаза. Дорогая и, наверняка, эксклюзивная одежда — такую у них не встретишь даже в самых элитных бутиках. Строгое, классического кроя пальто до колен, Дин теперь знал — очень мягкое, словно бархатное на ощупь, приглушенно-винного цвета. Темно-коричневые, практически черные в вечернем свете узкие брюки и какие-то невообразимо модные туфли, совсем не для их мощеных крупной брусчаткой улиц и тротуаров. Дин рассеянно глянул на свои истрепанные кроссы, очень остро ощущая колоссальную социальную пропасть между ними.

Он даже не помнил его лица — было всего мгновение, когда Дин смотрел на него. Но эти серые штормовые глаза, меняющие оттенки, словно непрерывно движущиеся в ускоренной перемотке тучи на грозовом небе, ещё долго будут его преследовать.

Короткая стрижка и проседь в темных волосах. Сколько же ему лет? Взрослый. Это всё, что мозг успел сформулировать за ту оборванную секунду прямого контакта, перед тем, как выключиться и захлебнуться жидкой ртутью парализующего взгляда.

Дин был уверен, что слишком загоняется, слишком прислушивается к себе там, где этого делать совершенно не стоит. Реальность гораздо проще, чем кажется. Просто всё сошлось в одной точке — его взвинченное эмоциональное состояние после ссоры с отчимом, неприятное грызущее чувство неудовлетворённости и вины из-за заваленного экзамена, который, фактически, ставил крест на получении полной академической стипендии университета в Огасте. И ему словно бы не хватило эмоционального накала, чтоб ощутить себя полностью раздавленным, так случай любезно подбросил этого невероятного мужчину, которого он осязал всего одну гребаную секунду, но и этого оказалось достаточно, чтоб Дина вынесло напрочь. Отличное завершение такого отстойного дня.

И он уже уговорил себя, что дело не в мужчине, на месте которого мог оказаться кто угодно, а в его личной психологической подавленности в данный момент. Незнакомец просто выступил проводником его внутреннего дисбаланса. Дин выдохнул и расслабился, приняв для себя это объяснение. А затем — внезапный укол болезненного разочарования, когда на очередном небольшом перекрестке, мужчина свернул с дороги и отныне им стало не по пути. Словно бы идти в одном направлении было так естественно и так правильно, а теперь — разрастающаяся в груди пустота, которая с каждым шагом прочь друг от друга становилась всё шире, пропитывала его сознание чувством необъяснимой потери и тонко воющей на одной ноте тоски. Да что за черт! Дин зажмурился. Их общий путь так иллюзорен! Боже, общий путь — это даже звучит нелепо! Ушёл и ушёл! К вечеру он уже выбросит его из головы! Незнакомец просто новое лицо в окружении, где все друг друга знают. Весь такой совершенный, с угнетающей аурой недосягаемости, в дорогих шмотках, совершенно не соответствующих этому месту. В этом его привлекательность — в загадочности и недоступности. Всё!.. Всё.

Весь остаток вечера Дин почти не принимал участие в беседе. Вопреки прогнозам Джеймса, ребята добрались в Камден-Харбор Парк одновременно с остальными, даже успели заскочить по пути в French & Brawn за парой упаковок пива и солёной закуской к нему. Но в этот раз суетливое веселье, привычно сопровождающее каждую приятельскую сходку, не доставляло удовольствия, а скорее раздражало и было помехой для таких необходимых сейчас тишины и одиночества. Не спасало даже то, что компания сегодня собралась полная: несколько ребят вернулись из Портленда, после захватывающей стажировки на трехмачтовом винджаммере, полные впечатлений и невероятных историй, которые, по хорошему, надо бы делить надвое. Но Дин всегда смотрел на таких с завистью, потому что они — смогли, у них хватило знаний или денег, чтоб поступить, получить образование, и в жизни их теперь есть какая-то определенность, фундамент, который позволит стоять на ногах крепко и не раскачиваться. И даже понимая, что половина рассказанных приключений — небылицы и приукрашенная до неузнаваемости сказка, не имеющая с реальностью ничего общего, он всегда взапой слушал такие истории, мечтая о том, что когда-нибудь кто-то так же будет слушать его.

Всегда раньше — но не сегодня. Сегодня Дин был рассеян и едва ли улавливал течение беседы. А увлекательные рассказы ребят о стажировке мечты только усугубляли его состояние — он очень остро стал ощущать, что с ним таких же захватывающих приключений может не произойти никогда.

Сегодня даже новые подруги, неожиданным и приятным образом влившиеся в их компанию, не пробуждали привычный азарт. Не хотелось соперничать с другими ребятами. Ничего не хотелось.

Дин уныло потягивал пиво, вытянув ноги перед собой. Старые ступени Амфитеатра, поросшие мхом и выщербленные временем были не самой удобной лавкой для релакса, и раньше он никогда не жаловался, но сегодня всё было не так. Дин скрестил ноги в лодыжках и отрешенным взглядом рассматривал свои кроссы. Свои поношенные кроссы. В голову неотступно лезли параллели, но он не позволял им завладеть мыслями. Нет уж. У него есть проблемы поважнее.

Его действительно немного отпустило, волнение от внезапной встречи схлынуло и чувства перестали быть острыми. Словно развеялось волшебство. Но тем не менее, проходя по Кадмен-Харбор в сторону Амфитеатра, он внимательным взглядом просканировал пришвартованные у причала парусные суда. Новых судов — спортивных парусников или моторных яхт в доках не было, и Дин постарался выкинуть мысли об этом из головы. В конце концов не важно кем является тот человек и почему он здесь. Точка.

А ещё через пару часов и пару банок светлого лагера сознание было уже совершенно свободно от сладкого плена первого впечатления и теперь мысли снова роились вокруг заваленного экзамена и размышлений о будущем, которое в один миг стало слишком туманно. Тревога — как червоточина, отравляла его горечью. От беспокойства некуда было спрятаться, оно тяжёлым осадком возвращало в действительность, стоило только отвлечься. На второй план отошло всё, что доставляло удовольствие раньше — всё это теряло смысл, если он не сможет получить образование. Возможно, ему сегодня и вовсе не стоило никуда идти с друзьями, собеседник из него сейчас так себе, но оставаться дома с отчимом после отвратительного скандала, было ещё хуже. В ушах стояли злые слова, брошенные Майклом в порыве гнева, но оттого отражающие настоящие эмоции, с оголенной сутью. И не то чтобы Дин не знал всего этого раньше, но была какая-то надежда, что в память о матери, отчим всё-таки поможет. А оказалось, что Дин нахлебник, бездарь и лодырь, несмотря на то, что карманные деньги он с тринадцати лет зарабатывал сам, выполняя посильную работу в доках. Стиллман и не надеялся, что Майкл будет содержать его после получения школьного аттестата, но он очень рассчитывал на стипендию Университета штата Мэн — это бы всё решило, это мог быть его билет в будущее, независимое и свободное. Мог быть… Но баллы он не добрал, отчим ожидаемо злился и кидался угрозами, что Дин пойдет жить на улицу. И всё, что ему оставалось — усиленно заниматься, чтоб пересдать этот чертов экзамен, ведь платный курс он не потянет, даже если будет откладывать каждый заработанный цент.

Надежды на пересдачу было мало, и всё больше места занимали мысли, как ему протянуть будущий год — до следующего шанса. На что жить? Работа в доках больше сезонная, зимние месяцы — мертвые, и ему очень повезет взять на обслуживание какую-нибудь зимующую в Камден-Харбор яхту, но это будет большая удача, на которую Дин больше не мог рассчитывать.

Мальчишка вздохнул и перевел взгляд вдаль, на горизонт, где небо нежно касалось глади океана. Уставшее солнце уже нырнуло в воду, но его отголоски всё ещё подсвечивали пушистые облака розовым, и раскрашивали небо алыми и золотыми росчерками. С приходом сумерек, один за другим начали загораться огни на палубах заякорившихся в гавани яхт, отбрасывая на океанскую гладь множество искрящихся дорожек. Красиво. Так, что захватывает дух и замирает сердце. Будто находишься внутри живой картины. На закате Кадмен-Харбор Парк был всегда полон ценителей естественной, дикой красоты. Как хорошо было бы наслаждаться видом, не думая о завтрашнем дне…

Весёлый девичий смех выдернул Дина из тяжёлых мыслей, и он дежурно улыбнулся, когда Кристофер, о чем-то увлеченно рассказывая, пихнул его плечом. Друг был уже порядком поддатый, одной рукой по-хозяйски прижимая к себе очередную подругу, имена которых Дин не успевал запоминать, да и незачем — через неделю уже будет другая, хотя бы одна из тех, с кем сегодня пересеклись по пути сюда. А может и обе.

Игнорируя кокетливые взгляды девушки напротив, весь вечер не сводящей с него глаз, он пытался уловить суть беседы, когда оклик Кристофера выбил его напрочь и из равновесия, и из действительности:

— Эй, Дин, смотри, это не тот мужик, на которого ты кидался?

Дин замер, с изумлением переживая ошеломительные ощущения от молниеносного кувырка всех органов разом. Черные мушки заплясали хороводом перед глазами, бесконечно долгие несколько секунд мешая видеть. Да что за… В голове истерично билась мысль «Что происходит? Что со мной нахрен происходит?»

Он встал — подскочил со ступеньки, как пружина, даже не замечая, что расплескал пиво на рукав куртки и на те самые поношенные кроссовки. Тело застыло в звенящем напряжении, каждую мышцу словно свело судорогой. Горло, гортань, лёгкие — всё задеревенело, Дин не мог дышать. Почему-то пришла в голову мысль, что именно такие ощущения человек испытывает от удара током.

Тот самый мужчина, в дорогущем пальто цвета рубинового вина, быстрым шагом шел по аллее, пересекающей Камден-Харбор Парк по диагонали. Он был далеко, настолько, что невозможно было разглядеть лица, лишь темные, в вечернем сумраке практически черные волосы. А так хотелось заглянуть ему ещё раз в глаза, чтоб просто убедиться, что бескрайнее грозовое небо в чужой радужке просто почудилось, и нет в его взгляде ничего манящего.

Было ли совпадением то, что он встретился на его пути дважды за совсем маленький отрезок времени? Был ли это знак, понукающий его к действию? Но какому? Что ему от мужчины надо? Почему сжимается горло? Что бы он сказал, если бы смог издать звук, догнав его? Решительность изменяла Дину, он колебался долгие несколько секунд, наблюдая сквозь прищур, как мужчина замедлился, поравнявшись с пожилой женщиной, выгуливающей смешного рыжего шпица на поводке, а затем и вовсе остановился. Он извлёк из внутреннего кармана пальто голубой почтовый конверт, в которых обычно приходит корреспонденция, и передал женщине. Затем они перекинулись ещё несколькими фразами и разошлись каждый в своем направлении.

Дин нервно кусал губы, чувствуя металлический привкус во рту. Сверлил мужчину немигающим взглядом, и если бы он верил в то, что взгляд можно ощутить, как прикосновение, то незнакомец уже должен был испытывать болевой шок от мертвой хватки мальчишки. Но тот не оглянулся, и не было никаких признаков, что он ощущает чужое внимание. Удалялся уверенной походкой хозяина мира, совершенно не глядя по сторонам.

С каждым шагом он становился всё дальше, пока не стала близка та критическая точка, после которой Дин окончательно потеряет его из вида. И Дин запаниковал. Сердце забилось о ребра, в голове зазвучала сирена предупреждения. Что делать? Секунды утекали сквозь пальцы — не удержать, невозможно поставить время на паузу, чтоб спокойно проанализировать — а на кой черт ему нужны эти эмоциональные качели и не лучше ли вместо сомнительного удовольствия раз за разом делать солнышко на шаткой конструкции незнакомого аттракциона, улыбнуться девушке, которая весь вечер так ждёт его внимания.

Дин перевел взгляд на девчонку, имени которой также не запомнил, и со всей ясностью осознал — с ней не будет так. Ни с кем не будет так. Да ёб вашу мать! Он пьян, или у него жар, рождающий эти бредовые мысли. Мальчишка напрягся, готовый… к чему? Бежать? Прочь или навстречу? Отсчёт пошел на секунды, ещё мгновение и мужчина скроется за поворотом, а Дин так и не смог сдвинуться с места.

Пылающий взгляд вонзился в спину незнакомца, словно брошенный умелой рукой заточенный клинок. Пробил лёгкое и вошёл прямо в сердце. Обернись! Если смотреть на человека, переживая такие ошеломляющие эмоции, тот непременно должен это ощущать. Пошатнуться, передернуться, оглянуться — что угодно. И Дину нужен был знак, что это не свихнувшееся воображение.

Оглянись, блядь, и я не раздумывая пойду за тобой!

Но мужчина уходит. Его силуэт истончается, рябит в вечерней дымке, пока окончательно не исчезает. Так и не обернувшись. Хотя, казалось бы — с чего он должен? Это всё — в голове Дина, это его невесть откуда взявшиеся фантазии. Мужчина не оглянулся — Дин не пошёл следом, цепочка разорвалась, всё! Всё! Дин стиснул зубы, чувствуя, как каждая клетка тела заходится в истерике, не согласная с уже решенной участью. Да блядь же! На какое-то мгновение изумление от собственной реакции затмило накатившее разочарование. Как это стало возможным, чтоб легкая досада из-за нереализованного интереса вдруг трансформировалась в ураган, перемалывающий все его внутренности?

Дин поймал себя на мысли, что продолжает смотреть в точку, за которой растаял незнакомец, замерев в напряженной позе с гребаной банкой пива в руке — явно лишней, посреди шумной компании молодежи. И только он подумал об этом, спала пелена, отсекающая от внешнего мира, и на него разом обрушились звуки: заливистый смех девушек, громкая речь друзей, тихое монотонное бренчание гитары. Почему он не слышал этого секундой раньше? Что за нахуй?!

Оторопь делала тело деревянным и непослушным, тонкая жесть с противным хрустом гнулась под пальцами. Он не мог объяснить своё поведение, бесконечные «почему» в голове перемешивались в одно сплошное «Блядь!». За несколько прошедших часов незнакомец занял все мысли — без цели, смысла и каких-либо тайных желаний. Как теперь его выгнать из головы?

Хотелось покоя и одиночества, шум стал внезапно раздражать. Дин сделал неуверенный шаг в сторону и перехватил внимательный взгляд Криса. Как долго тот за ним следил?

— Что? — спросил одними губами, вздернув бровь.

— Запал, да?

Дин фыркнул. Как ему казалось, очень убедительно.

— Ты в своем уме? Он мне в отцы годится.

— Когда это тебя останавливало? Взять хотя бы…

— Заткнись, а? — получилось громче, чем требовалось, и сразу несколько пар глаз устремились на них. Дин раздражённо выдохнул, и выбросил, наконец, наполовину полную, наполовину смятую банку в мусорник.

— Ладно, проехали, — Крис поболтал свою, уже пустую банку в руке, и отправил в мусорник следом.

Кристофер Уокер, хороший друг, верный и надёжный, и слишком проницательный для своего возраста. Они были близки, сколько Дин себя помнил, ещё когда его мать была жива и они все вместе ходили в походы на гору Бэтти. На рассвете они убегали с Крисом из лагеря и подолгу сидели на гладких, еще хранящих тепло ушедшего дня камнях на самой её 800-футовой вершине с захватывающим видом на великолепный восход над заливом Пенобскот, и мечтали о покорении новых вершин, ещё более впечатляющих… Беззаботное и счастливое время. Было…

Крису повезло родиться в полной семье, повезло быть окружённым родительской любовью, повезло не знать нужды. Даже с ориентацией Крису повезло больше. А Дину повезло иметь такого друга. И на этом везение Дина заканчивалось. Вот и сегодня — очередной день разочарований.

— Ты видел его когда-нибудь раньше? — все же задал он вопрос, и сам поморщился от того, насколько жалко это прозвучало.

Крис прищурился и уголок его губ изогнулся в хитрой усмешке.

— Всё-таки запал.

Дин закатил глаза. Порой проще сказать то, что друг хочет услышать, чем правду. К тому же, как сказать правду он понятия не имел, потому что сам не знал в чем она.

— Я, пожалуй, пойду, Крис. Нет настроения.

— Да брось, куда ты пойдешь? В лапы отчиму, который уже, наверное, надрался в говно? Или… — друг внезапно запнулся, вгрызаясь в Дина цепким проницательным взглядом, от которого неизменно передёргивало. — За ним побежишь?

Возмущение этим диким предположением поднялось волной, и тут же схлынуло, так и не обрушившись. И Дин лишь тихо устало ответил:

— Нет.

— Ладно. — Кристофер извлек из кармана ключи и бросил другу. Дин рефлекторным движением поймал на лету и рассеянно уставился на связку — ключи от лодочного гаража, который по сути являлся полноценным эллингом — берлога Криса и предмет его особой гордости, переоборудованная из отцовского гаража лично. Не без привлечения рабсилы в виде Дина, естественно. — Перекантуешься у меня.

— А ты? — Дин благодарно сжал ключи и неуверенно кивнул в сторону девушки, которую весь вечер окучивал Кристофер. Тот тоже взглянул на подругу и глаза его зажглись.

— Вряд ли у нас сегодня дойдет, так что диван весь твой, — друг промедлил, и Дин понял, что сейчас последует просьба. — Только я тебя прошу, проведи Эшли домой.

Ну конечно. Новая подружка попросила Кристофера об услуге для этой самой Эшли. Так вот как её зовут. А Крис, мечтая получить доступ к телу, готов вывернуться наизнанку, чтоб произвести впечатление. Ладно, может это Дина развеет.

— Ну и там, — не унимался друг, ободрённый быстрым согласием, — подкати, все дела, — он поиграл бровями и расхохотался, увидев как Дин непроизвольно скривился. — Вот зачем тебе такая внешность, если ты ею не пользуешься?!

— Чтоб тебе подруг снимать, — огрызнулся Дин.

— Мне б твою морду, я б сам справлялся.

Дин устало закатил глаза. Его мать обладала гипнотической красотой. Она была из тех людей, от которых сложно отвести взгляд. Со старых фотографий на него смотрела молодая женщина, завораживающая нежными, чувственными чертами. Было почти невероятно, что это реальный человек, а не безупречная работа художника… Много счастья ей это принесло?.. Дин был в мать.

Он привлекал внимание всякого, кто встречался ему на пути — женщины, мужчины, разных возрастов. Дети — и те смотрели на него, открыв рот. Он привык к долгим взглядам, он знал, что люди украдкой рассматривают его, как редкую картину в музее. Кто-то восхищался, кто-то завистливо кривился. Было бы чему завидовать. Дружище Крис без стеснения важно заявлял, что использует Дина в качестве наживки для противоположного пола — должна же быть какая-то польза от таких редких внешних данных! Девчонки велись с одного взгляда, и, имея рядом такого, как Дин, обзавестись новыми знакомствами было легче легкого. А дальше в дело вступала харизма Кристофера, которая была действительно уникальна, и он ловко перетягивал на себя внимание уже пойманных в ловушку новых подруг. И Дин ему был не соперник, с его унылостью, закрытостью и незаинтересованностью в тесном общении с девушками. Очарование первых минут развеивалось, словно утренняя дымка. На фоне харизматичного Кристофера Дин казался блеклым и неинтересным. Скучным. Девушки теряли интерес, поняв, что ловить нечего.

Но даже то первое мимолетное впечатление — это не его заслуга, это то, что дала ему природа. Это не он сам. На самом деле Дин Стиллман — это красивая оболочка, набитая стеклом. И так было всегда, сколько он себя помнил. Иногда ему казалось, что его истинное нутро — красивый редкий сосуд, который разбит, и поэтому его наполняет не гармония, а острые осколки.

Но были и такие девушки, как Эшли, которые за угрюмым молчанием видели отражение тех самых граней битого стекла.

— Она весь вечер с тебя глаз не сводит, — подначивал Крис. — Попробуй, а вдруг.

Дин уныло уставился на навязанную ему попутчицу — красивая девушка, любоваться такой — эстетическое удовольствие, как красочным закатом. Не более. И когда они вдвоем не торопясь побрели вдоль парковой аллеи, в спину ему прилетело:

— Я не видел его раньше никогда!

Дин даже не обернулся, просто кивнул.

Эшли была так же немногословна и большую часть дороги к её дому они оба молчали. Это было странно, но тишина не напрягала, словно всё было так, как надо. А остановившись возле подсвеченного тусклым фонарем крыльца небольшого, обшитого бордовым сайдингом дома, Эшли осторожно коснулась его руки… а Дин её поцеловал.

Приятно. Это просто приятно. Тело медленно наливалось истомой, становясь ватным. Ровное перманентное тепло опускалось в низ живота, сжималось в мягкий узел. Дин чувствовал медленно надвигающуюся эрекцию — как что-то далёкое, ещё неоформленное, что-то, от чего можно безболезненно отказаться, отстранившись.

Он не помнил черт её лица. Почему-то эта мысль зацепилась в сознании. Девушка безлика, и на ее месте может быть любая другая, его ощущения от этого не изменятся. Если она опустится на колени, он даже сможет кончить, и будет приятно. А потом — никак. Как после руки.

Нежные податливые губы, по-девичьи сочные и сладкие. Дин своей грудью ощущал упругую женскую грудь, мягко льнущую к нему. И нежные маленькие ладони, ласково поглаживающие его шею.

Приятно. Это просто приятно. Спокойное удовольствие наполняло тело. Как отлаженная реакция на механический раздражитель. Эмоции спят и не участвуют в процессе. А ему хотелось бури, ему хотелось силы, которая будет гнуть его. Ему хотелось твердого тела. Мужского. При скользнувшей мысли вспыхнула искра и мимолётно опалила внутренности. Прокатилась и ушла, оставляя лёгкое сожаление — такие качели хотелось переживать ещё.

Дин с досадой позволил себе подумать о ртутных глазах… и едва не задохнулся. Шибануло в сердце, словно выстрел в грудь навылет. Он отпрыгнул в ужасе, переживая ошеломляющее потрясение от слишком реальной иллюзии. Пульс заходился в истеричном ритме, и, не давая себе времени на размышления, в погоне за ярчайшим удовольствием, Дин выбросил руку, хватая девчонку за волосы и с рычанием притянул к себе снова.

Внутри клокотало. Под закрытыми веками бушевала гроза и сверкали росчерками яркие молнии — чужая вселенная, не его, в которую он нечаянно заглянул. Охуенные эмоции! Как жаль, что для того, чтоб пережить их, необходимо представлять другого человека.

Зубы вгрызлись в мягкий девичий рот, требуя такого же отчаянного ответа. Другой рукой Дин вцепился в подбородок, на мгновение изумляясь, почему кожа такая нежная и нет покалывания щетины под пальцами. Он толкнул безвольное тело к колонне крыльца, словно тряпичную куклу, чувствуя что на пальцы ему посыпалась крошка штукатурки, и вклинился коленом между судорожно сжатых, задеревеневших бедер, с лёгкостью ломая сопротивление. На языке был металл, который усиливался с каждым мгновением, и сквозь больное марево Дин ощутил, что партнёрша ему не то, что не отвечает, а начинает отчаянно сопротивляться и вырываться из рук. Стоило этой мысли ясно оформиться, он ошарашенно отшатнулся, ужасаясь тому, что творит. Разжал руки и отступил на несколько шагов назад. В тусклом свете фонаря в глазах девушки застыл страх. Блядь!

— Это была плохая идея… — кому он это сказал? Наверное, себе. И добавил, обращаясь к Эшли: — Иди домой.

***

Это было безумием, болезнью, это не сулило ничего хорошего для его душевного здоровья, но Дин стал осознанно выбирать тот же маршрут, на котором он столкнулся с незнакомцем. Без цели и без какой-либо надежды, он от раза к разу проходил тот же путь в одиночестве. Это стало ритуалом, заученной до автоматизма последовательностью действий, которые, как ни странно, успокаивали. Подходя к перекрёстку, откуда их дороги разошлись, Дин мог подолгу замирать, стоя на распутье, и с непонятной, беспричинной тоской смотреть вдаль, в направлении, куда в тот день ушёл мужчина, так ни разу и не позволив себе сойти с проторенного пути и ступить на новый. Казалось — это уже слишком, это шаг за грань, нельзя позволять одержимости брать верх.

Он не мог объяснить своего состояния, не понимал, что с ним происходит. Эмоциональная волна, поднявшая его в тот день на гребень, давно схлынула, а мысли так и не освободились. Дин не мог дать ответ на вопрос для чего он без конца повторяет этот маршрут. В груди все испуганно замирало, стоило на крошечное мгновение представить, что он может встретить его снова. Запрещал себе фантазировать, что он будет делать, если это вдруг произойдет. Одно гребаное мгновение перевернуло его жизнь. Он чувствовал себя в ловушке, пойманным в капкан, о котором охотник просто забыл, и его добыча обречена страдать — сама вырваться не в состоянии, а хозяину ловушки просто не нужна.

Дин подолгу мог сидеть на ступенях Амфитеатра, тоскливо рассматривая прогуливающиеся пары, без всякой надежды когда-нибудь увидеть его снова, пока ветер с гавани тихо перебирал страницы забытого на коленях учебника. Может он уехал, он ведь не местный?

Дин просто хотел перестать думать об этом, освободиться, потому что мысли держали в невероятном напряжении. Ему хотелось, чтобы тело успокоилось, голова стала пустой, а сердце перестало сжиматься от ожидания чего-то, что не произойдет. Он отчаянно желал вернуться в свое состояние до этой судьбоносной встречи, когда все было легко, понятно и необременительно. Он хотел выкинуть из сознания фантазии о нем, но всего этого не происходило, у него не получалось, и он бесконечно по кругу гонял одни и те же мысли, все больше рефлексируя из-за упущенного шанса, который мог бы быть, но не случился из-за его нерешительности.

Со временем мысли о своей дальнейшей судьбе вытеснили образ мужчины, истончив его до почти забытого, и та встреча была словно в другой жизни, на мгновение случайно ворвавшейся в его нынешнюю. Порой Дин задавался вопросом, реален ли был мужчина и не добавило ли воображение красок к пережитым ощущениям.

Спустя месяц он уже не смог бы его описать, Дин не помнил о нем ничего, воспоминания о незнакомце растушевались, размылись, словно на акварельный холст плеснули водой. Визуальный образ потерял контуры, исчезло всё, кроме памяти о собственной реакции, кроме оттиска, который отпечатался на его органах чувств — запаха скошенной травы вперемешку с солёным бризом, мягкости дорогой ткани пальто и грозового неба с росчерками золотых молний в тяжёлом взгляде.

Ветер вновь перелистнул страницы и шелест бумаги заставил Дина оторвать мечтательный взгляд от белых шпилей мачт. Он рассеянно уставился в учебник, пытаясь вернуться к нужному параграфу, но вновь отвлекся: роскошный рыжий шпиц вальяжно протрусил мимо его вытянутых ног, и, засмотревшись на ухоженного пса, Дин не сразу сообразил, что поводок собаки волочится за ней по земле. Оглядевшись, и так и не увидев хозяина, Дин подскочил и успел наступить на ускользающую шлейку.

— Сбежал, да? — подтянув пса к себе, он присел возле него на корточки. Ручка поводка была уже изрядно битой, видимо самостоятельные прогулки собаке нравились.

— Спасибо! — женщина, лет шестидесяти, благодарно приняла поводок из рук Дина и устало опустилась на нагретые солнцем ступени Амфитеатра. — Монти слишком резвый для меня, — она пыталась выровнять дыхание после вынужденной стометровки.

Дин поднял оброненный учебник и сел рядом. Его руки необъяснимо дрожали, а в голову не лезло ни единого слова, чтобы поддержать вежливую беседу.

— Я тебя здесь часто вижу, — нарушила молчание женщина, с интересом рассматривая его.

— Да, — всё, что Дин ответил. Он тоже видел эту женщину здесь часто. Ту самую. Да и вообще, в парке он узнавал уже многих завсегдатаев — мам с детьми, пенсионеров, прогуливающихся под руку, бегающих по вечерам девушек, которые в последнее время все чаще выбирали маршрут мимо Дина… Он раньше никогда не обращал внимание на посторонних, он раньше никогда не смотрел по сторонам. Всё изменилось.

— Ты всегда приходишь один. Прячешься от проблем?

Дин вскинул на нее глаза.

— Скорее, ищу их.

Женщина внимательно на него посмотрела. Дин выдержал взгляд, хотя хотелось отвернуться, а ещё лучше — уйти. Зачем она ему встретилась? Чтоб он вспоминал об упущенном шансе?

— Читая учебник американской литературы ты вряд ли их найдешь.

Дин перевел взгляд на закрытую книгу и крепче сжал переплет. И не объяснишь же, что учебник не при чем, и здесь он совсем не для того, чтоб заниматься, хотя это сопутствующая, и не менее важная деталь. Ему надо думать об учёбе — он говорил себе это всякий раз, когда ступал на привычный маршрут. И неизменно клал учебник, брошюру с тестами и тетрадь в рюкзак.

Шпиц беспокойно крутился у ног хозяйки, устав от вынужденного безделья, тихонько поскуливал, периодически предпринимая безуспешные попытки побега.

— Я преподавала академическое чтение и письмо в Университете, — донеслось до Дина словно издалека.

— В каком? — свой голос он тоже услышал издали, и вопрос прозвучал неожиданно даже для него самого. Дин снова встретил её взгляд и снова выдержал его, чувствуя, что женщина не просто смотрит, а с любопытством изучает.

— Государственный Университет штата Мэн в Огасте.

Надо же, какие совпадения.

— Я завалил экзамен, гарантирующий мне стипендию в этом Университете, — зачем-то сказал он, рассеянно протянув руку к собаке и коснувшись ее пушистой шерсти. Мягкая. Монти извернулся и ткнулся мокрым носом ему в ладонь.

— У тебя ещё есть время, — и, не увидев никакого отклика у мальчишки, собеседница добавила: — Будь всё так плохо, ты бы не шёл на стипендию.

— Я показал свой максимум на экзамене и мне его не хватило, — спокойно констатировал Дин.

Женщина задумалась, поглаживая суетливого пса, а затем кивнула на учебник в руках парня.

— Пособие я бы тебе посоветовала другое, более углубленное. Сколько баллов ты недобрал?

Участие совершенно постороннего человека в его судьбе всколыхнуло давно забытое чувство значимости, важности самого его существования. Дало новую точку отсчёта, позволив почувствовать уверенность в себе, и подарило пока ещё робкую надежду на будущее. А вдруг всё не так безысходно?

Их дальнейшие встречи не являлись чем-то спланированным, но Дин неизменно приходил по вечерам в Камден-Харбор Парк, а миссис Хосмер неизменно выводила на прогулку суетливого Монти, прихватывая с собой нужные учебные материалы, каких у неё к завершению преподавательской деятельности накопилось в достатке. Они вместе решали тесты, разбирали типичные ошибки.

Дин иногда задумывался о странной цепочке событий, благодаря которым он познакомился с Шарлоттой Хосмер. Если бы он тогда не повстречал того невероятного мужчину, он бы не приходил изо дня в день в Амфитеатр, и Шарлотты, так активно взявшейся готовить его к экзамену, не было бы в его жизни. Как же всё тесно связано, и как каждая деталь, на первый взгляд незначительная, может быть важна.

Он никогда не спрашивал у новой знакомой об отнявшем его покой мужчине. Да и что было спрашивать? Помните, два месяца назад роскошный мужик в дорогущем пальто передал вам почтовый конверт? Кто он? Как глупо. Незачем продолжать тешить себя иллюзиями, когда надо жить настоящим.

***

— Стиллман! Эй, Дин!

Дин слышал окрик Кертиса, эхом отраженный от стен длинного коридора школьного кампуса, но шага не сбавлял — ему надо было успеть в школьную библиотеку и потратить там ещё кучу времени, чтоб собрать по списку всю литературу, набросанную ему миссис Хосмер.

— Тебе привет, Дин! — Джеймс Кертис налетел на него со спины, едва не выбив тетрадь из рук. Идущий следом Кристофер отвесил торопливому другу шутливый подзатыльник. Дин лишь незаинтересованно вздернул бровь, продолжая свой путь, и явно не собираясь вытягивать информацию, на которую было плевать.

— От того шикарного мужика. Помнишь? — воодушевленно выдал Джеймс.

Дина окатило горячей волной. Мгновенно накрыло от пяток до макушки, вымывая всю собранность, сдержанность. Кажется он издал звук, похожий на скулеж — от досады и глубокого шока из-за реакции своего тела. Он почти забыл о нем, почти смирился с тем, что тот уехал. Дин замер на ходу и резко оглянулся на друга, а Кертис, не успев синхронно затормозить, врезался в Стиллмана второй раз.

— Что ты сказал?!

— Мы его встретили возле Маринер, — пояснил Кристофер и виновато добавил, указывая на Джеймса, — и он ляпнул херню.

— Почему херню? — обиделся Кертис. — Я просто сказал, что он нравится нашему другу.

— И? — нервно выдавил Дин. У него, казалось, даже не осталось сил для возмущения. От напряжения звенела каждая клетка тела.

— И ничего, — пожал плечами Джеймс. — Он спросил, как зовут друга, а потом сказал «Ну что ж, передавай привет Дину», — и, видя неадекватное состояние Стиллмана, добавил: — Да чего ты, это же шутка, он всё-равно не понял о ком речь.

Дин был убежден, что понял. Это странная иррациональная уверенность, которая ничем не была подкреплена, и которую невозможно было объяснить. Возможно, ему просто хотелось быть особенным для него и он запутался между желаемым и действительным. Ведь тот мужчина видел его всего секунду, одну грёбаную секунду, так с каких херов Дин вдруг решил, что он особенный? С каких херов Дин был в этом убежден?

Он развернулся и молча пошел прочь.

— Дин!

— Оставь его, — рыкнул Кристофер. — Ты деликатный, как слон, Джеймс Кертис.

Дин не мог переварить услышанное. Он на автомате дошел до нужного крыла, на автомате протянул библиотекарю список книг, на автомате сгрузил их в рюкзак, и на автомате расписался в формулярах, даже не поняв сколько времени прошло — пять минут или полчаса. Люди, события — всё обтекало его, не касаясь сознания.

Секундная вспышка необъяснимой радости истлела, оголив тревожное изумление «Что со мной? Почему?» Почему он так реагирует на упоминание человека, в глаза которого он смотрел всего мгновение? Почему в груди поднимается буря при мысли о том, как его губы произносят имя «Дин»? Почему он не уехал, в конце концов? Что его держит в Камдене?

Дин шел домой, а затем в Камден-Харбор Парк не разбирая дороги. Туман перед глазами и в мыслях понемногу рассеивался и все более четкие контуры приобретало намерение расспросить миссис Хосмер о мужчине. Если каждое упоминание о нем будет поднимать с глубин его души такую ошеломляющую своей мощью волну, то это не пройдет никогда. Ему казалось, что эмоции утихли, и память отпустила зыбкий образ, а на самом деле крылья просто сложены за спиной и притрушены песком времени. Но они есть, никуда не делись. И упоминание незнакомца заставляет их расправляться и бить воздух.

Монти рыжей стрелой пронесся мимо ног Дина, едва не зацепившись. Поводок традиционно волочился следом, подпрыгивая на тротуарной плитке, снова отбивая хлипкую ручку. Дин вздохнул — опять придется чинить. Он быстро отложил учебник на ступень Амфитеатра, но скорости реакции не хватило, чтоб поймать ускользающую шлейку. Стоило бы понять на кого Монти в этот раз среагировал, вырвавшись из рук хозяйки — на кошку, птицу или брошенную игрушку, чтоб определить как быстро и как далеко придется за ним бежать. Стиллман огляделся, махнул рукой запыхавшийся Шарлотте, показавшейся вдали, и бросился за рыжим засранцем.

Монти бежал вниз по каменистому склону в сторону оживлённого пирса, и Дину пришлось притормаживать и всё больше смотреть под ноги, чтоб не скатиться кубарем с горы. Пушистое тельце резвого животного подпрыгивало по дорожке, как мячик, он весело потявкивал и не сбавлял скорости. Уже напрочь отбитая на поводке ручка противно шкрябала, ударяясь о встречные камни.

— Монти, стоять! — вопил рассерженный Дин, погоня затянулась. Он ловко лавировал между встречными прохожими, приговаривая себе под нос: — Клянусь, я тебя прибью, пушистая скотина.

У подножия склона Монти замедлился. Выдохся, сволочь. У Дина самого сердце выпрыгивало от внезапной нагрузки. Нагнав вяло бегущего шпица, он на ходу наступил на поводок, но едва наклонился за ним, как Монти, словив второе дыхание, внезапно рванул вниз, к причалу. Поводок дёрнулся под ступней, нога Дина поехала по камням, и, теряя и поводок и равновесие, Дин лишь успел боковым зрением выхватить большой, с острыми краями булыжник позади и попытался так сгруппироваться, чтобы не приложиться о него головой.

Запах скошенной травы и соленого бриза ворвался в лёгкие, и, как ураган, разорвал все внутри, разметал в стороны.

Шок.

От того, что затылок впечатался не в острые камни, а в твердую грудь. От того, что крепкие руки, о которых он запрещал себе грезить второй месяц кряду, так чертовски вовремя поймали его, уберегая от опасного падения и теперь уверенно удерживали поперек груди, пока Дин не встал на ноги. О том, откуда этот мужчина взялся, он подумает позже… Хотя нет — какого, блядь, черта?! Откуда он взялся?! Позади никого не было! И среди тех редких прохожих — тоже… Дин узнал бы его! Это всё выглядело безумно, будто куски времени выпадали из его памяти, или будто он замирал и пропускал какие-то события. И то и другое попахивало клиникой.

Идиотизм, но ему хотелось остаться в этих руках, словно бы тут его место, но мужчина подтянул Дина до вертикального положения и спокойно разжал ладони. Подавляя чудовищное желание вновь откинуться ему на грудь, Дин тихо пробормотал:

— Простите, — снова «простите»? Почему он извиняется? Он развернулся на месте к незнакомцу лицом, сознательно не отступая назад на безопасное расстояние и оставаясь в личном пространстве чужака.

Мужчина был выше его почти на полголовы, что при росте Дина в шесть футов два дюйма, казалось почти невероятным. Если бы Дин склонил голову на несколько дюймов, он смог бы коснуться кончиком носа его шеи. И слизнуть горьковатый вкус скошенной травы с его кожи. Вскользь мелькнувшая фантазия оглушила его, двинув наотмашь, словно пыльным мешком по голове. Дезориентированный, тяжело загнанно дыша, он уставился на ямку над ключицами, полуприкрытую тканью классической голубой рубашки, расстёгнутой у ворота на пару пуговиц, отстраненно пробежался взглядом по отворотам горчичного твидового пиджака — наверняка опять невероятно дорогого, которого даже касаться взглядом было боязно, чтоб не запачкать. Мужчина был весь какой-то… слишком роскошный, слишком изысканный для этого места. Снова мелькнуло в голове — чужой здесь. Дин больше не рассчитывал никогда увидеть его снова, и все его мысли о том, как он рассматривает черты лица незнакомца были лишь болезненной мечтой, которая по невероятному стечению обстоятельств сейчас воплощалась.

Твердый подбородок, гладко выбритый, но даже на вид очень жёсткий, с четко очерченной линией челюсти. Широкий рот, сейчас плотно сжатый, и губы, словно высеченные из камня — со скульптурным контуром, бледные, практически цвета кожи. Его нельзя было назвать красивым, но в нем кипела ошеломляющая сексуальность и грубая необъяснимая сила, которой Дин желал покориться. Он бы без слов опустился перед ним на колени, и взялся за пояс его брюк, если бы незнакомец лишь положил руку ему на плечо. Прямо здесь, при свете дня, на виду у всех, кто окажется поблизости. Похуй. Это словно гипноз, когда инстинкты затмевают разум.

Мужчине больше сорока. Лучики морщинок вокруг глаз вступают в противоречие с вертикальными складками между надбровными дугами, не позволяя понять, он чаще улыбается или сердится. Взгляд Дина скользил по лицу, избегая глаз, он наперед знал, что только посмотрит — пропадет. И хотел подготовиться, но стук сердца оборвался, когда глаза, всё-таки, встретились. И снова удар в грудь, и ещё один, и ещё. В ушах — выстрел, перезарядка, лязг цевья, выстрел. Пауза. Долгая, мучительная. Цевьё. И звонкий отчётливый звук отброшенной на бетонный пол пустого бесконечного коридора гильзы. Запах пороха. Совершенная иллюзия.

А затем контрольный. В голову.

Дин пошатнулся и отступил на шаг, как от отдачи. Прямое попадание. В упор. Не было шанса спастись никакого. Да и зачем? Если его смерть выглядит так — он желает умереть.

На краю сознания — непроходящий шок, в глазах напротив — свирепая буря, беспощадная, опасная. В лице спасителя нет доброжелательности, его челюсти сжаты, он раздражен и вроде как даже зол. Да за что? Во взгляде холод. Но живая, постоянно меняющаяся радужка, оттенок серого которой перетекает от светлого к темному и искрит золотыми росчерками. Вертикальный зрачок… Стоп. Что?!

Что, блядь?!

Тело словно одеревенело, Дин застыл в ступоре, не в силах сделать шаг, и даже пошевелиться. Внутри все мелко дрожит, со стороны он, наверное, выглядит как пациент неврологии. Горло сжато, голосовые связки онемели, он не сможет ничего произнести, даже если бы хотел, но он не хочет. Все, чего он хочет — освободиться от сковывающего каждый нерв напряжения.

Дин пытался дышать, не понимая, почему стрелка часов продолжает идти, почему всё вокруг продолжает двигаться — шелестит листва, летят птицы, о причал лениво разбиваются волны, скрипят мачты пришвартованных парусных суден — время же замерло, застыло в его глазах, цвета расплавленного свинца, утонуло в его немигающем взгляде, который держит, не отпускает.

И снова перезарядка — лязг цевья и звонкий звук упавшей гильзы, который эхом разносится у Дина в голове. Куда он выстрелит? У Дина больше нет целых органов, он внутри весь разорван, разворочен свинцовой картечью, которая так и останется там — та, что не вышла навылет, расплавится серой лавой, растечётся с кровью по венам, врастёт в его тело меткой хозяина. Что-то неуловимо изменилось. Больше ничего не будет, как прежде. Он больше не будет прежним. И чужаку нет больше смысла расходовать выстрел — жертва повержена. Но если мужчина, в жестоком беспощадном порыве желает ещё стрелять, то Дин может взять в рот дуло его оружия, обхватить срез ствола губами и закрыть глаза перед тем, как тот нажмёт на курок.

Дин раскинул руки, утопая в смолистом взгляде, и отстраненно думая о том, что стоит с болезненной эрекцией.

Давай же!

Но выстрел не звучит. Иллюзия гаснет.

Мальчишка пошатнулся, словно незнакомец отпустил удерживающую его нить. Нога подвернулась, задев камень позади, и, вновь теряя равновесие, Дин вскинул руки, рефлекторно пытаясь ухватиться за ближайшую опору — мужчину, но тот спокойно отступил, уходя от прикосновения. Глаза опасно сверкнули, словно кто-то подул на серый пепел, в котором разгорелась искра. Сверкнула и погасла. Зрачок сжался в тонкую вертикаль. Жутко, блядь! А затем, пригвоздив Дина напоследок колючей молнией, мужчина и вовсе развернулся и пошел прочь, вверх по склону. А Дин, взмахнув ещё несколько раз руками, неуклюже приземлился на пятую точку, с совершенно ошалевшим видом провожая спину мужчины.

Шок. Шок. Шок.

Адреналин туманил разум, и хотелось трясти головой, пока не прояснится, но он упрямо смотрел вслед удаляющейся фигуре, переживая такую гамму противоречивых эмоций, которые ему предстоит анализировать ещё не один день. Он не мог захлопнуть рот, до сих пор пребывая в состоянии изменённого сознания — какой-то смеси восторга и животного ужаса. Мозг просто махнул ручкой, не в силах справиться с нагрузкой, решил: «Я подумаю обо всём позже».

Как это всё понимать? Как это вообще возможно осознать?

Чем дальше становился незнакомец, тем явственней наваливался стыд, смешанный с немым изумлением. Боже, что он творил?! Дин позволил себе застонать от досады, закрывая лицо руками и отстраненно отмечая, что ладони дрожат. Ладони, руки, всё тело. Зубы мелко стучали, во рту — соленый привкус и фантомное ощущение гладкого холодного металла — курок остался взведен и приставлен.

А под закрытыми веками бегущей строкой — ты упускаешь свой шанс! Прямо сейчас! Пусть он мизерный и никчёмный, но не использовать его — это быть заживо погребённым под грузом нереализованных «А что, если …». Лучше пытаться и всё проиграть, чем всю жизнь грызть себя за упущенную возможность. Это так удивительно легко оказалось принять…

Звонкое тявканье Монти напомнило о том, почему он, собственно, здесь оказался. Пёс спокойно сидел на краю дорожки у самого причала, не предпринимая никаких попыток убежать, и, высунув язык, преданно смотрел на Дина. Набегался, сволочь! Борясь между желанием расцеловать собаку и свернуть ей шею, Дин, пошатываясь, поднялся на ноги. Действовать надо стремительно, иначе он рискует упустить из вида незнакомца, который к этому времени уже успел преодолеть большую половину подъёма. С того станется исчезнуть так же, как появился. Кинув мужчине в спину отчаянный взгляд, словно бы пока смотрит, он удерживает эту тонкую нить, незримо сплетающую их, Дин рванул вниз, за собакой, периодически оглядываясь назад и подхватывая ускользающую связь.

Наблюдая за приближением человека, Монти поднялся на лапы и заплясал на месте, явно предвкушая продолжение игры.

— Только попробуй, рыжая скотина! — бормотал Дин, сбавляя скорость, чтоб не спугнуть животное. — Иди сюда, Монти, давай малыш! — он осторожно сделал последние несколько шагов, отделяющих его от уложенного неровными петлями поводка и резко наступил на его конец в тот момент, когда шпиц, выходя на новый круг увлекательного забега, с восторженным лаем дёрнул в противоположном направлении.

Монти взвизгнул и споткнулся, удерживаемый натянувшейся шлейкой. Попался! Дин быстро схватил поводок и подтянул к себе явно разочарованного пса. Бросив быстрый взгляд на гребень склона, взвыл — силуэт мужчины таял. Отчаяние придало сил и решимости. Намотав поводок на руку, и крепко прижав к боку дрыгающееся животное, Дин бегом устремился вверх по дорожке, удерживая взглядом высокую фигуру, уже практически растушеванную на горизонте в вечерней дымке. Он не упустит его! Не в этот раз! Он будет потом думать о последствиях, да и вцелом, думать он будет — потом, а сейчас им двигали голые инстинкты. Он не понимал этой аномальной тяги, и какая, собственно, цель его погони. В голове звучало назойливое: «Он мой. Мой. Мой», шокируя его само́й этой внезапной мыслью. Но об этом он тоже будет размышлять после.

С вершины склона открылся вид на весь Камден-Харбор Парк, с его привычной суетой и многолюдностью. Монти задергался в руках, завидев вдалеке хозяйку, а Дин споткнулся и застыл на месте, наблюдая, как объект его помешательства, стоя к нему вполоборота, о чем-то спокойно разговаривал с миссис Хосмер.

Дин цепким взглядом держался за профиль мужчины, не решаясь продолжить путь. Вздернутый в спокойном превосходстве подбородок, едва разомкнутые губы, застывшая мимика — тот даже в диалоге не проявлял никаких эмоций. Словно робот. Но Дин-то уже видел морщинки в уголках его глаз, значит он умеет улыбаться!

Не понимая, будет ли уместно подойти к ним, прервав их беседу, или же дождаться, когда они закончат диалог, Дин неуверенно топтался на месте. Кажется, он всё ещё туго соображал, потому что запоздалая мысль, что у него в руках отличный предлог приблизиться и быть официально представленным, окатила его горячей волной. Шпиц громко лаял, привлекая внимание людей поблизости. Шарлотта обернулась на лай и приветливо помахала Дину рукой, а собеседник её не шевельнулся и не повернул головы ни на дюйм, хотя Дин мог поклясться, что на периферии угла зрения мужчина его видел. Да что за хуйня?! Дин отмер и решительно устремился навстречу, и в тот самый миг незнакомец пожал женщине руку, и не менее решительно устремился прочь.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Он его избегает? Но почему? Это отказ? Но зачем тогда это всё? Зачем он калечит добычу, если она ему не нужна? И что Дин будет делать, когда догонит? И догонит ли? Эти мысли пронеслись в одно мгновение и растворились бесследно. Нет времени на анализ — всё потом!

Миссис Хосмер протянула руки к Монти, и животное, с восторженным тявканьем дернулось к хозяйке, смешно перебирая в воздухе лапами. Дин снял намотанный кольцами поводок с руки и поспешно вложил в ладонь женщины.

— Ручка выломалась, боюсь придется купить новую.

— Это не страшно. Спасибо Дин, мне так неловко.

— Ерунда, — он дотронулся до плеча Шарлотты, явно торопясь уйти. — Мне сегодня надо бежать, я приду завтра. Хорошего вечера, миссис Хосмер! — и, не дождавшись ответа от явно растерянной таким поворотом женщины, бросился к Амфитеатру, где оставил свои вещи.

Дин старался не упускать из поля зрения мужчину, пока забрасывал в рюкзак учебник и тетрадь, словно бы если он отвернулся или опустил глаза, то незнакомец бы растаял бесследно. Накинув лямки рюкзака на плечи, мальчишка выбежал на главную аллею и чуть сбавил шаг. Дин не старался нагнать мужчину, он шел шаг в шаг на дистанции около ста футов, и хоть казалось, что темп у обоих одинаковый, расстояние между ними парадоксально увеличивалось.

Сердце колотилось как сумасшедшее — в ушах, в горле, от волнения, от предвкушения чего-то, чему он не мог дать объяснения. Адреналин бил всё тело, придавая движениям резкость, нервозность. Стоило оставить позади парковую зону и пересечь крохотный центр города со старинными поместьями в колониальном стиле, в которых располагались уютные рестораны и множество маленьких бутиков с нарядными фасадами, и войти в жилую застройку с классическими, отделанными ярким сайдингом деревянными домами, дорога начала петлять, а затем и вовсе пришлось бежать, когда за очередным поворотом незнакомец потерялся из вида на долгих полминуты.

Природа просыпалась, май ворвался теплым ветром и запахом цветущих яблонь. Дворики небольших двухэтажных домов были сплошь усыпаны белыми лепестками облетевших цветов, словно нетающим снегом, ещё неделя — и здесь будет очень зелено, деревья распустят листья и скроют окна. Дин застыл, наблюдая как мужчина свернул к парадному крыльцу одного из ничем не примечательных домов, каких в округе — сотни, набрал код на электронном замке, и, замерев на одно долгое мгновение, но так и не обернувшись, скрылся за массивной дверью. Замок мягко щёлкнул, захлопываясь, рассекая соединяющую их нить надвое.

Он знал. Знал, что Дин шел за ним.