Первое, что необходимо легионеру, — здоровый сон и аппетит. Не выспавшись и не наевшись, легионер не вывезет ту нагрузку, с которой столкнется в течение дня. Хейзел это знала и понимала. Понимала она и то, что у нее, как у центурионки, нагрузка ещё больше. Понимала и все же ворочалась всю ночь.
В её груди, уже который день зарождалась искра. Зарождалась и спускалась ниже, под живот, где взрывалась. Хейзел краснела, дышала чаще, чувствовала, как желание горело между ног, но не делала ничего.
Это не грех, она понимала.
Пайпер ее девушка, так что это даже не аморально. Хейзел знала.
Но наступал отбой, Хейзел прощалась с остальными центурионами, закрывалась в своей комнате, ложилась в кровать и не могла начать действовать. Пайпер была красива, а Хейзел было семнадцать, и они не виделись целую вечность, так что то, была нормальная потребность организма, но Хейзел все равно чувствовала, что оскверняет любимую, представляя ее пальцы вместо своих. А вдруг она против?
Хейзел засыпала позже обычного, потому что ворочалась около получаса, пока не вставала и не принималась за документы. У одного легионера отпускные завтра, у второго — через две недели, а третий сейчас в лазарете и оттого не присутствует на построении, — дела сливались, выгоняя из головы Хейзел все посторонние мысли, пока она, наконец, не засыпала прямо так, в окружении копий паспортов, поздно, даже по меркам офицеров.
Она сдалась через три дня, в пятницу, когда, сбежав с физики, сидела в офицерской комнате и отвечала на сообщения Пайпер. Она сидела на подоконнике, лицом к двери, чтобы успеть спрятать улику, телефон, когда кто-то войдёт, и приняться за работу: ее отпустили с физики как раз из-за того, как много у них документов скопилось ввиду конца месяца, но Пайпер записала голосовые, болтая о всяком: о том как надоела школа, и о том, что одноклассники пытались что-то сказать о ее ориентации, а ещё о том, что Лео, чудовище огненное, чуть не спалил им кабинет химии; и работать не хотелось совершенно. Хотелось обнять любимую, уткнуться ей в шею и постоять так несколько долгих минут, а ещё поцеловаться. И, пожалуй, сделать то самое, что так нужно организму Хейзел.
Хейзел ухватилась за эту мысль, и, отбросив всякую логику, написала прямо там, посреди ответов на сообщения Пайпер: «ты не будешь против, если я, ну, представлю твои пальцы, когда буду мастурбировать?» А ещё ее лицо, голос и непослушные волосы. Всю Пайпер, как будто она совсем рядом.
Она ответила на ещё парочку сообщений, написала, какая же Пайпер красивая, на фотку с новой одеждой и выключила телефон. Была слабая надежда, что Пайпер не заметит ее вопрос, и Хейзел не собиралась себя ее лишать. Да и стоило закончить уже с графиком дежурств у входа в Новый Рим.
В следующий раз телефон она включила поздно вечером. Нет, она, конечно брала его в руки, чтобы отследить время, но не заходила дальше экрана блокировки: если кому-то было бы что-то нужно, они бы сказали прямо так; а вечером получилась возможность включить. Они сидели всем офицерским составом в главной комнате домика, и, отодвинув всю работу, рубились в карты. В домике было шумно, весело, пахло вином и Хейзел, дважды обыгравшая в карты Рейну, продувшая Дакоте и вышедшая в ничью с Доминникой, откинулась на спинку дивана, наблюдая за сражением Фрэнка и Дакоты, когда её телефон пиликнул. Она разблокировала устройство, совсем позабыв, что последним у нее был открыт чат с Пайпер, в котором сейчас горело:
?????
Хейзел, боги, нет нельзя
И ниже, спустя пару минут была послана фотография с подписью: «это, чтобы точно убедить тебя, что нельзя».
И Хейзел выдохнула, чувствуя, как лицо покраснело, надеясь, что пьяные головы остальных офицеров не заметят. Уже зная, что, едва она зайдет в комнату, как они тут же начнут обсуждать, что там такого происходит с Пайпер: офицеры, особенно пьяные, те ещё сплетники, даже домик Афродиты с ними не сравнится. Впрочем, даже это волновало Хейзел не так сильно, как фотография Пайпер в одном лифе и трусах.
Пайпер отвернула лицо в профиль, красивый профиль с прямым длинным носом, пухлыми губами и поразительно темными ресницами, одной рукой она поддерживала волосы, а второй поправляла бретельку лифчика. Полупрозрачного, кружевного, который так красиво светлел на фоне ее, далеко не белой, кожи. Хейзел так немыслимо захотелось прикоснуться к этим грудям, что ей едва ли не стало плохо. Она почти представила, как аккуратно сняла бы такую ужасную вещь, как лифчик, позволяя груди Пайпер почувствовать свободу. Она бы прикоснулась к ним в лёгком поцелуе, а потом не успела бы сделать ничего, потому что Пайпер, смелая и решительная Пайпер, взяла бы все в свои руки.
Она бы сняла с Хейзел футболку, стянула спортивный топ и улыбнулась своей улыбкой, ради которой Хейзел готова ещё раз умереть. Дерзкой и очень теплой улыбкой, которая одна способна пробудить в Хейзел искру. Пайпер бы опустила руки в штаны Хейзел, ещё не снимая их, и притянула бы Хейзел к себе за задницу, и почему-то теперь, когда сама Пайпер отправила такое фото, о таком не стыдно было думать. А потом они бы скинули брюки, аккуратно подцепили трусы одна другой и, Хейзел глянула в сторону двери, проверяя, точно ли та закрыта, пожалуй бы остановились.
На короткий миг они бы замерли, потому что женское тело – это что-то невообразимо прекрасное. Хейзел, как художница, обожает женское тело, все его изгибы, все прелести и даже те по-истинне чарующие места, которые кто-то смеет назвать изъянами, так что она бы точно замерла, стараясь запомнить всю Пайпер. Есть ли у нее родинки под трусами? Шрамы? Бреется ли она? Что ещё Хейзел до сих пор не знает о самой близкой для себя людине, что она будет разглядывать тогда с таким жарким интересом?
А потом все продолжится. Они упадут на кровать, и Пайпер, нависнув над ней, опустится пальцами между ее ног, прямо как Хейзел действовала в ту же секунду в реальности. Пайпер потрет ее клитор, и ещё раз поцелует в губы, улыбнется от счастья и Хейзел кончит, потому что не кончить от такого будет преступлением.
Девушка замерла на койке, чувствуя, как в груди зарождается тепло. Не то, какое было последнюю неделю, а то, какое всегда порождала в ней Пайпер. Невозможная, до одури прекрасная Пайпер, которая пьянит похлеще вина, а Хейзел есть с чем сравнивать. Пайпер, которая почему-то есть у Хейзел, неведомо за какие заслуги.
Телефон пиликнул ещё раз, и Хейзел поднялась с кровати, чтобы подойти к столику, на который она небрежно кинула устройство. Ещё сообщения от Пайпер:
Ты чего молчишь
Не понравилось?
Могу перефоткать?)
И Хейзел замерла не зная, что делать. А после щёлкнула камерой. Пайпер сама напросилась.