— Знаешь… Несмотря на ту гору писем, которые я получила, ты поступила верно. Ни один умный человек не проводит жизнь в одиночестве. Всегда идут вопросы, — Лариса снова улыбается, а вот в голове Уэнсдей информация бегает настолько хаотично, что ей приходится вновь потянуться к кофе, давая себе ещё время, чтоб прийти в себя.

— Что вы предлагаете?

— У меня имеется одна идея, которая позволит твоему сердцу быть с тем, кого выбрало.

— Лариса. Я не люблю мисс Синклер, — и от этой откровенной лжи, которая комом в горле встаёт, вынуждая сделать очередной, специально неторопливый глоток крайне хорошего кофе. Если бы это были обычные посиделки, то Уэнсдей даже могла бы этим насладиться. Лариса даже посмеивается, взмахивая своею рукой.

— Разумеется. Я всё время забываю, с насколько упрямым человеком связана судьбой.

Уэнсдей недовольно вздыхает.

Пусть мисс Уимс думает о чём хочет. Аддамс уверена, едва сегодняшний день закончится — ей будет легче с мисс Синклер. Её женское начало, более тёплое и ведомое, успокоится на очередной месяц. А в следующий раз Уэнсдей будет готова.

Она не позволит какой-то девушке влиять на её жизнь. Не позволит ни себе, ни Ларисе спустя столько лет актёрской безупречной игры поставить всё под удар. Уэнсдей не волнуется о своей названной матери, что Вы. Но не позволит ей получить какой-либо неприятный урок и оказаться в местах достаточно отдалённых и более опасных, чем плаха. Лечебница ещё никого не сделала человеком.

Если уж играть роль мужчины, то играть до конца, оберегая даже тех, кто старше. Она справится, даже если придётся и правда вытащить своё сердце из груди и выбросить то где-нибудь, чтоб оно больше не билось как сумасшедшее рядом с мисс Синклер.

— Так что за идея? — Уэнсдей интересуется мрачно, и, несмотря на яркую улыбку на устах Ларисы, замечает в глазах той лёгкое волнение. Очередная ложь? Что ж, Аддамс не привыкать уверенно лавировать средь своих историй.

— Ты извинишься. И будешь рядом.

— Что? Нет, — Её голос не терпит возражений. Уэнсдей уже всё решила. За себя, за Ларису… За Энид, — тебе не кажется, что тогда вопросов будет больше? Как так, юноша рядом, а новостей о помолвке всё нет.

— Ты не дослушал, — возвращаясь к обращению в мужском роде, Лариса бровью ведёт, вынуждая сына замолчать. И Аддамс лишь кивает, вновь мрачно касаясь кружки с оставшейся парой глотков кофе. Но не торопится пить, несколько волнуясь, как бы напиток через нос не выскочил, когда мисс Уимс договорит.

— Извините, — отвечает игрой на игру, выказывая наигранное уважение, принятое в обществе между детьми и родителями, — так какой план?

— Скажи, что болен. Чем — не уточняй. Соври, что не можешь быть с нею долго. А едва колледж закончится с Вашей дружбой будет покончено. У меня как раз недавно появились знакомые из Америки. И раз в твоём сердце нет никаких чувств — ты сможешь выдержать ещё пару лет лжи, не так ли?

— Она умная. Если я не скажу — начнёт гадать. Чахотка отменяется, от меня постоянно разит табаком.

— Твоя бледность из-за недосыпа и недоедания творит чудеса. Придумай что-нибудь. Ты же будущий врач. Не мне обучать тебя данному ремеслу.

— Восхитительно. Мне выдумать болячку, лишь бы удержать эту девушку рядом, но не подпустить настолько близко, чтоб поползли слухи. Легче было бы уже фиктивный брак организовать.

— А ты настолько хочешь привязать её к себе на всю жизнь? — Лариса тут же усмехается, замечая удивление и, о боги, неужели смущение своей преемницы, и с оставшейся улыбкой на губах делает глоток алкоголя.

— Это было бы попросту менее лживо.

Лариса лишь кивает, явно уже поняв всё намного лучше, нежели юная и неопытная девушка пред ней.

Уэнсдей, несмотря на то, что их диалог постепенно, но ушёл от темы её мнимой влюблённости и мисс Синклер, даже во время ужина пребывала в думах об этой девушке.

Нужно солгать Энид. Обезопасить и её, и Ларису, и саму себя. Но как же хотелось всё же нарушить договорённость и предложить той стать невестой. Стать в ближайшем будущем женой. Может быть он даже бы заказал кольцо, выбрав камень под цвет тех удивительно-голубых глаз, таких глубоких и чарующих, словно небо перед рассветом. А может лучше заказать такое кольцо себе? Чтобы помнить и знать о первой, кто посмел столь нагло заставить сердце ускорить ход?

Но нужно держать свои эмоции под контролем. Совсем скоро всё наладится. Она вернёт этот голубой взгляд в свою жизнь, снова будет иметь возможность вести с той диалоги. Этого должно быть достаточно. Тем более, в голове уже родилась маленькая идея, как порадовать своего собственника…

Но ужин не может длиться вечно, особенно пока не наступили каникулы и Уэнсдей не уедет в их дом, где сможет вести себя более расслабленно и спокойно. Где не нужно будет со всей прислугой притворяться, позволяя себе свободу от вечного хвоста.

— Итак, раз уж мы встретились. Сказать ли Бьянке подготовить твою комнату?

— Разумеется. Я знаю, насколько ты ценишь Рождество. И не посмел бы не приехать, — замечая грусть и удивление в чужих глазах, Аддамс поджала губы. Лариса была одинокой женщиной. И какие бы слухи ни пускали про её браки — Уэнсдей знает горькую правду. Потому и не может оставить её в этот семейный день наедине с бутылкой вина и камином. Ведь даже молчаливое нахождение рядом творит чудеса. Она знает. Понимает.

Тем более, из дома легче сбежать ночью за приключениями.

— Твоё сердце намного жарче, чем ты привыкла о том думать. Не туши его настолько сильно, — хмурясь на слова Ларисы, которые тронули что-то в груди, Аддамс лишь оставила лёгкий поклон и сбежала, доставая очередную сигарету, едва оказалась на холодной улице.

Ей ещё следовало написать письмо для мисс Синклер. Может попробовать ускорить доставку, подкинув конверт ночью, чтоб Энид не успела уехать?

***

— Так… Вы станете моим другом, мисс Синклер?

И вот мы плавно возвращаемся к библиотеке.

Уэнсдей сидела как на иголках, пусть и идеально сохраняла мнимое спокойствие. Повышение голоса для девушки было опасным шагом, но она ни за что не посмеет осудить Энид, которую ставила пред тяжёлым выбором.

— Люди не поймут нашу дружбу, мистер Аддамс, — о, Уэнсдей это предугадала, поэтому она чуть щурит глаза в улыбке, отводя взгляд от бескрайнего океана, где норовила утонуть, и старается немного прийти в себя, пока читает эти чёрные буквы на слегка жёлтой, чересчур тонкой бумаге. И это, по-вашему, книги? Жёлтая пресса и та выглядит более внушительно, пусть и печатается на чём-то второсортном.

— Это так. Поэтому людям Вы можете сказать, что я… пал пред Вами на колени, умоляя стать моей супругой в будущем. Не предложение, не помолвка, но уже что-то, чтоб закрыть чужой рот.

— Вы… Вы всё продумали, ведь так? Зачем Вам это? — а вот подобного вопроса Уэнсдей не увидела среди просмотра всех вариантов данного разговора.

Поэтому руки несколько сильнее сжимают обложку книги, а желваки на пару мгновений становятся более яркими. Однако, она снова и снова достаточно ловко берёт себя в руки и поднимает тёмные омуты навстречу к смотрящей на неё Энид.

Восхитительная девушка. С такой действительно можно было бы попытаться построить какую-нибудь карьеру, позволяя называться ассистенткой. Партнёром.

— Раскрой я Вам все свои мотивы — Вам стало бы скучно, мисс Синклер. Боитесь меня?

— Отнюдь, мистер Аддамс, — блондинка чуть усмехается, но быстро опускает своё лицо к книгам, оставляя Уэнсдей с мыслями о том, чтоб посмотреть на гамму эмоций этой девушки вне предрассудков.

Они — два человека, которые пытаются выжить среди написанных кем-то законов и стремятся к будущему, которое будто подкидывает всё новые и новые палки в колёса, тормозя их прогресс. Но они рвутся вперёд. Уэнсдей — под маской мужчины, Энид — вгрызаясь в возможность обучения в медицинском колледже.

И это восхищало. Но она не признается даже бумаге. Даже Бьянке, которая, несмотря на место, занимаемое в обществе, была вторым настолько близким человеком. После Ларисы, разумеется.

— Вы так и не ответили на мой вопрос. Я смею надеяться на дружбу?

— Вполне, — и Энид отвечает, даже не подняв лица, чтоб не показать, как румянец застилал некогда бледные, как дóлжно, щёки.

Она разгадает болезнь Уильяма. Тот сам заикнулся про брак. И дружбу явно предлагает не просто так. Хотелось верить, что в его душе тоже пылает одно известное чувство. Если разгадает, то сможет вылечить, а вылечив — дружба наконец сможет стать чем-то большим, ведь так?

Лишь бы это не сердце. Лишь бы оно не было заражено и искалечено из-за чужих игрищ в прошлом, ведь тогда она не сможет его вылечить. Уильям будет уже заведомо мёртв.

Однако своё Энид старалась в любом случае держать под контролем. Она справится. Она сумеет не пасть в его тёмные омуты. Она дождётся любого проявления болезни. Будь то что-то неизвестное науке или же попросту кажущееся неизлечимым.

Мисс Синклер найдёт обоснование. Как найдёт и лечение. Однако… не связано ли это с тем, что юноша перед ней может быть тем, о чём ей говорили Йоко и Дивина.

— Я рад, — и тоже опуская глаза на литературу рядом, Уэнсдей воистину наслаждалась тем, что они находятся настолько близко друг к другу. Что могут теперь попытаться делиться каким-либо мыслями. Учиться друг у друга.

Уэнсдей даже впервые захотела уделить урокам с Ксавье больше времени, дабы иметь возможность нарисовать эти прекрасные черты лица. Показать глубину глаз. Океан. Бескрайний и таинственный. Какие секреты тот хранит в своих глубинах? И как быстро иссякнет воздух в брюнетке, реши та опуститься на поиски дна с сокровищами?

— У меня есть мысль, почему Вы высказали такое предложение. Ваша репутация находится под угрозой из-за тяги к алкоголю или чему-либо ещё? Кому-либо? — настолько прямой вопрос от Энид вынуждает голову вмиг от текста подняться, всматриваясь в её всё ещё скрытое лицо.

А вот и первая жемчужина. Энид не боится его. Спрашивает прямо и этим создаёт какой-то неясный ком в груди, что едва ли не вынуждает потерять сознание. Но нет. У Уэнсдей просто ладони резко влажными становятся от пережитого. И она старается убрать какую-то сумасшедшую тягу в глазах, вновь опуская те на бегающие пред взором буквы.

И как прикажете читать во время таких диалогов?

— Сплетни идут впереди планеты всей. Я не являюсь зависимым от чего или кого-либо, мисс Синклер. Алкоголь я редко использую внутрь. Но пусть данный секрет повиснет очередной загадкой меж нами.

— Вам нравится мучить меня загадками, ведь так, мистер Аддамс? Что же будет, когда я их разгадаю? Все до единой ваши тайны?

— Ничего. Наградой будет понимание картины. Не более, — но то, что сердце Уэнсдей забьётся быстрее, если Энид узнает хотя бы что-то, было ясным как день. И она уже была готова дать десятки, сотни и тысячи подсказок.

Разумеется, она бы не хотела, чтоб мисс Синклер разгадала самую главную загадку, но вот остальные… Интересно, как она отнесётся к тому, что девушка лично крадёт трупы ради изучения? Захочет ли посмотреть? А испачкаться в земле, после стараясь не подавать виду, когда поползут вопросы?

Побежит ли она через кусты терновника, лишь бы скрыться от охраны или полиции? И как же будет выглядеть её разорванное учебное платье, если она рискнёт выйти в нём? А сможет ли принять в подарок другое? Нежного, возможно даже карамельного оттенка с теми некрасивыми рюшами, что лишь утяжеляли фигуру Уэнсдей, но которые сделают тонкую фигурку Энид ещё более лёгкой. Воздушной.

Им точно следует отправиться вместе.

— Разговаривая с Вами, я ощущаю себя стоящей пред картиной Босха(1).

— Вы ещё и с живописью знакомы. Я восхищён. Искренне, мисс Синклер, — и если голос ещё тише становится, когда Уэнсдей выказывает комплимент, никто из них этого не комментирует, хотя ладони всё так же влажными были, из-за чего Аддамс приходилось осторожно, дабы не привлечь ничьё внимание, обтирать те о брюки.

Они сидят так ещё очень долго. Изредка обмениваются взглядами, что сообщали намного больше, чем слова, которыми те также делились друг с другом. Бессмысленные. Пустые. Изредка о том, что каждый читал. Но не касающиеся того, что скрывала грудь. Того, насколько быстро бьются сердца рядом с другим. Другой.

Однако, всё хорошее рано или поздно заканчивается. Достаточно резко мисс Синклер встаёт со своего места и начинает собираться, чем вызывает у Уэнсдей неосознанную хмурость на лице.

— Вы уже уходите?

— У нас конкретное расписание, пусть многие преподаватели и покинули уже свои посты.

— Ох. Рождество. Позволите помочь? — в этот раз намного мягче взяв книги мисс Синклер в свои руки, Уэнсдей случайно касается чужой ладони, скрытой перчаткой. И в то же мгновение её кожу пронзает тысячи иголок, сообщая о гусиной коже, которая не была настолько заметна из-за длинных рукавов рубашки и повседневного пиджака.

— Благодарю, — не ясно, ощутила ли Энид подобное, но девушка достаточно быстро отошла от юноши, сохраняя дистанцию с ним, — Вы едете домой?

— Да, конечно. Моя матушка будет ждать. Пусть она живёт достаточно недалеко, у нас редко выходит свидеться из-за моего плотного графика.

— И всё же, Вы уже дважды смогли назначить мне встречу и прийти, — Энид надевает тёплую шубку, слишком медленно застёгивая ту, будто надеясь пробыть с мистером Аддамсом ещё какое-то время. Хотя бы эти пять минут.

— Стечение обстоятельств и библиотека творят чудеса. А что насчёт Вашей семьи, мисс Синклер? Неужели Вы не поедете сообщить о своём поступлении? — пробежавшая горькая ухмылка заставила Уэнсдей некоторое время смотреть на чужие губы, вовремя отводя взгляд, дабы не быть пойманной с поличным.

— Я вынуждена остаться. Ехать далеко. Лучше уж продолжу готовиться к поступлению, — однако девушка ловко переключается с возможной причины для грусти. Лариса говорила, что та единственная дочь среди четырёх детей. Связано ли это? Неужели её обижают?

От данной мысли губы пришлось сжать в тонкую полоску, в то время как в глазах появилось что-то более тёмное, нежели цвет. Злость.

— Что ж. Надеюсь, мои письма не будут столь сильно отвлекать Вас от подготовки, — устремляясь к выходу, предварительно проводя Энид до самой кареты, Уэнсдей не упустила возможности коснуться губами её руки.

Пусть через перчатку, но хотя бы немного ощутить насколько же горячие у её солнечной девы, которая иногда прячется за тучами из грусти, ладони.

Прекрасно.

— Приятной поездки, — Уэнсдей некоторое время следит, как карета удаляется прочь, а после, достав сигарету, старается прогнать лёгкую улыбку с лица, прежде чем направиться в сторону своего учебного заведения.

И, как бы ни было приятно, что Энид может решить её загадки. Попробовать. Лучше бы мисс Синклер этого не делала, иначе вскроется слишком много лжи.

Опасной и неприятной лжи.