Мефисто не спеша брёл по тёмным коридорам, пытаясь разглядеть нужную дверь. Тихо подпевал себе под нос в такт музыке, что доносилась из наушников. Временами терял концентрацию, отчего приходилось возвращаться назад и заново рассматривать таблички.

Женское крыло дьявольского общежития не было одним из тех мест, где он привык часто появляться. Скорее даже наоборот. Стоило, вероятно, прихватить с собой Сульфуса в качестве проводника. Тот-то явно отбил все пороги девчачьих комнат.

Остановившись напротив нужной двери, Мефисто напряг память, пытаясь вспомнить точные координаты. Триста шестнадцать, вроде? Недолго думая, вальяжно постучал и, не дожидаясь разрешения, ввалился внутрь.

Даже если и перепутал, то что с того? Вопли голых девчонок с лихвой заглушит любимый рок, а анатомия чужих тел его не пугала. Суккубы в Серном городе взяли себе в моду частенько ходить по улицам обнаженными.

Но, слава рогам Вельзевула, сегодня его слуху ничего не грозит. Ведь недовольный взгляд Кабале тотчас опалил его с головы до пят, как если бы нырнул в лавовую реку у подножья храма Низших.

Снял с ушей наушники, готовясь к «милой» беседе.

— Я не разрешала входить! — рявкнула, но скорее уязвимо, чем гневно. Словно тщательно пряча страх за грубостью.

Он поморщился, пропуская мимо ушей фривольное хамство, которое явно не вписывалось в концепцию представлений о гостеприимном приеме. Особенно после оказанной услуги, время на которую потратил безвозмездно. Хотя мог заняться чем-то и более приятным.

— Мне выйти и зайти обратно, дождавшись приглашения? Не знал, что ты питаешь слабость к джентльменам.

Кабале поджала губы, ничего не отвечая. И, превозмогая какую-то непонятную слабость или боль, попыталась встать с кровати. Предприняла несколько попыток прежде, чем, сдавшись, наконец-то перестала себя истязать и вернулась в прежнее положение. Села по центру, подобрав под себя ноги и укрываясь одеялом.

Подобная ненужная суетливость удивила бы любого, но не демона. Мефисто прекрасно ее понимал. Показывать свою слабость было не принято. Порицаемо. Позорно. Ты можешь сколько угодно тонуть в луже собственного отчаяния, но только в одиночестве. На виду же всегда должен быть собран. Таковы правила.

Законы диких гончих псов, что охраняют таверны, а не истинно низших существ, которые по природе своей уникальны, бесценны. Но обычаи не изменить. Проявишь слабость — и тут же найдется хищник посильнее, что вцепится в глотку и убьет ради забавы. Эти инстинкты в них вбивали с рождения.

Мефисто подобных взглядов не разделял. Был скорее даже пацифистом. Не из добрых побуждений, конечно. Просто не видел смысла в бесполезных кровопролитных актах. Доказать свою значимость, поднять репутацию можно и иначе. Для этого есть смертные на крайний случай.

— Так чего тебе? — поинтересовалась, теряя терпение.

Он загадочно улыбнулся, проходя вглубь комнаты. Покопавшись в карманах, выудил оттуда маленькую книжку с изображением какой-то миловидной девушки.

— Твоя новая подопечная просто прелесть. Я сделал все, как надо. Не благодари, — на этих словах бросил на постель уже ненужную ношу. — Можешь поизучать на досуге, а то ни хрена о ней не знаешь.

Кабале брезгливо прикоснулась, поднимая вверх и безынициативно пролистывая страницы.

— Как будто мне это может быть интересно. У нее даже имя дурацкое. Кто называет своих детей в честь растений? Извращенцы, — фыркнула, прочитывая имя смертной — «Лили». Но, заметив искаженное от злости лицо на картинке, удовлетворительно улыбнулась. — Хорошая работа. Впрочем, это неудивительно: цветочницы ведь по твоей части, не так ли?

Мефисто терпеливо сделал вид, что намека на Ури не понял. На лице не дрогнул ни один мускул, хотя подобное высказывание и было крайне неприятным. Его абсолютно ничто не может связывать с соперницей, которая спит и видит, как устроить геноцид дьявольской расы.

— Ты просто завидуешь, что я достиг успехов гораздо раньше, хотя и ходил к смертной реже, чем ты.

— Простая удача, — ядовито выдавила, мотнув головой. — Если бы только не чертова Карамелька, потребовавшая сменить нам подопечного, я бы уже давно спихнула с пьедестала Гаса. У Александра был большой потенциал. Жаль.

— Можешь попытать удачу в свободное время. Нам ведь не запрещено развлекаться. Я так, знаешь, повеселился на школьном празднике, убедив парочку смертных мальчишек, что проткнуть колеса директорской тачки — это классный способ самовыражения.

— Какое жуткое преступление, — саркастично протянула, но под конец ее голос отчего-то дрогнул.

Кабале помрачнела, услышав об осеннем бале. Одного только упоминания было достаточно для того, чтобы напрочь убить весь хрупкий задор.

Все знали о том, как сильно она хотела попасть на этот праздник. На кресле в углу комнаты до сих пор можно было увидеть роскошное, завлекающее своей откровенностью платье.

Мефисто лично был свидетелем того, как трепетно и ответственно девушка относилась к подготовке, часами проводя все свое время в комнате для персонификации под усталые вздохи Скарлетт. Выряжалась, меряя один наряд за другим. Пытаясь достичь идеала.

Будто надеялась, что сможет тем самым завлечь чье-то определенное внимание и понравиться. Девчонки ведь так стараются только для кого-то другого? Он скудно понимал устройство женского мозга и их психологию.

Но, вопреки тщательным приготовлениям, Кабале на праздник так и не явилась. А на следующий день и вовсе объявила о больничном, из-за чего остро встал вопрос касательно ее подопечной. Темптель долго обдумывала на кого стоит повесить дополнительную нагрузку, сверяясь с табелем успеваемости.

Звезда первого курса — Гас — не рассматривался вовсе. Счастливчик. Кабирия тоже самоустранилась, объявив, что собирается приглядывать за подругой. Директор, как ни странно, отреагировала на это вполне понимающе, проявив, по всей видимости, пресловутую женскую солидарность. Или просто знала о загадочной «болезни» больше, чем все остальные.

На Сульфуса надежд тоже не возлагалось: отказался тут же в своей привычной грубой манере. Да и на пары почти не ходил, пропадая где-то в неизвестности.

Тогда, конечно же, выбор пал на Мефисто. Темптель подкрепила свое решение из соображений наказывающих. Что, дескать, у него голова совсем другим занята: людскими песенками, да мелкими шалостями, а успехов — практически никаких.

Подобное заявление отнюдь не радовало, но деваться было некуда. Спорить не любил. И даже смысла в том не видел.

Оставалось лишь надеяться, что все это закончится быстро, но, придя сегодня проверить Кабале понял, как сильно заблуждался. Она до сих пор выглядела не лучшим образом: впавшие щеки, темные круги под глазами и поблескивающая от пота кожа, сигнализирующая о явной лихорадке.

— Я действовал экспромтом, — пожал плечами, садясь на свободное кресло. — Думал, что под конец тусовки приглашу Сульфуса разделить со мной веселье и вытворить что-нибудь реальное гаденькое, но он пропал.

Услышав имя друга, сокурсница оживилась и подняла голову. Но прежде, чем с ее уст сорвался хоть один вопрос, двери неожиданно открылись. На пороге появилась Кабирия с подносом в руках, водруженным непонятными склянками. И, заметив его, насупилась.

— У нас сегодня день открытых дверей? — проворчала, подходя со всем своим «вооружением» к кровати подруги.

— Вы всегда так гостеприимны? — парировал в ответ, понимая, что, в принципе, его здесь действительно больше ничего не держит. Пора уходить.

Но не успел даже подняться, как Кабале вытянула шею и быстро спросила:

— Так что с Сульфусом? — пыталась придать голосу больше безразличия, но тщетно. Тревога и грусть просачивались наружу, давая трещину всем маскам.

Кабирия бросила в ее сторону полный негодования взгляд, но никак не прокомментировала. Лишь раздраженно цокнула и села позади. Резкими, рваными движениями потянулась к склянке и вылила немного жидкости себе на руки, растирая между ладоней.

— Время лечиться. Будет немного щипать.

Мефисто замер, вскидывая брови вверх и смотря с непониманием то на одну, то на другую. Кажется, здесь происходило что-то, о чем он однозначно не в курсе. Странное поведение обеих вызывало много вопросов, но не в его привычках лезть в чужие жизни. Поэтому, вздохнув, вяло ответил:

— Без понятия. Одним церберам известно, где его носило. Может нашел себе какой-то быстрый перепих и предпочел веселье уединению. Скарлетт тогда тоже пропала, — усмехнулся, пожимая плечами. — Сульфус вообще в последнее время какой-то странный.

Он попытался разрядить обстановку, пошутив, но ни одна из девушек попытку не оценила.

Кабале скривилась, услышав это. Но уже в следующую секунду тихо зашипела, когда Кабирия прикоснулась к ее крыльям и начала обмазывать их в какой-то жидкости. Напоследок облила остатками зелья самое основание — место на лопатках, откуда крылья начинают расти.

И пусть отчего-то выглядела недовольной, рассерженной, действовать все равно старалась деликатно. Маска злобы, исказившая лицо, растворилась, уступая место тревоге и сочувствию.

Кабирия вдруг стала выглядеть до смешного трогательно, когда нежно, осторожно дотрагивалась до каждого участка. Словно пытаясь забрать частичку боли и поделить ту на двоих.

Мефисто нахмурился при виде этой картины. Крылья — жизненная энергия, самая интимная часть тела у бессмертных. Касаться их запрещено посторонним. Редко кто позволяет это, да и то только при очень большом кредите доверия или любви.

Он вдруг понял, что за недуг вынудил ее пропустить долгожданный праздник и уйти на позорный больничный. Не хотелось даже представлять каково это — чувствовать слабость и боль крыльев. Такое не пожелаешь даже самому заклятому врагу. Ведь страшнее мук нет.

Многие из тех, кто сталкивался с подобным, например во время тысячелетней войны или после жестоких драк, предпочитали смерть, чем постоянно жить с невыносимой агонией. Вымаливали драгоценный шанс на милостивый исход для себя.

Крылья нужны не только для того, чтобы пользоваться своими способностями или перевоплощаться. В них заключается сама жизнь, сущность бессмертного.

Самое большое унижение, которому можно подвергнуть любого вечного — это сломать их. Для этого требуется большая доля кровожадного садизма и извращенный ум. Не каждый на это способен. Просто вырвать их — гораздо милосерднее, честнее, доблестнее. Так твоя жертва просто умрет. Но сохранит свою гордость и достоинство.

Ломают же только изверги; те, кому нравится чувствовать свое превосходство от принесенного другому позора. Еще так могут наказывать Сферы, но за очень, крайне весомое преступление.

Вылечить, срастить их после практически невозможно. Для этого необходимо, чтобы помощь оказали молниеносно, хотя бы в течение пары суток. Да и способности целителя должны быть на высочайшем уровне. Эта работа не из простых: малейшее неточное движение — и крылья заживут неправильно, блокируя любые возможности использовать магию. Оставляя инвалидом на всю жизнь.

Такие услуги стоят крайне дорого. Едва ли он знал парочку дьяволов, чьи кошельки потянули бы подобную сумму.

Мефисто тяжело сглотнул, отгоняя от себя дурные представления, из-за которых начинало мутить. И внутренне надеясь, что недуг Кабале заключается в нечто ином.

Быть может, она просто поранилась крылом в комнате состязаний? Или подхватила какую-то болезнь? Ну, вроде той каменной заразы, что постепенно покрывает всю площадь крыльев мерзкими наростами? Это ведь легко лечится. Ничего страшного.

Браслет на его руке зазвенел как раз вовремя, оповещая о проблемах у собственной подопечной.

— Вынужден вас оставить, милые дамы, — торжествующе протянул, вставая с кресла и направляясь в сторону дверей. И, бросив последний, сочувствующий взгляд в сторону кровати, добавил: — Поправляйся.

Кабале тут же бросила ему вдогонку:

— Если увидишь Сульфуса, то передай, чтобы зашел ко мне, — быстро пролепетала, а потом, словно смутившись, поспешила оправдаться: — Он кое-что у меня брал. Не люблю раскидываться своими вещами.

Кабирия в ответ на это снова закатила глаза.

Мефисто неуверенно кивнул, закрывая за собой дверь. И осознавая, как же, все-таки, тяжело иметь дело с девчонками! Вечно у них какие-то недомолвки, интриги, надуманные проблемы.

Лучше бы музыку послушал или книгу почитал, изучая биографии самых страшных людских тиранов и истории их войн. Там бы однозначно понял больше, чем все то, что происходило в этой комнате.

Но время потрачено. А на горизонте у него уже витает очередная проблема, заключающаяся в еще одной вечно недовольной женщине.

Тяжело вздохнув, думал об одном: лишь бы не опоздать. Ури это не любит. А он не любит проблемы.

***

Закончив поливать любимые комнатные растения, Ури довольно улыбнулась, рассматривая результат своих долгих трудов. Крепкие стебли, пышущие здоровьем и яркие, пестрые бутоны определенно радовали глаз. Они были идеальными. Как и положено.

Отставив лейку и протерев просыпавшиеся с горшков комки грязи, тем самым оставляя после себя идеальный порядок, подошла к зеркалу. Покрутилась, выискивая хотя бы малейший намек на недостаток в собственном отражении.

Поправила юбку, расправляя складки. Пригладила волосы, убирая выпавшую из прически прядь с лица.

Теперь все чудесно. Превосходно. Без единого изъяна. Это определенно поднимало настроение.

Ури с детства говорили, что все должно быть именно так. Бабушка часами, день за днем, повторяла одно и то же. Учила, воспитывала, иногда стегала розгами за даже самые мелкие провинности. Вкладывала правильные взгляды, укрепляла собственное мировоззрение и тщательно следила за каждым шагом единственной внучки и наследницы их семьи.

Пыталась сделать ее достойной. И если поначалу это ранило, обижало, то со временем она поняла, что все это было только для ее же блага.

Ведь выросла истинным ангелом. Послушной последовательницей идеологии Высших и их верной слугой. Служителем света, который защищает мир смертных от тьмы, что несут в себе порочные создания Ада, чья единственная цель — загубить, испортить, испачкать.

Мерзкие создания, которых надо истребить. Так говорила бабушка. А старшие ошибаться не могут — еще один незыблемый постулат.

Ури всегда знала, какая ноша лежит на ее плечах. Понимала, чего от нее ждут, и очень боялась разочаровать. Ее главная задача — вернуть своей семье былой почет, уважение, доброе имя. И она правда старалась делать для этого все.

Была хорошей девочкой. Послушной внучкой. Никогда не повышала голоса и не высказывала своего мнения, если оно шло вразрез с мнением тех, кто по определению умнее и старше.

Ее прадед был Серафимом. Очень уважаемым и сильным членом общества, что был вхож в круг доверенных Сферам лиц; тем, чье слово чаще всего приравнивалось к закону. Но в один день все изменилось: он просто взял и бросил свою семью ради, видите ли, какой-то «неземной любви», что питал к одной из обреченных. Подверг жену и дочь небывалому позору, предпочтя скитаться по окраинам Энджи-Тауна, а не вершить судьбы мира.

Высшие этого не простили и не забыли, ибо метка, как и связь соулмейтов, священны. Первый закон, которому подчиняться обязаны все. За былые заслуги прадеда тогда, конечно, не казнили, проявив невиданную щедрость. Но и двери приличного общества для их семьи навсегда закрыли. Виновен один — страдают все. Чтобы неповадно было. Да и кровь предателя не вытравить.

Бабушка после того случая своего отца возненавидела и больше знать не хотела. Всю жизнь посвятила тому, чтобы вернуть их роду честное имя. Но особых успехов не добилась: Сферы так скоро и просто не прощают.

Отец Ури тоже не смог выделиться какими-то особо полезными талантами, занимая всю жизнь самую обыкновенную должность. Главное его достижение и удача — это она сама, единственная дочка, как говорила матриарх их семьи.

Та, кто сможет все исправить и возвыситься. Бабушка в нее верила. И потому подвести Ури ее не могла.

Всю свою недолгую жизнь делала лишь одно: старалась стать лучшей, идеальной, совершенной. Учила наизусть все правила и постулаты, что диктовали Высшие. Была доброй, светлой, милой девочкой. Чистокровным правильным ангелом.

Но бабушке всегда и всего было мало. Нужно стараться усерднее. Работать на износ. Заслуживать и служить лучше.

Пытаясь доказать свою праведность, Ури еще в детстве решила подружиться с самым слабым, беззащитным, отвергнутым ангелом. Думала, что этот акт милосердия будет принят и засчитан, как показатель милосердия и самоотверженности. Но родственники в ответ на это ничего не сказали.

Со временем она и сама не поняла, как сумела привязаться к той беспомощной девчонке, над которой издевались и называли презрительно «поломанной», «ненастоящей».

Раф каким-то образом смогла проникнуть ей в душу. Не думала, что и впрямь смогут так хорошо подружиться, но отчего-то сработало.

Ури правда ее любила и стыдилась еще долго, что подошла когда-то лишь для того, чтобы выслужиться перед бабушкой. С тех пор они были неразлучны. Так пролетали долгие звезды, каждый день из которых сидели за одной партой, ходили вместе домой после уроков, и устраивали девичники.

Учеба ей самой в средней школе Энджи-Тауна давалась сложно, но переживать было не о чем. Все знают, что эти оценки и успеваемость ничего не значат. Туда и вовсе можно не ходить, если родители не сочтут необходимым. Все самое важное, значимое для будущего, берет свое начало на Земле, в Золотой Школе.

Вот тут-то и начались первые проблемы. Раф всегда была отличницей. Запоминала все на лету, учась на высший балл без особых усилий. А вот ей, Ури, вечно приходилось сутками корпеть над учебниками, чтобы получить пресловутый средний балл. Чего, конечно, было недостаточно.

Со временем все это начинало раздражать. Когда лучшая подруга, что весь вечер накануне развлекалась, первая поднимает руку и получает стопроцентное одобрение профессора — это несправедливо. Ведь ты тоже старалась, учила, всю ночь не спала! И ради чего?

Ури не понимала, как полу-ангелу, рожденному смертной, получалось быть лучше правнучки самого Серафима! Из раза в раз повторялся все тот же до боли банальный знакомый сценарий. В такие моменты от непонимания и досады хотелось просто выть.

Следом Раф и вовсе начала затмевать ее. С каждым разом все чаще. В их новообразованной компании с легкостью заняла место своеобразного лидера, задвинув лучшую подругу на задний план.

Первая придумывала хитрые планы, чтобы обхитрить чужих соперников (что, впрочем, совсем неудивительно, учитывая склонное к порокам земное происхождение). Первая находила лучшие способы для досуга после изнурительных пар, которые Мики и Дольче тотчас с радостью подхватывали.

И даже метку умудрилась получить раньше ее самой! Раньше чистокровного ангела. Разве это справедливо?

А потом и вовсе воровато прятала запястье, маскируя имя своего соулмейта за щитом тысячи бинтов и браслетов. Они ведь еще в детстве поклялись, что, как только такое с одной произойдет, то сразу об этом узнает и увидит вторая.

Но Раф оттолкнула ее. Как чужую, ненужную. Той, кому доверять нельзя. Тайком, наверное, радовалась своему счастью и гаденько посмеивалась, что получила благословение Высших раньше подруги. И это при том, что знала, как сильно Ури мечтает о метке и как боится оказаться обреченной!

Еще три звезды назад Раф твердила, что вовсе не хочет метку и не видит в этом смысла. Что ей, дескать, не нужно никакой любви и партнера. А теперь что? Давно нашла своего нареченного и потому пропадает вечерами, ходя с ним на романтические свидания?

Неужели Ури не заслужила за все, что было, хотя бы капельки уважения и честности? Не заслужила быть посвященной в таинство? Хотя чего еще стоит ожидать от той, кто привык вечно врать, выкручиваться и играть на публику.

Но апогеем всей ситуации, как ни странно, стало совсем другое. Она могла бы простить Раф многое, но только не нож в спину.

Ведь однажды, проснувшись утром, не могла встать с кровати из-за сильной мигрени. Это было крайне удивительно, учитывая, что никогда не имела проблем со здоровьем. Но голова так раскалывалась, что пришлось обратиться за помощью к целителям в больничное крыло.

Ури понятия не имела, что произошло. Но не могла не заметить странные изменения. Некоторые воспоминания попросту исчезли. Растворились. И были, по всей видимости, извлечены с особой кровожадностью и извращенным садизмом, ведь боль не проходила еще около суток.

Она помнила, как проснулась накануне посреди ночи и заметила, что Раф стонет, мучается от каких-то кошмаров. Проявив обеспокоенность, ангельское сочувствие, встала с кровати и подошла к подруге, чтобы, вероятно, успокоить или разбудить.

А потом пустота. Черные пятна перед глазами и в памяти. Проснувшись утром в своей постели, не могла никак вспомнить, что произошло дальше.

Не нужно быть гением, чтобы догадаться. Кто-то вторгся в ее мысли и вырезал целый кусок воспоминаний. А телепатическими способностями обладает только один бессмертный. Дар этот редкий, уникальный.

Но зачем Раф так поступила? И почему столь извращенно, жестоко обошлась с чужим физическим и ментальным здоровьем? Да, Ури знала, что подруга не блещет превосходными талантами в управлении собственными крыльями, но ведь не до такой степени! Могла бы сделать все более деликатно, аккуратно, не обращаясь с ней, как с куском мяса.

Сработала настолько отвратительно, что создавалось ощущение, будто и вовсе мысленными крыльями пользовалась в первый раз. Или специально хотела сделать побольнее, дабы помучить. Но за что? Неужто заслужила такое отношение за всю свою доброту в прошлом?

А теперь строит из себя оскорбленную невинность и делает вид, что ничего не понимает! Как мерзко и подло. Особенно после стольких звезд дружбы.

У нее скулы сводило каждый раз, когда Раф подходила близко или пыталась поговорить. Хотела как всегда выйти сухой из воды и жить дальше, как ни в чем не бывало? Впечатляющая наглость.

Впрочем, это все неважно. Бабушка всегда говорила, что настоящих друзей не существует. Все, что имеет значение, — это почет и уважение, которыми ты пользуешься в обществе.

Ури докажет, что достойна славы и благоволения Высших. Справится без других. Встанет на место своего прадеда, очистит имя семьи и войдет в круг совета.

Будет хорошей девочкой. Добьется похвалы. И больше не станет растрачиваться на других, теряя свое время и силы. Станет независимой, сильной. Как ее учили.

Браслет на запястье начал издавать тревожные звуки, сигнализирующие о взывающей к своему ангелу-хранителю душе. Бросив на себя последний взгляд в зеркало и, убедившись, что выглядит безукоризненно, поспешила на зов.

Поиск Дженнифер не занял много времени. Изучив, как и положено, всю информацию о подопечной и постоянно кружа где-то рядом, Ури уже без каких-либо подсказок могла предугадать, где та чаще всего находится и что делает.

Превосходное чутье привело ее в актовый зал. Множество школьников расползлось вокруг сцены, держа в руках кипы каких-то бумажек и книг. Доверенная ее надзору смертная находилась чуть поодаль, практически в тени. И, судя по выражению лица, крайне нервничала и чего-то боялась. Смущалась.

Дженнифер была режиссером-постановщиком школьного театра. Всегда справлялась со своей должностью превосходно, ставя лучшие спектакли, которые хвалили и родители и учителя. Так что же случилось?

— Директор поручила поставить пьесу за два месяца. Прошла почти половина срока, а у нас до сих пор нет никаких идей! — Сара-Джейн взмахнула руками, показывая свое негодование и привлекая всеобщее внимание. — Ведь надо еще подготовить сценарий, костюмы и декорации. Это настоящая катастрофа!

Их одноклассник Эдвард, вечно задумчивый, нелюдимый и сердитый парень, гаденько улыбнулся. Встал со своего места и за два шага оказался подле подопечной Ури.

— Попрошу заметить, что нам нужно подготовить не просто спектакль, а что-то историческое. «С правильным, поучительным для молодого поколения посылом», если цитировать директоршу, — произнес мучительно, растягивая слова, словно подливая масло в огонь, а после многозначительно посмотрел в угол. — Ну же, Дженнифер, скажи что-нибудь! Ты ведь у нас босс.

Упомянутая смертная стыдливо опустила глаза в пол и обхватила себя руками в какой-то попытке защититься от всеобщего давления.

Ури заскрежетала зубами от внутреннего, раздираемого душу недовольства, наблюдая за тем, как ее горячо любимую девочку обижают. Остро захотелось оказаться рядом и помочь, разогнать стаю озлобленных подростков.

— Что я пропустил? — высокая мужская фигура материализовалась совсем из ниоткуда, вынудив ее вздрогнуть от неожиданности.

— Ты опоздал, — раздраженно буркнула в ответ вместо всяких приветствий.

Посмотрела на Мефисто исподлобья и с отвращением отодвинулась чуть дальше. Боясь, что одно его присутствие, малейшая близость способны ее очернить.

Им лучше соблюдать дистанцию. Желательно на несколько десятков метров.

Она ничего не могла поделать со своей ненавистью ко всем представителям низшей расы. Наставления бабушки звоном отдавались в ушах каждый раз, как те приближались или пролетали где-то рядом.

Все они, без всякого исключения, были чем-то крайне мерзким. Воняли серой. Одним своим видом напоминали о бесконечных пороках и зле, что несли в этот мир. Благодаря им смертные были подвержены жестокости и войнам.

После вынужденного общения всегда хотелось отмыться и помедитировать. А еще лучше — вернуться в родной город и никогда больше не пересекаться.

Но, несмотря ни на что, не могла найти ни одной личной причины для того, чтобы презирать непосредственно его самого.

Ури очень хотела, чтобы он дал ей хотя бы малейший повод. Но тот словно нарочно изводил, ведя себя почти что… прилично. Пытался поддержать диалог, спрашивая о делах и настроении; придерживал двери и пропускал вперед. Однажды и вовсе, решив, по всей видимости, подружиться, принес ей ростки каких-то прекрасных земных цветов. Зная, как соперница любит за ними ухаживать и взращивать собственноручно.

Когда же она, пребывая в плохом расположении духа, начинала высказывать все, что думает, рискуя разжечь скандал, Мефисто не реагировал. Просто затыкал уши наушниками, погружаясь в любимую музыку и, пожимая плечами, оставлял одну. Не говоря в ответ ни одного гадкого слова.

Не понимая, что это значит, видела во всем подвох и верила, что это просто его тактика. Хочет задобрить и бросить пыль в глаза своей мнимой непоколебимостью. Чтобы потом, в будущем, осторожность ее ослабла, а чутье подводило.

Но против воли в одном иногда себе признавалась: подборка песен у него классная. Необычная, но цепляющая. И где только взрастил в себе хороший вкус?

— Я был занят, помогая друзьям, — спокойно ответил, скрещивая руки на груди. — Достаточное основание с точки зрения ангельской идеологии?

Ури фыркнула, игнорируя колкость. Пусть теперь сам пытается вникнуть в суть проблем смертной. Ни словечка ему больше не скажет.

— Может быть, возьмем тему рабства и Гражданской войны в США? — неуверенно подала голос Глория, в поддерживающем жесте кладя руку на плечо Дженнифер. — Тема толерантности и борьбы за свои права, существование — это достаточно поучительно. Мне кажется, что учителям понравится.

— Хрень это полная, а не тема! Может, еще про Гитлера постановку поставим? Ну а что, тоже поучительно. Расскажем, как, имея самую сильную в мире армию, просрать все за считанные месяцы каким-то недоумкам. Только я тогда чур в главной роли, — Эдвард, посмеиваясь, закинул обе руки за голову и сел за кресло режиссера. — Джулия, дорогая, нарисуешь мне порноусишки, как у него?

Дженнифер, кипя от злости, сделала шаг вперед, выходя из своего «укрытия».

— Отвергаешь — предлагай. Что-то я не слышала твоих предложений.

— Никому неинтересно будет смотреть на то, как рабы дрались за свои права. Лучше подготовить что-то более… — призадумался, подбирая слова и смакуя их на языке, — эстетичное, радующее глаз красотой костюмов и декораций. Можно, например, взять что-то про Древний Китай или Египет. У них много классных историй.

— Мифы и фольклор, — раздраженно процедила девушка, сбрасывая одноклассника со своего места. — Война за независимость научила нас тому, что все люди равны, несмотря на цвет их кожи и социальное положение. Что ко всем надо относиться с уважением. И пока режиссер здесь я, последнее слово тоже за мной.

Ури непонимающе нахмурилась, наблюдая за ожесточенной дискуссией школьников. Удивили ее, как ни странно, совсем не резкие изменения в поведении Дженнифер, что не на шутку разозлилась, когда почувствовала угрозу своему положению.

Нет. Нечто иное.

— О какой войне они все тут говорят?

Мефисто снисходительно хмыкнул, разминая сжатые кулаки. Его, несомненно, веселила обстановка в этом помещении.

— Белые люди держали чернокожих при себе, как скот. Заставляли работать на себя, унижали и продавали, частенько разлучая матерей с детьми. Их не считали за людей. Разве что только за животных. Однажды этот деструктивный механизм сломался, приведя все к восстанию и кровопролитной войне, — учительским тоном промолвил и бросил в ее сторону полный ехидства взгляд. — Неужели ты этого не знаешь? Школьная программа.

Ури, услышав это, поперхнулась воздухом от возмущения.

— Но как?.. Как можно вообще кого-то сделать своим рабом?

Мефисто, пожав плечами, спокойно ответил:

— Цвет кожи тогда очень много решал.

Чувство негодования, разлившееся в ней, было сродни кислоте, что прожигало внутренности. Стекало медленно, мучительно, двигаясь от горла к желудку и циркулируя по венам нервным импульсом. Хотелось верить, что ей просто послышалось.

— Это безумие какое-то! Как можно решать чужие судьбы, полагаясь на то, над чем ни у кого нет власти? Никто не выбирает, каким ему родиться! Это вверх цинизма.

Поведанные факты не на шутку ее рассердили. И впрямь ведь не знала всего этого, потому что пренебрегала уроками человеческой истории, что проходили в средней школе Энджи-Тауна. На мгновение даже стыдно стало от собственной неосведомленности, но чувство это вмиг погасло, сменившись другими.

Поняла, что это задело что-то глубоко личное. Неудивительно, учитывая ее собственный цвет кожи. Получается, что если бы шестнадцать звезд назад родилась не ангелом, а смертной, ее бы так просто заковали в цепи и относились, как к грязи под своими ботинками?

Феноменальная жестокость и несправедливость. Никто не заслуживает подобной участи.

— Как забавно слышать подобное из твоих уст, — хмыкнул Мефисто, вырывая ее из водоворота удушающих мыслей. — Разве не ты больше всего радеешь за уничтожение дьявольского рода? Называешь нас отравой для земного и ангельского мира? Считаешь, что ВЕТО — глупость, которое остановило такую важную войну и что без него вы, ангелы, давно бы зачистили наши земли?

Ури опустила глаза в пол, не зная, что ответить. Впервые ощущая себя такой беспомощной и загнанной в угол собственными убеждениями.

Слова бабушки до сих пор маячат эхом где-то внутри, но уже тише. Разбиваясь о скалы внутреннего диссонанса.

А еще ей было крайне непривычно видеть своего всегда спокойного, расслабленного и дружелюбного соперника таким. Холодным, колким, серьезным.

— Никто не выбирает кем родиться — это правда. И ненавидеть нас так рьяно за биологические признаки — моветон. Не все блестит, что кажется алмазом, и не все то грязно, что похоронено под землей. Стоит всегда впредь присмотреться, прежде чем делать выводы.

Эти слова бьют наотмашь хлеще пощечин. Когда твое стойкое мировоззрение меняют, разбивают о стены нерушимых, не опровергаемых фактов — это больно. Словно гвозди в темечко вбивают.

Ури не в силах больше об этом слышать и думать. Отвернувшись, облизывает потрескавшиеся от постоянных прикусов губы и охрипшим голосом задает первый попавшийся в голову вопрос, меняя тему:

— Откуда ты об этом всем знаешь? Демоны пренебрегают книгами и уроками — это общеизвестная истина.

Мефисто на секунду умолкает, стараясь вернуть себе самообладание и трезвый рассудок. Не любит, когда другим от его слов или поступков становится дурно.

Не в его натуре все это. Просто не сдержался.

— Мне нравится читать кровавые истории. Знаешь, некоторые смертные придумывали такие виды пыток, что ни одному демону в голову бы не пришли. Изощренные создания. Вы видите в каждом абсолютный свет и верите, что их плохими делаем мы. Но не все зло исходит от нас. Мы не трогаем детей, не искушаем и соблюдаем правило, что до пубертата они всецело под вашей защитой. А что же люди? Можешь поручиться за доблесть каждого?

«Нет» — тут же отвечает мысленно, но вслух не произносит. Не может поручиться ни за людскую доблесть, ни за милосердие у абсолютно каждого создания. Вспоминает жестокое отношение, что пережила к себе та же Раф, и сжимает челюсти.

Мефисто тяжело вздыхает, пряча руки в карманы. И разворачивается, собираясь уходить, но напоследок бросает:

— Кстати, советую еще на досуге ознакомиться с людской историей. Поищи что-нибудь по терминам «Холокост» и узнаешь, к чему приводят некоторые взгляды и убеждения, когда кто-то искренне верит, что является лучше другого по факту рождения. Буду рад продолжить нашу дискуссию после этого. А Дженнифер свою проблему, кажется, решила и без нас.

Ури остается одна, обхватывая себя руками за плечи и долго думая. Не хочет обращать внимание на тяжелые мысли и пытается отвлечься, наблюдая за подопечной. Видит, как улыбающаяся Глория подходит к однокласснице со своими поздравлениями.

Замечает оскал Эдварда, что стоит чуть поодаль и с прищуром прожигает взглядом Дженнифер, чье место так и не смог заполучить для себя.

И она понимает, что это значит на самом деле. Проблема не решена. Смертная все еще в опасности и на распутье, потому что парень определенно что-то предпримет.

Так и происходит. Эдвард требует всеобщего голосования за место режиссера-постановщика.

Ей, Ури, надо убедить подопечную, что все должно пройти по-честному, ибо подошедшая Джулия уже шепчет на ухо предложение смухлевать. Будь здесь Мефисто, то явно бы сражался за то, чтобы склонить к неверному пути.

Но его здесь нет. Он ушел, не дожидаясь окончания чужого шоу. Не стал даже хвататься за шанс улучшить свои отметки и победить. Уступил.

Но не из благородства какого-то. Просто от того, что устал и вспылил.

Это в его стиле. Уходить до того, как ситуация превратится в катастрофу и обмен «любезными» оскорблениями.

И запоздало Ури осознает, что он и впрямь никогда не опускался до подобного. Был всегда крайне галантен, обходителен по дьявольским меркам. Не из притворства. Просто действительно не видел в этом смысла.

Вспоминает, как некоторые из его соплеменников, посмеиваясь, поговаривали, что Мефисто «с Небес сбросили и подкинули им». Что он, дескать, замаскированный ангелочек, который проник в их логово под предлогом шпионажа. Даже глаза ведь у него голубые, просто линзы носит. Как подозрительно!

Ури выходит из помещения, проплывая сквозь стены, и не может отделаться от странного ощущения. Внутри нее все перемешалось; клокочет, стонет, разрывает. Дербанит на части.

«Дьяволы — мерзкие отродья, не знающие пощады и сожалений. Все, как один, омерзительны. От них надо избавиться или заковать в цепи на дне столь обожаемой ими бездны, чтоб не высовывались», — учения бабушки рьяно, лихо пробивают сознание острыми шипами.

«Не все блестит, что кажется алмазом, и не все то грязно, что похоронено под землей», — вторит этим словам голос Мефисто.

***

Раф ощущает легкую дрожь в крыльях, которая нарастает с каждым преодоленным метром все сильнее. Сердце гулко стучит, разгоняя по венам липкий, тягучий токсин, прозванный не иначе, как «страхом». Нервозность, тревожность, боязливость — все смешалось в единый ком, вставая поперек горла и не давая вздохнуть.

Шла вторая неделя тренировок с Сульфусом. Все, на самом деле, оказалось не так плохо, как себе визуализировала вначале, но и чем-то радостным подобные события все равно не назовешь.

Он был сносным, с натяжкой можно даже признать, хорошим тренером. Не издевался, не подстраивал ловушки, не истязал физически или морально. Никакого садизма, что в глубине души от него все равно поджидала в каждую секунду.

Позволял себе, конечно, идиотские шутки и подначивания, но стерпеть это вполне возможно. Ровный, строгий учительский тон (от которого все же иногда хотелось закатить глаза); однозначные ответы и простые пояснения. Тяжелые задания на выносливость и поединки, в которых почти никогда не поддавался.

Комментировал каждый шаг. Рассказывал, как правильно сгруппироваться при падении или отразить удар. Как и в какой момент лучше всего напасть. Следил за техникой, учил искать не только лазейки, но и тому, чтобы думать наперед и просчитывать абсолютно любой исход.

Сражения — это искусство, и ей довелось это понять только сейчас. Вот почему в битвах обязательно есть главнокомандующие; те, кто не бездумно «бьют в лоб» и лезут напролом, а долго размышляют над стратегиями и всеми возможными «побочными эффектами». Анализировать и биться одновременно оказалось намного сложнее, чем виделось на первый взгляд.

Поэтому от него была польза. Пусть и тяжело признавать сей факт.

Все заканчивалось только тогда, когда Раф уже просто не могла стоять на ногах. Ему ничего не стоило в такие моменты добить ее очередным ударом и, тем самым, серьезно покалечить, но Сульфус просто останавливался.

В даже какой-то своей извращенной манере хвалил за то, что она не сдается и пытается встать, продолжить и еще раз атаковать. Не словесно, конечно. Глазами показывал свое удовлетворение и уважение.

Стоял прям перед ней, распластанной по земле, с трудом пытающейся подняться и игнорирующей боль в каждой клеточке тела. Она задирала голову, не желая признавать поражение. Рваным движением вытирала кровь, что стекала по подбородку из носа или разбитой губы.

Магическое истощение — вечная проблема, с которой приходилось считаться. Сферы, видимо, на силы знатно поскупились, когда даровали бессмертие. И эта слабость теперь ходила по пятам, преследуя хуже ночного кошмара.

Раф не боялась опять впасть в кому. Нимб не мигал, как в прошлый раз. Все, что ей по максимуму грозило — это полная физическая мясорубка ближайшей ночью. Изнуренные крылья будут выкачивать все остатки энергии и сил из тела, чтобы восстановиться. Вгрызаться в сущность, забирая здоровье. Это, в принципе, совершенно естественно. Крылья — самый важный источник жизни каждого вечного. То, благодаря чему они вообще способны функционировать. Поэтому все свои ресурсы организм всегда отдает им.

Она понимала это и была готова. Знала, на что шла, когда хотела стать сильнее. Боль — ничто в сравнении с постоянными унижениями от других ангелов или бесперспективным будущем, где все только и делают, что вытирают о тебя ноги. Сыта уже подобным. Большего хочет.

Потерпит. Переживет. Справится. Как всегда.

Сульфус, долго в такие моменты ее разглядывающий, не говорил ничего. Не потешался, не хамил, но и не пытался поддержать, как Теренс. Ни разу даже не протянул руку. Хотя чего еще, впрочем, ожидать от ненавистного, злобного дьявола? Знала ведь, с кем связывается.

Но когда в следующую секунду ощущала тепло и приятную дрожь, судорогой отдающей в конечностях, очень удивлялась. Смотрела на свои покалывающие ладошки, разминала плечи и осознавала, что может, наконец, встать. Совершенно спокойно. Так, словно еще секунду назад вовсе не тонула в луже унижения и полного истощения.

Сульфус же, не обронив ни слова, разворачивался и исчезал за считанные секунды. Даже не давая ей ни единой возможности себя отблагодарить. А сказать «спасибо», хоть и фальшивое, было ведь за что.

Он опять делился своими силами. Незаметно, по чуть-чуть, словно осознавая, что больше она и не примет. Напитывал ее изнутри, не давая отключиться и кануть в беспамятство прямо здесь, посреди поросших мхом окрестностей, как бездомной собаке.

Давал ей немного, самую малость, чтобы избавить от агонии. Сущность ее в эту чужую, но такую знакомую энергию тут же вгрызалась, подобно дикому голодному зверю. Всасывала, вбирала все до последней капли. Совершенно не брезгуя и не отвергая.

Она все еще чувствовала опустошение, вымораживающую нутро слабость, но хотя бы могла функционировать. Этого было достаточно, чтобы активизировать ангельскую регенерацию, благодаря которой раны затягивались. Достаточно, чтобы пелена перед глазами спала, а мозг мог думать хоть о чем-то, кроме боли. Крылья имели возможность довести ее до комнаты.

Раф противилась этому милосердному акту, что, вероятно, уходил в копилку необъятных долгов, которые придется однажды отдавать. Ненавистна была и сама мысль, что внутри нее с каждым разом поселяется какая-то его часть. Циркулирует по венам, порочит саму сущность.

Что это: проявление человечности или же он просто не хочет, чтобы «игрушка» вышла из строя раньше отведенного ей срока?

Двойственные чувства разрывали. Да, было мерзко, но и банальная признательность присутствовала. Мог ведь бросать прямо здесь, совершенно не терзаясь муками совести.

Все это действительно заставляло нервничать. Куда делся тот дьявол, о жестокости и извращенных повадках которого Золота Школа уже слагает свои легенды? Под какими слоями масок скрыта сейчас его истинная звериная натура, что изводила ее до сей поры? Прячется, выжидает подходящий момент, чтобы ударить побольнее?

Раф терялась в своих догадках. Пусть на самом деле не на что было жаловаться, но мозг упорно твердил, что расслабляться нельзя. Только посмеет оттаять, проникнуться, довериться — и он ее уничтожит.

Шестое чувство буквально кричало об этом. А оно никогда не подводило.

Нутро подсказывало, что с каждым днем она падает бездну, затягивает удавку на собственной шее, но прекратить их встречи не могла. Не после того, как оказалась втянута в сделку, что даже заключила-то и не по собственной воле.

И явно не после того, как начала видеть первые результаты их совместных трудов.

Вчера ей удалось довольно быстро и без особых усилий победить Гаса в комнате состязаний. Тот давно привык к физическим изъянам и слабости ангела, что всегда до этого выигрывала лишь с помощью хитрости или удачи. Безмятежный соперник не ожидал встретить достойного отпора, чем поплатился улыбающимся портретом Эндрю.

Теренс, с коим тренировки Раф решила не прекращать, а совмещать, тоже сегодня похвалил. Сделал пару комплиментов и с гордостью подметил, что его методы работы все-таки начали приносить свои плоды. На это она лишь сдержанно улыбнулась, не отказывая себе в возможности лишний раз мнимо потешить хрупкое мужское самолюбие.

Ему приятно, ей — не трудно. Нужно лишь вовремя, по-мудрому, смолчать. Дать почувствовать себя героем. Тогда и управлять, добиваясь своих целей, будет проще.

Подход к профессору был найден. Игривость, кокетливость, щепотка лести — и Теренс таял, становился более мягким, податливым. Отключал свою подозрительность и осторожность. Прощал все изъяны.

Так они и помирились после того постыдного инцидента в его кабинете. Забыли и продолжили как ни в чем небывало, постепенно возвращаясь к прежнему ритму. Теперь, правда, телепатические способности он развивать не спешил, словно опасаясь повтора. Но Раф, найдя к нему подход и выстроив тактику, знала, что это ненадолго.

Все шло как нельзя лучше. Еще бы найти подход к Сульфусу и жизнь, вероятно, станет намного проще.

С последним они встречались практически ежедневно после заката. В месте более отдаленном, нелюдимом, чем прежде. Хоть притон и находился далеко от школы, какие-нибудь демоны все равно могли случайно их заметить, направляясь в обитель пороков.

Поэтому, помня об осторожности, выбрали локацию практически за пределами города. Большую поляну посреди леса, где никто не помешает. Лететь туда, конечно, не близко, но это всяко лучше, чем опять оказаться на повестке новых сплетен.

— Я думал, ты уже не придешь. Где же ваша хваленая ангельская пунктуальность и ответственность?

Голос Сульфуса, как и всегда, был полон злобного, насмешливого яда. Приземлившись по центру, она заметила его чуть поодаль от себя, в тени.

Он разлегся прям на траве, безжалостно подминая и растаптывая полевые цветы тяжестью своего тела. Едва приподнялся, облокачиваясь спиной о ствол одного из деревьев. В руках же держал какую-то книгу, раскрытую посередине, отчего увидеть обложку было невозможно.

Выглядел так безмятежно, спокойно, будто пришел на пикник. Порой его манера поведения весьма озадачивала.

— Я была у Эндрю, — солгала тут же, не задумываясь и даже удивляясь тому, насколько спокойно и непринужденно делает это. — Он, вообще-то, по твоей милости совсем отбился от рук! Поэтому не возмущайся.

Знала, что говорить правду опасно. Сульфус ясно дал обозначить, что не жалует ее аудиенций с Теренсом. Вопросами «почему», само собой, задавалась, но спросить напрямую не решалась. Гордость не позволяла.

Какое ей дело до его мыслей и мнения? Отчего должна слушаться? Слишком уж много о себе возомнил. Обхитрил, подмял под себя, но воли не лишит. Сама разберется, с кем и когда позволено видеться.

Но провоцировать и озвучивать истину не решалась, пусть и очень хотелось позлить. Инстинкты самосохранения, наверное, включались. Вдруг разозлится и будет жесток? Каждая тренировка — очередное доказательство его силы. Пока она по грязи от усталости ползает, у него самого лишь дыхание едва сбивается.

Монстр. Да и не обычный, а с огромным магическим потенциалом и боевым опытом. Но откуда? Это та загадка, которую очень хотелось разгадать.

Он месяцами наблюдал за ней. Изучал, сканировал, анализировал с головы до пят, вглядываясь в малейшие детали. Знал о ней больше, чем хотелось бы. Мудрый ход. Теперь Раф поступит также.

«Заработай мое доверие, и я все тебе расскажу», — слова, полные глумливой издевки, в которых может быть ни толики правды. Но выбора нет. Хочешь выжить — умей подстраиваться, перешагивать через себя и делать то, что никогда бы не сделал в трезвом рассудке.

Сблизиться с чудовищем. Звучит пусть и опасно, но довольно просто, не так ли? Осталось только понять, как это сделать. Как заставить его открыться и вывалить все свои грязные секреты.

Здравый смысл противоречил этому плану. Но что она теряет? И так ведь связана по рукам и ногами не только меткой, но и его интригами, что не дают спокойно спать по ночам.

Хуже уже быть не может. Да и многого не требуется. На лесть, флирт и кокетливые повадки он, как Теренс, явно не поведется, что, впрочем, и хорошо: слишком уж было бы то омерзительно.

Но что Сульфус оценит? Мнимую покорность. Чуть меньше язвительности. Надо всего лишь попытаться вести себя спокойно, не реагировать на провокации и представить, что они и впрямь могут стать союзниками. Звучит проще, чем делается, но и выбора нет.

— Не стоило лишний раз напоминать о том, насколько я чертовски идеален, но спасибо. Всего за месяц работы достичь таких успехов со смертным — это талант, тебе не кажется?

Раф скривилась и, не сдержавшись, тихо буркнула:

— Талант у тебя разве только в том, чтобы портить чужие жизни.

Сульфус просиял, словно услышал наилучшую похвалу.

— Ты сегодня прямо балуешь меня комплиментами. Осторожнее, а то ведь так и раскраснеться могу, — протянул с довольной улыбкой, закидывая ногу на ногу и располагаясь удобнее.

Она, закатив глаза, с трудом подавила в себе желание бросить какую-то колкость. И, скрестив руки на груди, вопросительно посмотрела.

— Так чем мы сегодня будем заниматься?

Он поймал ее взгляд и, словно о чем-то задумавшись, молчал какое-то время. Буравил ледяным презрением и негодованием. Раф поежилась, разглядев в его глазах какой-то подозрительно опасный огонек. Так смотрел обычно, когда замышлял что-то недоброе, садистское.

Ей стало не по себе. Что опять произошло? Как его настроение умудряется так быстро меняться?

Вставать со своего места не спешил, и, первым прервав зрительный контакт, начал медленно, скрупулезно осматривать окрестности. Словно что-то выискивая. В какой-то момент взгляд его все же остановился на каком-то объекте позади нее, а на губах расцвела не предвещающая ничего хорошего гаденькая ухмылка.

— Видишь те камни? Бери по одному и перетаскивай ближе к ручью.

Раф застыла, раскрыв рот от удивления. Помотала головой, думая, что ей послышалось. Выждала пару секунд прежде, чем обернуться в сторону обозначенных предметов.

Горы больших, тяжелейших на вид булыжников находились прямо по курсу. А пункт их назначения, озвученный командным тоном треклятого демона, был буквально в двадцати метрах.

— Что? — переспросила недоумённо. До последнего надеясь, что просто послышалось. — Это шутка какая-то?

Но Сульфус и бровью не повел. Смотрел невозмутимо, серьезно. Пожал плечами и елейным голосом пропел:

— Отчего же? Сделай благое дело, позаботься о природе и тысячи детках, которые могут случайно соскользнуть. Работай красиво, чтобы ограждение крепко стояло. Вода ведь, как говорят, камень точит?

Возмущение кипело, разливаясь по телу пунцовым гневом. Неужели хочет опять вывести на эмоции, чтобы высвободить какие-то скрытые способности? Единственное логичное объяснение, кроме, конечно, другого вполне естественного: он просто садист-психопат.

— Ты издеваешься надо мной?

Сульфус пожал плечами и состроил выражение искреннего удивления и замешательства.

— Как ты могла обо мне такое подумать, мой ангел? Всего лишь забочусь об общем благе, — фальшиво улыбнулся. — Это неплохое упражнение на развитие выносливости и силового потенциала твоих крыльев. Кругом одни плюсы. К тому же, ты, как я понял, очень любишь заниматься бесполезными делами и тратить свое время впустую.

Крепко сжав челюсти, Раф с минуту обдумывала все, что услышала. Анализировала его мимику, жесты; пыталась подчеркнуть малейшее изменение в тембре или движениях. Но мотивы понимались с трудом.

Было ясно, что затея с камнями явилась к нему наобум. Просто выдал первое, что пришло в голову. Но зачем? Не было никаких предпосылок, что сегодня вдруг начнет опять издеваться. Все ведь до сих пор шло вполне нормально. Сносно.

Игра, быть может? Эго свое ненаглядное тешит? Самый логичный и лежащий на поверхности ответ, но отчего-то казавшийся неправильным.

Нет. Не играет. Наказывает. По взгляду видно.

Поборов гордость, подошла к груде камней и, пригнувшись, схватила первый попавшийся. Неподъемный, невероятно тяжелый. Чувствовала, как вспотевшие ладошки соскальзывают, а колени подгибаются. Крылья за спиной оживились, подрагивая и бунтуя против подобных нагрузок.

С трудом подняв, подлетела к ручью и бросила с отвращением. Вернулась обратно, пытаясь найти ношу полегче, но с тяжелым вздохом поняла, что это невозможно. Все одинаковые. Не меньше двухсот килограмм и ростом с половину ее самой.

Обернувшись через плечо, бросила полный злобы взгляд в сторону своего мучителя. Заметила, что Сульфус все это время молчаливо наблюдал. На удивление, уже даже без ухмылок или довольных улыбочек. Серьезно, внимательно, будто самому предстоит все это тащить. Со стороны, наверное, могло бы даже показаться, что искренне беспокоится и следит за безопасностью, готовый в любую минуту подстраховать, но Раф ни за что в это не поверит.

Увидев ее интерес, тотчас отвернулся, обращая все свое внимание на книгу, что держал в руках.

Взяв второй валун, она тихо зашипела себе под нос. Напряглась, пытаясь поднять, и услышала голос за спиной:

— Крыльями работай! Не руками и собственным весом, а крыльями! Учись распределять нагрузку правильно.

Фыркнула в ответ, ощущая, как капелька пота стекает по виску. Ядовитые высказывания скапливались на кончике языка, то и дело норовя выплеснуться.

— Как это, по-твоему, способно развить силу моих крыльев, гений? — едва слышно прошипела, думая, что он не услышит.

Но, конечно же, услышал. Всегда все слышит.

— А как твоя подружка-второгодница умудрилась занимать призовые места в соревнованиях? Как натренировала их? Вот не пропускала бы ты уроки физкультуры и таскала гантели, как все, тогда бы сейчас и не возмущалась.

Раф с удивлением покосилась в его сторону.

— Ты знаешь о достижениях Мики?

— Я знаю все, что необходимо о тех, с кем мне приходится иметь дело, — задумчиво протянул, перелистывая страницу. — А теперь прекрати болтать и сосредоточься на работе.

«Сволочь», — подумала про себя, но камень подняла. Перетащила к ручью. Потом вернулась обратно. Затем снова к воде. И так по кругу.

На десятом разе терпение все-таки лопнуло.

— Это каторга, а не упражнения! Ты знаешь, что земные садисты даже наказание такое придумали: заставляли пленных заниматься бесполезным трудом, чтобы свести с ума? — раздраженно процедила, потирая покрасневшие от ссадин и порезов ладони.

— Ага, — равнодушно кивнул, а после поднял вверх книгу, позволяя разглядеть обложку. «Самые страшные грехи и зло, совершенные человеком за последнее тысячелетие». Подходящее чтиво для монстра, ничего не скажешь. — Подглядел этот способ здесь. Как удачно, что стащил у Мефисто именно эту книгу. Прям как знал, что пригодится.

Сферы, действительно садист! И как только ее так угораздило?

— Но для чего ты все это устроил? — надавила, подходя ближе.

— В наказание за ложь, — заявил, искрясь самодовольством. — Ты ведь так и видишься со своим похотливым профессорком. Ежедневно, словно издеваясь надо мной. Я пробовал предупреждать, просить, приказывать, запугивать, но все без толку. Остался последний способ воздействия, на который я возлагаю все свои надежды.

Каждое слово выплёвывал резко, грубо, хорошенько смакуя на вкус. Хлестал ими, словно тысячами пощечинами по лицу. Вынуждая ненавидеть себя лишь больше.

— Скажи, милая, может тебе мужского внимания не хватает? Могу и по ночам от тебя не отходить, чтобы всласть насладилась.

Раф разочарованно покачала головой.

— Кретин.

— Да-да, проходили уже, — устало отмахнулся, — возвращайся к своей работе.

Чувствуя себя вымотанной и разбитой, нехотя подчинилась. Подошла к груде и, стискивая от накопившегося гнева челюсти, схватилась за самый большой камень. Пусть подавится своими идиотскими планами и наказаниями!

Руки дрожали то ли от измождения, то ли от накопившихся негативных эмоций. Через несколько секунд осознала, что свои возможности явно переоценила, желая что-то ему доказать. И, застонав от тяжести и боли в предплечьях, поморщилась, пытаясь сдвинуть с места.

— Осторожно! — раздраженно рявкнул за спиной. — Говорю же: крыльями работай. Бери в руки и, не пытаясь тянуть, сразу взлетай.

Недовольное цоканье звоном отдавалось в ушах. Поглядите, нашелся обеспокоенный кавалер! Так и хотелось раздать ему в «благодарность» несколько пощечин. Но то, что услышала далее, вывело из равновесия окончательно:

— Вот надорвешься и как потом мне детей рожать будешь?

Сульфус произнес это с дурацким смешком, желая, по всей видимости, пошутить, но совершенно не предугадал последствия.

Она вздрогнула и, в полной мере осознав, испуганно ойкнула. Концентрация была окончательно потеряна.

Раф едва успела отпрыгнуть в сторону от того места, куда в следующую секунду посыпалась груда огромных камней. Больно ударилась копчиком, проехавшись по сухой траве.

Растирая ушибленную поясницу, бросила полный негодования взгляд в его сторону, надеясь испепелить.

— Что ты сказал?!

Сульфус, наблюдавший за всей развернувшейся картиной с совершенно невозмутимым лицом, лишь слегка скривился, услышав гневный голос.

— Упс, шутку ты, кажется, не оценила, — озадаченно протянул, потирая подбородок. — Всегда такая нервная?

Терпение, что все это время было сродни натянутой до предела струне, лопалось. Обида, непонимание, гнев — все смешалось, наполняя до краев. Издевательства его, недосказанность и глупые издевки поперек горла уже стояли. Хотелось выть от отчаяния, закрыть уши и забиться куда-нибудь, где точно с ним не пересечётся. Хотя бы на несколько дней, дабы восстановить ментальное здоровье и душевное равновесие.

Между ними нет ничего общего. Даже намека на то, что когда-нибудь смогут спокойно разговаривать, не сыщешь нигде. Одно сплошное разочарование.

— Чего ты вообще добиваешься? Вечно хитришь, наказываешь, командуешь. Я сыта по горло всей этой клоунадой, — севшим от бессилия голосом изрекла, вставая с земли и отряхиваясь. — Пользуешься мной, как вещью, когда скучно. Манипулируешь. Играешь. Сам от себя не устаешь? Знаешь, как жалко это выглядит?

Сульфус мрачно ухмыльнулся, отбрасывая книгу куда-то в сторону. Поравнялся с ней за считанные секунды, оказываясь рядом.

— А разве ты не делаешь того же, мой ангел? Хочешь сказать, что не используешь кого-то в своих целях? Не обманываешь, не втираешься в доверие? Неужто и вправду считаешь себя столь безупречной и чистой?

Раф задержала дыхание, не смея прерывать зрительный контакт. Опустить глаза — значит окончательно подтвердить каждое его слово. А они, хоть и выворачивали наизнанку, резали, терзали до кровавых ошметков, были правдивы.

— Тогда как мне еще интерпретировать весь твой неожиданно взросший интерес к моей персоне, как не способ найти рычаг для давления? Ты и впрямь думала, что я в это поверю? — издевательски продолжил, смакуя ее оцепенение.

Каждое слово было похоже на удар под дых. Она ведь действительно все эти дни пыталась найти к нему подход из соображений крайне корыстных. Пыталась подмечать детали, повадки, как сам тому когда-то учил. Ненавязчиво интересовалась, задавая всевозможного рода вопросы, надеясь добрать до глубин его темной сущности. Разгадать прошлое. Выведать болевые точки.

И всякий раз ударялась о глухие стены его идеально, скрупулезно выверенных и возведенных внутренних стен. Сульфус либо отвечал скомкано, сухо, либо вовсе игнорировал большинство из того, что доносилось из ее рта.

Не подпускал к себе ни на дюйм. Любую, даже самую невинную попытку пресекал на корню. Был настороже. Словно опасаясь, что ей действительно было под силу разыскать его главную слабость.

Но разве у монстров есть слабости? Для этого, как минимум, нужно сердце. Живое, бьющееся, способное на любовь. Великая роскошь и честь, которую не заслуживал.

— Мы похожи гораздо больше, чем ты думаешь, мой ангел. Просто боишься себе в этом признаться, — наигранно-нежным тоном прошептал, заправив отливающую золотом в свете заката прядь за ухо. — Так почему меня за это судишь? Как еще мне тебя обуздать, скажи на милость?

Раф едва ли не подпрыгнула от неожиданности, ощутив его карательную близость. Запястье тотчас предательски заныло, прося продолжения, вымаливая очередную порцию ласки. Метка озарилась, рассылая тягостную негу по венам, что вгрызалась в каждую косточку и сухожилие. Путая, сладострастно усыпляя бдительность и подавляя любой негативный отпечаток.

Но, несмотря на все усилия, приложенные вселенной, через секунду разум все же пронзила страшная мысль. Пришло осознание.

Сульфус коснулся ее. В истинном обличии. Нарушая ВЕТО. Как тогда, при первом состязании.

Она запоздало приготовилась к боли, что пронзает невиданной агонией и распиливает внутренности пополам. Ждала яркие вспышки молний и толчок, сбивающий с ног.

Но ничего не происходило.

Может быть, повторное нарушение правил сказывается как-то иначе? Но как? Будет что-то типа отложенной реакции с более сокрушающими последствиями?

— Что… что ты наделал? — с неподдельным ужасом прошипела, отдергиваясь.

Но дьявол, в отличие от нее самой, испуганным или шокированным совсем не выглядел. Скорее наоборот. Крайне довольным. Будто только что закончил эксперимент, на который потратил долгие вспышки, и сделал открытие, способное перевернуть их миры.

Как иронично.

— Проверил одну занятную гипотезу. Как интересно, — таинственно протянул, смакуя каждое слово. — ВЕТО действительно на нас больше не распространяется. Феноменально, не находишь?

— Скорее ужасающе, — ледяным тоном огрызнулась, чувствуя, как кровь отлила от лица.

Обдумывала произошедшее с минуту, неверующе качая головой. Подобное просто не могло быть правдой по многим причинам.

— Но… но почему? Запрет на прикосновения — незыблемый закон, на котором и Высшие и Низшие сошлись единогласно.

Уголки его губ слегка дернулись, возвращая лицу привычное выражение насмешливости. Сульфус едва сдерживал ехидную ухмылку, смотря на нее с долей лукавства.

— Вероятно потому, что по великому замыслу вселенной мы должны в итоге дать потомство? Было бы крайне проблематично это сделать, учитывая, с какой силой лупит ВЕТО за нарушение правил, — саркастически отозвался, а после подмигнул. — Хотя, если ты предпочитаешь пожестче…

Раф покраснела до кончиков ушей, не желая представлять и верить во все услышанное. Это было уже слишком для ее бедной психики.

— Хватит! — взвизгнула, прерывая поток его очевидных издевательств. — Никогда этого не будет! Кощунственная волна, способная уничтожить целую цивилизацию, все еще существует. Если верить истории, Сферы и создали метки после того преступления, что совершили Тайко и Саи. Чтобы не допустить повторения, — тараторила быстро, невнятно, но голос под конец отчего-то дрогнул.

Она не знала, кого убеждает в этом: его или саму себя. Знания истории, легенды, домысли и сказки — все это сразу всплыло в памяти в качестве способа своеобразной защиты. Ведь если раньше метка просто пугала, то сейчас — по-настоящему ужасала.

А самое отвратительное, что в его словах есть доля истины, если упустить мерзкую похабщину. Механизм, встроенный в ДНК каждого бессмертного, подразумевал под собой вполне ясный итог: продолжение рода. Это было обязанностью, крестом, что нес любой, кто обрел метку.

Соулмейты, если верить книгам, подбирались вселенной крайне скрупулезно. Идеально вымеривая мельчайшие параметры. И потому в своей комбинации могли даровать жизнь сильному, достойному своих Сфер ребенку.

Это было своего рода отбором, чтобы исключить тупиковые ветви эволюции. Оттого и не все в принципе обретают метку.

Но что могли дать этому миру полуангел и дьявол, если судить непредвзято, с научной точки зрения? Бред все это, да и только. Сюр чистой воды.

В любом деле есть просчеты. Случайности. Ее приемные родители и вовсе оказались бесплодны.

— Тогда у меня для них плохие новости. Они давно обосрались, — хмыкнул, закатывая глаза. — Вот именно, что метки они создали уже после Тайко и Саи. Чтобы чисто перестраховаться и избавить себя от намека на головную боль. Но просчитались. Думали, что страшного примера перед глазами будет достаточно, чтобы всех испугать. История пишется кровью, но также быстро и стирается из памяти.

Раф не совсем улавливала суть, к которой он клонит. Лишь тихо бесилась от того, насколько веселым и безмятежным он выглядит, в то время как сама она — оголенный нерв.

Всегда у него все просто, да забавно. Этому можно лишь поражаться.

— Если даже взять источники, которым ты так слепо веришь и немного их проанализировать, то можно подметить интересную деталь и сделать некие выводы, — передразнил низким голосом. — Сферы просто не стали тогда заморачиваться с собственным механизмом, наделив метки абсолютом силы и влияния на нашу природу. Слепо, по всей видимости, веря, что нигде не проебались и проблем потом не будет.

Если слова эти — истина, скрытая под семью печатями, то это могло отразиться глобальным ударом по репутации Сфер. Как те могли пустить все на самотёк, не подстраховаться, не выверить каждую унцию заклинания на предмет ошибок? Неужели и впрямь не справились со своим детищем, которым так гордились и чьим заветам призывали служить? Ведь если метка действительно способна нейтрализовать ВЕТО, то где гарантии, что она не поглотит собой и кощунственную волну, что когда-то уничтожила целую цивилизацию?

И чем это тогда сулит миру? Полукровками, анархией. Страшно даже подумать.

Быть может, это и есть тот страшный секрет, который узнал Теренс? Но почему тогда Высшие просто не казнили его или не заперли где-то, где он сгинет, замолкнет и никому не сможет рассказать?

Он вновь сократил расстояние между ними, наступая вперед. Поднял ее голову за подбородок кончиками пальцев, вынуждая смотреть на себя. Одним этим жестом уже как бы в очередной раз доказывая правдивость всех своих умозаключений.

Касался ее так просто. Как будто это было чем-то естественным.

— И вот смотря на нас, мой ангел, ты все еще готова утверждать, что Сферы идеальны, а каждый шаг их и решение — безупречны?

Она сглотнула ком в горле, не в силах оторваться и вымолвить хоть что-то. Лишь вглядывалась в бездну золотисто-карего омута, теряя с каждой секундой все больше свою веру и непоколебимость принципам, в лоне которых ее растили.

Сульфус погружал ее во мрак, менял устоявшиеся взгляды, переворачивал жизнь вверх тормашками, и делал это столь резко, жестко, беспроигрышно. Не оставляя ни единой возможности скрыться в коконе своего тихого, уютного мирка, в котором хоть и не жила, но существовала все эти звезды.

— Твои слова — точно такое же преступление, ничем не отличающееся от кощунства, — сурово отчеканила, выпуская острые коготки, которые все еще пытались зацепиться за остатки прежних принципов.

— Ну так пожалуйся на меня. Донеси Сферам. Избавься.

Он блефовал, зная, что Раф не сможет. Не посмеет. Ведь это будет приговор, что разделят на двоих. Высшие разбираться и церемониться не будут. Мир живет в спокойствии и порядке до тех пор, пока все остальные слушают, подчиняются и боятся. Аксиома, от которой никуда не деться.

— А если захочешь убедиться в том, способны ли мы уничтожить человечество, — заговорщически протянул, после чего указал в сторону небольшого, довольно уединенного пространства у дерева, где сидел доселе, — то только попроси. Можем провести эксперимент в любое время.

Раф едва слышно ахнула от неожиданности и мерзости слов, что оросили ее, словно ушат помоев. Первым импульсом хотела отвести звонкую пощечину, но, подавив эмоции, лишь хладнокровно отрезала:

— Никогда, — сделала значительную паузу, расставляя акценты, а после избавилась от его хватки. — Этого никогда не произойдет. Можешь лишь мечтать об этом.

Сульфус хмыкнул, позволяя ей увеличить дистанцию. Одарил многозначительным взглядом, что явно давал понять: не верит ни единому ее слову.

— Ничего иного я от тебя и не ждал. Твоя ошеломительная непокорность добавляет некую интригу в наши отношения, не находишь? Мне нравится. Только не переусердствуй, — подмигнул, разминая крылья.

Она скривила в отвращении губы, качая головой.

— Нет между нами никаких отношений, — строго заявила, растеряв всю прежнюю собранность и не задумываясь о дальнейших словах. Говоря все, что накопилось. — Ты — тиран и деспот, который думает, что смеет мне указывать. Бездушное и бессердечное чудовище, играющее каждым, кто попадется под руку только ради того, чтобы потешить собственное эго. И я не смогу простить тебе все это. Никогда.

Губы его сжались в тонкую линию, а на скулах заиграли желваки. Игривый взгляд наконец сменился, став более глубоким, темным, жестоким.

— Можно узнать, с чего такие выводы? — издевательским и в то же время стальным, отчужденным голосом поинтересовался.

— Ты запрещаешь мне видеться с Теренсом, а, когда я поступаю по-своему, начинаешь наказывать и издеваться, — прошипела, сжимая кулаки от злости до такой степени, что на коже проступали отметины в виде полумесяцев. — И даже не объясняешь, почему! Он — мой единственный друг, который всегда только заботился, помогал и относился с уважением.

Теперь была ее очередь наступать и нападать. Раф вновь приблизилась, запрокидывая голову и стараясь поравняться.

— А что для меня сделал ты, чтобы заслужить доверие и выдвигать условия? Я не видела от тебя ничего хорошего. Только глумливые издевки и пустая болтовня. Поэтому тебя так бесит Теренс? Ненавидишь саму мысль, что кто-то может протянуть мне руку помощи? — небольшая пауза, за которым последовал твердый вердикт: — Сделать то, на что ты не способен.

Закончив говорить, она опустила голову, пытаясь отдышаться. Завтра, вероятно, будет жалеть о том, что не сдержалась. Упустила возможность сблизиться, отдалила от себя еще больше. Потеряла контроль. Теперь едва ли сумеет разгадать его тайны.

Плевать. Пусть поймет, наконец, что с ней тоже нужно считаться.

Сульфус долго молчал, раздумывая над услышанным. На его лице невозможно было прочитать никаких эмоций. Сплошная маска. Казалось, что он весь высечен из камня. Идеальная невозмутимость.

Всего на мгновение в его взгляде скользнуло что-то. Ярость. Обида. Уязвленность. Считать точно не удалось, ведь он снова мастерски это скрыл.

— Как интересно выходит, — задумчиво прошипел спустя пару минут. — Что ж, будь по-твоему.

Раф, не ожидая таких слов, озадаченно свела брови к переносице. Ждала ответного удара, потока грязных шуточек или гневных криков. Неужто это все, что он скажет в ответ? В прошлом их ссоры никогда не заканчивались его капитуляцией.

— Знаешь, меня это все уже начало порядком утомлять. Хочешь освободиться от меня? — въедливо спросил, одним простым вопросом загоняя тысячу иголок под ногти. Выворачивая наизнанку. Ломая кости до характерного хруста.

И, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Хорошо, не посмею больше побеспокоить. Можешь отныне не тревожиться. Наши пути не пересекутся до тех пор, я не приду за своим долгом. Об этом я тоже оповещу заранее. Сейчас же ты свободна, Раф. Поступай и живи, как знаешь.

Сказав это, Сульфус взмыл в небо, растворяясь в ночи за считанные секунды. Как и всегда. Не оставляя никаких отпечатков или признаков того, что вообще находился здесь.

Кроме одного-единственного. Незаметного, мимолетного. Энергия его мглой окутывала окрестности, словно пожирая все вокруг, засасывая в свои путы. Такая темная, опасная, непредсказуемая, жестокая, как и ее хозяин. Она наступала на пятки, душила каждый росток и умертвляла саму природу жизни.

Не касалась лишь ее саму. Растворялась перед ней, не смея коснуться. Показывая свое уважение. Признавая равной. Подчиняясь.

Раф долго вглядывалась в усыпанное звездами полотно, пытаясь понять, отчего вдруг на душе стало так пусто. Будто оторвали что-то ценное.

Гадала, раздумывала, прислушивалась к себе, но ответа так и не находила.