Сознание ускользало, как песок меж пальцами. В Ираке его много. Стэну нравилось в редкие моменты бездействия, когда не нужно было куда-то бежать или, наоборот, застыть, не двигаясь на часы, запускать руку в бесконечно горячее море песчинок, давая им медленно течь из кулака вниз. Завораживающе и заземляюще. Это были те редкие моменты, когда он позволял себе отключать все доведённые до автоматизма машинные реакции и повадки, вспоминая, что у него не насос, а сердце. Что он человек. Что дома его ждут. Сильнее, чем когда-либо до этого.

Поэтому он цеплялся за ниточки сознания, карабкаясь по ним к расплывчатому свету впереди. Включая голову практически физически, без толики автоматизма. Как, бывает, собьёшь дыхание, и пытаешься восстановить усилием. 

Тёплый свет жаркого солнца был каким-то холодным. «Потому что это не солнце» запоздало подкинуло сознание инсайд. Белый цвет напоминал волосы Хьюстона. Стэну нравилось зарываться в них носом, засыпая в обнимку, когда у них с Ксено стыковались рабочие и жизненные графики. Он постарался вдохнуть поглубже, тяня носом аромат. Не то. Ничего похожего на запах медового шампуня не было. Как и любых других запахов, в нос ударил лишь плохо различимые нотки пластика, такие тонкие, что могли и показаться. Белый с недавних пор стал любимым цветом Стэна. До этого он с самого детства выбирал серый, как крыло любимого истребителя, но вещи меняются…

Вески гудели всё сильнее, пока белый свет по чуть-чуть просачивался в его сознание, давая понять, почему яркие лучи такие холодные. Жаркое солнце из смутных воспоминаний Стэна сменилось ровным потолком. Много ума не надо, чтобы понять, что потолок больничный. Не в первый раз. Да даже не во второй, пятый или десятый… Тихий писк и гулкое жужжание какого-то оборудования начали раздражать с первой секунды, но не так сильно били по мозгам, как этот белый, блять, потолок…

Хуёво, как после наркоза. Неужели оперировали…

Перед глазами мелко плыло, побуждая уснуть дальше, но Стэн сопротивлялся. По собственному опыту знал, что чем быстрее придёт в сознание, тем быстрее его выпишут. А залёживаться он никогда не любил. Всё, что можно было противопоставить этому раздражающему свету в данный момент, – отвести глаза. Он повернул голову. Белый сменился… белым. Неожиданно. Белые пряди, привычно зачёсанные назад, сейчас были как-то растрёпаны, выбиваясь из причёски то тут, то там. Белая кожа, которая видела солнечный свет слишком редко для южного штата, подчёркивала чёрные круги под глазами ещё сильнее, чем обычно. Серебряная оправа очков-половинок на кончике носа поблёскивала. Белые бумаги в руках шуршали. Белая рубашка под чёрным пальто помялась. Белый, белый, белый… У Стэна сейчас поедет крыша.

Чёрные глаза резко оторвались от бумаг.

– Чёрт возьми, Стэнли! Ты меня слышишь?

Ксено сорвал с кончика носа очки, заученным движением одной рукой вешая их за ворот расстёгнутой на пару пуговиц рубашки. До этого он сидел рядом с кроватью, но теперь подскочил, вглядываясь в лицо Стэна обеспокоенным взглядом.

Хотелось сказать «да». Язык кое-как ворочался, но из груди вырвался скорее хрип, чем полноценное слово. Всего один слог, но пока сложно. Прозвучал хрип намного тише, чем Стэн предполагал, и как-то приглушённо…

– Моргни два раза, если слышишь и понимаешь меня? – голос Ксено звучал, как натянутая струна. Но сейчас Стэн скорее заметил, что тот, в отличие от собственного, звучит не так приглушённо. Значит, уши в порядке…

Стэн сфокусировал глаза на знакомом лице. Картинка всё ещё слишком размытая для его идеального зрения. Какие красные белки у Хьюстона… То ли от слёз, то ли от третьих суток без сна. Зная Ксено, наверняка второе…

Стэн послушно моргнул два раза. Было заметно, как лицо Ксено в мгновение чуть посветлело.

Только сейчас Стэн осознал причину проблем со зрением и речью. На лице была большая прозрачная маска с подключенной к ней трубкой. Стэн снова неосознанно потянул запах носом, пытаясь понять, чем его через эту трубу пичкают. Ничего кроме призрачного запаха пластмассы от маски он не почувствовал. Ему дают кислород?

– Отлично! Сожми мою руку со всей силы, – снова проговорил напряжённый голос, отвлекая Стэна от мыслей.

Горячая ладонь сама легла в его собственную сейчас до ужаса холодную. Обычно, у них всё было наоборот. От этого в мгновение на душе стало гадко.

Стэн выдохнул и послушно сжал предоставленную ладонь со всей имеющейся у него сейчас силы. Всего на пару секунд. Хьюстону вряд ли надо больше. Да и Стэн дольше сейчас не мог.

– Умница, – тихо проговорил Ксено, убирая руку. 

Сентиментальное желание продолжить этот неловкий жест зародилось в груди, моментально становясь импульсом. Стэн думал, что поднял руку плавно, но вышло слишком резко и как-то болезненно в запястье. Стоп, а рука вообще поднялась?

– Давай я тебя отвяжу, только не пытайся ничего выдернуть… – снова проговорил знакомый голос.

Ощущение горячих пальцев на собственном запястье казалось таким желанным. Стэн ещё никогда не приходил в сознание рядом с кем-то. Ещё ни разу никто не ждал его прихода в сознание у больничной койки. Ещё никогда он не ощущал эту витающую в воздухе заботу по отношению к собственному еле функционирующему телу. Только серые стены и белое постельное белье с запахом хлорки. В графе с контактной информацией близких родственников Стэнли много лет назад намеренно поставил прочерк, отсекая лишние связи с родителями, с которыми отношения у него давно были сложными. А больше и некому приходить. Так Стэн думал. Каждый раз, когда он терялся между сном и реальностью, его окружала лишь тишина и бесконечный белоснежный потолок. Но не в этот раз. Стэн прикрыл глаза, позволяя себе сконцентрироваться на этом ощущении желанного присутствия. На горячих пальцах на запястье. Он действительно этого не ожидал. И это было до ужаса приятно.

С закрытыми глазами, чувствуя нервные движения рукой, сосредотачиваясь на этих прикосновениях, мысли начинали путаться. Логическая цепочка медленно формировалась в голове, возвращая Стэна шаг за шагом к точке, после которой он потерял сознание. Выходило отвратно. Ярким в его сознании сейчас был лишь Ксено. Его горячие пальцы, взволнованные красные глаза и низкий вельветовый голос. Он не знал, как это произошло, но знал, что он в безопасности.

Хотелось сказать что-то. Не прохрипеть, а сказать. Ебучая маска… 

Отвязанная рука слушалась плохо. Движения контролировались так, будто он пытается управлять старой театральной куклой на нитках, привязанный к деревянному кресту. Управлять он ими не умел. Рука взлетела вверх по собственному телу слишком резко.

– Попытаешься снять кислородную маску – прострелю тебе второе лёгкое.

Рука снова вытянулась по простыням. Так значит Стэну попали в лёгкое…

– Ты был без сознания три дня, – продолжил Ксено, – ещё несколько дней и тебя бы сняли с ИВЛ, ставя трахеостому. Ты хоть знаешь, что это? Ты б всю оставшуюся жизнь ходил с дыркой в горле, еле разговаривая! Ты это, блять понимаешь?!

Голос Хьюстона повышал тон с каждым сказанным словом, но на крик так и не перешёл. Стэн оглядел чужое лицо. Ксено поджал губы, усаживаясь на низеньком больничном кресле поудобнее. Желание ответить хоть что-то снова не увенчалось успехом. Стэн сдался.

– И меня даже не уведомили! Где ты, что с тобой! 

Конечно не уведомили, это военная тайна.

– Я знаю, что это военная тайна! Но мне должны были хотя бы сообщить, что ты в чёртовой реанимации без сознания! Почему я должен узнавать информацию о твоём состоянии сам? Ты на другом конце планеты, что я должен думать?

Вопрос риторический. Даже если нет, то Стэн всё равно не мог ответить. Маска неминуемо глушила его и так тихие попытки разговаривать. Ещё не до конца выветрившийся наркоз тоже не помогал. Вместо этого он снова, кое-как контролируя действия, протянул собственные пальцы к чужой горячей ладони. Их охотно приняли. Ксено крепко схватил его ладонь, упираясь в матрас двумя локтями. Он позволил голове устало опуститься на них. Всё, что мог Стэн, это аккуратно погладить выпавшие из когда-то аккуратной причёски прядки пальцем в успокаивающем жесте. Ксено выглядел крайне помятым.

– Я смог добиться, чтобы после стабилизации состояния тебя сразу увезли в какую-нибудь нормальную клинику. Утром тебя доставили в Кёльн. Не удивляйся, когда врачи заговорят на немецком… – Стэн, кажется, практически улыбнулся от этой новости. По Кёльну он давно скучал, жаль, что обстоятельства не радужные. Прошло уже больше года, как Стэн отказался принимать от Ксено деньги. Но Хьюстону это никак не мешало самостоятельно оплачивать все его счета, так что Стэну было практически некуда девать собственную зарплату. Они говорили об этом. Не единожды. Ксено просто в очередной раз предложил перейти на совместный бюджет, и в итоге Стэн согласился. Он вообще не умел действительно спорить с Ксено. Так, слабые брыкания…

Кёльн это далеко. Это север Германии. Стэн на своей шкуре знал, что это перелёт часов в двенадцать, не меньше. Интересно, как давно прилетел Хьюстон? 

Тот снова будто прочёл его мысли. Стэн в очередной раз за время их знакомства молча отметил болтливость Ксено. И в очередной раз решил, что это черта его до невозможного красит.

– Я прилетел утром. Хотел убедиться… хотел вообще узнать, что с тобой. Мне не смогли дать медицинские сведения. Я решил, что раз твоё начальство такое бестолковое, то я смогу договориться с кем-то в клинике. И… я рад, что у тебя ничего такого, что не заживает…

Наверное, те бумаги, что Хьюстон оставил на прикроватной тумбочке, были медицинской картой Стэнли.

– Но, признаюсь, буду скучать по вони твоих сигарет…

Так, а с этого места поподробнее…

Если бы Стэн мог, он бы сейчас подскочил на кровати, включаясь в диалог всеми атомами тела. Но телу похуй, оно как лежало, так и лежит, а путанный разум пытался осознать сказанное.

– Ты бросишь после этой травмы. Не обсуждается.

Стэн замер, перестав даже невесомо поглаживать белые пряди волос пальцами, которые, вроде, начал более ли менее контролировать.

Это был даже не вопрос. Ксено утверждал. Стэна никто не спросил. А лучше бы спросили! Он курил с пятнадцати лет, он имеет право голоса.

За кучу лет жизни он успел возвести всего два бастиона своей личности, которые он не собирался менять ни под каким дулом. Первым была служба в армии. Эта крепость дала трещину ещё полтора года назад, когда Хьюстон настоял на смене специальности. Стэн мог это стерпеть. Он не ушёл со службы, но переквалифицировался в снайперы, что было не самой большой проблемой, ведь это позволяло чуть меньше пропадать на работе и чуть больше реализовывать собственные навыки стрельбы. Страсти к морю у Стэна всё равно никогда не было. Он выбрал морскую пехоту в восемнадцать лет просто чтоб поменьше бывать дома и побольше зарабатывать. Но вторым бастионом были сигареты! Никотиновая зависимость это самая стабильная и самая продолжительная вещь в его жизни.

– Не смотри так на меня, – проговорил низкий голос. Чёрные глаза пробежались по его лицу так, будто оглаживая одним взглядом. Молчание зависло на пару мгновений, а затем Ксено опустился ниже, ложась на собственные руки, которые теперь полностью лежали на простынях. – Дорогой, это необходимость, а не моя прихоть…

Ксено сам уложил ладонь Стэна себе на голову. Любые невербальные попытки спорить погибли, то ли когда Ксено так нежно ластился к его собственной ослабшей ладони, то ли ещё от нежного «дорогой» сказанного ранее. Стэн не мог спорить. Совсем. Чёрные глаза смотрели на него с грузом усталости, но неотрывно, заставляя что-то внутри ломаться. Кажется, это треск второго бастиона. Стэн бережно прошёлся по растрёпанным белым волосам, гладя, как домашнего кота. Ростки смирения начали пробиваться сквозь почву. Ксено на это лишь тяжело вздохнул.

– Завтра утром я привезу тебе какие-нибудь вещи и… не знаю, никотиновые пластыри. Пока так, а дальше посмотрим, что скажет доктор. Может, перейдёшь на жевательный табак. Тебя вряд ли в ближайшее время совсем снимут с кислорода, сатурация не очень, но, думаю, из реанимации переведут в хирургию. Возможно, даже как только я позову врачей, сказав, что ты пришёл в сознание…

Стэн перевёл собственную слабо подрагивающую ладонь на бледную щёку, поглаживая большим пальцем кожу под ней. Стэн не привык, что к нему в больницу ездят. Не привык к такой заботе. Но это приятно. Так же приятно, как та реплика про жевательный табак и возможный переход обратно к сигаретам…

Да, надежда всегда умирает последней.

Ксено чуть повернул голову, подставляясь под пальцы сильнее. Его собственная ладонь мягко перехватила запястье Стэна и повела ниже, к собственным губам. Долгий поцелуй прямо по центру ладони был таким горячим, что Стэн на мгновение решил, что останется ожог. Или это собственная ладонь слишком холодная… Но где-то в груди что-то определённо согрелось этим элегантным жестом. В голове гудела мысль, что это Стэн должен целовать руки Ксено, который так с ним возится, а никак не наоборот. Но тем не менее сдержать слабую улыбку сейчас было невозможно.

– Но только завтра… через шестнадцать часов будет запуск ракеты. Двигатель полностью проектировал я, так что обязан присутствовать на случай неполадок или… ну, чтоб меня потом не искать с судебными приставами, если она упадёт, – Ксено весело хмыкнул. Даже Стэн слабо верил в такой исход. – Будет прямой эфир. Можешь посмотреть. Если всё пройдёт хорошо, то после будет быстрое интервью, а потом у меня отпуск… проведу его впервые вне страны. Хотелось бы по иным причинам, но, – он тяжело вздохнул, – что есть.

Стэн чуть нахмурился, напрягая голову. Запуск ракеты через шестнадцать часов. Запуск, очевидно, в Хьюстоне. А Ксено в Кёльне. Если он хочет прийти к Стэну завтра утром, то суммарное время в пути… что-то около суток. Шестерёнки крутились медленно, но уверенно. Это время, если не учитывать уже потраченные двенадцать часов на полёт сюда. Чёрт возьми…

Ради каких-то никотиновых пластырей?

Стэн чуть дёргано развернул собственную ладонь в чужих горячих пальцах только для того, чтобы чуть изменить их положение. Стэн мягко сплёл собственные пальцы с пальцами Ксено, ощущая этот невероятный жар всей ладонью. До чёртиков приятно…

Хотелось большего. Хотелось затащить Хьюстона к себе на койку, уложить рядом или вовсе себе на грудь, как бывало дома, когда они засыпали вместе. Хотелось потянуть носом смесь медового шампуня и остатков парфюма. Хотелось чувствовать кожей постепенно выравнивающееся дыхание где-то в районе шеи.

Дело было совсем не в никотиновых пластырях. Никто ради такого не пролетит полмира три раза подряд.

Стэн медленно перевернул их ладони так, чтобы принадлежащая Ксено была снизу. Он дёргано выпрямил пальцы, чуть съезжая вниз. Так, чтобы подушечка указательного пальца лежала ровно по центру чужой ладони. Мозг напрягся намного сильнее, чем за весь предыдущий диалог.

Три лёгких удара. Пропуск. Два удара. Три пропуска. Три удара. Пропуск. Удар. Пропуск. Удар. Три пропуска. Два удара. Пропуск.

Рука обмякла, не пытаясь сделать что-то ещё. Чёрные глаза смотрели в прострацию, явно считывая морзянку, отбиваемую по ладони. По видимому, удачно.

Чёрные глаза расширились, когда Стэн остановился. Удивлённые радужки переместились в глаза Стэну. В груди зародился смешок. Никакой иной реакции Стэн и не ожидал. Ксено прикусил губу, молча поднимаясь из своего положения. Глаза неотрывно смотрели в лицо Стэну. Видимо, пытаясь считать любые проявления эмоций. Снайдер, можно сказать, делал то же самое.

Фигура в чёрном нависла сверху. Стэн проследил за этим глазами. Горячие губы одним плавным движением оказались где-то на макушке, пока обжигающие руки придерживали голову, чтобы Стэн не вертелся. Кажется, от этого жеста у Стэна перед глазами начало плыть в разы сильнее.

– Хотел бы я сказать «отдыхай», но мне нужно вызвать врачей… – Ксено отстранился, поправляя свою верхнюю одежду. – Я буду завтра. Напиши, если захочешь, чтобы я привёз что-то конкретное. Телефон в верхнем ящике. 

Стэн слабо кивнул. Только после этого Ксено отстранился. Родные пальцы снова привязали несопротивляющуюся руку к кровати, а сразу после нажали на кнопку вызова врача. Под этот же мерный писк из коридорных динамиков Ксено и удалился из палаты.

***

Девятый за сутки эспрессо не особо помогал, как и предыдущие восемь, но Ксено продолжал хлебать уже остывший напиток, шагая ко входу в диспетчерскую, откуда он и собирается наблюдать за взлётом ракеты. Руки пробивало тремором от такого количества кофеина, а предстоящий ещё один перелёт лишь ухудшал настроение, но хорошим оно не было ещё с момента, когда Стэн уехал на задание месяц назад, так что можно сказать, что всё в норме.

Он распахнул дверь в просторное помещение, по видимому, последним из всей небольшой команды учёных. На него упала пара быстрых взглядов, но никто и слова не успел проронить, как началось их долгожданное представление. Люди в белых халатах засветились, вслушиваясь в чёткие речи операторов, управляющих полётом. Те басили в микрофон, переговариваясь с пилотами. Ксено полгода добивался, чтобы его наработки приняли для будущей ракеты, а потом ещё год ждал, чтобы увидеть, как ракета с полностью сконструированным им двигателем готовилась взмыть к облакам и выше. Это было по-своему волнующе, но были вещи, которые по стечение жизненных обстоятельств теперь волновали его порядочно больше какой-то железяки.

Смысл в том, что груда железа однозначно взлетит. Ксено уверен. После этого будет какая-нибудь премия, похвалы от начальства и новый абзац в его странице на Википедии. Это не то, что действительно забивало его мысли. Не сейчас.

Нет, по правде говоря, он чуть не сдох от нервного напряжения, когда узнал, что Стэнли был доставлен в какую-то захолустную больничку в тяжёлом состоянии. Причём узнал сам, а не по уведомлению от непосредственного начальства Снайдера. Ксено не тупой. Он изначально заставил Стэна вписать свои контакты как экстренные. Но ебучая военная тайна не давала ему разгуляться на этом поприще. Весь двенадцатичасовой перелёт в Америку был занят обдумыванием того, что он может сделать, чтобы в следующий раз такого не повторилось. Или хотя бы увеличить шанс на это ёбанное уведомление.

Идеи… были. В смысле, будь они, скажем, близкими родственниками, то это могло бы помочь в похожих ситуациях… Ксено искренне не хотел больше сталкиваться с подобным, но он считал себя реалистом, потому убеждённость, что это не первая больница, в которой полежит Снайдер, толкала на… определённые решения. Это ведь рационально, да?

– Выглядишь как пожёванный башмак. Где хвалёная элегантность, старик? – раздался назойливый голос у уха, разгоняя мысли Ксено.

Он перевёл взгляд на Сенку, который лениво улыбался ему уголками губ, попивая что-то из цветастой жестяной банки. Под стабильно красными глазами были тёмные круги. Не такие, как у Ксено, но всё же видимые. Вместо ответа Ксено чёкнулся собственной кружкой кофе об банку.

С энергетиками в диспетчерскую нельзя. С кофе, пожалуй тоже. Они отошли в дальний угол, чтоб не маячить.

– Я думал, ты улетел в Японию.

– Решил задержаться, чтоб проводить Бьякую. Надеюсь, в космос, а не в мир иной. Чертежи хорошие, но из-за непосредственной близости я слишком часто слышу взрывы из твоей лаборатории, – весёлым тоном ответил парень, отпивая свою химозину, пока Ксено мерно глотал холодный кофе. Собственные глаза закатились от этого комментария.

– Я уеду на недели три сразу после интервью. Можешь писать мне на почту, но доступа к лабе у меня не будет, имей в виду, – не стал ответно ёрничать Ксено. Сил на это не было. Он действительно устал.

– Неужели отпуск? Первый за всю карьеру?

Ксено тяжело выдохнул, облокачиваясь на стену за спиной, решая вопрос проигнорировать. Кофе действительно не помогал. Но и уснуть он бы все равно не смог. Нервная бессонница была его частой подругой, а травма Стэна совсем не помогала сгладить углы проблемы. Может завтра после обеда удастся подремать в гостинице или мозг отключиться на пару часов в самолёте…

Мысли были совсем не здесь. Кажется, голову он забыл в Кёльне на койке Стэна. Ещё бы… когда так гладят по волосам, уходить не хочется.

Этот девятый эспрессо, остывший до температуры чуть выше комнатной, казался особенно противным. Вкус горечи смешивался с металлическим привкусом усталости, въевшимся куда глубже, чем кофеин в эмаль кружки. Сенку, сдавшийся в попытке начать разговор, конечно, прав – выглядит Ксено паршиво. Элегантность, как и сон, покинули его ещё два дня назад, когда он получил новости о Стэне. Он был доставлен в… это было даже не захолустной больничкой. Нет, это даже не больница вовсе, а какой-то медицинский пункт временного размещения на американской военной базе. Уму не постижимо, как его там собирались лечить с пулевым в груди…

Взлёт ракеты – всего лишь фоновая мелодия. Успех миссии – всего лишь маленькая победа. Если бы Ксено промедлил сутки, решив не нервничать и углубиться в речь для журналистов, то ситуация со Стэном могла бы быть совсем другой. Если бы он промедлил… Стэн бы лежал в какой-то дыре, медленно истекая кровью. Его бы, может привели в сознание позже, что могло бы сказаться на его когнитивных функциях. ИВЛ мог бы все же стать пожизненной трубкой в горле. Или Стэн бы не выжил вовсе. Чем сильнее Ксено разворачивал эту ситуацию в голове, тем тошнотворнее становился кофе…

Нет, это больше не требовало обсуждений. В мыслях крутилась старая идея. Какая-то слащавая и довольно нервозная. Но единственная, которую Ксено пока не отмёл. Глупо ли это? Вопрос риторический. Не смотря на это, он принял решение. Если это поможет ему узнавать о состоянии Стэна раньше, то тут даже думать не о чём.

Аплодисменты звенели в ушах, почти не заглушая мысли. То ли мысли громкие, то ли аплодисменты тихие. Ракета вышла на орбиту без каких-либо проблем. Космонавты передали, что всё в порядке. Все в исследовательском центре Джонсона счастливы.

Дальше рутина. Ксено проходил через это уже десятки раз. Спешная подготовка конференц-зала была начата ещё до того, как ракета стартовала. Ксено бегло глянул в зеркало в одном из коридоров, поправляя растрепавшуюся причёску. Пуговицы рубашки были бегло застёгнуты до последней, создавая рабочий вид. Белый халат поправлен. Очки, которые он недавно стал носить для чтения, были водружены на кончик носа. Это никак не скрыло огромные синяки под глазами, но пойдёт.

Пока он шёл в конференц-зал, то бегло пробежался в мыслях по всему, что собирался сказать. Список вопросов был оговорён заранее, так что и ответы заготовить время было. Ксено не займёт больше десяти минут эфира. Тем более, он не единственный, кому будут задавать вопросы. Сенку вот тоже бегло поправляет рубашку, приближаясь к сцене с камерами и поставленным освещением.

Это было вторично. Ксено продолжал витать в облаках, даже произнося заученные строки об устройстве нового поколения двигателей, стоя у трибуны с микрофоном. Камер он не боялся, даже если речь шла о прямом эфире. Несколько уточняющих вопросов журналистов тоже совсем не выбили его из колеи. Мыслей было много. До безумия много, и все о Стэнли. Его шёпот, его прикосновения, даже его молчание – всё это роилось и жужжало в голове, создавая перманентное чувство тоски. И сейчас, рассказывая журналистам про взмывшую в небо ракету, он понимал, что думает совсем не о космических путешествиях. Его самолёт в Кёльн, например, будет через два часа. Ему важно на него успеть.

– Доктор Уингфилд, – в очередной раз обратился к нему один из журналистов, чей канал Ксено даже не потрудился запомнить, – по старой традиции, не хотите ли передать кому-нибудь из близких пару слов?

Распространённая традиция. Ксено никогда их не передавал.

Он растянул вежливую улыбку, как делал это десятки раз.

– Нет, я-

Мысль зависла в голове. Раньше он никому ничего не передавал. Раньше у него и не было никого, кому он мог бы передать пару слов в прямом эфире. Да он и не хотел. Но сейчас… что-то маленькое внутри него толкало слова в глотку, заставляя наклониться к микрофону ближе. И Ксено не сопротивлялся.

– На самом деле, я был бы… счастлив поблагодарить за оказанную… моральную поддержку одного человека, который сейчас находится в больнице, – Ксено вообще не был готов к импровизации. Заготовленная речь была отточена, но эти слова пришли в голову лишь сейчас, не желая строиться в красивый стройный текст, из которого его предыдущая речь и состояла. Он нервно снял с кончика носа очки, дрожащими от кофе руками убирая их в карман белого халата. – Эта благодарность адресована моему… жениху, Стэнли. Я рад, что ты появился в моей жизни. Спасибо тебе за это.

Ксено поджал губы, кивая самому себе, демонстрируя неловкий финиш. Намного более скомканный, чем был у подготовленный части, от чего речь в купе с последними словами выглядит хуже, но Ксено не жалел.

Хлопки небольшой собравшейся в конференц-зале толпы разразились в эфире. Так бывает во всяких ток-шоу по ТВ, которые Ксено всегда пролистывал, когда всё же решал раз в год поставить себе что-то на фон дома. Под этот фоновый шум он вернулся на своё кресло на сцене. Осталось всего три спикера. 

Объектив камеры чуть сдвинулся, фокусируясь на фигуре рядом с ним. Глава отдела космической амуниции начал свою речь, поднимаясь на ту же трибуну. Слушать его Ксено, естественно, не планировал. 

– Пс, старик, – тихо обратился к нему голос по правую руку, – когда ты успел сделать ему предложение?

Сенку чуть наклонился к нему с своего кресла. Выглядел он всё так же растрёпано, как и всегда.

– Я не сделал.

Официальное подтверждение отношений могло бы помочь Ксено узнавать о состояние и локации Стэна. Не пришлось бы более договариваться в клиниках, чтобы его пустили в реанимацию, совать купюры медсёстрам и думать, что делать, если его всё же не впустят. Да и веса в этом статусе больше. И, возможно, концепция брака и официальных отношений сможет наконец закрыть тянущуюся второй год потребность поставить трофей по ими Стэнли Снайдер на своё законно место – пьедестал жизненных ориентиров. Не на прозрачном же стеллаже с кубками ему стоять, верно? 

В кармане брюк завибрировал телефон. Ксено быстро огляделся, видя, как Сенку был выдернут из диалога Луной, которая жестами пыталась ему что-то объяснить из толпы за интервьюерами. Тот лишь хлопал глазами, вглядываясь в резкие движения руками и яркую мимику, которую лично Ксено мог считать как негодование. Видимо, Луна решила, что Сенку ей не рассказал любопытную сплетню, а теперь то ли пытается дать ему понять, что ей нужны подробности, то ли объясняет своё недовольство его поступком. Если бы она знала азбуку Морзе, то Сенку бы не сидел с глупым лицом перед камерами в прямом эфире, пытаясь уловить невербальные сигналы воодушевлённой девушки. Но Ксено, естественно, спасать его из этой ситуации не станет, у него есть и другие дела.

Он быстро достал смартфон из кармана. Лучше не на сцене, но сейчас он не станет игнорировать ни один сигнал. На экране блокировки значилось только одно новое уведомление, от которого Ксено хлопнул глазами. Наверняка не менее глупо, чем сейчас хлопал Сенку. В уведомлениях было сообщение от контакта «Стэнли». Оно было до невозможного простым, но даже простимулированный девятью эспрессо мозг Ксено склеивал свою последнюю реплику в камеру и этот ответ непозволительно долго. В сообщении была всего пара слов. «Я согласен».

Ксено страшно представить, каким сейчас выглядит его лицо, если объектив камеры всё же его захватывает. Жар в щеках казался адским. Видимо, помимо никотиновых пластырей он повезёт в больницу и бархатную коробочку с золотым кольцом.