Аль-Хайтам сидел, низко опустив голову, почти пряча её в коленях, и накрыв уши ладонями. Собственное сердцебиение громыхало в ушах, так что он почти ничего не слышал. Он зажмурил глаза, совсем как в детстве — воспоминание такое старое, что почти забылось. Может, если не воспринимать этот мир органами чувств, он перестанет существовать для сознания Хайтама?

Вот бы они все исчезли. Оставили ему только Ситу — целую и невредимую.

Кавех сидел рядом, впервые абсолютно молча. Хайтам чувствовал его руку, с нажимом поглаживающую его между лопаток, но не нашёл в себе сил её сбросить. Он почти избавился от окружающего мира — только проклятая рука Кавеха не давала ему окончательно забыться.

Ему было так ужасно больно принять действительность — впервые ему, человеку, всегда открытому опыту мира и презирающему грёзы, хотелось, чтобы всё это обернулось ночным кошмаром.

«Штабом» элитного отряда матр под руководством Сайно оказалась лачуга на окраине города, которую генерал махаматра арендовал у какого-то старика на сутки. Здесь было темно и сыро, низкий, просевший потолок грозил обвалиться на головы, и какой-то кислый мерзкий запах забивался в нос. Лачуга была набита людьми так, что трещали дряхлые стены, а присутствующие почти стояли друг у друга на головах. Аль-Хайтам с трудом выкроил себе пустой угол — да и то от него не отлипал Кавех, почему-то решивший, что Хайтаму критически нужна его компания.

В погребе Сайно допрашивал преступника. В соседней комнате — их было всего две — Тигнари экстренно оперировал Ситу вместе с лекарем, сопровождавшим элитный отряд на вылазках. Между комнатами не было стены и двери — лишь занавеска, на которой судорожно колыхались две тени в свете зажжённого фонаря. Хайтам первое время всматривался в эти тени, пытаясь угадать, что происходит — даже сейчас его проклятый ум цеплялся за любую деталь, не мог не подвергнуть анализу наблюдаемое, — но быстро бросил затею. Он ничего не понимал и при этом чувствовал себя хуже, будто ему перекрывали кислород.

Полчаса назад отправленный в город под покровом ночи матра вернулся с незнакомым мужчиной и сумкой, в которой гремели склянки. Мужчина скрылся в операционной, зазвучала быстрая речь с ощутимым фонтейнским грассированием, но Хайтам не услышал ни одного внятного слова. Даже голос Тигнари, раздававшийся в ответ, не сказал ему ничего путного, будто аль-Хайтам разучился понимать язык, на котором говорил с детства.

Что-то, верно, случилось с его сознанием. Если бы Хайтам напряг сейчас извилины, он бы вспомнил термин, почерпнутый из медицинских лекций Тигнари. Он хорошо помнил, как читал эти конспекты: курсе на третьем после того, как Кавех чуть не распорол себе ногу на стройке, аль-Хайтам озадачился вопросом первой помощи пострадавшим. Сам эпизод он вспомнил сразу. Содержание конспектов и тем более слово, которое вертелось на языке и способно было ответить на его вопрос о собственном состоянии, — нет.

Хотелось лезть на стенку от собственного бессилия. Он привык всегда делать хоть что-то для достижения результата, даже тот минимум, который был вроде бы невозможен в конкретной ситуации. Аль-Хайтам всегда и во всём в первую очередь искал очередное испытание для ума. Как решить задачку? Под каким углом смотреть, какие шаги предпринять? Даже сбор фактов был полезен, потому что на нём базировались последующие этапы. Но это…

Он даже думать не мог, какое тут решение задачи, какой сбор фактов? Да и что он мог поделать? Каким-то участком мозга, видимо, чудом не отключившимся, Хайтам понимал, что все возможные меры и так приняты, а вмешиваться в работу профессионалов — безрассудно и нелогично.

— Поднимай его, — расслышал он над головой голос Сайно. Он различил слова, распознал интонацию — этот непроницаемый тон генерала махаматры, когда ему есть, что сообщить, но он пока не собирается этого делать. Смысл услышанного остался для Хайтама тайной.

— Хайтам, пойдём. — Кавех что-то пробормотал и тряхнул его за плечо. Аль-Хайтам вздрогнул, но медленно отнял руки от ушей. Кавех, причитая, потянул его вверх, и Хайтам с безропотной покорностью встал на ватные ноги.

Гнетущая атмосфера лачуги осталась позади — Кавех вывел его на улицу. Хайтам задышал глубже. Прохладный ночной воздух начал что-то медленно прояснять в его сознании, сгонял оцепенение. Он ранил Ситу, но ей помогают лекари и Тигнари, которому аль-Хайтам не раздумывая доверил бы свою жизнь. Их план обернулся провалом, но при этом убийца оказался в ловушке. Две эти цепочки последовательностей, совершенно простые, запустили мыслительные процессы.

— Ты меня слышишь? — спросил Сайно, когда они зашли за дом, спрятавшись в его тени. Аль-Хайтам отрывисто кивнул; он собрал воедино все свои силы, чтобы слова не звучали для него, как невнятный шум. Ясно, разговор не предназначался для чужих ушей — а сами они, все трое, не предназначались для чужих глаз. Хайтам почувствовал, как простейшие операции анализа приводят его в чувство. — У нас проблемы.

— Сита умерла? — спросил он безжизненным тоном. Кавех, всё ещё поддерживающий его за руку, больно сжал плечо.

— Нет, лекари ещё работают. Я не про это. — Лицо Сайно оставалось суровым. — Мы поймали убийцу, но это не он. Это исполнитель. Заказчик всё ещё неизвестен.

Кавех грязно выругался и тут же закрыл себе рот ладонью, понимая, что перестарался с громкостью голоса. Сайно мрачно на него взглянул, перевёл глаза на аль-Хайтама.

— Хайтам, сосредоточься. Тебе нужно запомнить всё, что я говорю, понятно? — Он кивнул, прикрыл глаза. Очистил и так практически пустое сознание. Усилием воли заставил себя сконцентрироваться на голосе Сайно и воспринять его слова. — Тот, кого мы поймали, инадзумец. Я опасаюсь, что мы вмешаны в какой-то политический конфликт.

— Почему ты так решил? — спросил Кавех, решивший побыть сегодня голосовыми связками аль-Хайтама.

— Вы слышали что-то о Сюмацубан? — Кавех отрицательно помотал головой. Хайтам промычал что-то, похожее на согласие. Известная ему информация всплывала откуда-то из недр памяти: секретная организация из Инадзумы, работающая на кого-то из Трикомиссии. Только слухи, никакой конкретики и налёт таинственности. Хайтам относился к тому, что знал сам, с сомнением. — Это клан элитных ниндзя из Инадзумы, основанный одной из комиссий. Они действительно есть, слухи не появляются на пустом месте, но правда прозаичнее слухов. В основном Сюмацубан шпионят на правительство, как делают наши матры и обученные люди в любом государстве. Проблема, собственно, кроется в самом факте, что пойманный человек принадлежит этой организации.

— Ты уверен, что это так? — спросил Кавех.

— Да. Они делают татуировки, я видел настоящих Сюмацубан и знаю, о чём говорю. При нём было стандартное оружие ниндзя, он одет так, что не заметишь без подсказки, и, конечно, у него есть татуировка. Это человек из Сюмацубан. Вам ясно, к чему я клоню?

— Политическое убийство? Но это же очень и очень серьёзная штука.

— Именно, Кавех. Поэтому я спрашиваю: Хайтам, ты мог перейти дорогу кому-то в Инадзуме?

— Это даже звучит глупо. Инадзума лежит за морем, я никогда там не бывал. — Голос аль-Хайтама непривычно сипел. Он отвечал медленно, тщательно формулируя мысли. — Сумеру и Инадзума всегда были в нейтральных отношениях. После открытия границ Академию посещал господин Камисато, это было ещё при Азаре. Когда я занял пост, между Сумеру и Инадзумой проводилась деловая переписка по вопросам торговли. Ничего, что могло бы спровоцировать конфликт. Я даже не знаком ни с кем из верхушки лично: обе стороны пока устраивал формат переписки, встречи давно не проводились.

— Может, личные счёты с кем-то? Торговцы, иностранные студенты…

— Ага, торговец или студент нанял тайную правительственную организацию для мести. Это глупо, даже я понимаю, — хмыкнул Кавех. — Не думаю, что инадзумские шишки разбрасываются своими ниндзя направо и налево для помощи землякам. Эти Сюца… Сюба… в общем, ты понял. Они работают на правительство. Скорее всего, инадзумцы даже не знают о существовании этих ребят.

Аль-Хайтам согласно кивнул. Кавех рассуждал здраво и чуть ли не озвучивал его мысли, значительно облегчая жизнь.

— Хорошо, согласен. Тогда, раз мы не выявили мотивов, я зашёл в тупик. — Сайно болезненно потёр лоб. Тяжело вздохнул. — Я ничего не добился во время допроса. Ни пытки, ни смена тактик, ни угрозы, ни подкуп… Мне не на что давить. Хорошо их в Инадзуме тренируют; моим бы матрам поучиться такому…

— Совсем-совсем ничего? — упавшим голосом спросил Кавех.

— Совсем. Даже не вскрикнул. Я проверил, не отрезан ли у него язык. Нет, может говорить, просто не собирается этого делать.

— Мы попали, — прошептал Кавех и длинно, витиевато выругался, отводя душу. — Сайно, твои следующие шаги?

— Выдать Хайтама Инадзуме и требовать международного суда с максимальной оглаской происходящего? — Сайно медленно пригладил растрепавшиеся волосы. Рука у него под конец дрогнула. — Всё, что пришло в голову. Хотя… Хотя подожди. У меня есть последняя идея. Если это не сработает, я буду уверен, что больше ничего не могу сделать.

— И чт… — На Кавеха вдруг налетел Тигнари, бесшумно приблизившийся сзади, и принялся молча его трясти со всей силы, как дерево цуйхуа с плодами. Лицо Тигнари страшно исказила ярость. У Хайтама упало сердце — он не хотел думать о том, о чём подумал, когда увидел друга в бессильной злобе. — Что такое?!

— Какого шайтана ты полез вперёд, дурень? Видел же и меня, и Сайно рядом; так зачем встрял?! — Тигнари свирепо рычал, полностью прижав уши к голове. Он так и не повысил голоса, отчего у аль-Хайтама по спине прокатилась дрожь. Никто и никогда не видел спокойного Тигнари в бешенстве.

— Если бы не я, их прикончили обоих! — тут же взорвался Кавех. Сайно зашипел на него, чтобы тот не кричал на всю улицу. Тигнари, тяжело дыша, вцепился в воротник Кавеха, не обращая внимания на то, что сам он ниже ростом. Сайно принялся отдирать пальцы Тигнари, пока Кавех, игнорируя шипение, распалялся: — Не говори мне, что я виноват в том, что произошло! Вы с Сайно ничего не успели бы, раздери вас Бездна, а я сделал то, что нужно!

— Если бы ты не кинул свой ящик с болтами, Хайтам бы не насадил её на меч, как мясо на шампур!

— Тигнари! Кавех! Заткнулись оба! — рявкнул Сайно тоном, от которого все матры в округе вытягивались обычно по струнке. — Хайтам…

Он стоял, заткнув уши ладонями. Мелкая дрожь наползала из нутра, и с каждой секундой аль-Хайтаму становилось всё тяжелее её контролировать. Пререкания друзей врывались в пустое безвоздушное пространство в черепе — туда, где раньше булькал мозг, что-то там думал — и оседали в нём тяжёлой пылью. Вот же дрянь… Почему его так катастрофически парализует? Будто отупевшее от ужаса животное.

— Сита умерла? — спросил он и чуть не захлебнулся жалостью, прозвучавшей в голосе.

— Нет, Хайтам, нет. Всё в порядке, мы её спасли, — сказал Тигнари совсем другим тоном. Он резко разжал кулаки, выпуская рубашку Кавеха. — Нужно было сразу тебе сказать, а я накинулся на этого… тупоголового. Прости, что не подумал о тебе. Совсем вымотался.

— Сложная операция? — тихо спросил Сайно.

— Не настолько, как я изначально думал. Повезло, что Хайтам не попал во внутренние органы — если бы задел, ситуация была бы в разы хуже. Так что… Будем считать, что была проведена почти что плановая операция. Спасибо твоему лекарю и месье Лансу. Не думал, что он в Порт-Ормосе.

— Осложнения?

— Не должно. Она даже приходила в сознание в процессе. Мы сработали, как надо, организм крепкий, Глаз Бога благотворно влияет на восстановление… Поправится быстро, главное дать ей эту возможность. — Тигнари покосился на аль-Хайтама и верно истолковал немой вопрос в его глазах. — Его раньше не было, да? Видимо, я узнал об этом первый.

— Какой? — Хайтам улыбнулся уголками губ.

— Электро, — отразил его улыбку Тигнари. — Я знал, что та вспышка электро мне не показалась, но не думал, что Сита тогда только получила Глаз Бога.

— Что вообще тогда произошло? Я почти всё пропустил. — Аль-Хайтам почувствовал, как отпускает бессловесный ступор. Думалось всё ещё с ощутимыми усилиями, но теперь он был уверен, что разум больше ему не откажет. Как же страшно жить ожиданием — и как страшно обнаружить, что во время стресса тебе не служит твой лучший инструмент.

— Убийца начал покушение, и Сита его заметила. Она хотела оттолкнуть тебя с траектории оружия — тогда и была вспышка. Сама бы она не оказалась рядом так быстро: ей помог Глаз Бога, придал нужное ускорение. Ты развернулся с оружием в руке, не ожидая, что Сита будет так близко. К сожалению, она…

— …насадилась на мой меч, как мясо на шампур. Ну да. — Хайтам судорожно вздохнул. Отвратительная формулировка, ещё и снимавшая с него всякую вину.

— Прости, Хайтам. Я не должен был так говорить.

— Всё в порядке, ты отлично ухватил суть. Я слабо понимал, как это случилось. Теперь мне всё ясно. — Воцарилось молчание. Хайтам остро почувствовал, что исчерпал лимит душевных сил. — С меня… с меня хватит. Можно я послушаю остальные подробности позже?

— Конечно. Правда, не знаю, когда у тебя появится возможность. — Лицо Сайно говорило громче любых слов: у него уже имеется очередной план, к выполнению которого нужно приступить немедленно. — Итак. Раздаю приказы. Кавех, отправляйся в Сумеру, запрись в доме Хайтама и усиленно делай вид, что не знаешь, куда тот подевался. Ты вновь присматриваешь за домом; где великий мудрец — тебе неизвестно. Если мне нужно будет с тобой связаться, я пришлю матру к задним дверям ночью. Постарайся, чтобы тебя не заметили на пути в Сумеру. Наверняка кто-то видел, как ты с воплями покидал дом Хайтама днём, но с этим ничего уже не поделаешь. Придумай убедительную ложь на всякий случай.

— Эй! Я…

— Кавех, ещё секунда, и я пну тебя так, что ты долетишь до самого Сумеру. Без яков и без Мехрака, — прошипел Тигнари. Под суровым взглядом Сайно он зажмурился, скривившись, и шумно задышал, возвращая самообладание. Пробормотал недовольно: — Извини, Кавех.

— Мы ещё поговорим, и я докажу, что не виноват, — хмыкнул Кавех и послушно удалился, напоследок хлопнув Хайтама по плечу.

— Бездна, — тихо выругался Тигнари, когда Кавех принялся у крыльца седлать вьючного яка… почему-то без повозки. — Я знаю, что он не виноват. Сорвался на него от бессилия. Бездна…

— Извинишься нормально, когда снова увидитесь, — спокойно сказал Сайно. — Хайтам, тебе придётся залечь на дно. Тот, кто подослал убийцу, ждёт хороших вестей. Оставим его гадать, что же произошло: я никуда не выпущу убийцу, а ты — пропадёшь из поля зрения. За это время я постараюсь нащупать нить… Отправишься в Гандхарву. Тигнари, лесные дозорные смогут обеспечить ему прикрытие?

— Конечно. Поручу это моим доверенным.

— А Сита?..

— Всё зависит от нашего лекаря. Тигнари?

— Я не думаю, что её можно будет увезти вместе с тобой, Хайтам, прости. Её жизнь вне опасности, но Сита ещё очень слаба для перевозок. Ей нужно отлежаться на одном месте. Я бы увёз её в Сумеру, как только ей станет лучше. Покой и оборудованная больница, понимаешь? В Гандхарве обычно лечат вывихи, переломы и тропические лихорадки, а не сквозные ранения. — Хайтам понятливо кивнул. Это было рационально и правильно, но внутри всё равно всё сжималось от мысли, что ей придётся провести какое-то время в этой лачуге; сверху — проваливающийся потолок, в подвале — связанный убийца. И его, аль-Хайтама, нет рядом.

— Поезжай сейчас, я отправлю вместе с тобой матру. Нужно как можно скорее скрыться в лесу и сделать это без свидетелей. Могу дать тебе несколько минут посмотреть на убийцу, хочешь?

— Мне это неинтересно, — хмыкнул аль-Хайтам, будучи действительно равнодушным к тому, кто пытался его убить. Это даже не заказчик; какой смысл? — Лучше я увижу Ситу.

Пока Сайно вводил Тигнари в курс дела, Хайтам вернулся в душную хибару, протиснулся между настороженными матрами. Два лекаря, которые помогали спасать Ситу, тихо переговаривались около занавески, отделявшей операционную от второй комнаты. Аль-Хайтам кивнул им со значением и бесшумно скользнул за ткань, пока его не остановили.

Сита спала, и сон её был спокойным, будто не произошло ничего страшного. Хайтам, замерев около импровизированной койки — она спала на обеденном столе, укрытая чьим-то плащом, — долго вслушивался в её тихое дыхание. Он не мог разглядеть её лицо, потому что не взял с собой фонаря, но это было не так важно; он слышал, что она жива. В темноте поблескивал электро Глаз Бога; Сита сжимала его в ладони, прижав ту к груди. Наверное, Тигнари вложил ей в руку, чтобы его сила помогала в заживлении ран…

— Всё-таки электро, — прошептал он с улыбкой — и сам не понял, почему увлажнились глаза. Хайтам усилием воли не позволил им увлажниться больше положенной физиологической нормы.

Пожалуй, плакать от облегчения — это прерогатива какого-нибудь Кавеха.