Этот неугомонный лисёнок вновь куда-то спрятался — днём с огнём не сыщешь, если она не захочет сама. Гудзи Сайгу устало вздыхает; сколько можно ей, верховной жрице Храма Наруками, уважаемой кицунэ клана Хакусин, приближённой к божественным сёстрам, носиться за шкодливой девчонкой?

А через секунду вспоминает, как у проказницы, дитя её могучего клана, сияют глаза и расцветает на губах хитрющая улыбка — копия её собственной.

Ну как можно её не любить — и как не простить ей прегрешения? В конце концов, они очень похожи: когда-то, когда белоснежный мех был ещё невесомым пухом, Сайгу тоже терпеть не могла учёбу.

— Ага, нашла! — хохочет она громко. Свернувшийся клубком лисёнок цвета сакуры тут же вскакивает на четыре лапы, испуганно тявкает. Сайгу моментально подхватывает его на руки с победным возгласом. Лисёнок вонзает острые, как иголки, зубки в ребро ладони.

Пора бы запомнить, что у неё выросли все молочные…

— Мико! — Сайгу прибавляет голосу показной строгости; знает, что скоро это перестанет действовать, когда девочка подрастёт ещё немного. Пристыженно опущенные уши, виноватое тыканье кончиком мокрого носа в кровавые точки на руке — чистосердечное раскаяние на лицо. Сайгу верит уже с трудом; день ото дня над детской невинностью берёт верх их лисья натура.

Видя по лицу наставницы, что ругать прямо сейчас её не будут, маленькая Мико оборачивается человеком. Стреляет в неё осторожным взглядом, опустив голову — точно не будут? Сайгу гладит её по голове нежной рукой — точно.

— Ну, и чем тебе не угодили омамори?*

— Я не могу запомнить молитвы, — бубнит девочка.

— Не можешь запомнить — придумай. Но только чтобы это было от всей души, — Сайгу звонко смеётся; пока это она изумляет Мико, а не наоборот. — Только я этого тебе не говорила! Если спросят другие жрицы, ты должна знать настоящие молитвы.

— А ты уверена, что они сами помнят? Это ведь невозможно!

Сайгу молчит; не говорить же, что она сама частенько так делает? Её подопечные иногда бывают намного более ответственными…

— Учись искать подходы к проблемам, а не убегать от них, — говорит она назидательно, а сама с трудом сдерживает улыбку. Мико не может скрыть заворожённый взгляд. Ах, мгновение детства! Неуловимое и такое скоротечное!

— Если я хочу жареный тофу, значит, мне надо сделать для него омамори? Чтобы жрицы всегда его делали?

— Выучи молитвы, и вечером мы такой сделаем. Две штуки — мне и тебе.

— А тофу сделаем?

— Мико, имей совесть!

Мико и правда схватывает на лету — правда, только то, что ей нужно. Все они, кицунэ, немного корыстны.