Небо серело ошметками облаков. Гвинет смотрела наверх, прикидывая, знак ли это приближающегося дождя или же обыкновенное дело для суровых и холодных Островов, которые обдували все ветра мира. Она не мешалась под ногами у моряков, поскольку ничего не понимала в просмоленных канатах и белых парусах, не хотела отвлекать. Их выкрики мешались с воплями чаек. Оставаясь в стороне, Гвинет с любопытством рассматривала порт, низкие деревянные строения с — она и отсюда видела — расхлябанными досками и прохудившимися крышами. Они пристали не в главном порту Исэйла, а к одному из мелких, чтобы не привлекать ненужное внимание. На берегу, у деревянных помостов, уже вертелись люди. Корабль, изрядно потрепанный штормом, казалось, с тревогой вздыхал.

Когда первые капли застучали по палубе, Гвинет поежилась. Море было к ним недружелюбно, мучило их бурями и высокими волнами, когда казалось, что корабль просто захлебнется. Моряки суеверно молились Ньерду и его детям, жадным морским богам. Корабль мотало из стороны в сторону, и Гвинет стискивала зубы, борясь с тошнотой. И даже на суше вода не отстала от нее, как будто хотела загасить ее пламя. Гвинет сжала в руке железный амулет, кольцо, перевитое огнем, и почувствовала знакомое тепло — впрочем, не такое ощутимое, как дома. Она была на чужой земле, здесь правили свои законы… и свои боги. Возможно, Ньерд смеялся над ней, глядя рыбьими глазами из черной воды.

Рыцари занимались вещами принцессы. Гвинет взяла не слишком много пожитков, только сменную одежду, несколько приличных платьев, чтобы не опозориться при дворе ярла, теплые обмотки под сапоги — у нее всегда жутко мерзли ноги. Она облокачивалась на ограждение борта, натянув на голову капюшон добротной кожаной куртки. В штанах, высоких сапогах и с мечом на поясе она наверняка походила на мальчишку, который отлынивает от работы, пока остальные мельтешат кругом, подводя корабль.

— Ты в порядке? — раздался тихий голос. Сир Гавейн коснулся ее плеча; хотя по традициям это не позволялось, Гвинет запросто разрешала рыцарям себя трогать. Более того — несколько раз Гавейн трепал ее в поединке.

Гвинет фыркнула, поглядев на обеспокоенное лицо рыцаря. Он сам волновался, не зная, как их примет суровая страна вардаари. Об Островах слагали легенды, одна страшнее другой, и эйрийцы рассказывали о том, что вардаари едят сырое мясо и запивают медом. Насколько Гвинет пока видела, поселения их ничуть не отличались от северных деревенек, лепившихся к берегу Эйриу.

— Все хорошо, не волнуйся, — улыбнулась она Гавейну. — Погодка, а? Так и льет… Кажется, местные боги не слишком-то рады нам.

Гавейн прищурился, посмотрев наверх.

— Ну, они все еще не поразили нас молниями, — заключил он, ничуть не шутя. Вода стекала по молодому безусому лицу. Он тоже впервые оказался далеко от дома — один, без защиты королевы; но Гавейн из упрямства и рыцарского достоинства делал вид, что вовсе не волнуется, а Гвинет не стала с ним спорить. Пусть себе храбрится. — Как думаешь, нам стоит принести жертвы вместе с вардаари?

Многие моряки были местные, нанятые эйрийским купцом в таких бедных деревнях. Они вытащили из трюма упиравшуюся блеющую овцу. Она мотала головой, копыта разъезжались на мокрой палубе. Гвинет знала, что ей перережут горло, когда бормотание молитвы завершится — они уже делали так, чтобы вымолить выход из шторма. Гвинет покачала головой. Не хотела она предавать пламя, что стойко билось в ней, как одинокий огонек свечи. Вопль овцы прервался, кровь омыла подставленную миску.

— Пойдем-ка лучше пожертвуем наши деньги местным тавернщикам. Я бы не отказалась посидеть у камина, — бросила Гвинет, отвернувшись.

Она первой спустилась по перекинутой доске, легко сбежала вниз, порадовавшись, наконец, что опора под ногами перестала качаться. Земля, суша. Хотя и мокрая от луж, вся в грязи. Гвинет дожидалась, пока вещи вынесут вниз, пошатываясь по привычке. Выглянул купец, который и предоставил им корабль. Мелкая сошка из семьи Нейдрвенов, самой богатой и процветающей благодаря торговле с вардаари, что снизили пошлины по договору королевы с ярлом. Этот бледный мужчина с белесыми волосами, казалось, ничуть не заинтересован был берегом, на котором очутился. Возможно, за обороты, что он торговал с Островами, эти места успели ему приесться. Только кинул задумчивый взгляд на Гвинет… Они состояли в дальнем родстве, но не были знакомы до ее внезапного отплытия.

— Мы подождем здесь, ваше высочество, — с уверенностью, которой не ожидаешь от такого хрупкого мужчины, сказал купец. Он выпрямился, чтобы походить на рыцаря. — Если вы скоро обернетесь, то сможете вернуться на «Уроборосе». Если же нет… я подал вашему другу записку, в ней имена вардаари, которые давно ведут с нами дела. Можете на них рассчитывать.

— Я уж не пропаду, не беспокойтесь, — улыбнулась Гвинет, пожав ему руку. Хватка у него была совсем не крепкая, но, может, оно и не нужно, когда твое дело — считать и торговаться.

Дожидаясь своих друзей, Гвинет оглядывалась. Люди здесь были высокие, светловолосые. Гвинет, тонкая, с копной непослушных темных волос и веснушками, рассыпавшими по лицу, сжалась в окружении таких великанов. Любой из них мог бы сломать ее пополам, и Гвинет захотелось положить руку на меч, только чтобы почувствовать себя сильнее. Может, в конце концов, они с Гавейном не так уж отличались.

Порт был полон жизни. Рыбаки на утлых лодочках вытаскивали сети, полные рыбы. Мимо прокатили тяжелую бочку, носили коробы, ящики, вязанки дерева, мотки бечевы, толстой, как змеи. Грубый выговор вардаари слышался со всех сторон. Их языки были похожи, но Гвинет пока что лучше всего разбирала только брань, остальные слова мешались в кашу. Услышать гомон порта совсем не то же, что учить слова по книгам… Растерянная, Гвинет оглядывалась по сторонам. Рыцари сгрудились вокруг нее, готовые защищать от любой опасности, но на самом деле все эти люди не замечали их, занятые работой. Помотав головой, разбрызгав воду, Гвинет пошла вперед наугад.

Сквозь стену усиливающегося дождя Гвинет рассмотрела приземистый дом, забежала под навес. Было холодно — дыхание вырывалось клубами белого пара. Гавейн кутался в плащ, звякала кольчуга. Братья Инир и Вирр тоже казались помятыми: рыцари не слишком хорошо переносили морской путь. Еще хуже, чем Гвинет.

— Нам надо найти… таверну, там нас кое-кто ждет, — начала она замерзшими губами.

— Ваше высочество, — раздался сбоку негромкий голос. От неожиданности Гвинет вздрогнула. — Похоже, вы ищете проводника.

Молния высветила его лицо. Рядом с ней стоял мужчина, высокий, сухой, с неприметным лицом и русыми волосами, убранными в хвост. Ясный взгляд синих глаз как будто снова омыл Гвинет водой. То, что он назвал ее по титулу, не оставляло сомнений: это тот самый человек, посланный ярлом навстречу, но Гвинет все же с подозрением рассматривала его. Ни широкой груди, ни размаха плеч; по сравнению с соотечественниками он казался невзрачным. Но меч носил.

— Благодарю за ваши заботы, — кивнула Гвинет, поняв, что совсем невежливо пялится на загадочного провожатого. — Мое имя Гвинет Пендрагон, это сир Гавейн Ллеоурга и сиры Инир и Вирр из рода Каймбелах. Вы хотите отправляться в путь?..

Окинув их до странности насмешливым взглядом, провожатый хмыкнул:

— Не в такой ливень — идемте, сначала обсохнем. Или принцесса изволит искупаться?

— Идемте, — насупившись, проворчала Гвинет. Мокрая грязь хлюпала под ногами, пачкала любимые сапоги с серебряными пряжками. — Как ваше имя? — окликнула она, едва поспевая за проводником. Пола его черного плаща взметалась, как птичье крыло, мокрое и блестящее. — Урод, — прошипела она, искренне надеясь, что за шумом дождя ее слова не различить.

Он подошел к дому, который был ничуть не лучше остальных, и Гвинет увидела горящие внутри огни. Таверна — интересно, как такие места назывались у вардаари? Есть ли особое слово в их языке? Толкнув скрипнувшую дверь, проводник окунулся в душное помещение. Уже отсюда Гвинет чуяла густой запах немытых тел, рыбьих потрохов и дешевого пива. Это все же лучше, чем мокнуть на улице. Да и она сама хотела погреться, только представляла что-то вроде столичных таверн, где пьют благородные рыцари, а не моряки… Сглотнув, Гвинет пошла следом, стараясь смотреть себе под ноги. Не только потому, что не хотела вступить во что-то, но и потому что у входа, раскинув руки, лежал какой-то пьяный старик.

Когда они нашли проводника, тот уже вытеснил из-за стола нескольких парней. Странно, но моряки послушались этого загадочного человека в плаще, даже не стали спорить. Взгляды у них были странные… не испуганные, это точно. Им просто хотелось оказаться как можно дальше. Сев на липкую от когда-то пролитого пива лавку, Гвинет кивнула рыцарям.

Их проводник ничего не заказывал, но ему поднесли пива и сушеной рыбы. Занятно — значит, он был тут частым гостем. Пока Гвинет пронзала взглядом мужчину, Инир и Вирр решились тоже потребовать пива. Гавейн поглядывал на них с легким разочарованием, сам пить не стал, остался сидеть, положив руку на меч, прямой, как палка. Гвинет попросила рыбную похлебку.

— Меня зовут Хаген, — наконец, представился проводник. — Ярлу Ингфриду я брат. Младший, если изволите спросить. Я знаю эти места, а потому меня любезно попросили доставить вас в целости ко двору, чтобы вы не заблудились где-нибудь в лесу. В Уппсале уже собираются женихи… — Хаген многозначительно ухмыльнулся, отвлекся на пиво. Смочив губы, он продолжал смотреть на Гвинет с каким-то любопытством.

— Не встречала вас при дворе ярла, — проговорила она, стараясь напрячь память.

На Островах Гвинет уже бывала. Многое изменилось. Она тоже повзрослела. Да и гостили они в столице, в Уппсале, а не в таком захудалом месте. Время, что они проводили у ярла, отпечаталось в ее памяти яркими всполохами, улыбчивыми лицами. Беззаботное детство. Пока взрослые разговоры велись за закрытыми дверями, они играли с Хильде… Учитывая неприметность Хагена, он мог затеряться среди дружины ярла. А Гвинет по малолетству не обращала на него внимания.

— Значит, принц Гаррет прислал женихаться сестру вместо себя… Неужто надеется, что вас спутают? — протянул Хаген. Гавейн мрачно зыркнул на него. — Остальные явились, вы запоздали, принцесса. Сыновья конунгов, несколько — с Континента. Один парень, из франков, раздражает больше всего. Все курлычет что-то на своем…

— Вы ведь воевали с франками? Осаждали Париж десяток оборотов назад? — вспомнила Гвинет. Вцепилась в возможность не говорить о брате, перевести разговор. Наверняка Хаген нарочно это сделал, следя за ней; не так уж он был прост, этот брат ярла…

— Да, но его семье принадлежит лишь малый клочок земли, а они там вовсю грызутся за власть. Поддержка вардаари ему не повредит, — кивнул Хаген. — Я не знаю, кого собирается выбрать моя племянница, однако Ингфриду он не нравится. Он редко принимает чужаков.

— О, мы вовсе не чужие, — улыбнулась Гвинет, с охотой откликнувшись. — Наши семьи связывают долгая дружба и выгодные торговые пошлины, которые пошли на благо всем нам.

Не такие речи Гвинет собиралась вести в грязной портовой таверне, за похлебкой. Варево оказалось неплохое. Гавейн навострил уши, хотя поперек не влезал, зная свою роль, и только братья Каймбелах не обращали внимания на беседу. Пенное пиво в больших деревянных кружках занимало их куда сильнее… Гвинет только заметила, что Вирр уселся так, чтобы загородить собою дорогу Хагену, если тот вздумает выхватить нож и кинуться.

— Расскажите, как так получилось, что вы оказались здесь, принцесса?

Он выбрал наступать иначе.

— Мой дорогой брат занят государственными делами, матушка поручила ему разобраться с налогами… — вымолвила Гвинет. Она не собиралась оправдываться; впрочем, появление ее вместо Гаррета и правда могли счесть странным. — В конце концов, это всего лишь сватовство. Я с удовольствием поведаю дочери ярла о красоте, смелости и щедрости брата. На свадьбе и в первую ночь он будет самолично, я прослежу, — ухмыльнулась она.

— Что ж, это внушает доверие. Но я бы слишком не надеялся, — предупредил Хаген. — Обычно выбирают тех, кто сам явился ко двору и показал свои… достоинства.

— О, я бываю весьма убедительна!

Возможно, Хаген и вытянул бы из нее еще что, такой цепкий и упрямый, как рыболовный крючок, но Гвинет услышала шум откуда-то сбоку и повернулась. Там пьяница наседал на девушку. Сначала Гвинет показалось, что она обычная подавальщица, какие мелькали тут и там, но, приглядевшись в тусклом свете, заметила ее наряд. Юбка с разрезом, нарочно узкое платье, чтобы груди выпирали в вырез. Выглядела девушка несчастной; она как раз повернулась к ним, пытаясь отодвинуться от пьяни, на ее щеке темнело пятно — явно синяк, который она пыталась закрасить дешевыми белилами. Наседавший на нее мужик вовсе не замечал, как она пытается отпихнуть его руку.

— У вас продажных женщин не бывает? — из любопытства спросил Хаген, проследив за ее взглядом. Знал, что в стране, где правят королевы, женщин уважают и оберегают, а не тискают грубо, на потеху толпе.

— Бывают, но… Если женщина зарабатывает своими телом и любовью, к ней нужно относиться с почтением, — пробормотала Гвинет. — В лебединых домах такого мудака выгнали бы. Это неправильно!

Даже в самых бедных борделях уважали всеобщих любовниц, как же иначе?.. Но эта девушка казалась попросту забитой и замученной пьяными моряками, соскучившимися по мягкой женской плоти. Гвинет поежилась — потому-то она и отправилась на корабле Нейдрвенов, находящихся в родстве с королевской семьей. Случись с ней что, головы полетят у всех, а потому она чувствовала себя под защитой… Кажется, это ощущение было отнюдь не знакомо бледной девушке, смятой пьяным отребьем.

Судя по выражению ехидного лица, Хаген намеревался сказать что-то, что Гвинет не понравится. Может, по его мнению, бить продажных женщин разрешалось. Может, так на Островах было принято. Но Гвинет уже резво соскочила с лавки — прежде, чем разумный Гавейн успел ей что-то сказать. Она ринулась прямиком туда, в гущу тел, среди которых всхлипывала девушка.

Занесенную для удара руку пьяницы Гвинет перехватила. Это было несложно: он так набрался, что не заметил бы, прижми кто-то нож к его горлу. От него пахло кислятиной пота и чем-то забродившим. Очень медленно он повернулся к Гвинет, шумно дыша, как загнанный зверь. Окинув ее взглядом, моряк хмыкнул; в его осоловелых, мутных глазах мелькнуло узнавание:

— Ты!.. Сучка из Эйриу, с корабля Б-белого Змея! — выпалил он. Капли слюны попали Гвинет на щеку, она поморщилась. — У вас, говорят, там собакам поклоняются, а?..

Гомон в таверне нарастал. Гвинет, почувствовав взгляды, липшие к спине, расправила плечи, чуть наклонила голову, усмехнувшись нахально:

— А тебе-то что за дело? Всех местных собак ты уже переебал, решил новых поискать?

Тяжелый удар должен был свалить ее с ног, но Гвинет поднырнула под летящую руку, ухватила за широкую, как весло, ладонь. Дернула. Может, она и была мелкой, но у мужика хватало своей силы. Нужно было только ее перенаправить. Он захрипел, когда она заломила ему руку за спину, ткнув его лицом в стол. Угодил прямо носом в тарелку с похлебкой, забулькал. Гвинет не хотелось злорадствовать, она быстро выпустила его, схватила за руку пискнувшую девушку. Та хлопала глазами, ничего не соображая, когда Гвинет тащила ее прочь, мимо сердитых рож.

Может, на нее и накинулись бы все… Но трое рыцарей, чьи мечи и кольчуги тускло сияли в рассеянном свете таверны, убедили моряков не вмешиваться. А может… Хаген тихо шагал за спиной Гавейна, будто ничего странного не случилось. Тут наверняка вспыхивали грязные драки чаще, чем Гвинет могла вообразить. Но все же спокойствие проводника показалось ей нехорошим, колющим неприятным предчувствием. Так безмятежен может быть только тот, кто способен всех убить за несколько ударов сердца.

Снаружи прекратился дождь, и даже солнце выглянуло на закате, окрасив море в алое. Гавейн отдал плащ девушке, чтобы прикрылась, и та с опаской взяла его, глядя на рыцарей так, будто те могли ее растерзать. Только присутствие Гвинет, казалось, воодушевило ее: девушка жалась к ней.

— Как твое имя? — на ломаном вадаарском спросила Гвинет. — Где ты живешь?

— Меня зовут Гисла. Я вас понимаю, госпожа, — тихо сказала она на эйрийском. Глаза у нее были тусклые, как два морских камешка на берегу. — Мне приходилось… ложиться с купцами из вашей страны. Они часто заходят в порт. Но я… — ее затравленный взгляд заметался. — Я живу здесь, госпожа. Я принадлежу Хеммингу.

— Хозяин сего заведения, — подсказал Хаген, — она его трел. Рабыня, то есть. Он имеет право приказать ей что угодно, и она исполнит.

— Я знаю, что такое рабство, — отмахнулась от его ядовитой любезности Гвинет. Случившееся разогрело ее кровь. Если и совершать благие дела, то вот так, верно? — Эй, Гисла? Хочешь пойти со мной? У меня есть деньги тебя выкупить.

— Но он… он не захочет меня отпустить… — Лицо Гислы пошло пятнами, что выглядело еще более жалко под толстым слоем белил.

— Не волнуйся о деньгах! — воскликнула Гвинет. Она вытянула кошель из кармана, взвесила в руке. — Хаген, займись, прошу тебя! Эй, послушай, — Гвинет коснулась вздрагивающего плеча. — Мне нужна служанка. По нашим законам, рыцари не могут видеть меня неодетой. Не волнуйся, одеться я и сама умею, и сапоги почистить, если надо, но какая-нибудь помощь мне может пригодиться. А раз уж ты понимаешь по-эйрийски, то еще лучше!

— Куда же делись ваши служанки, принцесса? — откликнулся Хаген. — Неужто их смыло в море?

Гвинет кинула на него яростный взгляд. Не став спорить, он развернулся и пошел обратно, в таверну. Наверняка сможет договориться. Гвинет, дожидаясь его, в бешенстве расхаживала по двору, почти не смотря на перепуганную Гислу, чтобы ее не смутить. Рыцари переглядывались, но они приучены были не рассуждать, а следовать за принцессой. Один только Гавейн, знавший ее с детства, когда они вместе росли, наблюдал за ней со скрытым беспокойством. Он мог защитить ее от наставленного на Гвинет клинка, но убережет ли он ее от глупостей?..

Как и ожидала Гвинет, Хемминг согласился. Серебро есть серебро, неважно, какой чеканки. Изрядно похудевший кошель Хаген вернул, хотя у них были еще деньги, зашитые в седельные сумки, и сбережения рыцарей. Несмотря на темень, Хаген согласился отправиться в путь — должно быть, ему сказали как можно скорее доставить гостей ко двору. Их задержал шторм, и теперь надо было торопиться.

Гвинет легко взобралась в седло, усадила перед собой Гислу. Пока они покупали лошадей и обсуждали с Хагеном путь, девушка успела умыть лицо в стоявшей подле бочке с дождевой водой. Ее сложно было назвать красивой; скорее — приятной. Она отказалась садиться в седло с мужчинами, тогда Гвинет забрала ее к себе.

Тратиться на лошадей не хотелось зазря, а потому братья тоже предложили ехать вместе. Инир и Вирр не жаловались. Укачавшись в седле, Гисла заснула, ткнувшись Гвинет в плечо, и ехать приходилось осторожнее, чтобы она не свалилась.

— На деньги, которые Хемминг выручил, он сможет купить двух девок, а то и трех, если возьмет одну кривозубую, — сказал Хаген, поравнявшись с Гвинет.

— Я знаю.

— Ты ничего не изменила, принцесса.

— Я знаю, — повторила Гвинет, вздохнув.

***

Хаген умело разбирал дорогу в темноте, как лесной зверь, разве что глаза у него не сияли. Они ехали быстро, лошади были свежие, а Гвинет не хотелось отдыхать: она выспалась на корабле, убаюканная постоянной качкой. Бешеный азарт вспыхивал внутри огнем; она была все ближе к цели, и каждый удар копыт по холодной земле казался Гвинет песней. Уверенной, красивой, вольной. Рыцари тоже держались уверенно, и только Гисла посапывала, утомленная дорогой.

Грохот в небе настораживал Хагена, заставлял неуютно вертеть головой. Гвинет поначалу надеялась, что гроза успокоилась — или что их хотя бы обойдет стороной, но та все набирала силу, вспухала, как огромный, грязный шерстяной ком. Молнии прорезали его, катившийся по небу. Выругавшись сквозь зубы, Хаген остановился на перепутье. Ночь молчала, готовая вот-вот разломиться ливнем. Даже птицы в лесу замолкли, притихли.

— Если ехать прямо, успеем скорее, — сказал Гавейн. Он развернул свиток карты, держал его крепко, а ветер пытался выдрать из рук. — К чему делать крюк?

Братья поддержали его согласным ропотом.

— Мы не поедем через болота, — твердо сказал Хаген.

Гвинет затаилась. Слушала и Гисла — Гвинет умела понять, когда человек не спит, по напряжению его тела, по глубине дыхания. Ехать ночью, пусть и яркой, лунной, через болото — все же риск, кони могут завязнуть, можно сбиться с пути. Но в голосе Хагена было что-то еще, не только здравое опасение. Болота пугали его, седая стылая хмарь. Гвинет отсюда чуяла запах застоявшейся воды и перегноя. Запах старой крови, что лилась там когда-то… ради чего? Болота были тихи, словно тоже приглядывались к путникам.

— Хаген прав, не станем рисковать, — негромко сказала Гвинет. Проводник, приготовившийся к спору, удивленно посмотрел на нее, мелко кивнул. — Если делать крюк, то на востоке есть деревенька, там и заночуем. Как люди, примут нас?

— Как тут не принять. Здесь много путников бывает, торговцев всяких, и они тоже ездят в порт покупать и продавать. Сегодня помог ты, завтра — тебе.

Гавейн нахмурился, но спорить не стал. Ему хотелось совершать подвиги, сделать что-то значительное, но этот подвиг явно не заключался в том, чтобы промчаться через болото на полном скаку, рискуя окунуться по уши и не выбраться. Гвинет покачала головой: нет уж, она хочет прибыть ко двору ярла живой. И поскорее, пока кто-то не сговорил Хильде с одним из местных олухов.

Избрав путь, она вырвалась вперед, различая хоженую тропу среди гнущихся к земле деревьев. Ветер все нарастал, взвывал громче, словно за ними неслась стая волков, мечтая вгрызться в свежее мясо. Тучами заволокло небо, заложило все, насколько глаз хватало. Только не мягкость была в этом небе, а что-то суровое, мрачное, и в недрах облаков вспыхивали ветвистые молнии. От рокота грома захотелось спрятаться — ворчание неведомого великана. Первые капли хлестнули по лицу пощечиной; Гвинет задохнулась, постаралась ниже капюшон натянуть, к самому носу. Прижавшаяся к ней Гисла молилась тихим, срывающимся голосом одному из свирепых островных богов. Когда молния вдарила совсем близко, за деревьями, конь под Гвинет взвился, чуть не свалив их…

— Ничего не вижу! — прокричал Гавейн сквозь бурю, надрывая голос. — Куда мы едем?!

Настоящий страх проснулся в нем, когда он увидел разбушевавшуюся грозу. Противника рыцарь может победить, но не стихию. Не богов. Гвинет стиснула зубы, пытаясь обернуться, свериться с картой — только как ее достать, когда ветер чуть поводья у нее из рук не выдирал… Конь волновался, плясал. Гисла пискнула, когда гром ревом отозвался молниям. Холодная вода заливала за шиворот, будто мертвецы запустили туда пальцы.

— Направо нам! — выкрикнул Инир.

— Нет, налево! — огрызнулся Вирр.

Гвинет не хотела спорить с братьями, все равно в такой бушующей буре ничего не разобрать. Но и на месте стоять ей не хотелось, нехорошее чувство щекотало в груди, как будто молния вот-вот должна была настичь Гвинет, вдарить в самое сердце. Обманщица, явившаяся на чужую землю, во владения чужих богов, что гневаются и рвут небо на части. В завываниях ветра Гвинет услышала отзвуки смеха или плача…

Хаген вдруг взмахнул руками. Совсем обезумел?.. Нет, его руки вспыхнули, выпростанные из-под черного плаща, и Гвинет увидела, что их от кончиков пальцев до локтей покрывают руны, бесконечные буквы, что складывались в какие-то заклинания, крутились спиралями, завораживали. Разинув рот, Гвинет смотрела, как руны вспыхивают светом изнутри, разгоняя мрак грозовой ночи. Хаген проговорил какие-то заклинания, в ушах заколотился звук, какое-то звяканье, металл по металлу, голоса рун… Гроза вдруг стихла, отступила, как пес с прищемленным хвостом. Хаген замолчал, медленно опустил руки, словно держал какую-то тяжесть. Гвинет не видела его лица, скрытого капюшоном, но он глядел куда-то перед собой, на прояснившуюся дорогу, поросшую высокой травой. Накрапывал мелкий дождик.

— Едем, деревня за тем большим деревом, — указал Хаген, голос его был сиплый, отрывистые слова срывались карканьем.

Не сказав ни слова, они двинулись за ним и вскоре увидели приземистые дома, жмущиеся друг к другу. Гвинет выдохнула, воздух был мокрый и какой-то землистый. Она смотрела в спину Хагену, который вырвался вперед, еще дальше. Странная дрожь пробежала по телу — это Хаген погасил заклинания, которые превращали его руки в пылающие в темноте звезды.

Когда они оказались на протоптанной тропинке, когда Хаген стучался в деревянную дверь какой-то лачуги, ни Гвинет, ни рыцари, ни перепуганная Гисла не вымолвили ни слова. Разве можно было поверить в то, что они пережили?..

***

— Ты молишься дереву?

Гисла вздрогнула и обернулась. Прислонившись к стене дома, Гвинет наблюдала за девушкой, которая и впрямь склонилась перед большим ветвистым деревом на кромке леса. Дом, где их приняли, стоял у самой околицы. Жила тут бабка, такая древняя, что ей было, казалось, лет сто. Гвинет не удивилась бы, если она застала старых богов, до тех, кому сейчас Гисла отбивала поклоны и рассыпала благодарности.

Хмурая хозяйка не сказала Гвинет ни слова, хотя она пыталась освоиться и поговорить с ней на вардаарском. Вероятно, Хаген не сообщал старухе, что в доме гостит сама заморская принцесса. Оно и к лучшему: Гвинет не хотела, чтобы о ней стало известно всему острову, чтобы о ней знали все крестьяне — ландбоары, как их здесь называли. Оставаться наедине с Хагеном Гвинет тоже не пожелала, а рыцари стали совсем хмуры, как будто сомневались, стоило ли им сюда приплывать. Они большое значение придавали символам и знакам, и начало их пути было… недобрым, неудачным — уж точно. Потому-то Гвинет решила прогуляться, подумать в одиночестве и увидела Гислу, что шептала перед деревом.

— Мы верим, что первые люди были сделаны из дерева. Из ясеня и ивы вырезаны мужчина и женщина, а боги дали им дыхание, голос и облик, — сказала Гисла, потупившись. Она не любила смотреть в глаза. — Мы все — побеги мирового древа. Мой народ называет его Иггдрасиль.

Гвинет посмотрела на древо, что безмятежно шелестело ветвями. Что-то в этом было: все ветки, соединенные природой, каждый малый листок… Приятно, должно быть, чувствовать себя частью чего-то великого, целого. Гисла сама дрожала, как листва, но не от холода. Стылый туман ложился на лес и устилал до горизонта, солнечные лучи едва покрывали его золотом. Ночью Гисла жалась к Гвинет, они ютились на соломенной лежанке, и она не прекращала молиться.

— Вы поклоняетесь огню? — спросила Гисла, вдруг отважно вскинув голову.

Кивнув, Гвинет подняла руку, и на пальцах ее блеснули огоньки. Возможно, не стоило тратить искры божественного благословения на такую мелочь, но искренний восторг в округлившихся глазах Гислы того стоил. Бедная девчонка не видела чудес… Гвинет погасила огонь, прикрыв глаза. Представила воду, плеснувшую в костер.

— Во мне кровь нашего бога, Гвинна. Мой род благословлен пламенем, — сказала она. — Я слышу его голос.

— И что он говорит тебе?

— Ну, дедуля ворчит в основном. Что я ввязалась в опасное дело, — фыркнула Гвинет. — И что я еще сумасброднее, чем мои родители, а это о многом говорит.

— Наши боги не отвечают, — призналась Гисла. — Но они послали мне тебя…

От надежды, вспыхнувшей в ее глазах, ярче, чем в святилищах Гвинна горело вечное пламя, стало даже неловко. Не хотелось признаваться, что знакомый с детства голос почти угас, когда Гвинет оказалась на этих далеких, странных, чужих берегах. Она никакая не избранная. Не судьба их свела, а случайность. И нелюбовь Гвинет к пьяным мудакам.

— Может быть, однажды ответят. Боги своенравны. Идем, Хаген сказал, что скоро выезжать, — вздохнув, велела Гвинет. — Если бы не шторм, мы прибыли бы в город еще пару дней назад. Ты была в Уппсале? — спросила она, пока Гисла семенила рядом, едва поспевая за размашистыми шагами Гвинет.

— Нет, госпожа. Я родилась в деревне севернее порта, в Хлинне. Мой отец был лекарем.

Жаль. Гвинет надеялась, что заполучит собственного проводника, но им придется довериться Хагену. Что-то в нем настораживало ее: может, магия, а может, просто чутье. Иногда братец Гаррет говорил, что она чуткая, как кошка, и Гвинет польщенно улыбалась. Теперь же она готова была руку дать на отсечение, что Хагену нельзя доверять.

— Ты знаешь, почему люди сторонятся моего проводника? — спросила Гвинет, задержавшись на подходах к дому. — Они будто боятся его, хотя я видела воинов посуровее. Какие преступления он совершил?

Издалека она видела, как братья Каймбелах навьючивают лошадей. Сухая тень стелилась рядом — Хаген стоял за углом, наблюдал за рыцарями. Он часто бывал молчалив, но если говорил что-то, то неизменно яд слышался в его словах. Однако дело было не только в его дурном настроении. Гвинет умела чуять магию.

— Он… колдун, госпожа, — поджала губы Гисла.

— И все? — изумилась Гвинет, ждавшая продолжения. — Ты не стала шарахаться от меня, когда я зажгла огни, а это тоже чародейство.

Впрочем, у Гислы не было выбора. Она пошла бы за Гвинет, освободившей ее, даже если бы та ела на завтрак младенцев. Ведь какой у Гислы был выбор: вернуться в порт, броситься в ноги к хозяину и ублажать его, надеясь, что примет обратно?..

— Ваша сила дарована богом, госпожа. Она в вашей крови, вы сказали. Хаген же… он знает сейд, — понизив голос, прошептала Гисла. — Он читает руны. Запретное колдовство! Только женщина может знать сейд. Он… мерзость, — сплюнула она.

Гвинет хмыкнула. Руны, змеившиеся на его руках. Руны, которые, казалось, звенели в тишине. Хаген обуздал их, сила таилась в нем, как в древнем источнике, а теперь выходит, что он их украл?.. Завладел тайно, вызнал у какой-нибудь ведьмы? Гвинет медленно покачала головой: чужие законы — не ее дело. Спокойнее знать, что твой проводник всего лишь отступник, а не страшный убийца, подосланный к ней нарочно, чтобы незаметно избавиться. Кивнув, чтобы показать Гисле, что уважает ее опасения, Гвинет без всякого страха пошла к Хагену.

Он стоял, уставившись куда-то в сторону. Его и правда можно было назвать… не от мира сего, при свете дня его молчание и хитрый взгляд казались еще более настораживающими. Но ярл Ингфрид доверял брату, если послал его встречать гостей, он знал, что Хаген их убережет. Возможно, вчера он спас их от чего-то страшного на болотах. Правда, ярл рассчитывал на принца, не на принцессу, и это добавляло Хагену недовольства. А недоволен он, казалось, был и так всегда.

— Как спалось, ваше высочество? — спросил он, повернувшись к ней. — Не привыкли к таким постелям, наверное?

Гвинет пожала плечами. Она часто ходила на охоту, и им со свитой приходилось спать на земле, в шатрах. Да и к трудностям она была приучена. У нее руки чесались помочь братьям, что возились с поклажей, но она не хотела показаться Хагену еще страннее, чем она есть на самом деле. Многие придворные косились на нее. Дикарка, своенравная девица… Как будто она не слышала шепотки, что шуршали в белых галереях замка, словно насекомые со множеством мохнатых лапок.

— А ты не слишком любезен для брата ярла над ярлами, — огрызнулась Гвинет. — Ну, спала я неплохо. А что там было, на болотах? Почему мы там не проехали? И не ври мне про опасные топи. Гончие из моего рода хорошо чуют колдовство. Оно звенит там, как твои руны.

Она надеялась, что слово это собьет Хагена и заставит выдать себя — он явно скрывал свою чародейскую суть, натягивал рукава пониже, чтобы не было видно въевшиеся в его бледную кожу руны. Смущался их? Не хотел, чтобы люди глазели, как на диковинку? Но Хаген лишь покачал головой, словно дивился ее чутью:

— Там когда-то была битва. Две армии ушли под воду, потому что не думали, что болото окажется так глубоко. Оно коварно. Много хороших воинов погибло, да только это была не славная смерть — от утопления, по глупости. В чертоги Всеотца они не попали, а потому… кто его знает. Есть у нас поговорка. Остерегайся тихой воды.

«А ты пришла сюда со своим пламенем», — услышала Гвинет невысказанное в речах Хагена. А может, шепот ветра отзвался.

Гвинет кивнула, запомнила. Посмотрела на небо — вот уж откуда льется больше всего воды. Но сегодняшний день сверкал диском сияющего солнца, и оставалось только надеяться, что дальше дорога будет легкой.