Принцу Янь — шестнадцать. Гу Юнь всего лишь на год старше третьего сына нынешнего императора, но создавалось ощущение, что всё наоборот и Ли Янь старше.
Всё из-за того, как один из наследников держал себя на людях: в холодных глазах всегда было больше спокойствия, чем у кого-либо; его лёгкая полуулыбка заставляла терять землю из-под ног. И Гу Юнь это ненавидел всем своим молодым сердцем. Ему было непонятно, почему Ли Янь никогда не обижался на его дерзкие, а порой и ядовитые выпады.
Гу Юнь не думал о других и не хотел о них размышлять, он вёл себя так, чтобы как можно сильнее оттолкнуть всех от себя. И это работало со всеми, кроме наследного принца. «Почему?» — каждый раз спрашивал младший Аньдинхоу, когда после очередного грубого слова и попытки сбежать подальше ему продолжали улыбаться.
«Я знаю, что у тебя на сердце. Пусть ты и прячешься за маской холодного и грубого человека, но на самом деле ты растерян и просто пытаешься защититься, как маленький волчонок».
«Глупости какие, — огрызнулся Гу Юнь в тот момент сразу же, подавив в себе странное желание стукнуть наследника. — Ты не можешь знать, что у меня на сердце».
«Как скажешь». — А после принц Янь снова легко улыбнулся, отпустив чужое запястье. Юноша перед ним замер в открытой растерянности. Гу Юнь неосознанно приподнял руку, чтобы снова коснуться, но потом так же быстро опустил и отвернулся, зашагав прочь с гордо поднятой головой.
Гу Юню — семнадцать. Ли Янь всего лишь на год младше, но он одной тёмной ночью вытирал слёзы младшему Аньдинхоу, пока тот за него цеплялся, как волк в свою добычу: крепко и с силой. Всё-таки постоянные тренировки и едва ли не унаследованная от отца сила давали о себе знать. Но наследнику всё равно, что на его тонком запястье останутся маленькие синяки от цепких пальцев. Важнее то, что Гу Юню приснился кошмар и он проснулся с громкими криком, разбудив чутко спящего в соседней комнате принца.
Сначала Аньдинхоу отчаянно не хотел видеть наследника и всеми силами пытался вытворить за дверь незваного гостя, даже снова прибегал к грубой силе, как делал всегда, — как срабатывало с другими, — но потом не выдержал, когда увидел ту теплоту в светлых глазах. Разрыдался, трясясь от страха и отчаяния, и упал на колени, утянув за собой принца.
Всё вокруг остановилось, когда Ли Янь взял обеими руками чужое заплаканное лицо и стёр большими пальцами дорожки из слёз. Глаза Гу Юня блестели в темноте, он почти не дышал, хотя всё с такой же силой цеплялся за тонкие запястья, рискуя их сломать. «Нет...» — прошептал он, когда то неведомое ему тепло наконец начало разливаться по телу. Ему всегда где-то внутри хотелось, чтобы так же сделала его мать. Потерянному волчонку так не хватало обычного материнского тепла.
Хватка на запястьях ослабла, и Гу Юнь отвёл одну ладонь принца от собственного заплаканного лица и взял в свою. Его рука была больше, хотя пальцы — такие же тонкие. Рука у Ли Яня действительно изящная, не исчерченная грубыми мозолями и ранами после сложных тренировок. Аньдинхоу сложил его пальцы в кулак, как будто тот был искусно сделанной куклой, и положил поверх свои, а потом, через пару секунд, поднёс к губам. Впервые за всё время.
— Я всегда буду рядом с тобой, Шилю, — ответил на это третий сын императора и снова погладил большим пальцем левую щёку.
И великий маршал Аньдинхоу Гу Юнь подорвался на месте с хриплым вскриком и бешено стучащимся сердцем. Он в своём огромном, почти пустом поместье. На улице завывал ветер. Прошло одиннадцать лет со дня смерти принца Янь.
Им суждено увидеться только во снах.