— Кость.
— М?
— Заглуши двигатель.
Вечерний Петербург неприветливо смотрит на Яра свысока, хотя это он должен парить над землёй, над куполами Исаакиевского собора. Ему здесь очень неуютно, хочется постоянно то ли сбежать, то ли просто улететь куда подальше.
Костя его понимает, и это их сближает. Романов настолько привык убегать от братьев, от своей судьбы — от чего угодно, что он уже тоже не чувствует себя дома, находясь здесь. Очень иронично получается.
— Нас же не потеряют, если мы?.. — хрипло и как-то нервно начинает Яр, но Костя быстро его перебивает, сходу понимая, что тот хочет сказать:
— Нет, не потеряют. Несколько минут ничего не сделают.
Яр заметно расслабляется и откидывает голову на сиденье. Костя заезжает в какой-то пустой тёмный двор, и становится действительно тихо, когда Романов глушит двигатель. У них есть возможность побыть в тишине и спокойствии хотя бы немного.
По-прежнему находясь в куртке Кости, Яр смотрит в окно, перебирая одну за другой мысль в голове, как перебирает Яра свои камни, и ему резко становится душно, потому что все его размышления сосредотачиваются на одном: Романов, Романов, Романов. Он помнит, какие у него сильные руки, которые умело обращаются с любым видом оружия и которые осторожно латают старые и новые раны, и ему хочется, чтобы они касались его везде. Мысли об этом застревают жалобным клёкотом в груди, и Яр всем телом ощущает, что горит. Костя пристально смотрит ему в затылок, почти что прожигая в нём дыру, но Яр не может заставить себя повернуться, иначе он точно сгорит заживо.
Молчи, ничего не спрашивай, умоляю, пощади меня.
Костя кладёт руку Яру на плечо и слабо, но ощутимо сжимает его.
— Эй, всё в порядке?..
Остаток фразы быстро растворяется в чужих треснувших губах. Яр действует быстрее, чем успевает даже подумать — на инстинктах двигаться легче. Можно не думать о последствиях. Он круто разворачивается и впивается в костины губы своими, обхватывая чужое лицо длинными пальцами и не ожидая никакого ответа. Но Костя отвечает.
Романов перехватывает инициативу в секундную заминку, когда Яр, кажется, осознаёт, что только что сделал, и когда собирается отстраниться, и углубляет поцелуй, толкаясь языком в податливый рот. Костя хватает пальцами ворот собственной куртки, в которую одет Яр, и тянет на себя, и Яр шумно выдыхает сквозь поцелуй, одним плавным грациозным движением перемещаясь на колени к Романову.
В голове абсолютная пустота, и это всё кажется чем-то нереальным. Хочется только ощущать эти прикосновения на себе вездевездевезде, чтобы до одури, чтобы перехватило дыхание, и Костя, словно читая мысли Яра, одной рукой ныряет под тонкую футболку, касаясь подтянутого живота, а второй дотрагивается до шеи, и Яр крупно вздрагивает.
Он не замечает, когда Костя дёргает рычаг и отодвигает водительское сидение назад, но это даёт больше места, и Яр запрокидывает голову назад и стонет уже громче, впиваясь пальцами в плечи Романова, когда тот отрывается от его губ и начинает оставлять дорожку влажных следов от линии челюсти к шее. Это невозможно, чтобы одни поцелуи, чередующиеся с осторожными покусываниями возле пульса, вызывали столько эмоций. Яр горит изнутри, и абсолютно ничего не может с этим сделать, кроме как слепо поддаваться навстречу чужим действиям.
— Кость, пожалуйста...— хрипит Яр изменившимся голосом, и он сам до конца не понимает, чего конкретно сейчас хочет.
Потому что ему хочется всего и сразу.
Все его чувства сейчас концентрируются на одном человеке, который с жадностью исследует руками чужое горячее тело, и от этого так хорошо, что хочется почти скулить.
Костина куртка вместе с футболкой летит на соседнее сидение, и замок звонко ударяется о ручку двери, отдаваясь громким скрежетом в ушах Яра. Огромные ладони Романова блуждают по его спине, периодически сжимая бока, и это ощущается неимоверно правильно.
— Какой же ты красивый, пиздец, — выдыхает Костя, с блаженным удовольствием рассматривая каждый миллиметр оголённого тела, особенно покрасневшие участки шеи, где Романов только что касался губами.
Яр тяжело дышит, сильнее впиваясь пальцами с едва выпущенными когтями в левое плечо Кости, и в его голове набатом бьётся только одно имя. На этих пяти буквах сейчас сосредотачиваются все чувства, которые в Яре обострились до предела.
Романов опускает свою ладонь на чужой затылок и медленно притягивает к себе для ещё одного поцелуя — влажного, голодного и жёсткого, а второй рукой скользит по животу, и его едва мозолистые пальцы вызывают в Яре всё больше стонов, которые становятся с каждой секундой громче.
— Позволь мне...
— Да, просто, блять, да, — перебивает Яр Костю и снова целует его.
Яру мало, до чёртиков мало. Он чувствует такой сильный голод, какой никогда не чувствовал, даже будучи хищником, и от этого перед глазами взрываются фейерверки, когда Романов нарочито медленно расстёгивает его джинсы и ведёт пальцами по чувствительной коже, приближаясь к тазовым косточкам.
Глаза начинает противно жечь, потому что все чувства Яра напряжены до предела, и каждое костино прикосновение вызывает тысячи мурашек снаружи и внутри, так, что его начинает потряхивать от простых прикосновений — горячих, осторожных, изучающих, но метких и точных. Костя как будто может читать его как открытую книгу, поэтому с первого раза находит все точки на его теле, которые заставляют выгибаться в спине и дрожать в чужих руках. Яр абсолютно бессилен перед Романовым, и об этом говорит каждый стон или вскрик, который вылетает из его рта, стоит Косте просто где-то надавить сильнее, чтобы наверняка остался след.
Яр, если честно, до одури хочет ощутить эти пальцы в себе, чтобы Костя трахал его ими, меняя угол проникновения так, как ему захочется, чтобы перед глазами звезды стояли, и эта просьба — мольба — почти срывается с его губ, но сменяется гортанным стоном, когда Романов касается пульсирующей головки члена, но всего лишь на секунду.
Костя резко хватает Яра за подбородок, заставляя посмотреть в глаза, и желание в них настолько сильно, что в этом можно утонуть с головой. Яр внимательно следит за каждым его движением, и все его мысли снова прикованы к пальцам Романова, которые, как на пробу, осторожно касаются распухших губ, а потом толкаются внутрь, едва надавливая на язык. И этот намёк слишком очевиден и понятен, чтобы его проигнорировать.
Яр закрывает глаза и думает, что это пиздец. В его голове белый шум, пока он покорно вылизывает сбитые костяшки среднего и указательного пальцев Кости и думает о том, как бы охуенно они ощущались внутри него.
Когда Романов вытаскивает обильно смоченные слюной пальцы, он притягивает Яра к себе и шепчет на ухо: «Хороший мальчик», и Яр готов поклясться, что, чтобы кончить, ему нужен только этот голос, вызывающий тысячи мурашек вдоль позвоночника. Он всхлипывает, стоит Косте снова коснуться его члена, и перед глазами рассыпаются звёзды, потому что запах Кости и сам Костя везде. И это так чертовски правильно и именно то, что нужно было Яру прямо сейчас.
Романов совершает всего несколько быстрых движений вверх-вниз, и Яр громко вскрикивает, излившись в чужую руку. В его голове абсолютная пустота, сменяемая звоном в ушах от мощного оргазма, и его бёдра слишком сильно трясутся, что становится трудно удерживать себя в полустоячем положении.
Пока Яр пытается прийти в себя и отдышаться, Костя заканчивает тоже, шумно выдохнув через зубы, и откидывает голову назад. Его сердце бьётся в бешеном ритме, отдаваясь где-то в ушах, и Романов уверен, что у Яра тоже, и в голове появляется иррациональное желание снова поцеловать его.
— Какой ты всё-таки красивый... — шепчет Костя после быстрого смазанного поцелуя, и он может поклясться, что Яр в этот момент покраснел ещё сильнее, чем до этого.
— Где у тебя салфетки? — хрипло спрашивает Яр, не глядя на Костю. Есть в этом что-то завораживающее, как он от смущения избегает любого зрительного контакта.
— В бардачке.
После этих слов Яр неуклюже переползает обратно на соседнее сидение и достаёт влажные антисептические салфетки, протягивая одну из них Косте. Романов хмыкает, забавляясь этой реакцией, и, пока он избавляется от всех следов того, что они делали, Яр кое-как снова натягивает на себя футболку, стукаясь несколько раз руками о подлокотник и шипя ругательства под нос. Тёплая куртка мигрирует на заднее сидение.
— Нас точно не потеряют? — всё ещё хрипло спрашивает Яр, когда Костя заводит машину. Тот хмыкает, пожимая плечами:
— Нет. А если даже и потеряют, не велика проблема.
Яр прочищает горло, отвернувшись к окну, и пытается сдержать довольную улыбку, когда они снова выезжают на оживлённую улицу.