ДК встречает его знакомым тихим шуршанием голосов, топотом ботинок и парадоксальным ощущением дома. Витя и рад бы обмануться - нашел-таки свое место, - если бы дело было действительно в месте. Но это же не так. Причина всех чувств таится в небольшой мастерской - вверх по лестнице и налево по коридору. Он знает этот путь наизусть и смог бы его преодолеть с завязанными глазами. “Или совсем без глаз,” - мрачнеет Витя, трезво осознавая, что вот-вот его накроет.
Ему нужна передышка.
Он, не сбавляя скорости, дергает за ручку знакомой двери и входит в комнату. Хотя скорее подойдет слово “вваливается”. К счастью, на такое беспардонное вторжение плевать и Вите, и Юре.
- Здорова, Юрец, - когда он произносит это, то впервые осознает, что где-то там, на самой грани сознания, боялся (действительно боялся), что больше никогда этого не скажет.
Как и не увидит Юру, сидящего за мольбертом, уткнувшегося практически носом в недорисованную афишу. Правда, стоит Вите дать о себе знать, как парень молниеносно срывается с места. И выдает себя с головой.
Боялся.
Витя знает, что Юра боялся. Видел в тот вечер, когда они торопливо прощались, как страх плещется на дне черного зрачка. Просто не думал, что разделяет этот, казалось бы, беспочвенный страх друга.
- О, Вить, здорова! - Юра замирает на расстоянии протянутой руки и весь таки светится.
Витя запирает за собой дверь, стараясь не думать, что теперь придется жить с мишенью посередине спины до самого последнего вздоха. Он встряхивает головой и смотрит на Юру. Друг изучает его, скачет с одного фрагмента к другому - смотрит то в глаза, то на макушку, то на размах плеч, то на карманы куртки. Витя отчего-то мнется под этим взглядом, не зная, с чего начать. Как бы он ни старался, сосредоточиться не выходит. Чувствует мрак, скребущийся в запертую дверь, стремящийся пробить-таки широкую спину насквозь. “Я человека убил,” - хочет выпалить Витя сдуру, но вовремя одергивает себя. Хотя бы потому, что не он убил. “Ага, тогда скажи: “Я помог убить, да еще и не спас. Обоих.” Ведь именно за этим ты пришел, да?” - злится на самого себя, поджимая губы.
- Я понимаю, тебе наверное надо че-то там… - выдавливает Витя, хотя понимает, что ни на какие разговоры у него нет сил.
- Да не, не надо, - Юра расплывается в улыбке и, кажется, вот-вот загорится, - Главное, что ты вернулся.
Витя смотрит на это чудо в поразительно белой майке, выглядящее так, словно оно целиком и полностью соткано из света. И, чего уж греха таить, его самого тянет к источнику. Прямо как тех самых пресловутых мотыльков. Он знает, что бывает с насекомыми на солнце, но не боится. Уж если и сгорать, то в Юриных руках.
Лучше места для гибели не найдешь.
Поэтому Витя делает шаг вперед, пока друг без умолку болтает про новенький электрочайник, и обхватывает его руками. Кожаная куртка оглушительно скрипит, но даже за этим шумом он умудряется различить резкий вдох. Витя зажмуривается и усиливает объятья, обещая себе, что вот-вот отпустит Юру.
- Юр… - бормочет он в родное плечо, практически касаясь губами очаровательной родинки прямо под торчащей косточкой ключицы.
От Юры пахнет потом, масляными красками и немного скипидаром. Для Вити это дом, нечто необъяснимо родное и попросту лучшее место в мире. Только сейчас он осознает, что на него медленно, но верно накатывает чувство безопасности. Оно вместе со знакомыми запахами проникает прямо под кожу, убаюкивая в теплых объятьях. Витя поддается этому - ведет носом к шее, проводит руками по спине, безбожно сминая ткань майки.
- Ты чего? - Юркин шепот пускает табун мурашек по спине, - Случилось что?
Снова этот тон, говорящий “скажи мне, я помогу, я сделаю ради тебя что угодно”. Витя не удивился бы, если бы друг решил Луну ради него достать. С Юры станется, да и сам он готов на такое пойти. Даже на большее.
Друг.
Странно, конечно, что они все еще зовут друг друга “друзьями”. Но больше ничего в голову не идет. Да и не придет - в подобной-то обстановке. На районах за такое забивают монтировками, члены группировок хоронят в земле, да и сто двадцать первая статья все еще маячит все за той же спиной. Хоть последнее уже два года как висит молчаливым осуждающим призраком, а не прямой угрозой - Витя все еще помнит о ней.
Юра неуверенно укладывает руки на его спину, вырывая Витю из клубка нервных мыслей, и старается лишний раз не шевелиться. Он знает, как друг не любит трогать его во время работы - испачкать боится. Дурачок. Витя и так запачкан будь здоров. По самые локти уже.
Он такое никогда ему, конечно же, не скажет. Сколько бы Юра ни болтал о том, что “художник должен видеть грязь и мрак”, Витя его в этот самый мрак ни при каких обстоятельствах не потянет. В конце концов, солнце с темнотой не совместимы - взаимоисключающие вещи, так сказать. И вместо любых слов он касается губами шеи Юры. Тот ежится в руках, фыркая, как и всегда. Витю накрывает привычной волной неописуемой нежности, он с трудом сдерживает довольного урчания - боится, что оно выйдет скорее измученным и вызовет лишние вопросы.
- Вить-Вить-Вить, - торопливо бормочет Юра, путаясь в словах из-за смеха и попыток увернуться от вездесущих губ, - Я в краске весь.
“Лучше уж в краске,” - хочет ответить Витя, но вместо этого снова целует, забираясь все выше по шее, останавливаясь прямо под челюстью. Он готов хоть с головой измазаться в гуаши, темпере или чем там Юра рисует.
- Юр, - бубнеж тонет за ухом у парня, но Витя не находит в себе сил, чтобы отстраниться, - Я…
Он не договаривает - не хватает мужества закончить фразу. Поэтому сдается и прижимает парня ближе к себе. Но тому, кажется, и не нужны слова. Юра хмыкает, сопротивляясь искренней улыбке, и обнимает еще крепче в ответ. Трется щекой в очаровательном жесте и жмется ближе, замирая. Витя устраивает ладонь между лопаток и медленно выдыхает.
- Мне вообще-то “Мусульманина” закончить надо, - тихо говорит Юра, укладывая руку на чужую грудь, накрывая размеренно бьющееся сердце своей ладонью.
И в любой другой раз Витя обязательно бы отстранился, уселся за спиной Юры и медитативно наблюдал за его работой. Но сейчас не получается - не выходит оторваться от Юры. Витя боится, что если он оторвется, то обязательно перед глазами расплывутся пятна крови, встанут образы мертвецов и угрожающие силуэты бывших сослуживцев. Он жмурится и едва сдерживает жалобное мычание. Так хочется, чтобы эти мысли просто выбили из головы, чтобы они сгорели и никогда не возвращались.
Витя вновь и вновь скользит губами по шее, касается языком, оставляя мокрые поцелуи. Каждое следующее движение позволяет забыться, утонуть в ласковых солнечных лучах. Юра же вытягивается навстречу, скользит руками по плечам, словно пытается укрыть и окутать теплом. Витя и забыл каково это. Банальное “как дома” буксует на кончике мысли, когда Юра поворачивается, ища его губы своими.
Ласковые пальцы останавливаются на щеке, и Витя не может сдержать дрожь. Он зажмуривается, пока за чужой рукой вырисовываются полосы тепла. И понимает, что хочет окончательно утонуть в Юре. Потеряться и больше не найтись - хотя бы временно, иллюзорно, но разделить этот свет на двоих. Сладкие мысли кружат голову и заставляют кровь закипать в венах.
Витя обхватывает его за талию и делает шаг, прекрасно зная, что парень податливо двинется следом. Так и происходит - Юра послушно закидывает руки на его плечи, сцепляя их в замок, и позволяет отвести себя к ближайшей стене. Только красиво, как хотелось бы, не получается, они попутно спотыкаются о рамы и распинывают свернутые ватманы. Витя бы разозлился на себя и собственную неаккуратность, если бы не тихий смех Юры, тонущий за каждым следующим поцелуем.
От этого смеха окончательно теряются все ориентиры.
- Смотри в банку с краской не угоди, - хихикает парень, хотя знает, что все краски довольно безответственно расставлены у мольберта.
Это заставляет Витю скосить глаза в сторону, вспомнив ругань и причитания Юры о высохших материалах. Он наверняка поступает неправильно, когда отбрасывает эту мысль прочь с беглым “Потом”. Он молчит и о том, что согласен, чтобы Юра запятнал его с ног до головы. Лучше ходить в ярко-зеленой, золотисто-желтой, грязно-серой краске, чем в крови. Витю передергивает, он сбивается и тут же встречается с встревоженным взглядом напротив. Он знает, что Юра не дурак и все видит: и странное поведение, и бегающий взгляд, и трясущиеся руки. Витя заранее знает все то, что парень хочет спросить. Но как он и говорил: “Такие ощущения тебе не обязательны”. Потому коротко целует Юру в губы и опускается на колени.
Если бы кто-то узнал - с ним бы перестали здороваться, а то и хуже. “Да забили бы в подворотне, и дело с концом,” - невесело думает Витя, сражаясь с пуговицами на комбинезоне, - “Не по понятиям это”. Он поднимает голову и переглядывается со стремительно краснеющим Юрой. Смотрит на блестящие приоткрытые губы, на разлетающиеся узкие ноздри и в довершении заглядывает в глаза, переливающиеся ярче, чем все звезды Млечного пути вместе взятые. И эти понятия, уличные банды, кровь, кишки и грязь становятся такими неважными. Все, о чем еще может думать Витя: тепло, исходящее от ладони, опустившейся ему на макушку. Чужая рука не давит, только перебирает темные пряди и легонько массирует кожу. Если честно, Вите хочется прерваться и оставить поцелуй на каждом из пальцев.
Юра робко стонет и шкребет ногтями по старой краске на стене. Не будь Витя так занят, то обязательно бы сказал про госсобственность - просто чтобы привести его в себя. Но через пару мгновений ему самому начинает кружить голову и рвать дыхание, стоит провести на пробу губами по чужому члену. Юра коротко шипит и отдергивает руку прочь - не хочет случайно сделать больно. Именно из-за этого трогательного жеста Витю и ведет. И плевать ему на погоняла, обзывательства, выпущенное плевком в спину “пидор”. Ни когда Юра так дрожит, так вздыхает и так сладко стонет.
Ради такого он мог бы пойти и на большее.
- В-вить, - выпущенное с придыханием имя опаляет уши, заставляя вспыхнуть самыми кончиками.
А дрожащая рука, коснувшаяся головы, вынуждает отстраниться. Витя смотрит в светлые глаза и движет пару раз ладонью - не может отказать себе в удовольствии. Только после того, как Юра запрокидывает голову и в очередной раз стонет, он поднимается и тянет парня на себя. Того ведет в сторону, и если бы не крепкие руки, то он обязательно бы встретился виском с линолеумом. Витю тянет подхватить его на руки, но знает, что ничего хорошего из этого не выйдет. Думает уже утянуть его на пол, застеленный газетами - не впервой, - но Юра упирается и качает головой.
- Стой, стой, стой. Там раскладушка есть.
- А… да. Точно, - Витя моргает и чувствует себя полнейшим идиотом.
Раскладушка под ними нещадно скрипит, если бы у Вити голова работала чуть лучше, он обязательно распереживался. Но сейчас все, о чем получается думать - Юра, сидящий напротив и торопливо выпутывающийся из одежды. Первой оказывается сброшена майка, а уже следом на пол отправляются витины кожанка и черный свитер. Юра тянется к нему, цепляется пальцами за цепочку на джинсах, путаясь в звеньях, и целует. Торопливыми, сбитыми поцелуями соскальзывает по щекам, к линии челюсти и ниже, пока его руки борются с ремнем на чужих джинсах.
- Лучше сядь, - Витя удерживает его за бедра, приподнимает, а следом вытягивает собственные ноги так, чтобы Юра сидел на нем.
Быстро разбирается со штанами и бегло облизывает ладонь, прекрасно осознавая, что за ним наблюдают - слышит по изменившемуся дыханию. Он старается не думать о том, как выглядит со стороны. Витя отводит взгляд и смотрит только за собственными движениями: как пальцы пробираются за резинку юриного белья, едва задевают член, заставляя Юру вздрогнуть и нетерпеливо дернуть бедрами. Витя криво улыбается, слыша едва различие просящее: “Ви-ить”. И обхватывает уже обоих рукой, двигая на пробу.
Юрин резкий вдох говорит о том, что он все делает верно.
На раскладушке не удобно - натянутая ткань покачивается из стороны в сторону, пружины скрипят, да и Вите то и дело чудится, что хлипкая конструкция под ними вот-вот развалится. Но все беспокойство улетучивается в одну секунду, стоит ему снова взглянуть на Юру. Витя рассматривает тревожно сведенные брови и хочет протянуть свободную руку к парню. Но вместо этого гладит по боку и ускоряет движения, заставляя парня застонать.
За его плечами разгорается солнце.
Витя не перестает вглядываться в чужое лицо, любуясь длинными ресницами, приоткрытыми губами и вспыхивающими на свету локонами волос. Он быстро моргает, пытаясь сбросить пелену, пока не понимает, что свечение никуда не пропадет. За Юриной спиной - из окна, - действительно расплывается солнечный вихрь. Витя все же думает, что у него съехала крыша на фоне произошедшего. Но лишь на секунду, пока яркие лучи подсвечивают вокруг головы Юры самый настоящий нимб. А следом парень уже сгибается, и все заканчивается.
Хотя Витя знает, что в самом Юре этого света предостаточно.
Он перехватывает его, чувствуя как парень упирается лбом ему в грудь, и прижимает крепче к себе, словно пытается впитать этот внутренний свет в себя. На секунду становится страшно, что он его запятнает. А потом понимает - Юра такой чистый и светлый, что никакая грязь не прилипнет к нему. Только Витя один, разве что. Но для себя он делает скидку.
Пока что.
Юра рвано дышит, и каждый его вздох бьет прямо в нутро. Он цепляется за руки Вити, подается бедрами навстречу и кончает с протяжным стоном. Юра пытается заглушить его, спрятавшись в чужом плече, но получается только громче. По крайней мере Витю этот звук оглушает и доводит до края, так что он сам дергается, напрягаясь. Зарывается рукой в волосы дрожащего Юры, мягко поглаживая, и пытается восстановить дыхание.
А под смежными веками все светится, расплывается переливчатыми пятнами, накатывая мягкими волнами. Медленно, но верно липкая дремота захватывает его, крепче сжимая в объятьях.
Юра возится рядом с ним, приводя друга в чувства. Витя распахивает глаза и ловит себя на том, что действительно успел провалиться в полудрему. Тем временем Юра поворачивается в его руках и касается лба. Отводит короткую челку, перебирает пряди между пальцев и выглядит невероятно счастливым. На красиво очерченных губах то и дело мелькает тень улыбки, которую так и хочется сцеловать. Витя приводит желаемое в жизнь лишь потому, что не хочет лишний раз шевелиться. Юрины пальцы лежат поверх его груди, легонько поглаживая кожу, медленно, но верно разгоняя скопившиеся тьму и мрак.
Становится легче. По-настоящему легче.
Пресловутое “Люблю” бьется под кожей, пульсируя сверхновой и разгоняя частички света по венам. Всего лишь нужно разомкнуть губы и сказать на полувыдохе, но… Всегда есть это гадкое “но”, из-за которого Витя крепче прижимает Юру к себе и оставляет поцелуй в волосах. Сказать хотя бы так - без слов, без лишних звуков, без опасений, что его отвергнут. Он не ожидает ответа, но тут пальцы накрывают плечо, обхватывают руку и сжимают. Комментарии тут излишни, на юркином языке это значит: “Я тоже”.