Мальчишка уже спит, и Ци Жун ему даже завидует: у нее сна ни в одном глазу. Энергия ци бушует в крови, подавляя человеческую волю, от чего у нее поднимается жар и усиливается боль. Вот поэтому она и не любила вселяться в людей, тем это не нравилось, они пытались вырваться из-под контроля и отравляли ее пребывание постоянным чувством страха и отчаяния.

Гадостное ощущение, как будто под кожей что-то копошится.

Ци Жун чешет шею. Ах, нет, это всего лишь жук. Она смахивает его и тянется за очередным яблоком. Только они ее и радуют сейчас, ну, и мягкий сноп сена, на котором она лежит вместе с сопляком.

Вообще, им очень повезло, что этим же вечером они вышли к деревушке, на окраине которой Ци Жун заприметила неприметный обветшалый сарай. Тот выглядел настолько потрепанно, что никто в здравом уме не подумал бы искать ее там, даже поехавший крышей пес Хуа Чен.

Шикнув на мальчишку, она потащила его внутрь, порадовалась, что сарай даже не заперт, и распорядилась остаться на ночь здесь. Сопляк понятливо не спорил, только кивнул, продолжая неловко переминаться у нее за спиной. И это почему-то раздражало. Обычно ей нравилось, когда ее боялись, когда перед ней трепетали в ужасе, но сейчас это только мешало. Так что она в раздражении огляделась, тут же в восторге засмеялась от вида корзины с яблоками и кинула мальчишке пару штук. И пока тот ел, Ци Жун осмотрела сарай, больше всего ей понравились висящие на стене серпы, пусть и слегка ржавые, но хотя бы какое-никакое подобие оружия. В слабом человеческом теле оно пригодится. Она сняла их, повертела в руках и вернула обратно, утром нужно не забыть взять их.

Следующей приятной вещью оказался большой тюк сена, и она завалилась на него, раскинув руки. Мягко, но колюче. Хотя пойдет, не жить же она здесь собирается. Она позвала ребенка к себе, велела лечь и спать.

И вот так они и оказались в таком положении, когда сопляк дрыхнет, а ей бессонную компанию составляют лишь жуки и яблоки.

В сарае тихо и неожиданно тепло, совсем не то, к чему она привыкла в пещерах, просторных, продуваемых холодным и влажным воздухом, в которых правят отзвуки эха. Здесь же пахнет сеном и деревом, что также не похоже на затхлый запах подземелий. И это действует расслабляюще и на нее, и на захваченное тело.

Ци Жун смотрит на мальчишку рядом, беззаботного и умиротворенного, и устало прикрывает глаза. Она хотела бы быть на его месте, но ей это не светит ни сейчас, ни в отголосках прошлого. Да уж, ее детство было совсем другим. Странным, запутанным, в котором она не разобралась даже за восемьсот лет. В его возрасте она была совсем иной.

***

Вся ее жизнь начинается странно. Не так, как она начинается у нормальных людей, хоть и похожа на какую-то сказку. Ах, кому бы не понравилась романтичная история, как прекрасная принцесса сбежала со своим возлюбленным, простым телохранителем, чтобы жить с ним долго и счастливо за стенами коварного дворца, вдали от интриг и заговоров? Заканчивается эта история, правда, не так радужно и очень быстро. Всего полгода требуется, чтобы прекрасная принцесса превратилась в забитую женщину, запертую в маленькой хижине, в которой даже собак побрезговали бы держать. И там же через некоторое время и рожает дочь вместо ожидаемого и желанного мальчика.

Ци Жун и сейчас не до конца понимает, зачем все это было нужно. Зачем отец уговорил ее мать сбежать? На что надеялся? Возможно, он думал, что родственники захотят вернуть ее и примут обратно даже с таким неподходящим мужем. Может быть, он хотел получить ее приданое, на которое получится жить безбедно всю оставшуюся жизнь. Или его подкосила смерть собственных родителей, так и не одобривших его поступок. Теперь уже не узнать, какие мотивы им двигали. Да и сути они не меняли: любовь, если она и была, стремительно закончилась вместе с деньгами и распроданными украшениями, которые матушка забрала при побеге, и началась тяжелая бедная жизнь, к которой не привыкли ни благородная дама, ни телохранитель на жаловании. И если мать, оказавшаяся под замком, томилась в отчаянии, то отец быстро пристрастился к алкоголю, в котором топил все свои несбывшиеся мечты. И рождение дочери стало лишь еще одним поводом.

Ци Жун до сих пор помнит его слова.

— Ты мне не дочь! Ты не дочь! Где мой сын? Ты меня обманула! Мерзкая дрянь! — кричал он то на нее, то на мать, не разбирая даже кому. Ему и не важно было. Когда он пил, ему уже ничего не было важно, кроме его ненависти ко всему миру.

В такие моменты матушка всегда старалась ее спрятать, но скрыться в маленькой лачуге негде. К счастью, отец приходил не часто. Но именно его слова повлияли на нее сильнее всего. Настолько, что она до сих пор, даже спустя восемьсот лет, известна как мужчина. Она уже не вспомнит чья эта была идея, ее или матери, выдавать ее за мальчика. Возможно, Ци Жун сама высказала такое наивное и глупое желание быть мальчиком, ведь папа так его хотел, а она его подвела, когда родилась. Чем мальчики отличались от девочек, она, правда, не очень понимала, с другими детьми она редко играла: мама не часто выходила на улицу, а без нее Ци Жун никто не выпускал.

Так она и сидела вместо с матушкой и слушала ее рассказы о дворце, благородных лордах и леди, пышных пирах, на которых столы ломились от еды. И мечтала попасть туда, увидеть хотя бы глазочком. А когда узнала, что у нее есть тетушка-королева, стала настойчивее. Раз там так много еды, то тетушка бы не расстроилась, если Ци Жун и мама съели бы по маленькой вкусной маньтоу. И папа бы не жаловался, что ему приходится приносить им еду, которой с каждым своим приходом он давал все меньше. Зато злился и бил их все больше.

Это время Ци Жун помнит плохо, да ей и не хочется. Плохих воспоминаний у нее и без того хватает. Наоборот, отца хочется забыть полностью вместе с его руганью, запахом алкоголя и тяжелыми ударами.

Наверное, в это время мать окончательно поняла, что ничего не изменится, хотя пятилетняя Ци Жун и не понимала, что не так с их семьей и почему в редкие выходы на улицу на них странно косятся, а некоторые женщины жалобно на них смотрят.

И все это тянется бесконечными однотипными днями, пока однажды мама не будит ее ночью и не велит идти за ней. Они почти бегут, проносятся мимо домов, вдоль которых она никогда не ходила, оставляют позади городок, в котором она прожила всю жизнь, и только тогда понимает, что они сбегают. Прямо как в сказках, прямо как рассказывала мама! Ци Жун смеется и ускоряется, радуясь оставшемуся позади отцу, который их никогда-никогда не найдет.

И этот побег становится для нее открытием. Вокруг оказывается столько всего интересного и нового, и мама как будто бы оживает, она рассказывает про все-все-все: про цветы, про ручьи, про деревья, узнает птиц по их пению, показывает поля и луга, на которых пасутся животные, которых Ци Жун раньше никогда не видела. Путешествие, хоть тоже не простое, кажется счастливейшим моментом в жизни, и она даже не сильно хочет к тетушке-королеве. Не может же во дворце быть лучше, чем в таверне, в которой можно помыться в горячей воде. Мама на такие слова только смеялась, и Ци Жун замирала в восторге, она редко слышала мамин смех, чаще слезы и рыдания.

А потом их странствие подходит к концу у ворот настолько высоких, что Ци Жун приходится задирать голову, чтобы увидеть золотые башенки на них. Но когда их пускает внутрь, она не может не открыть рот от удивления, все такое красивое, и блестящее, и золотое! Она никогда не видела ничего более восхитительного, чем этот дворец. Он больше любой таверны, в которой они останавливались. И в нем даже пахнет по-другому: чем-то вкусным, но не едой. Ци Жун неожиданно робеет перед этим великолепием и только жмется к маме, когда входит самая красивая женщина в невероятно расшитом платье, в украшениях, поражающих своим количеством.

Благородные леди действительно могут носить столько украшений на руках, шее, в волосах? Им разрешают?

— Это твоя тетя, — шепчет мама и успокаивающе гладит по голове, — поздоровайся.

А Ци Жун забывает все слова и чувствует, как у нее краснеет лицо. От смущения она неловко кланяется и прячется за маму.

— Здравствуй, сестра, — слышит она мамин голос, мягкий и неожиданно сильный. Ци Жун поражается маминой смелости. Как в таком красивом зале можно так громко говорить? Их же не накажут за это? — Я прошу твоего покровительства. Я и мое дитя.

А потом Ци Жун совсем перестает понимать происходящее. Красивая леди, ее тетушка, надо запомнить, всхлипывает, по ее белому лицу текут слезы, и Ци Жун пугается, что их выгонят, но нет, тетушка бросается к маме и обнимает ее. Они что-то тихо говорят друг другу, почему-то обе плачут, а потом смеются, затем снова плачут.

Ци Жун неловко стоит рядом и оглядывается по сторонам, не зная куда себя деть. И замечает мальчика. Он тоже красивый и чистый, в дорогих бело-золотых одеждах, которые Ци Жун тоже не знает, как назвать. Он смотрит на нее прямо и улыбается, когда ловит ее взгляд. И она уверена, что это самый лучший мальчик на свете. Наверное, такого сына хотел ее отец.

***

— Папа! Папа, просыпайся, пожалуйста, — будит ее тонкий голосок, и Ци Жун вскакивает на месте. Молодец она, конечно, умудрилась заснуть в такое время.

Мальчишка от ее резкого движения испуганно отшатывается и вскидывает руки до ужаса знакомым жестом.

— Папа, не злись, я принес тебе еды, — скулит сопляк, пока Ци Жун осознает, что ничего не случилось, их никто не нашел, просто настало утро. А малец откуда-то добыл пожрать.

— Да не злюсь я, просто сон плохой приснился, — зачем-то оправдывается она и трет глаза. Нет, воспоминания о прошлом никогда ни к чему хорошему не приводят. Вот ей и этого мальчишку теперь жаль. Походу папаня его не самый добрый парень. — Ладно, что ты там принес? Хотя нет, откуда?

Если он утащил, то им лучше пока не высовываться или наоборот побыстрее валить.

— Госпожа Ваншу дала нам и пригласила на обед, — говорит пацан и быстро приносит стоявшие у стены миски с рисом и овощами.

— Это еще кто? — пытается понять Ци Жун, но миску и палочки забирает. Есть хочется неимоверно.

— Она живет в соседнем доме, я ей рассказал, что мы сбежали из логова демона. И она решила нас угостить.

И можно только удивиться детской сообразительности. Как же ей повезло с сыном! Сокровище, а не ребенок. И слушается, и еду достает. Полезнее некоторых ее прихвостней.

— Ха, точно! Сбежали. Что она там еще собралась делать? На обед позвала? Это нам подходит, после побега хороший обед самое то! — хохочет Ци Жун, быстро съев свою порцию, и на секунду думает остаться у щедрой хозяйки подольше, но быстро отметает такую мысль. Слишком близко от разоренной пещеры, скоро сюда вместе со слухами и небесные чинуши доберутся. Нет, надо валить, набираться сил и воплощать свое тело.

Но сначала обед.