— Катакури! Овэн! Дайфуку! Вас на пять минут нельзя оставить одних! Ужасные детки! — громкий голос Шарлотты Линлин заставляет тройняшек-подростков опасливо втянуть головы в плечи.

      Ну, подумаешь, увлеклись, заигрались, разрушили пару деревенских домишек, с кем не бывает… Разве это их вина, что местные не умеют свои дома строить? Из какого-то картона и палок, не иначе! Но на свою беду, заигравшись, они снесли и стену паба на пристани. Где Мама со Штрейзеном и большей частью команды отмечают очередной удачный набег.

      Линлин с десяток секунд ошарашенно созерцает нарисовавшийся на месте стены пасторальный пейзаж и умудряется пронести мимо рта пирожное. Из её накренившейся кружки плёскается на пол имбирный эль.

      — Почему не на занятиях?! — наконец сурово вопрошает она. — Куда учителя смотрят?! Я что, ради этого безобразия держу их на борту?!

      Ползучая Мамина воля тянется шлейфом вслед за взвинченными нотками её досадливо-скрипучего голоса. Катакури пожимает плечами, а Овэн с Дайфуку переглядываются: в отличие от них тот унаследовал от Мамы эту странную жалящую силу и оттого может глядеть на неё почти бесстрашно.

      — Какие занятия, Линлин? — тянет из-за её спины низенький и вертлявый Штрейзен; щёки у него раскраснелись, верхние пуговицы рубашки расстёгнуты. Все старшие дети Шарлотты давно уже переросли его на голову. — Хочешь на весь день запереть этих сорванцов в душной каюте? Мы же на летних островах! Дай детишкам отдохнуть, у них каникулы! — он подмигивает им и весело хлопает себя по коленкам. Глаза у него с особым хитрым прищуром — как у братца Перосперо, когда тот задумывает сбагрить подальше под каким-нибудь предлогом шумных сиблингов и посидеть в спокойствии и одиночестве за книгой. — Подумаешь, стена! Ты в детстве тоже знатно бедокурила. Да и сейчас не особо изменилась.

      — А-а? — оборачивается к нему Мама всей своей ладной и рослой, крепко сбитой фигурой. Крошка от пирожного падает в её внушительное декольте и теряется там — возможно, навеки. — С каких пор ты стал таким добреньким? А впрочем, почему бы и нет, — возникшая на её лице улыбка настолько плотоядна, что даже Катакури отступает на шаг. — Устроим им каникулы. Да и не только им одним.

***

      На закате их рядком высаживают на забытом небом и людьми островке: Перосперо, тройняшек-сорванцов, сурово насупившуюся Аманду и мелкого шилопопого Крекера (тот единственный из всей компании в восторге от внезапного приключения), — всех, кого удалось подловить и усадить в лодку. К Катакури жмётся щупленькая малышка Брюле, вертит боязливо по сторонам остреньким носиком. В отличие от своей бойкой близняшки Брое у той не хватило смелости отпустить старшего братца и с воплем убежать от Мамы, когда та гребла под горячую воспитательную руку всех — не важно, правых или виноватых.

      Перосперо кривится: опять его в наказание назначили быть старшим надо всей непослушной ватагой — потому что не уследил. И теперь ему, пока остальные затевают кокосовый футбол на пляже, приходится заниматься собиранием веток и сухих пальмовых листьев для вечернего костра и обустройством нехитрого быта. Длинный язык, который на корабле ему почти не мешает, ловит принесённые ветром колючие песчинки, и Перосперо раздражённо поджимает его во рту.

      С другой стороны — хорошо хоть, что климат на острове тёплый, а Штрейзен передал пару кусков парусины и целый мешок припасов. Так что на ближайшие пару дней (и тем более — ночей) затеянная Мамой педагогическая игра на выживание не превратится в, собственно, выживание. Она и вправду назвала это «каникулами»?..

      Ему помогает вечно молчаливая Аманда, натягивает навес из парусины под его скупым руководством. Прежде они удачно избегали друг друга: у Перосперо иногда от её застывших взглядов мороз продирает по коже. Но на Аманду, в отличие от прочих безалаберных сиблингов, похоже, можно положиться. Она делает всё медленно — ужасающе медленно, — но верно.

      …Кокос улетает в кусты, Крекер шустро бежит за ним… и замирает перед высунувшейся оттуда толстой и плоской змеиной мордой.

      — Братец Перос!!!

      Леденцовая плеть молниеносно хлещет по неосмотрительно обнажившей клыки змеиной пасти. Длинное гибкое тело мигом утекает в заросли, с раздвоенного языка шипят не иначе как обиженные ругательства — что ж, будет знать, как обижать Шарлотт! И дружкам своим змеиным пусть передаст!

      — Братец Перо-о-ос!.. — Крекеру едва стукнуло семь, он ещё не позабыл, каково это — рыдать по-детски самозабвенно. Кажется, до него начинает доходить, что Мамины «каникулы» — это не только про игры. Рядом с Крекером — оба они вцепились Перосперо в коленки — ревёт Брюле, просто так, за компанию. Перосперо вздыхает и усаживается в созданный карамельный шезлонг. Рассеянно треплет их по светло-лиловым макушкам, в глубине души мечтая о чашке душистого чёрного чая. С тремя кубиками тростникового сахара, не меньше.

      Он встречается взглядом с Катакури. Тот внезапно одобрительно ему кивает. Противные братья-подпевалы — Перосперо в десять лет точно не мог быть таким противным! — как по команде серьёзнеют и кивают тоже. Дайфуку носком башмака крутит злополучный кокос.

      Поздним вечером они сидят все вместе, прижавшись друг к дружке под навесом, возле небольшого костерка — только Перосперо поодаль ото всех. Ему с его карамельным фруктом некомфортно вблизи открытого огня. Вдобавок и так больно обжёг искрами правую руку, когда Овэн, разводивший костёр, дунул настолько мощно и беспечно, что занявшееся пламя чуть не взметнулось до небес.

      Перосперо косится на притулившихся под бочком у Катакури и Аманды и посапывающих, как котята, младшеньких — и чувствует что-то похожее на зависть. И встряхивается: пусть, им у огня уютнее. А он потерпит — он же старший, он охраняет.

***

      За пару дней, помимо змей, с Шарлоттами не везёт познакомиться: парочке леопардов, вороватым мартышкам и тени, похожей на небольшого динозавра. Правда, тень, заметив хищно сверкнувшие малиновым глаза Катакури, знакомиться благоразумно не желает и скрывается, прежде чем близнецы успевают проявить к ней интерес.

      Мешок с Мамиными сластями быстро пустеет, и в ход идут дары природы: ягоды и фрукты; негодные для футбола кокосы; морская рыба. Оказывается, Аманда прекрасно плетёт сети из местной жёсткой травы. Сидит в тени, склонив длинную шею и пряча лицо под широкополой шляпой, а в губах подёргивается длинная травинка. За те полдня, что она не слышно и не видно занята своим делом, близнецы умудряются поставить на уши половину острова и с улюлюканием устроить догонялки с жилистым старым кабаном — не ради жёсткого мяса, а исключительно для забавы.

      Перосперо громко вздыхает, наблюдая с пригорка, как Катакури и загнанный в овраг кабан обмениваются взглядами, сравнивая клыки друг друга, а потом кабан… хм, будь он человеком, можно было бы сказать «бледнеет». Воли у младшего брата, несмотря на возраст, не занимать, да и вымахал тот уже ростом со среднестатистического взрослого. Интересно, какой фрукт подарит ему — и его братьям — Мама на следующий день рождения? Перосперо не сомневается — очень полезный. И, скорее всего, вкусный. Мама любит всё вкусное.

      Кабан трусит мимо, в подлесок, на подгибающихся копытцах, и Перосперо протягивает любопытной Брюле, радостно пялящейся из-за его спины на «хрюшку», фруктовый леденец.

      Она уже почти не боится зашуганных тройняшками диких тварей и довольно улыбается щербатым ртом:

      — Братик Перос, я хочу, чтобы у меня был дом, где живёт много-много всяких зверюшек! И обезьянки! И хрюшки! И лисички!

      — Брюле, — рассудительно отвечает он. — Ты же знаешь Маму. Животным на корабль нельзя. Они водятся только в лесу, перо-рин.

      — О… — маленькое детское личико грустнеет, но ненадолго: — Тогда можно мне самой жить в лесу?

      Перосперо закатывает глаза. И отправляет всех, кроме Аманды, на рыбную ловлю.

      Пока все дурачатся в воде и больше распугивают, чем ловят потенциальную добычу, Аманда уходит к запруде у впадающего в море ручья и долго-долго сидит там — наблюдает, как медленно скользят в воде вытянутые серебристые спинки крохотных мальков. И не надоест же ей!

      На ужин все едят уху из тунца, выловленного Дайфуку, болтают и слушают гул наползающего на берег океана. Время от времени жалуются друг дружке на нехватку сладостей, но лениво, больше по привычке. И так слизали почти подчистую шезлонг… Брюле вырезает острой ракушкой из манго нечто напоминающее формой пончик и смущённо отдаёт своё творение Катакури, облизывая перепачканные соком пальчики.

      Крекер во время рыбной ловли умудрился наступить на морского ежа и теперь со слезами на глазах демонстрирует всем подряд покрасневшую босую пятку.

      — Что же ты за храбрый воин морей такой? — беззлобно подтрунивает над ним Овэн. — Боишься уколов и боли!

      Крекер смешно морщит нос и ненадолго утихает, обдумывая его слова.

      — Когда я вырасту, то выпрошу у Мамы фрукт, который сделает меня крепким-крепким! Как… как… как засохшее печенье! Меня тогда ни один болючий укол не пробьёт! — наконец объявляет он, хитро щуря глаза. — Сделаю себе доспехи, буду как рыцари!

      Все дружно потешаются над неженкой. Дайфуку обзывает его Рыцарем Печеньковых Доспехов. Крекер, забывшись, обиженно притоптывает по песку уколотой пяткой.

***

      Мама возвращается за ними через неделю.

      Она ожидает встретить огорчённые, исхудалые — и присмиревшие! — лица, но вместо этого видит загорелые, весело улыбающиеся детские рожицы.

      Линлин удивлённо смотрит, как все дружно забираются в лодку. Никто не толкается, те, кто постарше, подсаживают младших. Последним Катакури тащит на плече старшего брата, которого вгоняет в слабость накатывающая на песок бухты морская вода. Оказавшись в лодке, Перосперо чинно выпрямляется — даже ему свежий воздух пошёл на пользу, выглядит не таким бледным, как обычно. А он молодец, справился, сумел в одиночку присмотреть за всеми. Пожалуй, его — да и троицу старших — давно пора официально зачислить в команду…

      Из зарослей выглядывают настороженные звериные морды. Кто-то утробно рычит на прощание. Трусишка Брюле поворачивается и машет рукой:

      — Пока-пока, зверюшки! Не скучайте!

      Линлин хохочет, щедро раздавая всем свежие бисквиты и пончики:

      — Мамма-мамма! Похоже, в этих каникулах действительно что-то есть…