«Чёртов Катакури! Всё из-за него!»
С этой въедливой мыслью Перосперо бредёт к заброшенной детской площадке — нет таких дураков, кто сунет сюда свой нос, когда рядом легко наткнуться на кого-то из детей Шарлотты. Особенно после того, как Катакури пару раз наведался в городок со своим трезубцем.
Да только поздно! Брюле уже пострадала…
А ведь Перосперо предупреждал его, и не раз: прячь клыки, братец! Людям не нравятся чужаки, тем более — когда эти чужаки отличаются от них. А Катакури лишь фыркал и легкомысленно отмахивался, уплетая пончики: мол, чего ему бояться, он же сильный! И не учёл того, что слабаки сбиваются в стайки, подстерегают, нападают исподтишка. Причём не на тебя. Слабость заставляет быть хитрым, искать уязвимые места в чужой несокрушимой броне.
И таким местом неделю назад стала малышка Брюле, вечно таскавшаяся за Катакури хвостиком.
Перосперо до сих пор страшно зол на Катакури. Цена жизненного опыта брата — шрам, который навечно испортил милое личико сестры. Когда Мама вернётся — а это случится со дня на день — и узнает, то достанется всем. И, в первую очередь, Перосперо. За то, что после нескольких дней, проведённых вместе на острове, поверил, что на Катакури можно положиться.
Нахохлившись, он выходит на пустую площадку — и понимает, что та отнюдь не пуста. И это даже не кто-то из его младших братишек и сестрёнок. Поскрипывают старые цепочные качели, их правая половинка занята. Перосперо замирает у края стоптанного бордюра, машинально втягивая подбородок в широкую горловину жёлтого вязаного свитера.
Незваный гость, уловив движение, резко прекращает раскачиваться и с громким шурхом тормозит, утыкаясь подошвами ботинок в гравий. Вернее, не гость — гостья. Это девчонка.
— Привет, — в её голосе и глазах проскальзывает настороженность. Одета она по-мальчишески: в зелёную майку с надписью «HAPPY» и шорты. Голова у неё задорная, коротко стриженная; светло-салатовые вихры перьями торчат во все стороны.
— Привет.
Та кивает и надувает пузырь из жвачки. Секунду спустя тот лопается с коротким хлопком, облепив её щёки. Нос Перосперо улавливает слабый запах мяты.
Мята ассоциируется у него с холодом. Перосперо не любит холод. Все в семье подтрунивают над его мерзлявостью, ведь даже летом он предпочитает носить тёплый свитер. Вдобавок прежде ему не приходилось общаться с другими детьми, он благоразумно предпочитает держаться от них подальше.
Но сейчас Перосперо впервые сталкивается с кем-то своего возраста, и ему становится интересно. От этой девочки не исходит угрозы, она не думает дразниться, как прочие.
А ещё она красивая.
Перосперо оставляет жалкие попытки втянуть в рот чуточку пересохший от волнения язык и осторожно присаживается на соседние качели.
— Я Минти, — та глядит на него в упор, сощурив глаза. У девчонок вечно ресницы пушистые-пушистые. У неё они под цвет волос — крохотные иголочки зеленоватого мха.
— Перосперо… — кажется, он слишком долго пялится.
Минти хмыкает и начинает легонько раскачиваться.
— Ты в курсе, что сюда лучше не приходить, Перо-Перо? — она протягивает ему пластинку жвачки в блестящей фольге, Перосперо машинально берёт. Его так удивляет подарок, что он пропускает мимо ушей ехидное прозвище.
— Почему?
— Говорят, в округе бродит монстр. На людей бросается, — Минти наклоняется и делает страшные глаза. — Демон из ада! С трезубцем! У-у-у!
— Катакури? Демон? — он прыскает со смеху, позабыв про недавнюю злость на брата. Когда Перосперо уходил на прогулку, «демон», замотавшись по уши в какую-то тряпку, под руководством сестрицы Компот готовил полдник для выздоравливающей Брюле. — Нет, сегодня его здесь не будет.
— Ого, так его Катакури зовут? Страшенное имя!.. А тебе-то откуда знать?
— Вообще-то, это мой брат, — не подумав, признаётся он, и Минти смотрит на него странно. Затем она резко вскакивает, засовывая ладони в карманы шорт. Худые коленки сбиты, на загорелых руках — царапины. Её челюсти делают пару-тройку энергичных жевательных движений и перекидывают жвачку за другую щёку.
— Пожалуй, я пойду. Нечего мне тут засиживаться, — она оглядывается по сторонам. — Бывай, Перо-Перо. Передавай привет демоническому брату.
Минти быстрым шагом скрывается за кустами, и Перосперо с досадой и отчаянием сжимает кулаки: чёртов Катакури! Одно его имя всех отпугивает! Из-за него эта девочка наверняка больше не придёт!
***
Перосперо не любит жвачки: с его языком это нехитрое детское развлечение только причиняет дискомфорт. И, само собой, ему никогда не доводилось надувать пузырей.
В своей комнате он отворачивает край фольги и откусывает уголок посыпанной сахарной пудрой пластинки. И тут же кривится: разумеется, мятная. Перосперо не понимает ни вкуса перечной мяты, ни того, что другие в ней находят: холодит и горчит, неприятно жжёт язык.
Он вспоминает бледно-зелёные прядки Минти — сами как листики мяты — и наконец аккуратно сплёвывает кусочек жвачки в подставленную ладонь.
Оставшуюся пластинку Перосперо сначала порывается выкинуть, но потом опускает между страниц книги. Выходит маленькая и блестящая, пахнущая мятой закладка.
***
— Ты мальчик, Перо-Перо, а носишь украшения, — Минти рассеянно изучает ярко-красные бусины на запястье Перосперо. — И почему твой браслет пахнет барбарисом?
Она всё-таки вернулась! Храбрая — даже слухи про Катакури не смогли её отпугнуть! Приходит на площадку третий день подряд и по большей части молчит, посматривает на него искоса. Но иногда в ней что-то загорается, и она с интересом принимается выпытывать у Перосперо про пиратов (похоже, Минти не прочь стать пиратом). Или просто болтает ни о чём — совсем как его младшие сёстры.
— Потому что это и есть барбарис, — он пожимает плечами. Наверное, будет лишним рассказывать, что ему время от времени надо что-то лизать, иначе язык пересыхает. Братья и сёстры и так в курсе, но посторонним людям кажется диким всё, что связано с его языком. Или его способностью. Поколебавшись пару секунд под её скептическим взглядом, Перосперо всё же добавляет: — Я умею создавать леденцы.
В подтверждение своих слов он протягивает ладонь и формирует на ней при помощи силы фрукта сладкую леденцовую тросточку. Глаза у Минти становятся круглыми, как блюдца. Она даже забывает про жвачку во рту.
— Держи, это молочная карамель.
Минти с нервным смешком отдёргивает руку.
— Я не люблю молочный вкус. Да и конфеты сами по себе не очень. Слишком сладкие.
— Вот как… — Перосперо пытается скрыть растерянность и разочарование. В его семье конфеты едят все. Хотя вкусы у каждого, несомненно, отличаются.
Может, Минти просто не доводилось пробовать леденцы с тем вкусом, который понравился бы именно ей?..
***
Набор разновидностей карамели в его арсенале пока невелик: для того, чтобы изобрести новый вкус, нужно представлять его вживую.
Весь вечер Перосперо проводит на маленькой кухоньке, экспериментируя, гремя посудой и рассыпая повсюду сушёные мяту и эвкалипт из домашней аптечки. Компот ворчит, что весь дом пропитался запахом жжённого сахара, а малыши перед сном вместо каши требуют карамелек. Перосперо только беспечно отмахивается от сестры поваренной ложкой.
Блестящая закладка в его книге с рецептами постепенно делается всё тоньше и тоньше, пока от пластинки жвачки не остаётся одна фольга. Рот онемел от непривычного количества мяты, но Перосперо доволен, разглядывая горсть получившихся мятных монпансье на своей ладони.
— Бе-е! — выносит свой вердикт Крекер, забегая на кухню и без спроса запихивая драже в рот. — Не сладко!
— Много ты понимаешь, малявка! Это вкус для взрослых!
Но Крекер не слышит, он уже за дверью: влетел — вылетел… Перосперо стягивает с себя старые барбарисовые браслеты и создаёт зеленовато-мятные. На просвет бусины смотрятся красиво, будто из драгоценного нефрита.
Перед глазами живо рисуется, как завтра он снимет один из двух парных браслетов и протянет Минти, а та недоверчиво лизнёт подарок и захлопает в ладоши: «Ух ты, мятные! Молодец, Перо-Перо!»
Они обязательно подружатся! А потом… вдруг Мама разрешит ей присоединиться к команде?..
Перосперо драит заляпанные карамелью кастрюльки и весело напевает себе под нос.
***
— …Дружить? С этим фриком? Да ты шутишь!
Знакомый звонкий голос заставляет Перосперо застыть за кустами. Он осторожно просовывает длинный нос в прореху между листьями.
На качелях сидят Минти и… Катакури. Тот пришёл раньше: разложенная возле его ног горка шоколадных пончиков прилично поредела. Катакури уткнул нос в свой шарф и зыркает на девчонку с раздражением, он явно хочет продолжить прерванный перекус. А та вовсе и не боится «демона из ада» — наоборот, доверительно свесилась поближе на своём сиденье, удерживаясь за скрипучую цепочку.
— Ты в курсе, что у него ладони истекают чем-то… странным? Ещё и попробовать предложил! Фу!.. А его язычище! Как у коровы на лугу! — Минти фыркает и, покраснев, прибавляет: — Ты не думай, не собиралась я с ним дружить…
Пальцы Перосперо судорожно перебирают бусины нового браслета.
— Просто он каждый день торчит тут, как приклеенный, — продолжает она. — Если бы я знала, что тебя можно встретить в других местах, я бы и не приходила.
— А зачем приходишь? — Катакури со вздохом откладывает в сторону пончик, глядит на неё исподлобья.
«Катакури, болван…»
Перосперо не умеет прозревать будущее, но догадывается, что она скажет, ещё до того, как Минти открывает рот.
— Из-за тебя, конечно же! Ты крутой, я хотела бы с тобой встречаться! — выпаливает она. — Я видела, как ты на прошлой неделе отметелил ребят в порту. Это было отпадно… и ты так классно выглядишь со своим трезубцем! Я мечтаю быть с тобой в одной команде!
Катакури отворачивается:
— Мама будет против. Мы не берём в семью посторонних.
— Мама? — Минти кажется опешившей. — Тебе что, десять лет — у мамы спрашивать?
— Да, десять…
— Так я и поверила! Да ты выше этого языкастого Перо-Перо на голову… — она вскакивает, сердито упираясь кулачками в бока. — Так бы сразу и сказал, что я тебе не понравилась! Нечего ерунду городить!
— Не понравилась.
Ботинок шваркает по земле, и на пончики летит пыль. Глаза у Катакури опасно полыхают малиновым. Но она девчонка, Катакури никогда не бьёт девочек — считает такую победу нечестной… Впрочем, те его обычно и не задирают.
Скорчив злую рожицу, Минти убегает — проносится зеленоватым вихрем мимо Перосперо, даже не заметив его во временном убежище.
— Хочешь пончик, братец Перос? — в задумчивости спрашивает Катакури у кустов. Ох уж эта его воля наблюдения!
— Нет, — Перосперо выбирается на площадку и опускается на опустевшее сиденье качелей. Отталкивается на каблуках, натягивая цепи, покачивается туда-сюда, сгибая и разгибая колени, так и не решаясь оторвать ноги от земли. Заявляет вслух, сам себе: — Теперь она точно больше не придёт.
— А надо? Я бы всё равно не стал с ней дружить. Она говорила о тебе гадости.
— Я слышал… — ему хочется злиться на Катакури, но не получается. Наверное, потому что тот в конце концов прислушался к его совету и теперь в самом деле выглядит круто. И ни черта в десять лет не смыслит в девчонках. Ха-ха, как будто он, Перосперо, смыслит! Сам виноват: вообразил то, чего нет, хотя первый же учит младших не доверять чужакам…
— Нам надо вернуться пораньше, Брюле будет волноваться, — удивительно, но в голосе Катакури звучит извинение.
Младший брат стаскивает с подбородка шарф, и острые клыки впиваются в чуточку запылившийся, но всё такой же сладкий пончик. Перосперо рассеянно, по привычке облизывает крупную бусину браслета и кривит губы: мята невкусно пощипывает язык. И почему-то глаза.
— Что, горький леденец попался, братец Перос?
— Нет, не горький… — он снова облизывает мятную карамель и вздыхает: — Со вкусом взрослой жизни.