Когда у взрослого человека целая куча дел — день пролетает так быстро, что не успеваешь и глазом моргнуть. Особенно если все эти дела важные, и их ну никак не отложить на потом.
Крекеру целых семь лет, и он знает это на собственном опыте.
Хотя некоторые взрослые с делами справляются легко, даже играючи. Взять, к примеру, братика Перосперо. Тот никогда не торопится — правда, порой надвигает шляпу на нос и расхаживает всюду с таким кислым видом, будто его волшебная сила создаёт не карамель, а лимоны. Но брат удивительным образом всё успевает. И, кстати, умеет делать лимонные леденцы.
Обычно он поучает Крекера не хвататься за всё интересное сразу. Но как не хвататься, если интересное само настигает тебя, наскакивает неожиданно, словно лев из засады!
Не успеешь проснуться, как сёстры начинают тебя тормошить, тянут за руки и за ноги из кровати, с хихиканьем усаживают завтракать — за одним столиком со своими куклами. Наливают чай или какао в нарядные фарфоровые чашечки, а чайник весело улыбается — Мама оживила часть посуды при помощи своей странной способности. И не только посуду: нельзя пройтись по гостевому домику и не наткнуться на суетливую табуретку или напевающую подставку для зонтиков. В семье Шарлотта никто уже и не удивляется тому, что котлета на тарелке сама желает быть съеденной!
Крекеру нравится переливать горячий чай из чашки в блюдце и щедро насыпать туда мелких сладких рыбок из хрустящего печенья. Рыбки бултыхаются, важно толстеют и набухают, пока Крекер поспешно вылавливает их одну за другой чайной ложечкой и отправляет в рот. Лучше с этим не запаздывать, иначе те чересчур размокнут и станут влажно расползаться по языку. Или же вовсе утонут и уйдут на дно блюдца.
Если старшие замечают это безобразие, то ворчат, что Крекер портит хорошую заварку. И Компот закатывает глаза, выплёскивая за окно остатки чая, смешавшегося с разбухшей сладкой крошкой. Но близняшки Аманда и Аше (вечно глядящие равнодушно и отстранённо, как бы сквозь тебя), едва Компот отворачивается, опять молча пододвигают к Крекеру конфискованную вазочку с печеньем.
А вдруг Мама согласится оживить ещё и рыбок, хотя бы дюжину? Надо дождаться её возвращения и спросить…
После утреннего чаепития сёстры-близняшки Крекера, Кустард и Ангел, сооружают ему причёску. Для них это очередная игра. Волосы у Крекера отросли уже до лопаток; они густые, непослушные и красивого лилового оттенка. Девочки всякий раз выдумывают, как по-новому их заплести. Иногда ему кажется, что для сестёр он — одна из кукол, разве что большая и живая.
Авторитетные и сильные старшие братья задирают нос и никогда не даются им в руки. Дайфуку за это дразнит Крекера, обзывает «милашкой» — да он просто завидует, ведь ему нечем привлечь придирчивое внимание сестричек! А Крекер не возражает, он их любит — и втайне гордится, что те тоже его любят. Вдобавок сёстры защищают его от всяких неприятностей: например, прячут в кукольном домике или сундуке с игрушками, стоит на пороге показаться доктору с грозным чемоданчиком, полным горьких микстур и колючих иголок.
Так что пусть заплетают. Главное — следить, чтобы на волосы не навешали дурацких бантиков. Девчонки, что с них взять…
Поэтому едва Крекер замечает в руках подкравшейся на цыпочках Эфиле пёструю ленту, как тут же выворачивается, выбегает из спальни, потряхивая задорно торчащими хвостиками — успели накрутить целых четыре! Проносится по коридору, выскакивает на улицу; в раскрытом кухонном окне видно, как Компот ласково гладит по плечу ссутулившегося за столом братца Перосперо:
— …ты ещё встретишь своего человека. Которому понравишься таким, какой ты есть. Хоть с языком, хоть с клыками, хоть с бисквитной крошкой вместо мозгов… На каждый горшочек обязательно найдётся своя крышечка!
Крекер смутно догадывается, что дело в чужой девчонке, которая недавно дурно отзывалась о брате, но не понимает, почему тот так расстроен. В чём смысл дружить с девчонками из городка? Они дразнючие и капризные, и их нельзя стукнуть без того, чтобы те не ударились в слёзы. Ну их! Сражаться на деревянных мечах с воображаемым чудищем из оврага гораздо интереснее!
Минуту спустя он бежит вприпрыжку по улочке, размахивая найденной палкой (длинная, прямая, с аккуратным сучком-гардой — почти как настоящий меч, просто чудо, а не палка!) и представляя себя в гуще пиратских сражений. В прошлый раз Крекер узнал от Мамы восхитительное слово «абордаж».
— Эй, мелюзга, не хочешь потренироваться? — окликает его знакомый голос.
Дайфуку пристроился наверху крепкой деревянной изгороди, расселся там, что твой петух на жёрдочке, и снисходительно поглядывает на пробегающего мимо младшего брата.
Крекер резко тормозит.
— Не-а, с тобой не хочу, — Крекер показывает ему язык. И думает про себя, что когда вырастет, то станет намного сильнее ленивого Дайфуку. — С братцем Катакури!
— Слышал, Катакури? К тебе серьёзный противник подоспел. Ты только глянь на его боевую причёску! — фыркает тот, нисколько не обидевшись.
Тем временем Катакури борется на руках с Овэном — чуть поодаль, на старой, частично ушедшей в землю бочке. Воспользовавшись тем, что соперник на миг отвлёкся, Катакури мощно припечатывает тыльную сторону его ладони к деревянной крышке и выпрямляется. Над серым шарфом, с недавних пор скрывающим клыки, задорно блестят малиновые глаза. Крекер догадывается, что старший брат улыбается.
— Точно хочешь биться? Поддаваться не буду.
— Да, да, хочу!
— Вижу, ты с грозным оружием, — Катакури кивает на палку-меч. — Как насчёт того, чтобы потренироваться сегодня против Могуры?
Он тянется к прислонённому к изгороди трезубцу, и Крекер сглатывает, завороженно наблюдая, как лучи солнца ослепительно преломляются на острых лезвиях. Братья часто зовут его потренироваться, но раньше они тоже вооружались палками. А это уже настоящее взрослое оружие. Выглядит опасно и.… колюче.
Однако Мама всегда повторяет, что, если хочешь стать сильным, надо сражаться с тем, кто тебя сильнее. К тому же он, Крекер, быстрый, всего-то и надо, что вовремя уклоняться!
Крекер отважно вскидывает свою деревяшку…
Полчаса спустя он сидит на пятой точке в дорожной пыли и хмурит брови, стараясь не разрыдаться от царапины, прочертившей крошечную алую полоску на его предплечье. От некогда прекрасной палки в его ладони остались два разновеликих обломка, болтающихся на щепке. Катакури, присев на корточки, смущённо треплет его по всклокоченной макушке (в суматохе схватки резиночка на одном из хвостиков лопнула):
— Ну-ну, не плачь, ты славный мальчик. В последний заход почти меня задел.
— Да, хорошо держался, стойко, хоть и излишне дёргался. Надо же стараться контратаковать и парировать, а ты прям волчком извертелся, — усмехается Овэн, скрестив на груди руки. Но с его стороны это можно счесть комплиментом, Овэн редко кого хвалит — пусть даже с ехидцей.
— Стоит больше тренироваться, — поддерживает Катакури. — В тебе чувствуется Мамина сила.
— Да, конечно! Я буду приходить чаще! Каждый день!
— И не будешь бояться Могуры? Или мне в следующий раз тоже принести палку?
— Нет! Хочу только с Могурой!
Подошедший Дайфуку подхватывает его под мышки, ставит на ноги, после чего ловко залепляет царапину подорожником. Крекер широко-широко улыбается, слёзы моментально высыхают на глазах. Кажется, сегодня Дайфуку не такой противный. А братик Катакури — самый лучший! Лучший из лучших во всех морях!
Его взгляд, направленный на Катакури, лучится неприкрытым искренним обожанием.
Крекер с воодушевлением уносится прочь, скатывается кубарем вниз с покрытого травой пригорка, забегает на детскую площадку, пробует на ней поочерёдно все качели и горки. Потом носится там наперегонки с Брое и выздоровевшей Брюле. Наконец запыхавшиеся сестрички поправляют ему прическу — хихикая, заплетают косичку вместо растрепавшегося хвостика.
На шрам на лице улыбающейся Брюле Крекер смотрит уважительно и с опаской. Долго трёт собственную скулу: если ничтожная царапина вышла настолько болючей, то каково получить подобную рану? Это ж умереть на месте можно! А ведь малышка Брюле совсем-совсем не плакала, ни слезинки не проронила!..
Втроём они возвращаются домой, где съедают обед — забегавшийся Крекер проглатывает содержимое своей тарелки мгновенно, почти не жуя. А после уходят в детскую, где с увлечением глазеют на крошку Монти в колыбельке (вообще-то, Мама назвала его как-то по-другому, но у Крекера не поворачивается язык выговорить это заковыристое имя).
Монти такой смешной в своих младенческих распашонках, он тихий и временами забавно вертит по сторонам длинным носиком. Крекер суёт ему в кулачок прихваченную с обеда сухую галету и наблюдает, как тот сосредоточенно сосёт угощение беззубым ртом. Напоследок Крекер вместе с Брое и Брюле самозабвенно трясут над братиком погремушками и строят ему рожицы, пока заглянувший на шум Перосперо не выгоняет троицу из комнаты — они мешают ему читать.
Крекер снова беспечно уносится на улицу, думая о том, как хорошо было бы, если бы братишек и сестрёнок стало побольше!
В щели под порогом он замечает крупного синего жука и тотчас суёт туда любопытный нос: наверное, у жука там дом. Интересно, на что похожи мелкие жучишки? Скорее всего, на россыпь бирюзовых бусинок…
Вечером Компот приносит ему в кровать стакан горячего молока. Крекер елозит на постели, выпрашивая себе кусочек бисквита, и старшая сестра ворчит, что все простыни опять будут в крошках.
— Я же макаю! Прямо в молоко! — справедливо возмущается Крекер и посвящает её в своё давнее великое открытие: — Когда печенье пропитывается, то становится мягким. Ничуточки не крошится.
И тут же, выклянчив заветное лакомство, демонстрирует Компот правоту своих слов. Никто в семье не любит печенье так сильно, как Крекер. Он знает о печенье всё, он выдающийся эксперт по печенью!
— Куда бы макнуть тебя самого? Чтобы ты размяк и приспокоился, — устало улыбается сестра, стягивая с его лиловых волос резинки.
Крекер пропускает это мимо ушей и блаженно жмурится: печенье с молоком, вкуснотища!
***
Ночью дом наполняется шумом, вознёй и руганью. Натягивая на голову одеяло, Крекер различает в отдалении скрипуче-грохочущий, недовольный Мамин голос.
Мама вернулась и, похоже, пеняет старшим за то, что случилось с Брюле. Но Крекер слишком забегался и устал за день — и потому закрывает глаза и лениво переворачивается на другой бок. Сквозь сон он слышит, как скрипят половицы; кожу покалывает невидимыми давящими мурашками. Мама приближается, поправляет ему покрывало, дышит тяжело и сердито.
— А этот спит, — отрывисто шепчет она. — Милое, послушное дитя… Вот у кого совесть чиста. Спи-спи, мой сладкий, тебя ждёт кое-что вкусное от мамочки. Остальные в этот раз не заслужили…
У двери кто-то чуть слышно вздыхает — кажется, братик Перос. Мама, поворчав ещё немного, наконец уходит, и всё стихает.
…Наутро, едва-едва протерев глаза, Крекер обнаруживает у изголовья кровати, рядом со своей подушкой, нечто странное: какой-то незнакомый ему фрукт, сплошь покрытый забавными завитушками. Ему не приснилось, Мама действительно принесла подарок! Крекер не любит фрукты, но этот весь такой аппетитно-коричневый, с мелкими тёмными рябинками, смахивает на печенье с шоколадной крошкой…
Крекер кусает жадно и впопыхах — и угощение моментально вяжет язык, наполняя рот привкусом горьковатой плесени. Всё равно что старый заскорузлый носок пожевать!
— Тьфу, гадость! — Крекер, с трудом сглотнув застрявший в горле кусочек, швыряет недоеденный фрукт в окно. И вовсе Мама его не хвалила, ей просто вздумалось зло подшутить над ним! Вечно она такая — непредсказуемая и вредная…
Или ещё хуже: кто-то стащил его, Крекера, законную вкусняшку. И подсунул взамен эту противную ерунду. Это точно был Дайфуку! Ни стыда у него, ни совести!
Крекер аж прихлопывает в ладоши от обиды.
Он выбегает в коридор, торопясь в ванную — поскорее почистить зубы, перебить ужасный привкус болота на языке, — и не замечает, как над тумбочкой из ниоткуда, прямо из воздуха, возникает маленькая сухая печенька, плюхается ровнёхонько в чашку с остатками вчерашнего молока…