В бокале с коньяком, который ему подает Кафка, плавится теплый, приглушенный свет.

В казино шумно. У одной стены непрерывно гремит бар, обеспечивающий весь зал лучшими из возможных напитков, а каждый стол тянет к себе многоголосый шум так, словно рулетки обладали в этом отношении собственной гравитацией.

— Ставок больше нет, господа, — объявляет крупье, прежде чем шарик, бегущий по кругу, замедляется.

Блэйд заранее знает, что выпадет черное. В его сценарии строго прописана очередь выигрышных чисел, и он наизусть их заучил. Еще не время делать рискованные ставки, поэтому он третий раз ставит на черное. Шарик останавливается на числе 17. Третий раз он выигрывает. Изображать прикрытое манерами волнение становится проще после нескольких глотков коньяка: щеки подернул румянец — разумеется, от напряженной игры и азарта, — а взгляд заблестел — конечно же, от живого, искреннего интереса.

За столом их четверо: он, тучный господин со свиным рылом вместо человеческого лица, его приятель пепеши, восседающий на высоком барном стуле, и Кафка. Кафка ставок не делает, но с ленивым, кокетливым любопытством наблюдает за игрой, потягивая исключительно дорогое вино. Иногда она удаляется и любезно подает господам напитки. Особенно усердно она угощает господина свина, и эта разница в приоритетах не скрылась от его внимания, так что он остроумничает и рисуется перед ней, надеясь бог весть на что. Кажется, неприкрытый флирт занимает его даже больше игры, потому как, пока все за столом и крупье напряженно следили за галопом шарика, он упирался крошечными глазками-бусинками в фигуру Кафки, не стесняясь пялиться до неприличия долго. Верно, он считает, что это неотъемлемый элемент ухаживаний, обещающий ему успех в покорении дамы.

Кафка неотразима. На ней простое, но очень изящное черное платье, деликатно обнимающее ее фигуру. Черный шелк отливает золотом в теплом свете зала; оно стекает по изгибу ее талии и гаснет в тени под столом. Волосы собраны в сложную прическу и подвязаны лентой. На груди покоится подвес, мерцающий так, что невозможно не посмотреть на него хотя бы из чистого рефлекса и впоследствии не задержать взгляд. Неудивительно, что даже крупье периодически косится на нее, хотя ставок она не делает.

— Делайте ваши ставки, господа.

Сейчас, помнит Блэйд, выпадет 7. Красное. Но он ставит на черное, чтобы пока что не привлекать к своей исключительной удаче лишнее внимание. Разумеется, он проигрывает.

— Похоже, черное больше вас не любит, — смеется свин, похрюкивая, и Кафка снисходительно улыбается, пока ее улыбка не утопает в бокале вина. Блэйд неприязненно сощуривается.

— А вы не хотите сделать ставку? — теперь свин обращается к Кафке, тянет елейным голосом и касается ее запястья, якобы привлекая внимание, хотя в этом нет решительно никакой необходимости. Блэйд до скрипа стискивает челюсти, и Кафка, приметив это, склоняет голову набок, глядя на него. На миг ее взгляд заостряется, напоминая ему быть терпеливее. Блэйд смиренно прикрывает глаза, выражая согласие. Порою им не нужны слова, чтобы понимать друг друга.

— Воздержусь, — Кафка качает головой, и лиловые пряди взмахивают ярким блеском, — Я слишком быстро увлекаюсь. Боюсь, что уйду домой с пустым кошельком.

— Будет вам! Настоящий джентльмен никогда не позволит даме уйти без гроша в кармане.

Пока свин некоторое время склоняет Кафку к игре, а Кафка ловко увиливает, Блэйд ставит на первую дюжину.

— Идете на повышение риска? — обращает внимание пепеши, который ставит на чет или нечет, выигрывая и проигрывая примерно в одинаковой мере.

Блэйд окидывает его холодным взглядом и кивает. Эта мелочь его не занимает. О нем нет ни слова в его сценарии.

Шарик снова выпадает на 7. Блэйду выплачивают его выигрыш, а свин, поставивший на черный, с досадой барабанит пальцами по столу. Пока его мысли заняты проигрышем, Кафка поднимается с присущей ей легкой развязностью. Она подходит к Блэйду и кладет ладони на его плечи, чуть сминая ткань черного пиджака. Изнутри его лижет жар, погорячее того, который разожгла в нем яростная ревность.

— Принести вам еще коньяка, господин Инсин? — склонившись к нему, Кафка жжет его ухо тихим шепотом. А затем, понизив голос так, чтобы ее никто больше не слышал, говорит с видом, словно делает ему непристойный комплимент. Только Блэйд слышит, что ее тон строг и серьезен, — Не срывайся, Блэйди. Мы должны забрать Стелларон.

Выпрямившись, она отправляется к бару под тонущий в ковролине стук каблуков. Свин провожает ее взглядом, а затем с вызовом глядит на Блэйда. Устроенное Кафкой представление ради того, чтобы напомнить о необходимости следовать сценарию, явно задело его. Теперь, понимает Блэйд, он видит в нем соперника не только в игре, но и в любовных делах. От негодования его поросячьи ушки заливаются краской и подрагивают, словно желе.

— Господин Инсин, — видимо, поросячьи ушки умеют не только смехотворно трястись, но и чутко слышать, — а кем вы работаете, позвольте узнать? Костюм на вас дорогой, да и ставки вы себе позволяете смелые. Видимо, должность позволяет, а?

Почувствовав угрозу своему положению, свин явно пытается разнюхать, есть ли у него финансовое преимущество перед оппонентом. Ведь такие настоящие джентльмены полагают, что дамы ведутся скорее на деньги, чем на приятную внешность или — подумать только — на что-то более глубокое.

— Я держатель акций одной промышленной планеты, — пересчитывая фишки, с крупицей высокомерия отвечает Блэйд.

— Вот это да! А какой, разрешите поинтересоваться?

— Мне кажется, господин… — он обрывается и делает небрежный жест рукой, выражающий, что ему нет никакого дела до имени собеседника, — вам не следует совать ваше рыло туда, куда не следует.

— Ах вы… — пасть показывает желтоватые клыки, а в горле зарождается самый настоящий кабаний рык.

Докончить он не успевает, потому что Кафка возвращается с двумя бокалами коньяка: один для свина, один для Блэйда. Пепеши, обделенный дамским вниманием, обиженно морщит носик, но бодро заявляет:

— Хорошо, что вы ничего мне не принесли! Я как раз бросил пить.

Его комментарий теряется в общем шуме.

— Ваши ставки, господа.

Блэйд уверенно ставит на стрит: 7-8-9. Другие игроки делают ставки, и крупье объявляет:

— Ставок больше нет.

Шарик западает в ячейку под номером 7.

— Кажется, сегодня удача вам благоволит! — замечает пепеши, поставивший на нечет.

Свин, который поставил на черное, вновь скалит клыки, а затем его широкая морда расплывается в самой дружелюбной улыбке. Черные глазки сощуриваются, и их уголки идут мелкими, сухими морщинками. Он обращается к Кафке.

— Как вы смотрите на личное пари, госпожа? Как думаете, сколько господину Инсину еще будет везти?

— Недолго. Предположим, следующую ставку он проиграет.

— Хорошо! Тогда я ставлю на то, что он выиграет. И если я проиграю, то оплачу все ваше вино за вечер, а еще подарю самую дорогую бутылку из местного бара. А если выиграю, вы составите мне компанию во время перекура. Я угощу вас чудесными сигаретами! Как вам предложение, а? Как по мне, так абсолютно беспроигрышное. В отличие от этой ч-чертовой игры.

Блэйд долго выдыхает. Легкие начинает жечь, а плечи покрываются нервной испариной. Рубашка неприятно липнет к коже, еще и стискивает грудь так, что совсем не вдохнуть. По сценарию теперь он должен ставить только на выигрышные номера. И тогда свин выиграет пари. Но ему нисколько не хочется, чтобы Кафка осталась наедине с этим…

— По рукам, — тонкая ладонь жмет маслянистые пальцы, и Кафка бросает на Блэйда острый взгляд. Все его мысли нанизываются на него, и тревога только усиливается.

— Крупье! — свин нетерпеливо стучит рукой по столу, — к чему мы медлим?

— Делайте ваши ставки, господа.

Блэйд, смотря прямо в глаза свину, ставит на 17. Тот начинает заметно нервничать. Его лоб блестит жемчужинками пота.

— Рискованно, господин Инсин, — он протирает морду не очень чистым носовым платком, — я бы на вашем месте подумал дважды.

— А то и трижды, — поддакивает пепеши.

— Я принимаю риск.

Все напряженно следят за бегом шарика. Поднимающаяся злоба Блэйда умело маскируется нервозным волнением, конечно, вызванным рискованной прямой ставкой.

Две, три, четыре секунды.

Шарик наконец западает в ячейку.

— Семнадцать! — ахает свин, не веря своим глазам. Он пару раз моргает, а затем выливает в себя коньяк, — Надо же! Впрочем, — вид его мгновенно меняется, — Кажется, госпожа, я выиграл пари.

Очевидно, личный спор интересовал его куда более, чем выигрыш.

— Господину Инсину в самом деле благоволит судьба.

Господин Инсин без особого удовольствия наблюдает, как крупье выдает ему выигрыш в соответствии с правилами: в первую очередь. Его губы плотно сжаты, и он крепко стискивает в пальцах округлое донце бокала.

Свин выглядит исключительно довольным, хотя только что проиграл крупную сумму. Крупье призывает снова сделать ставки. Блэйд с холодным безразличием делает прямую ставку на 27.

Смех свина перемежается хрюканьем. От надменного веселья он укладывает лапу на живот.

— Вот это смелость! Уж не возомнили ли вы себя каким баловнем судьбы, господин Инсин?

— Увидим, — холодно отвечает Блэйд, покачивая бокал.

Шарик начинает гонку. Он дребезжит, красным и черным мелькает рулетка, а Блэйд не смотрит ни на шарик, ни на стол. Он силится поймать взгляд Кафки, толком даже не понимая, зачем. Вероятно, он ждет, чтобы она утешила его, успокоила одним только заверением: все в порядке, Блэйди, я пущу в него пулеметную очередь сразу же, как мы окажемся наедине. Но Кафка упорно следит за игрой.

— Двадцать семь! — восклицает свин, тараща глаза на рулетку, — ну и дела! Уж не жульничаете ли вы?

— Каким образом? — Блэйд выгибает бровь, ловя наконец-то уверенный взгляд Кафки. Она одобряет его хладнокровие. Его хладнокровие держится на тонкой, дрожащей от напряжения струне: того и гляди лопнет.

— А к ч-черту вас! — фыркает свин, осушая бокал, а потом спохватывается, — впрочем, не благословение ли это? Вы знаете, что все номера рулетки складываются в шесть-шесть-шесть? Число зверя. Вам благоволит удача, или сам дьявол?

— Я не верю ни в удачу, ни в дьявола. Только в случай.

Дальше следует череда изумительно точных выигрышей: Блэйд делает только прямые ставки, при этом с такой последовательностью: 7, 17 и 27. Дальше — по новой. Уже и пепеши решает ставить только на нечет, не рискуя заходить так же далеко, как господин Инсин, но ориентируясь на его решения. Свин продолжает утирать со лба обильно текущий пот. Чем меньше фишек у него остается, тем больше его занимает игра. После седьмого выигрыша Блэйда он заявляет:

— Эта чертовщина когда-то должна прекратиться! Ну не бывает же так, чтобы везло без перерыва?

— Почему же не бывает? — невозмутимо отвечает Блэйд, укладывая на очередное 17 башенку фишек, — вы, кажется, сами стали свидетелем этой чертовщины.

— Ай-й! Я говорю вам: не бывает. Семь прямых ставок вы выиграли, а? Вот и все, стало быть. Удача на этом должна вся издохнуть!

— Ты слишком суеверен, — пытается сбить норов приятеля пепеши, но тот его не слушает.

— А знаете что? Следующая моя ставка — вот эти часы!

Он достает из кармана золотые часы и со стуком кладет их на стол. Обратная циферблату сторона, скрывающая внутренности механизма, тепло сияет. Стелларон, понимает Блэйд. Вот оно.

— Но сначала я схожу подышать воздухом и выкурить сигарету. Уж слишком тут жарко! Госпожа, — он задирает подбородок и обращается к Кафке, поднимаясь с грохотом отодвигаемого стула, — вы мне обещали.

— Разумеется, — кивает она, незаметно бросая на Блэйда короткий взгляд. Твердый и почти угрожающий. Блэйд стискивает челюсти.

— Но как же… — рассеянно вопрошает крупье, но свин тяжело хлопает его по плечу.

— Расслабьтесь. Мы всего на минутку.

Свин удаляется с Кафкой в сторону балкона. У самой двери он находит в себе смелость уложить ладонь на ее талию. Блэйд вспыхивает и немедленно поднимается с места.

— А вы куда…

— У меня важный звонок.

Блэйд отходит от стола и отправляет два коротких сообщения, пока поспешным шагом пересекает зал. Он чувствует внутри дрожь, подобную той, которая возникает на водной глади, когда она только-только начинает кипеть. Но очень скоро кипение приобретает невообразимую силу, гремя и плюясь жгучим жаром во все стороны. Но кипяток — это еще ничего. Блэйду кажется, что по его венам течет раскаленная лава.

На балконе тридцатого этажа, на котором размещается казино «Респект», свин жмет Кафку своим пузом к перилам, обхватив те обеими руками. Ее нос подернут в едком отвращении, и смотреть она силится вниз, к пропасти, в которой на разной высоте снуют парящие автомобили.

Она сказала Блэйду: Стелларон окажется на кону, только если она лично уговорит хозяина. Подробностей он не знал. Теперь Блэйд понимает, почему: он бы с самого начала не одобрил этот план.

— Хотите, — хрипит свин в тоне, который, должно быть, считает соблазнительным, пока тянется рылом Кафке в лицо, — я подарю вам эти часы, а? Всего лишь за…

Хрип усиливается, а затем внезапно замирает, словно от пластинки оторвали иглу. Свин выкашливает на черный шелк платья две густые капли крови. Лезвие Фрагментарного меча останавливается в пяти дюймах от высоко вздымающейся груди Кафки. Она облегченно, но досадно вздыхает, когда Блэйд сбрасывает с клинка дохлую тушу.

— Блэйди, ты не должен был…

Блэйд резко притягивает ее к себе, тесня за поясницу, и сходу целует глубоко и яростно. Он кусается и шумно дышит, но завершает поцелуй нежным объятием губ. Кафка укладывает ладони на его грудь и мягко, но настойчиво поглаживает его.

— Я не могу позволить, чтобы всякие мерзавцы так обходились с тобой, — оторвавшись от нее наконец, глухо заявляет Блэйд.

— Элио не будет рад.

— Стой, — Блэйд сжимает ее плечо, безмолвно упрашивая задержаться на балконе, — сейчас вернусь.

Хлопнув дверью и обратив на себя внимание по меньшей мере пяти столов, Блэйд с окровавленным мечом пробирается к своему крупье. Все кругом замирают, изумленно глядя на него и на алую дорожку на ковролине, которую он оставляет за собой. Прямо из-под носа пепеши он выдергивает карманные часы. Крупье немедленно тянется к кнопке под столом, но Блэйд приставляет лезвие к его глотке, вынуждая замереть, задрав голову.

— Только, — рычит он, тяжело дыша, — попробуй.

Однако на других крупье угроза не работает. Они все почти одновременно жмут на тревожные кнопки, и со стороны лестниц слышится грузный топот охраны. Блэйд сует Стелларон в карман пиджака и рвется в сторону балкона, минуя вскочивших с мест гостей.

— Блэйд, что там происходит? — кричит ему Кафка, но он не отвечает. Он хватает ее на руки и перемахивает через перила. Кафка не пугается — она не умеет — но у Блэйда все внутри переворачивается вверх дном. Они не успевают пролететь и полтора метра, как их ловит летучий кабриолет. Он на автопилоте, но за рулем Серебряный Волк, беспечно заложившая руки за голову.

— Ты должен мне за это донат в игре, — голос изумительно спокоен. Кажется, она успела заскучать, пока добиралась к ним.

Блэйд согласно кивает, силясь восстановить дыхание. Ему это не удается, потому что Кафка сначала впивается в него с настойчивым поцелуем, а затем тянет за галстук так, что узел опасно стягивает его глотку, мешая вдохнуть.

— Блэйди, — с яростной улыбкой разъясняет она, — только попробуй еще раз что-то такое вытворить, и я…

— Ну-ну, — прерывает ее Волк, — сначала снимите комнату, потом объясняй ему это. Иначе я выкину вас из машины.

Блэйд сдавленно смеется, поднимая взгляд к звездам. Они здесь почему-то на удивление яркие, хотя шумный город горит той же мириадой звезд, только искусственной и слишком стройной. Ветер играет с его волосами. Наконец-то ему дышится легко.

Кафка забирается к нему на колени и тихо шепчет в губы:

— Но это было горячо.

— Я же сказала, что выкину вас!

Теперь смеется Кафка, совсем не сдерживаясь, а Блэйд заботливо придерживает ее за талию. Ему не следовало принимать это решение. Однако он ничуть о нем не жалеет.