Вай думает, что ее сестра окончательно сошла с ума, но все равно соглашается пойти с Джинкс в туннели. Имя Вандера действует на нее как какое-то заклинание из старой эпохи, как заговор. Она готова искать, даже зная, что у Джинкс не все в порядке с головой и что ей просто могла привидеться какая-то тень в глубинах ее подсознания. Но все равно… Вай кажется, что сестренка не врет. Она столкнулась с чем-то, что напомнило ей о Вандере.

Надежда все еще теплится внутри. Поэтому она приходит.

— Кого еще мы ждем? — окликает Вай Джинкс, которая явно переминается с ноги на ногу, поглядывая на темный проход.

Он появляется будто из ниоткуда — худой человек в плаще со строго поднятым воротником, крючковатый нос, хищный взгляд янтарного глаза. Он похож на птицу — из тех, что клюют мертвую плоть. Полы плаща тащатся за ним, как сложенные крылья. Вай отступает к стене, готовясь сражаться: ловушка, ловушка, это хренова ловушка! Но Силко приходит один, без своих головорезов и даже без той бабы с металлической рукой. Вай смотрит на него исподлобья. Он тоже пришел из-за уговоров Джинкс, не так ли? Гораздо легче думать, что она не одна такая дура, раз на них повелась…

— Это семейное дело, — сухо говорит Силко, тем же спокойным и деловым голосом, которым он, должно быть, ведет переговоры со всякими наркобарыгами. Владыка Зауна… Вай закусывает губу.

Все это можно закончить здесь. Джинкс стоит перед ними, заламывает руки, всполох синего сбоку, но Вай не отрывает взгляд от Силко. Его надменной кривой физиономии, которая почему-то напоминает ей об обществе пилтошек. Удивительно, как можно настолько походить на своего врага во всех этих изысканных рубашках, жилетках и плащах, но в то же время руководить этим гниющим городом.

Вай не сомневается: она может сломать Силко пополам голыми руками. Вот только… Если убрать его, Нижний город окончательно окунется в хаос, Вай не настолько глупа, чтобы не понимать. Силко — единственный, кто сдерживает их от нападения на миротворцев и ноксианцев, которые все только продолжают закручивать гайки. Его смерть обрушит то хрупкое ощущение безопасности, которое еще остается у заунитов, прижатых со всех сторон, и Вай признается, что не готова нести ответственность за то, что случится после смерти Силко.

Силко смеривает ее похожим взглядом. Он наверняка знает, что Вай была тогда с Кейт и миротворцами, когда они пробрались в самое сердце Зауна по вентилляции. Когда они несли только яд и смерть. Сколько его людей тогда сгинуло? Никто уже не узнает…

— Ну, идемте, — канючит Джинкс. — Я кое-что тут нашла…

Она идет дальше по длинному туннелю, уходящему в темноту. Вай и Силко плетутся за ней, приглядывая друг за другом. Даже смешно. Она фыркает, не таясь. Силко не заслуживает ее уважения.

— Это ведь из-за него Вандер погиб… чуть не погиб, если то, что ты видела, правда, — говорит Вай, ее голос отдается хором обвиняющих голосов. — Если бы он его не похитил…

— Посмотри на мое лицо и скажи мне в глаза, что у меня не было права!.. — захлебывается шипением Силко. Золотая радужка безумно мерцает. В неровном свете видно бугристые шрамы, которые он пытается скрывать за пудрой.

— Вандер умер из-за меня, — тихо говорит Джинкс, — из-за меня умерли все. И он, и Майло, и Клаггор, и…

Вай и Силко, готовые вцепиться в глотки, отступают на шаг.

Джинкс кажется пугающе беззащитной в этом сумраке, что обступает их в туннеле. Вина тлеет в ее нелюдских малиновых глазах, все еще пробивается, и Вай отворачивается, потому что вот ее-то глаза она совсем не может выдержать, не то что Силко.

Отвернувшись, Джинкс идет дальше. Она замечает, что светящиеся на стенах грибы отзываются свечением на шум их шагов, и начинает забавляться, хлопая в ладоши и наблюдая, как волна света прокатывается куда-то вдаль. Широкая ухмылка Джинкс напоминает о детстве. Вай мучается от похмельной боли в голове, поэтому просто бредет позади и жмурит глаза, чтобы не ослепнуть окончательно от этого ритмичного мерцания. Ей кажется, что дорога затягивается на часы.

— Джинкс! — окликает Силко, когда та ради интереса отковыривает со стены грибок и засовывает в рот. — Да блядь, — тихо рычит он себе под нос, и Вай помимо воли улыбается. Громче Силко говорит: — Милая, перестань совать в рот что попало, я не хочу снова нести тебя к доктору!

Джинкс показывает ему светящийся язык и металлический средний палец.

— Они ядовитые? — любопытствует Вай.

— Почем мне знать… — бормочет Силко.

Вай видит в нем усталость, которую прежде не замечала.

Хлопки Джинкс. Звуки шагов. Вай прислушивается к тишине и с облегчением выдыхает: они тут одни. Конечно, это значит, что и Вандера тут никакого нет, но зато не нужно ожидать нападение. Силко выглядит так, будто решил прогуляться. Глядя на его резко очерченное лицо, Вай вдруг задумывается: а ведь он наверняка тоже не верит в россказни Джинкс. Что-то она точно нашла в заброшенных туннелях, но чтобы живого Вандера… Так он здесь ради нее?

— Я знаю эти туннели, — вдруг говорит Силко, и его голос кажется еще более хриплым — после долгого молчания или из-за чего-то другого. — Раньше мы прятались здесь. Революция, — усмехается углом рта в ответ на растерянный взгляд Вай. — Нам нужно было иметь какое-то место, потому что все фабрики и профсоюзы, конечно, кишели миротворцами и продажными крысами. Вот и забивались в такие места, в которых никто в жизни искать не станет. Я… давно здесь не бывал, — признается Силко, и в его словах слышится глухая тоска по тем далеким годам. Он задирает голову и смотрит на озаренный свод, на острые выступы камней, на светящиеся пузыри.

После очередного поворота они и впрямь выходят к сторожке, такой старой, что просто чудо, как это ветхое жилище простояло здесь столько лет. По лицу Силко пробегает тень, но он молчит, позволяя Джинкс первой открыть дверь. Та отзывается протяжным, ноющим скрипом.

Здесь темно. Света не хватает. Силко находит рукой фонарь, щелкает зажигалкой. По тому, как он двигается, Вай догадывается, что он и впрямь бывал в этом доме. Настолько давно, что приходится вспоминать заново. Как будто прежний, зыбкий сон снова стал реальным.

— Осторожно, — помимо воли говорит Вай, когда Джинкс рвется вперед.

Вай подмечает, что в доме давно никого не было, тут лежит густая пыль, на двери свисают клочья паутины. В стакан, стоящий на столе, заглядывать не хочется. На крючке Вай видит две куртки, висящие рядом. Она шагает — Силко тоже, как отражение. Его тонкие пальцы двигаются по змеящейся S, по белой краске — и тут же отдергиваются, будто обжегшись.

Здесь никого нет. Старое убежище, пыльная одежда — вот и все, что остается от Вандера. Вай шумно дышит, не желая признаваться, что на глаза накатывают слезы. И вовсе не из-за поднявшихся клубов пыли, которая заставляет Силко закашляться. Вандера больше нет. Он умер… можно бесконечно выяснять, из-за кого из них он погиб, почему, за что, но это не изменит самого важного: у нее отняли отца, а ее запихнули в холодную тюрьму.

И это все уже не исправить. Даже если Джинкс пыталась.

— Эй, пап, здесь письмо… — шепчет Джинкс, стоявшая у стола.

Вай на мгновение окатывает жаркой яростью: да как она смеет! Называть отцом его! Убийцу, преступника! Того, из-за кого Вандер!.. И в этом самом доме, где Вандер прятался… Где бывал и Силко. Вай не может отрицать того, что когда-то они тоже были братьями, как они с Паудер родились сестрами. Что уж там: Силко заслуживает знать, что ему написали. Он долго вчитывается в письмо, возможно, из-за глаза. Вай успевает передумать, отпрянуть от стены и заглянуть ему через плечо.

— Если бы ты видел раньше, — вздыхает Джинкс.

Силко молчит. Он, как видно, не любит сожалеть о прошлых ошибках. Письмо неслышно падает на стол из разжатых пальцев, он пошатывается, но находит опору у Джинкс. Вай чувствует себя лишней — на невыносимое мгновение, глядя, как Силко, отвернувшись, гладит Джинкс по волосам, будто это единственное, что приковывает его к реальности. Вандер… Вай снова косится на письмо. Как это в духе Вандера: звать к примирению даже после всего…

— Здесь никого нет, — говорит Вай. Ей отчасти даже жаль их отвлекать, вырывать Силко из воспоминаний, что туманят его глаза. Он падает на стул, а Джинкс повисает на спинке. — Я… наверное, это не худшая прогулка, — она обводит взглядом покосившийся дом. — Вандер ведь никогда не рассказывал нам об этом…

— Угадай, почему, — сипит Силко.

— …но его тут нет и быть не может, он мертв, — припечатывает Вай. — Мне жаль.

Ей жаль, что безумие Джинкс выгрызло ей рассудок, заставило видеть призраки прошлого. Возможно, тут есть вина и самой Вай, тех ее слов, но она уже даже не помнит, что прокричала ей тогда на пепелище, воспоминания слиплись в ужасный болезненный ком.

Она знает, что не сумеет принять Джинкс, дочь Силко.

Но хотя бы рада тому, что та не забывает Вандера.

— Я видела его, — клянется Джинкс, раздосадованная тем, что ей не верят. — В тюрьме, он… не совсем он, а зверь… — Она растерянно моргает, похоже, сама не уверенная, что именно ей почудилось. — Он был прямо напротив меня, я не могла ошибиться, ты же понимаешь, Вай!

— В тюрьме? — переспрашивает Вай. Это первый раз, когда Джинкс вразумительно объясняет, как ее угораздило столкнуться с Вандером. — В, ну, знаешь, той самой тюрьме? Как ты там очутилась?

— Нарушив все мои приказы, — отмечает Силко. — В попытке спасти девчонку, к которой привязалась, и толпу размалеванных бандитов. В удачной попытке, не спорю, однако…

— Я спасала людей, пока ты топила себя на дне стакана, — тыкает пальцем Джинкс, — а ты вычислял, насколько невыгодно будет атаковать конвой пилтошек, — новый тычок. — Они пытались защитить свой город! Но только чокнутая Джинкс пришла им на помощь! Спешите видеть, новая героиня Зауна!

Силко издает какой-то странный хриплый звук, и только спустя мгновение оторопи Вай понимает, что он смеется, жмуря зеленый глаз. Его рука успокаивающе ложится на плечо Джинкс, и та только сердито хмурится.

— И, значит, Вандер оказался там, — почесывает седеющий висок Силко. — Я и не знал, сколько еще потерянных членов семьи может таить эта тюрьма.

— Вандера там быть не могло, — отпустив печатки, складывает руки на груди Вай. Она прожигает Силко взглядом, уверенная, что он прекрасно знал, в каком положении она оказалась — девчонкой, никому ненужной сиротой, на которую повесили всех собак.

— Это да, он пришел снаружи, — кивает Джинкс. — Я видела следы… и тела… Он ворвался туда. Я следовала за ним, и вот в этих туннелях я его потеряла.

Возможно, им всем надо выдохнуть. Вай снова отворачивается к стене, ковыряет узелок от ветки на доске. Это все не имеет смысла, и она не хочет спорить с Джинкс, убеждая ее смириться с реальностью. Пусть Силко этим занимается, раз уж он решил поиграть в заботливого воспитателя — аж смотреть тошно.

Силко первым встает и идет к двери. Он не оборачивается, хотя это его прошлое остается похороненным позади. Только у двери ненадолго задерживается и касается отметин когтей на дереве. Глубоких. Резких. Вай помимо воли сжимает пальцы перчатки. Она не знает, что водится в этих туннелях, но обладателя этих когтей явно не назвать дружелюбным.

Надо возвращаться. Джинкс бредет, понурив голову, пинает камешки. Она правда верила, что они сумеют здесь что-то найти. Точнее, кого-то. Вай старательно стискивает зубы, чтобы не огрызнуться на нее: а я говорила, а я сразу не хотела с тобой идти. Силко неспешно шагает рядом, наклоняется к Джинкс, что-то говорит, и она хихикает. Почему-то Вай уверена, что эти двое обсуждают ее кислую мину. Ну и плевать. Она не собирается в это лезть.

— Стойте, — вдруг замирает Силко. Шепот, как придушенный, звучит особенно страшно. — Свет, — одними губами говорит он, — мы узнавали, что идут миротворцы, по всполохам.

Резко обернувшись, Вай смотрит на горящее свечение грибов. Нечто приближается к ним — быстрее, чем отряд миротворцев. Даже если предположить, что Кейт выследила их… Нет, Вай уже слышит как нечто грохочет, как бьют по камню тяжелые лапы, как вырывается ревущее, рычащее дыхание.

— Вандер! — вскрикивает Джинкс. Ее лицо освещается безумной улыбкой, от которой даже Силко вздрагивает. — Это Вандер, я же говорила!

— Это не Вандер, — сквозь зубы цедит Вай. Отметины когтей на двери… — Убираемся, живо!

Оно вылетает на них: сталь, шерсть, когти, трубки. Все мешается в клубок. Вай бросается вперед без раздумий, перчатка встречается с чем-то мягким, чем-то живым, но разогранный удар, который заставил бы любого упасть, только замедляет тварь на мгновение. Вай едва ли что-то видит в отблесках алого, она просто бьет, а рядом с ней свистит когтистая лапа. Тяжелая. Она не должна умереть. Не должна — вот так… Позади визжит Джинкс. Вандер. Это не может быть Вандер. Запах крови забивает глотку.

Удар отшвыривает Вай в сторону, она бьется о стену, спина будто горит от боли. Она пытается вскочить, но ноги подкашиваются, не слушаются ее. Дышать тяжело. Зверь слишком мощен, но даже сил сбежать у Вай не остается.

Последнее, что она видит: как зверь поворачивается к Джинкс. Как оскалена его пасть, как слюна капает с зубов. Слюна и кровь. И как Силко — Силко, которого даже Вай бы могла сломать голыми руками — встает перед Джинкс, черная прямая тень, янтарный глаз горит в темноте, пальцы сжимают пистолет, но они все знают, что он сейчас умрет.