За что Вейлор Лемар любил старые вещи, так это за хранимые ими воспоминания, что вызывали удивительные химические реакции нейронов, стоило прикоснуться или просто взглянуть на случайную побрякушку или фотографию. Наверное, так переживали своё прошлое люди далёкой, ныне утерянной Колыбели. Для сегодняшних воспоминаний требовалось любое записывающее устройство с определённым плагином и одна из многочисленных разработок по симуляции виртуального пространства, будь то громоздкие капсулы повышенного комфорта с включённой в прайс системой стазиса, роботической кожей и различными флаконами запахов, что создавали под руководством ИИ определённые ароматы, погружая в полноценный дивный мир игр, кино и бог знает чего ещё, или же простые шлемы и даже очки. Хочется почувствовать обнажённую кожу спутницы в пикантном видео — тысяча кредитов и кончики пальцев смогут отдалённо ощутить мягкость чужого тела. Побыть в шкуре солдата — тридцать баксов и даже примитивный набор для погружения даст незабываемые эмоции для тех, у кого этот опыт впервые. Мир технологии и науки не стоит на месте, но с каждым новым открытием удивлять человечество становилось сложнее. Поэтому Вейлор так дорожил собственными воспоминаниями, загруженными не в облачное хранилище, а теми, что были в его мозгу.

      И всё же, сейчас он сидел за небольшим столиком, чья серебристая лакированная поверхность отражала искусственный свет зависшего над коммерческими ярусами «Исиды» солнца. Тягучий медовый аромат цветущей жакаранды он не почувствовал — скорее вспомнил, глядя на медленно плывущие пурпурные лепестки в декоративном пруду, где плескались запущенные оранжево-белые карпы. Самые настоящие, что и привлекло внимание Лемара, которые требовали ухода и внимания. И всё же они были под толщей прозрачной воды, спокойно выныривая при виде тянущих руку к глади детей, смешно раззявая рты.

      Вейлор откинулся на жёсткую узкую спинку стула, втягивая столь въедливый сладкий аромат маленьких пурпурных цветов, и взглянул на открывшийся на балконе сорокового этажа вид, где длинную прямоугольную белую площадь с ровными островками зелени, сжимали по бокам искусственно созданные холмы вечнозелёного газона и бьющие ввысь струи фонтанов, бурля падающей водой на искрящейся поверхности. И всю эту красоту с мягкими округлыми формами ярусов, переходов, зависших в воздухе платформ и лифтовых шахт наполняли толпы людей. Яркие, пёстрые, похожие на выпущенных из клеток попугайчиков, они сновали от одного края до другого, меняли маршруты, сталкивались двумя течениями, смешивались, образовывали волны и воронки, наполняя коммерческий район многоголосым шумом. Он вряд ли вспомнит, о чём беседовали за соседним столиком две очаровательные женщины в форме административных работников, но не забыл взгляд безумно светлых глаз одной из них, полоснувших по скучающему Лемару.

      «Исида» заметно отличалась от его родного Фербиса, где густые джунгли покрывали большую часть планеты, делая её труднодоступной, почти непроходимой. Конечно, далеко на юге или севере климат менялся, становился привычнее, но не отменял того, что сама планета представляла из себя живой организм, наполненный диковинными ядовитыми растениями и тварями. Опасность была едва ли не на каждом шагу: маленькая яркая змейка — яд способен убить взрослого пса, красивые глянцевые плоды так и просятся в руки — сок парализует дыхательные пути. Быть беспечным — быть мёртвым. Это мир не для детей, здесь не было школ, семейных пар, каждое воскресенье устраивающих барбекю на общей веранде. Но Вейлор вырос на Фербисе, любил муссонные дожди, под которые выбегал на открытую веранду и тянул руки к тяжёлым каплям. Он любил наблюдать за работой матери, изучавшей новые виды, и пусть его респиратор то и дело сползал, Вейлор всё равно сидел рядом, зачарованно наблюдая за монотонной работой приборов и бездушных строк анализов. В цифрах и в перечне состава скрывался целый массив информации, настоящий мир, разбитый на маленькие простенькие сегменты, из которых и вырисовывался сложный узор жизни. Удивительное детство, мог бы сказать Лемар, спроси кто про это. Скука смертная, ответил однажды Тони Крествуд, развалившись на ногах учёного.

      — Давно не виделись, Вел.

      Сердце Лемара замерло, покрылось тонкой корочкой льда и вдруг заколотилось об рёбра, заставляя чёртову кровь прилить к щекам. Он повернул голову и прищурился, пытаясь разглядеть изящный силуэт напротив витрины, отражающей искусственный свет. Лёгкое дуновение ветра, — пусть подмена понятий, пусть это лишь система вентиляций, но он наслаждался каждым лёгким прикосновением к коже, — и тонкий шлейф сочного, дерзкого аромата окутал сидящего Лемара.

      — И правда, — а после на одном выдохе, едва слышно. — Касси.

      — Касси? — серебряный смех заставил сердце сжаться в былых чувствах, ещё теплящихся где-то под сердцем стылыми углями былого пожара. — Как давно я не слышала этого.

      Она была прекрасна — это сказал бы любой мужчина, окажись он сейчас на месте Лемара: лёгкое летнее платье, обнимавшее стройную фигуру, мальчишеская угловатость растворилась, округлилась, придала форму, обрела грацию опасной кошки. Чёрные волосы падали каскадом на спину и плечо, волнами струились вниз, отливая на солнце приглушённо алым. Бычья кровь, подумал тогда Вейлор, он и сейчас так считает. Она одна из немногих детей — единственная, если быть честным, кто жил с ним на Фербисе, дочь такого же биолога, кем была мать Лемара. Шебутная, дерзкая, неуступчивая, совершенно не боялась ни бога, ни дьявола, ни тварей, обитавших в местных джунглях. С ней никогда не было скучно — новые приключения, новые забавы, новые исследования — и Вейлор закономерно влюбился.

      — Зачем эта встреча? — он холодно оборвал её, отгородившись возведённой стеной отчуждения, совершенно незаинтересованный в разговоре, задумчиво — а может, нервно? — поглаживая большим пальцем кромку чашки с остывшим кофе.

      Он пережил долгий перелёт в МПК класса «Сигма», явно построенного лет семьдесят назад и ни разу не обновлявшегося с тех пор, как сошёл с верфи. Назойливая мигрень сверлила лобную кость, тело было на пределе сил, чесалось от грязи, от запахов, пропитавших грузовой отсек, куда набились беженцы, незаконно пытающиеся перебраться на планеты побогаче, где их должен ждать рай и жизнь сразу сделаться легче. Наивные идиоты, но не Лемару их осуждать.

      — Разве двое старых друзей не могут встретиться за чашкой кофе? Как в старые времена, Вел? — она не спрашивала можно ли ей присесть, и без этого знала, что он разрешит — всегда разрешал. — Ты помнишь?

      И её нога кокетливо прошлась по ступне Лемара.

      — Мне не четырнадцать, чтобы вестись на подобное, — лениво заметил Вейлор, но челюсти сжались, не желая выдавливать даже хрип для сидевшей напротив. — Если ты на счёт того предложения, я всё ещё остался при своём мнении.

      — Неужели не передумал? — она подалась вперёд, поставив узкий локоток на край стола и с любопытством взглянула на учёного, подперев кулачком подбородок. — Даже твоё жалкое нищенское существование не заставит согласиться? Я могу перевести аванс прямо сейчас, купишь себе, к примеру, новую рубашку.

      — Мне хватает на жизнь, но спасибо за беспокойство.

      — Вел, ты закапываешь свой талант и будущее, — уже без усмешки, абсолютно серьёзно. — Мне жаль, что случилось с твоей матерью, но горе — не повод сходить с ума.

      — Мои психические показатели в пределах нормы, — устало вздохнул Лемар и отвернулся, избегая взгляда давней подруги.

      Кассия Муркок в свои двадцать четыре стала специалистом отдела биоинженерии в «Такаги Компани», её успех — новейшие разработки в сфере фармакологии и место ассистента выдающегося биоинженера Говарда Полонски. Громкий успех, громкие имена, громкая слава, а вместе с этим и прибыль. Касс умела обращать на себя внимание и пользовалась этим столь же грациозно, как выводила формулы и раскрывала чужие тайны. Красота, расчётливость и умеренность — три главные черты этой дикой кошки. Он не жалел о том, что испытывал к ней, — любой опыт есть опыт, — но ненавидел их сегодняшнюю дружбу. Иногда что-то из детства должно оставаться в детстве, и для него этим была Кассия Муркок.

      — Если это всё…

      — Нет, не всё, — она успела схватить его за руку до того, как Вейлор поднялся, и с силой прижала к столу. — То, что я тебе предлагаю, — настоящий прорыв. Только представь, что можно создать с помощью этого открытия, Вел. Никаких врождённых пороков, уродств, отклонений — ничего. Здоровое, сильное поколение. Наши дети будут…

      — Нет никаких «наших детей», Касс, — Лемар выдернул руку и всё же поднялся. — Выращенные селекцией люди ничем не отличаются от животных или растений.

      — С каких пор ты стал таким гуманным?

      — Евгеника — миф.

      — Уверяю тебя, скоро это станет реальностью, — она неспешно поднялась, одёрнула невзначай подол платья, расправила его и мягко подкралась к стоящему Лемару с лёгкой улыбкой на миловидном лице. Игриво царапнула тяжело вздымавшуюся грудь, прижалась, позволяя ощутить не только тепло, и выдохнула на ухо. — Один такой ребёнок уже существует.

      Барабанная дробь чьего-то кулака заставила Лемара дёрнуться и отключиться от облака, обрывая воспоминание — единственное, которое он пересматривал раз за разом, задумчиво прокручивая последнюю фразу Касс. С той поры он её не встречал, не получал сообщений, но видел в новостях и на ток-шоу как и всегда сверкающую в лучах славы, великолепную, упоённую всеобщим вниманием. Ещё никогда наука не обретала такое коварное, но очаровательное лицо.

      Грохот повторился, и Вейлор вжал большой палец в панель, слушая лёгкое шипение отъехавшей двери. Когда-то Лемар считал себя неоправданно высоким, но потом он оказался среди ударного отряда, где каждый первый был настоящим великаном. «Чем их здесь кормят?» — изумился тогда Вейлор, и снова эта мысль вспыхнула, стоило взгляду упереться в обтянутую футболкой грудь рядового Абеля Чоу, мощную и крепкую от вечных тренировок в спортзале, на которые многие молодые солдаты тратили свободное время. Уставший солдат — спокойный солдат.

      — Абель?..

      — Идёмте скорее, сэр, — скороговоркой вырвалось у взволнованного юноши и он, не тратя времени на объяснения, сжал ладонь Лемара и потянул в сторону лифта, куда уже устремились остальные, о чём-то восторженно перешёптываясь.

      — Ты можешь объяснить что происходит?

      — Если успеем, то увидите сами, — Чоу обернулся назад и его щёки вспыхнули красным.

            Они добрались до лифта первыми и Вейлор, ещё не успевший сообразить что происходит, был оттеснён мощными руками Абеля Чоу, лёгшими на талию, к дальней стенке. С деликатной настойчивостью. И тут же вслед за ними ворвался вихрь удивлённых, возмущённых, насмешливых голосов. Лемар утонул в шуме слов, в волнах запаха и жара от тел, где единственная защита — огромный метис, нависающий скалой над Вейлором. Пришлось приложить усилие, чтобы обернуться к нему лицом, и оказался вжатым спиной в стену пленником упёршихся по бокам от головы Вейлора рук. Словно под защитой огромного дерева, подумалось Лемару.

      — Подвиньтесь, мальчики! — последней в кабину переполненного лифта заскочила бортинженер Мэдлин О’Доэрти, и тут же часть парней услужливо двинулось к широкой спине Чоу. — Мистер Лемар! Сэр! Как вы и просили!

      Её изящная тонкая рука взметнулась вверх, держа планшет над головами притихших солдат, когда вытянувший шею Лемар пытался разглядеть из-за плеча Абеля бортинженера.

      — Спасибо, Мэдди, — с улыбкой отозвался Вейлор. — Обязательно заберу, как только освобожусь.

      — Я отрываю вас от чего-то важного? — можно представить, какая хитрая улыбка расцвела на губах О’Доэрти, но ему не дали даже оправдаться, когда звонкий голос Кенни — или Денни? — вдруг взорвал тишину:

      — О чёрт, детка, я выиграл! — и подняв голову, пояснил: — Кто ставил на Риверу — вы самые жалкие неудачники!

      — Неужели он в пролёте?

      — Нет, не может быть!

      — Может! Гарри из 105-й только что отправил фото, и угадайте кого застукали за горячим?

      — Только не Кайданова…

      — Да, твою мать! — вновь взрывается весельем Кенни — или всё же Денни? — Кайданова и Райс! Прямо на столе в брифинг-зале!

      — Они переспали? — Чоу повернул голову и впервые Лемар увидел татуировку — дату, когда была уничтожена его родная колония силами Альянса. Ничто не забыто, будто говорила она, оставляя во рту вкус горечи и боли.

      Его уши вспыхнули красным, просвечивая в свете потолочных светильников тонкую паутину сосудов. Такой стеснительный и невинный в свои девятнадцать.

      — Постесняйтесь непричастных, — по-доброму усмехнувшись, Лемар ткнул кулаком Чоу и тот пугливо отстранился, придавив кого-то позади. А после, поправив очки, спросил: — Он всё же решился?

      — Спустя два года и восемь месяцев, — раздался звонкий голос О’Доэрти. — Теперь у кое-кого будет регулярный секс!

      Лемар подавил улыбку, наблюдая, как мучительно Чоу пытается не слушать бортинженера, как его щёки наливаются румянцем смущения, а дыхание учащается, выдавая лёгкое возбуждение. Абель, как и его библейский тёзка, был добродушен, открыт и чертовски силён, и хранил себя для некой Великой Любви. Он краснел всякий раз, когда видел бесстыдно оголённую О’Доэрти, чью упругую грудь стискивал спортивный топ, отводил глаза, и застенчиво улыбался, заикаясь при попытках Мэдди заговорить. С Вейлором он вёл себя почти так же.

      — О, теперь ясно чего Ривера такой злой, — смешок раздался где-то рядом с Мэдди. — Продинамили, вот и бесится.

      Новая волна голосов нестройно рассмеялась, фыркая и выкрикивая наперебой новые шутки, наполняя металлическую кабину шумом, когда всё враз стихло, стоило двери плавно раскрыться на одной из палуб. Судя по напряжению в толпе, к ним втиснулся герой последних слухов — Гэвин Ривера. И прислушиваясь к общему сопению, царящему в лифте, Вейлор неожиданно заметил насколько близко Чоу оказался к нему, оставляя пару дюймов между ними. Лемару даже поднимать голову не пришлось, и без того представляя неуверенную улыбку, расползающуюся по губам рядового.

      Весь оставшийся подъём набившиеся в просторную кабину солдаты провели в довлеющем молчании и одной гурьбой вывалились из лифта, стоило тому распахнуться на верхней палубе. И его вновь накрыло ощущение ничтожности перед огромным пространством командного центра, как это случилось в первый раз. «Эльзас», как и должно дестроеру, когда-то сошедшему с верфи Альянса, был не просто большим — исполинским в своих размерах, вмещая около тридцати тысяч человек. Целая армия могла разместиться во внутренностях такого корабля вместе с боевыми штурмовиками, разведывательными корветами и спасательными шаттлами. Всё, что принадлежало и принадлежит Альянсу, кричало о своём величии, показывая не только мощь армии Северной Звезды, но и помпезность. Серебристые стены и потолки, тёплые полы, современные душевые, комнаты отдыха с тренажёрами, развлечениями и просторная кухня с огромным складом, оборудованным холодильниками и заморозками для хранения настоящих продуктов. Вейлору выделили целую каюту первого помощника убитого Кохом капитана, где он и расположился, успев привыкнуть к мягкой постели и удобным стульям за недолгое пребывание на «Эльзасе».

      Но теперь, оказавшись в руках мятежников, дестроер постепенно изнашивался, дряхлел от бесчинств некоторых гёзов, их диких повадок и жажды разрушения. Серебро уже не так блестело, а где-то смазанные наскальные рисунки украшали некогда навигационные надписи на стенах, казармы имели удручающий вид, а продовольственный склад был больше забит брикетами сухпайков. Пятая Коалиция никогда не славилась дисциплиной, что говорить о трёх тысячах горячих юнцов, желавших скорее пустить кровь Альянсу. Но вот командный центр сохранился в своём первозданном величии, где располагался кокпит с координаторами, штурманами, связистами и пилотами, сидевшими за длинной приборной панелью, то и дело отслеживая состояние корабля. А над их головами возвышался капитанский мостик с голографическим экраном, куда выводились данные, карты и схемы. Даже воздух здесь казался чище. И сейчас дикая свара, купавшаяся в нарастающем гомоне, вдруг притихла, позволяя протискивающемуся между мощными плечами молодых гёзов Лемару услышать выходящий за рамки вежливости спор. Его, тихо извиняющегося, придерживающего старомодные очки, заметил стоявший в первых рядах Морган Кох, и жестом приказал расступиться. Голубоглазый великан, коим являлся капитан, внушал настоящий ужас в сердца врагов и воодушевлял своим примером молодых рекрутов, вступавших под флаг Коалиции. Вечно спокойный, практичный и молчаливый Кох успел отметиться более десятью победами над Альянсом, захватом «Ниберии» и одним тяжёлым ранением, с которым смог вывести своих ребят из ловушки на Ясире. И он безучастно наблюдал за спором двух стоявших друг напротив друга мужчин, в одном из которых Вейлор признал проповедника Омара из Тебан аль-Харба. Невысокий всклокоченный араб в длинном традиционном платье и армейской куртке, надетой поверх. Смотрелось это не только нелепо, но и дико. Лемар проскользнул к Коху и ощутил крепкую ладонь Кайданова на плече. Тот коротко кивнул.

      — Вы заперли эту собаку, а нужно её умертвить! Показать этим кафирам, какой гнев обрушится на их неверующие головы, если они не склонятся перед величием Ар-Рахима!

      — Живая собака лучше мертвого льва, Омар, — отозвался Диаз и его привычно холодный, как паковые льды Йорунгарда — северного океана на родной планете Лемара, голос заставили отступить возмущённого араба.

      — Ты попираешь своими неосмысленными действиями союз…

      — Таков приказ капитана, — отчеканил возвышающийся над Омаром майор и его губы сложились в тонкую напряжённую линию. Он был зол. Чертовски зол, и Лемар увидел это в потемневших глазах Эстебана Диаза. — Я не обсуждаю приказы вышестоящих.

      — Тогда почему он молчит сейчас? Потому что ему угодно дело, которое мы совершим, как только ты отступишь, солдат. Вы начнёте трансляцию и мы скажем им: сдавайтесь. Мы скажем каждой матери и каждому отцу: забирайте своих сыновей из армии, иначе они вернутся в гробах. Мы покажем что бывает с теми, кто упорствует лживой политике этих трусливых шакалов.

      — Я лично пристрелю каждого из твоих боевиков, кто сделает шаг в сторону мальчишки. Каждого, — повторил Диаз, и от спокойного тона у Лемара прошлись мурашки. — Включая тебя, Омар.

      Тот ощерил крупные желтоватые зубы, проглядывающиеся единственным светлым пятном в густой неухоженной бороде, и окатил недрогнувшего майора жарким потоком проклятий, певуче тараторя, что встроенный в наушник транслитер не справлялся с переводом, стыдливо замолчав. Но Омар ушёл, как и его люди, вечно таскающие с собой автоматы, словно готовые принять бой в любой миг. Злые и мрачно зыркавшие на расступившихся вояк, они прошили толпу горячим ножом и исчезли за створками лифта, позволяя всем выдохнуть.

      — Ты нажил врага, — с тяжёлым акцентом обратился к Диазу Кайданов. Между этими двумя если не симпатия, то уважение точно.

      Майор мазнул взглядом по Лемару, коротко усмехнулся и, развернувшись, направился прочь с мостика, не дожидаясь приказа Коха, тот не останавливал, недовольно зыркнув на собравшуюся толпу.

      — Представление окончено, — голос Моргана был утробным, зычным и красивым, и Вейлор наслаждался каждым словом, сказанным Кохом.

      Лёгкий ропот прошёлся по рядам, затем все зашевелились и растаяли, оставив старших офицеров и историка наедине. Вместе с Кайдановым и Лемаром остался Ривера, кислой латинской мордой жгучего красавца с обложки модных билбордов портя и без того невыносимую атмосферу тяжёлого раздумия.

      Впервые гёзы пришли к союзу с Тебан аль-Харбом десять лет назад, когда потерпели самое крупное поражение, от которого начали оправляться буквально в последние два года. Кучка религиозных фанатиков и националистов, как-то оказавшихся в космосе, оказалась настоящим стихийным бедствием, как для Альянса и Федерации, так и для самой Пятой Коалиции, страдавшей от брошенной на них тени терроризма. Взрывы, захваты, казни, расстрелы — всё это совершалось моджахедами во имя «священной войны». И вот Лемару довелось лично увидеть одного из проповедников, к счастью, совершенно не интересующегося присутствием историка на борту.

      — Я предлагал не вмешиваться в допрос! — взвился Ривера, ткнув указательным пальцем в грудь помрачневшего Коха. — И вот что вышло! Теперь этот больной ублюдок прирежет его, как барана, прямо на камеру!

      — К чему истерика, Ривера, — Кайданов поморщился. — Что случилось, то случилось.

      — Тебе мало того, что из-за них наших теперь добивают на месте, а не берут в плен? Хочешь, чтобы прошлись новыми чистками?

      — Из-за одного рядового разведчика никто не шевельнётся.

      — Нет, Алекс, — Кох устало потёр глаза, — он прав. Альянсу не нужно давать лишнего повода.

      — Если бы не жалость этого труса, — Ривера нервно махнул рукой в сторону молчавшего Лемара и тот напрягся, — нам бы не пришлось защищать какого-то сопляка. Он так здорово отсасывает, что ты голову потерял?

      — Закрой. Свой. Рот, — отчеканил Кайданов, сделав шаг вперёд, угрожающе сжав здоровенные кулаки.

      — Ты-то чего завёлся? Тоже потрахиваешь эту шлюху, пока рот Райс занят другим членом?

      Последнее, что успел заметить осклабившийся в злой усмешке Ривера — багровое лицо Кайданова и стремительно приближающийся кулак. После его накрыла болезненная тьма, а попытавшийся придержать падающее тело старпома Вейлор лишь зацепил футболку и тут же выпустил из ослабевших пальцев. Кайданов потряс ладонью, разминая, и недовольно цыкнул.

      — Теперь и ты завёл врага, — коротко улыбнулся Морган Кох, подозвал двух солдат и указал на лежавшего Риверу.

      — Так что здесь произошло? — присевший рядом с Риверой Лемар пощупал пульс под челюстью и удовлетворительно кивнул, позволяя охране бережно поднять мужчину и потащить в сторону лифта.

      Кайданов замер:

      — Диаз неожиданно воспылал желанием следовать приказам, — а после обернулся на Коха. — Впервые вижу, чтобы он вмешивался в разговор.

      — Тем более ради того, кого сам хотел прикончить.

      — Может, этот махи не так прост?

      — Или это простая принципиальность, — Кох хрустнул позвонками шеи, потёр её и повернулся к голограмме системы. — Ты же знаешь какой он расист.

      Кайданов лишь скупо улыбнулся, вытянулся в струну и, приложив ладонь козырьком к голове, спросил разрешение уйти. Кох одобрительно кивнул.

      — Хуже некуда? — Лемар присел на край стула, мягко улыбнувшись взглянувшему на него Коху. Этот огромный белобрысый великан внушал не страх, а уважение, перемешанное на некую нежность, появившуюся в сердце Лемара спустя три месяца путешествий в необычной компании.

      — Терпимо. Но назойливость Омара начинает надоедать.

      — Зачем вы до сих пор с ними в союзе? Ты мог поговорить с другими, наконец-то избавиться от этого…

      — Нас давят, Вейлор. Стоит отбить одну планету, как Альянс тут же возвращает себе целую систему. Нас мало, мы измучены, лишены надежды. Иезекииля нет, а с ним и побед. Мы уже не ведём войну, а пытаемся выжить.

      Лемар оторопел. В голубых глазах Коха, вечно умиротворённых, чистых, он впервые увидел зарождавшуюся панику. Тревожные слова рождали картину краха Пятой Коалиции, предрекали конец масштабному противостоянию, длившемуся не один десяток лет, и неясность будущего пугало капитана. Тот отвёл взгляд, выдохнул и вновь заговорил с привычным спокойствием:

      — Ты знаешь, что может быть, если мы откажемся от этого союза.

      — И что с того? Разве это причина провести жизнь в вечной войне? Месть, которой вы кормите юнцов, пожирает в одно мгновение. Нужно остановиться, перестать плодить ненависть.

      — Ты вырос в любящей семье, Лемар, — голос Коха зазвенел сталью. — Ты не видел ничего, кроме отца и матери, их заботы о тебе, и безмятежного детства. Твой дом не громили, твою семью не расстреливали на площади, не травили в шахтах, ты привык есть хрустящие хлопья по утрам и проводить время за книгами. Мы привыкли вкалывать за жалкие гроши под землёй, перешагивая новые и новые тела тех, кого знали и любили. Тебе не понять нашу причину…

      — Этой причине тысячи и тысячи лет. Она весьма проста для осознания того, кто любит хрустеть хлопьями на завтрак. Просто ты боишься лишиться цели.

      — С каких пор книжная крыса учит вояку жизни? — выгнув бровь Морган Кох присел на край панели, не сводя тёплого взгляда с улыбнувшегося историка.

      — С тех, как оказался на борту одного дестроера, — Лемар поднялся, стряхнул с колен невидимые пылинки, избегая чужих глаз, ощущая себя препарированной лягушкой, и вдруг поднял голову, внезапно вспомнив кое-что. — Так что с этим махи?

      — Проведём новый допрос.

      — Диаз?

      — Возможно.

      — Он не расколется. Сколько ему: шестнадцать? семнадцать? Гордость будет говорить громче разума.

      — Все ломаются, Вейлор, просто нужно правильно надавить.

      — Просто помни, что парень в первую очередь — человек.

      — Добрый самаритянин.

      — Это называется совесть, Морган. Хорошего тебе дня.