Шикмуон строптивец.

С ним физически опасно разговаривать; попытки спорить с ним или возразить вызывали лишь насмешливое презрение в красном взгляде. Никто не решался напрямую противостоять ему, зная, что это может закончиться весьма плачевно. Шикмуон всегда был готов к внезапной атаке и проявлял свою силу без колебаний, словно хищник, не терпящий посягательств в свою сторону. Он держал этим других на расстоянии, не позволяя приблизиться к себе слишком близко. Любая попытка договориться или прийти к компромиссу наталкивалась на глухую стену из его упрямства и самоуверенности.

Ланосте, наблюдая за происходящим, лишь прикрывал глаза, пряча мелькнувшее в них довольство. Он знал, что Шикмуон всегда будет стоять на своём, и это его более чем устраивало. В его непреклонности он видел силу, которой можно было воспользоваться в своих интересах, ведь Шикмуон действительно был строптивцем.

Шикмуон как дикий зверь, что рычит и кусается, стоит чему-то пойти вопреки его ожиданиям, но в некотором роде это и подкупало. В этом он был похож на свою мать.

Ланосте мог им гордиться.

Однако в правильных руках Шикмуон был крайне покорен. Об этом, правда, никто не знал, но оно и не имело значения, важен лишь факт: Шикмуон может и хочет быть послушным.

— Раздевайся, — голос звучит бархатом, и на губах мужчины застыла ничего не выражающая улыбка. Шикмуон сглатывает. В комнате царит полумрак.

Он медленно, неуверенно снимает одежду, развязывая узелки и вынимая пуговицы из петелек непослушными пальцами. Он чувствовал дрожь, не то от стыда, не то от предвкушения, и послушно замирает под пристальным взглядом.

Молчание длится довольно долго, и в какой-то момент Шикмуону становится крайне неуютно. Он дёргается, когда Ланосте вздыхает и качает головой.

— Я разочарован, — ему показалось, словно сердце упало к самым ногам, а затем гулко забилось в горле. — Носишься за Чёрным магом, как влюблённая девчонка… ты заслуживаешь наказания, ты так не думаешь?

Шикмуон чувствует, как ноги готовы подкоситься от одного только этого тона. Хотелось возразить, потому что это звучало так, словно Ланосте когда-либо волновало его мнение. Шикмуон сухо сглатывает, кивая, и быстро проходится языком по высохшим губам. А-а… тело прошивала дрожь нетерпения, и он вынуждает себя успокоиться.

***

Шикмуон стоит на четвереньках, сильно закусив губу. Ему запретили издавать звуки, и он молчит, но он чувствует взгляд, что словно пожирает его, оценивая и примеряясь.

Щёки горят от стыда и легкого возбуждения, он чувствует, как внизу живота всё сворачивается клубком, что всё туже стискивает органы.

Ланосте касается его, мягко и почти неощутимо, ведёт рукой вдоль позвоночника, заставляя лечь на грудь и раздвинуть бёдра шире, спускается к ягодицам, замирая большим пальцем напротив сухой дырки. Шикмуон нетерпеливо ёрзает.

— Помнишь, Шикмуон? Ни звука, — в голосе слышится насмешка, и Шикмуон скованно кивает.

Слышится звук открывающейся бутылки и длинные пальцы проникают сразу, на всю длину, заставляя дёрнуться и закусить губу.

Пальцы растягивают и растирают мышцы, проходясь по чувствительным стенкам, и Шикмуон не сдерживается — тихо стонет, за что тут же получает предупреждающий шлепок. Он не был сильным, но был ощутимым, и Шикмуону хочется скулить. Он хочет спровоцировать Ланосте. Он хочет…

— Нельзя, — удар снова опускается на его бёдра, в этот раз сильнее предыдущего. Одновременно с этим он сжимается вокруг пальцев, что упрямо игнорируют то место, которое доводило его до пика. Ланосте, кажется, был доволен: он гладит покрасневшую кожу невесомым касанием, а после снова жестоко опускает руку. — Считай про себя, Шикмуон. Три.

Четыре. Четыре словно облизывает кожу огнём, заставляя его невыносимо дрожать. Щёки горели, и он не мог контролировать своего возбуждения, кажется, что оно текло по венам вместе с кровью, жгуче задерживаясь в паху. Он закусывает губу, опуская голову. Невыносимо.

Пять сначала нежно оглаживает краснеющую кожу, а после снова ударяет так, что у Шикмуона в глазах белеет. Он хочет кончить, но ему не разрешали. Его наказывают, Шикмуон должен об этом знать, но…

На глаза наворачиваются слёзы, когда рука опускается в шестой раз, а пальцы Ланосте оказываются глубже. Он раскрывает рот в немом стоне, а на седьмой удар всё же не сдерживается: низко, требовательно мычит, пытаясь приглушить звук в простынях. Ланосте на миг замирает, и Шикмуон чувствует, что напросился.

Пальцы легко покидают его тело, заставляя его жалко сжиматься, и на ресницах скапливаются слёзы. Шикмуон закусывает губу, готовый просить прощения.

— Шикмуон, — голос Ланосте вкрадчивый и ничего не выражающий. У Шикмуон дрожат плечи, и, кажется, он был готов разрыдаться. — Сколько?

— Семь… — голос хрипит, а член болезненно дёргается. Шикмуон был на грани, он не понимал, чего хотел сильнее: кончить или расплакаться.

Внезапно на бёдра опускается лёгкий шлепок, и Ланосте со слышимой улыбкой в голосе говорит:

— Восемь, — ладонь мягко оглаживает ягодицы, прежде чем коснуться его сочащегося члена. — Молодец. Кончай.

И Шикмуон кончает. Кажется, это длится целую вечность, и он протяжно стонет, беспомощно дрожа от похвалы, ловя перед глазами белые пятна.

Он всё же плачет, когда Ланосте позволяет ему сесть: кожа горит от трения о простыни.

— Будь умницей, крошка Шики, не тревожь Чёрного мага почём зря, — он слышит привычные нотки, и расслабляется. Это снова его старик, а не тот, кто был пару минут назад, что наказывал за малейшую провинность.

Шикмуон кивает.

***

— Крошка Шики, — в глазах Ланосте невозможно определить эмоции, но он смотрит только на Шикмуона, что стоял посреди кабинета, не испытывая ни стыда, ни сожаления. Он час назад подрался с Чёрным магом, оформив для Опиона пару штрафов за разрушенные здания. Ван поджал уши от неуютного чувства, полагая, что в этот раз Шикмуону не поздоровится. — Кажется, ты меня совсем не понял. Что же с тобой делать…

Шикмуон чувствует, как внизу живота завязывается узел нетерпения, и едва сдерживает улыбку.

— Я думаю, меня нужно наказать, — Ван удивлённо смотрит на него, а Ланосте хмыкает.

Шикмуон правда послушный, просто немного… ненасытный. Ланосте понимающе улыбается.