Вопрос Луканиса ставит Эммерика в тупик:

- Простите, я не уверен, что могу вам в этом помочь. Я знаю, что в некоторых местах, например в Ривейне, существуют техники медитаций или рецепты отваров из некоторых трав, которые помогают уснуть и... настроиться на желаемое сновидение. Но даже эти техники не могут гарантировать точный результат. В Некрополе мы иногда помогаем родственникам, но...

- Но...?

- Но это не входило в область моих исследований и занятий. И все эти техники направлены на избавление от кошмаров. А вы просите меня гарантированно вызвать у вас кошмарный сон, причём строго определённый!

- Не самый частый запрос, я полагаю.

- Не то слово! Простите, я правда не знаю, как вам помочь. Но могу поделиться несколькими умиротворяющими техниками дыхания...

Луканис соглашается, но знает — это не то, что ему нужно.

Луканис хочет спать. Более того, он должен спать, потому что иначе он не будет эффективен. Но "поводок" Спайта он может удержать только пока бодрствует, или пока ему снятся сны, два конкретных сна. И как бы ни было муторно и тошно снова шататься по пустым подводным катакомбам, Оссуари могла удержать Спайта внутри. Темнота пустого глубоко сна - нет. Он убедился в этом уже несколько раз – "Луканис, проснись!" – и не хотел бы подтверждать это больше ни одного.

Да и в целом, в отличие от настоящей, несуществующая тюрьма не была кошмаром. Она была почти пустой, почти беззвучной, почти обесцвеченной, почти… комфортной? В ней не было никого, кроме отголосков его – его ли? –мыслей, отзвуков чужих слов. Но туда можно было просто не приближаться. Не идти на звук, на свет, не выходить из зала, не тревожить застывшего воздуха и тёмной воды, не открывать двери. Он оставался на месте и каменел истуканом, и тогда, неожиданно, чувствовал полное спокойствие. Луканису здесь не нужно было держать Спайта. Он мог отпустить «поводок», и вместе с «поводком» отпустить страх.

Кошмар был не здесь, не в этом сне. Кошмар был за его спиной каждый миг, когда Луканис бодрствовал, каждый раз, когда вставал на грань между самом собой и Спайтом, давая тому возможность вмешиваться в бой, каждый рывок «поводка» в моменты, когда Луканис терял отстранённость, и Спайт жадно бросался к новым эмоциям. Луканис видел, как появлялись демоны. И что оставалось вокруг них в этот момент – тоже видел. Зара говорила, Спайт должен стать особенным. Даже Зара боялась Спайта.

Эммерик настаивал, что Спайта не нужно называть демоном, даже в шутку. Не то, чтобы все были с этим согласны, но, из уважения, следовали советам профессора хотя бы в его присутствии. Тааш и Рук вообще обращались к Спайту только по имени. Луканис, наверно, был им за это благодарен, всем троим. Это давало надежду на… на то, что оставался шанс, что он сможет не совершить ошибку, фатальную для всех них.

Но Луканис Делламорте знает, что надежда – не то, на что можно опереться и выжить, особенно если ты смог найти более надёжный путь.

Так внутри камень воображаемых коридоров становится вещественным, так наливаются настоящим железом засовы и дверные петли, так изредка доносится плеск и мокрая прохлада чёрной воды, заглушающей звуки, образы, ощущения извне. И остаётся покой.

…второй сон… Луканис, кажется, мог бы вызвать его даже без медитаций и магических отваров. Достаточно просто коснуться – руки, волос, как бы случайно накрыть ладонью пальцы, забирая чашку… Достаточно просто вспомнить – пряный запах, невесомо-бархатное тепло кожи, ощущение сбившегося тяжёлого дыхания где-то у шеи каждый раз, когда он успевал перехватить тело за миг до падения...

Проблема в том, что в этом сне Спайт оставался уже по своей воле. И ещё в том, что этим сном Луканис предпочёл бы не делиться ни с кем.