— Що це таке? У нас так не ходют. Я дам Вам новое платье, пани. — Протянув потемневшую от солнца руку с коротко остриженными ногтями, пожилая женщина коснулась белого кружевного воротника Зоси.

Мельком взглянув на ее ладонь, Зося перевела взгляд на лицо этой женщины. Вероятно, ей было не так много лет, как могло показаться на первый взгляд, но годы, проведенные на малороссийском хуторе оставили свой неизгладимый отпечаток. Было видно, что эта женщина когда-то была весьма красива. Нынче же, лицо пожелтело и покрылось морщинами, некогда яркие алые губы побледнели, только глаза в мелкой сетке морщин все еще сохраняли свой цвет. Большие и карие, они напоминали глаза Остапа, правда, в них не было его страсти и искры, а плескалась лишь затаенная печаль.

Зося поняла, что перед ней стоит его мать. И, что по прошествию многих лет и она станет такой же выцветшей и состарившейся раньше времени. Жизнь на хуторе не способствует сохранению молодости и красоты, целовать ручки ей здесь никто не будет.

Тарас Бульба, отец Остапа и его брата был главой казачьей сотни и обладателем большого земельного владения, которое включало хутор и усадьбу. Забот у его жены хватало всегда, а муж вовсе не баловал ее вниманием, часто надолго оставляя для бражничества, товарищей по оружию и войны. К тому же, его пребывание дома вовсе не означало легкой и радужной для нее жизни, муж бывал жесток и груб, оказывая ласки лишь из милости.

Да и не о такой невестке, скорее всего, она мечтала, если и мечтала о ней вообще. Ведь несчастная женщина прекрасно понимала, что жизнь жены ее старшего, пошедшего нравом в отца сына может оказаться такой же беспросветной, как у нее самой.

С сочувствием посмотрев на Зосю, она взяла ее руку в свою шершавую ладонь, и грустно улыбнувшись, увела в дальнюю комнату их просторной двухэтажной хаты.

Не пытавшаяся противиться Зося покорно пошла за ней. Она понимала, что отныне является лишь трофеем, вещью в руках своих врагов. Как она и предполагала, запорожцы взяли крепость, перебив измученный голодом гарнизон. Они победили, и в этом была ее вина. Да, ее мать осталась жива, ее пощадили. И это был, вероятно, единственный повод для радости, но и это не помогало избавиться от выжигающего огненным пламенем душу чувства вины.

А нынче она пленница Остапа, очередной военный трофей. Его отец лишь презрительно усмехнулся, глядя на нее, и не сказал ни слова. Впрочем, слов она от него и не ждала. Зося чувствовала, что отныне ей всю жизнь придется искупать свою вину перед отцом, перед Отчизной.

***

— Почто тебе дочь ляха, сынку? Я тебе таку гарну дивчину сыщу. А ляшенка пущай нам служит. Не ждал от тебя, сынку, Андрий баб любит.

— Нет, батько. Любовь моя честная, и дело честное будет. Я крещу ее в нашу веру и сделаю женой. Благослови, батько, родненький! Благослови, Христом богом молю, — склонив голову, Остап опустился перед отцом на колени.

Вздохнув, Тарас снял со стены икону и благословил сына на свадьбу с дочерью врага. Раз уж он того желает, пусть так оно и будет.

— Чему быть, того не миновать. Да вот тильки ты не жалься потом, сынку. Бачили очи, шо куповали. А не будет слухать, так ты ее плетью оходи. Знаем мы этих ляхов.

— Когда брат придет, батько? — вопросительно посмотрел на отца Остап.

Андрий, его младший брат уезжал к родственникам в Рогатин, и совсем скоро должен был вернуться. Остапу не терпелось поскорее поделиться с ним своим счастьем. С самого раннего детства братья были очень дружны, и он был уверен, что Андрий искренне порадуется за него, оценит его добычу по достоинству.

— Скоро придет, сынку. Пущай подывится, какое счастье нам привалило, — усмехнулся Тарас.

***

Разглядывая белое платье с вышитыми яркими желтыми и красными цветами, Зося невольно улыбнулась и подумала, что больше ей не придется утягиваться в удушающие корсеты, делающие фигуру изящнее и стройнее, но сковывающие движения и мешающие дышать. Теперь можно будет чувствовать себя свободнее. Какая горькая ирония, чувствовать себя свободнее в неволе.

Платье и впрямь выглядело просто, но весьма мило. И завтра ей предстояло его надеть. Матушка Остапа сообщила Зосе о том, что завтра приедет ее младший сын, брат Остапа — Андрий. При упоминании об этом, ее грустные глаза вспыхнули радостью. Зосе показалось, что именно Андрий и является ее любимым сыном, а Остапа больше любит отец. Как бы там ни было, ей предстояло познакомиться с еще одним членом семьи своего хозяина. Семьи, которая вряд ли когда-нибудь станет ей родной.

Вспомнив о матери и преданном ею отце, Зося ощутила новый приступ чувства вины, свинцовым грузом ложащийся на душу. Она была уверена, что Господь не простит ее, да она и сама себя никогда не простит. Увы, прошлого было уже не вернуть, а впереди ждала новая, неведомая жизнь. По щекам предательски потекли слезы, хоть она и не желала показывать свою слабость ни Остапу, ни его родителям. Хотя, возможно, его мать могла бы ее понять, и быть может, даже проявить милосердие.

— Ты опять плачешь, дорогая моя? — нарушил ее невеселые мысли вошедший в горницу Остап. — Не печалься, моя кохана. Иди ко мне. — обняв Зосю за плечи, он притянул ее к себе, коснулся жаркими губами щеки, но попытавшись поцеловать в губы, встретил сопротивление.

Высвободившись из его объятий она отпрянула назад. Зося не желала сдаваться так скоро. Да, нынче Остап был ее хозяином, она принадлежала ему, как военный трофей, как собственность, но и ему следовало знать, что у нее есть гордость, попирать которую она так просто не позволит. Неужто он решил овладеть ею в первую же ночь в неволе?!

— Не боись, не съем тебя, серденько, — негромко рассмеялся Остап. — Мое дело честное. Женюсь на тебе по-перши, а уж опосля станешь моей.

— Я изменила Отчизне, родителям, ты требуешь, чтобы я изменила еще и вере? Я не желаю предавать веру предков, не желаю принимать православие. — Зося глядела на него в упор, без страха, ведь все дурное, что могло произойти, уже случилось.

— Ну так я тебя заставлю, дивчина, — карие глаза Остапа блеснули гневным огнем, большая ладонь сжалась в кулак.

— Я не знаю, как ты это сделаешь, но впрочем, мне уже все равно, — тихо ответила Зося.

Ее сильно клонило в сон, глаза слипались, будто бы вся накопленная за последние дни усталость разом легла на плечи. Единственное, на что еще оставались силы, так это помолиться перед сном. Помолиться о здоровье отца и матушки, попросить у Господа прощения за свои грехи.

— Прошу лишь об одном, — Зося умоляюще посмотрела на него. — Верни мне мои четки, ведь ты забрал их. Пожалуйста, Остап.

Сверкнув глазами, Остап покинул горницу. Спустя пару минут, он вернулся с четками в руках.

— Забирай, — услышала его насмешливый голос Зося, а потом увидела, как бусины из разорванных им четок сверкающими шариками медленно растекаются по цветастому домотканому ковру.