— Ах ты ж сынку, який красавец, дай подывится на тебя! — Тарас заключил в объятия молодого, красивого и высокого юношу с тонкими чертами лица.

Зося поняла, что это и есть Андрий — младший брат Остапа. Братья были чем-то похожи, оба обладали высоким ростом и большими карими глазами, правда, у Андрия черты лица были более утонченными, нежели у брата, выражение лица мягче.

Приветствуя мать, он улыбнулся открытой, искренней улыбкой, крепко обнял ее и поцеловал в смуглую щеку. А сама она лишь беззвучно заплакала, прижавшись к его груди. Вероятно, он был единственным человеком в ее жизни, от которого она, хотя бы изредка видела доброту и любовь. Ведь ни муж, ни даже Остап не были щедры на нежность и ласку.

Остап стоял здесь же, рядом, держа Зосю за руку, хотя ей вовсе не хотелось присутствовать при этой встрече. Нынче, у нее было лишь одно желание: уйти, спрятаться в дальней горнице, которую ей отвели, упасть на постель и вдоволь нарыдаться, без посторонних глаз. Но Остап держал крепко, вырваться и убежать не было ни малейшей возможности.

— Подывися, сынку, чего твой брат удумал, — с усмешкой поглядел на Остапа и Зосю Тарас.

Вновь счастливо улыбнувшись, Андрий взглянул на брата. Обнимая его, Остап на мгновение выпустил ладонь Зоси из своей руки. Воспользовавшись моментом, она попыталась уйти, но ощутила, как сильная рука Остапа опять сжала ее в своих железных тисках.

— Це моя невеста, брат — Зося, — приобнял за плечи опустившую голову Зосю, Остап.

— Та самая пани? — повинуясь порыву, Андрий приподнял ее голову за подбородок и вгляделся в побледневшее лицо.

Он знал, что в годы их обучения в Бурсе Остап познакомился с полячкой, но ни разу прежде ее не видел. Увидев ее красивое бледное лицо, грустные глаза с длинными дрожащими ресницами, Андрий невольно проникся сочувствием к невесте брата. Уж не силой ли он привез ее к ним в хату?

— Будь мне сестрою. Долгие лета вам с братом, — наклонившись, он расцеловал ее в обе щеки.

— Благодарю… — тихо ответила Зося, едва сдерживая готовые пролиться слезы.

***

Прошла неделя с тех пор, как Андрий вернулся в отчий дом. На следующий день Зося должна была перейти в православную веру, приняв Причастие на литургии святых таинств.

Она вовсе не желала предавать веру своих предков, но мать Остапа и Андрия, бывшая весьма ласковой и внимательной к ней, убедила ее в необходимости покориться. Ведь, ежели она не подчинится, Тарас пригрозил сделать ее прислужницей в доме, чего Зося страшилась, хотя своего будущего в качестве жены Остапа она страшилась не меньше. Страх и чувство вины не отпускали, опутывая душу липкой паутиной. Даже ласка будущей свекрови и любовь Остапа не помогали с этим справиться.

— Ты грустишь, сестрица? — почувствовав легкое прикосновение теплых пальцев к своему плечу, Зося вздрогнула и резко обернулась.

— Не бойся меня, — тепло улыбнулся бесшумно вошедший в горницу Андрий.

— Я вынуждена была оставить все, что мне дорого. А завтра я предам еще и веру. Я боюсь… — призналась Зося. — Мне очень страшно.

— Я знаю, что Остап привез тебя против воли. — Нахмурил брови Андрий. — Ежели я бы любил тебя, то никогда б не увел в полон! Я бы сам с тобою остался. Ты така гарна дивчина, — с восхищением поглядел на нее Андрий.

— Остап поступил верно, — вздохнула Зося. — Он не предал свой народ.

— Не бойся Остапа, он тебя дюже любит, — успокаивающе погладил ее по руке Андрий. — Он станет тебе добрым мужем.

— Что ж… Я готова. — Покорно ответила Зося.

Раз уж ей суждено провести остаток дней на хуторе с Остапом, она смирится со своей участью.

***

Перед иконами местной хуторской церквушки медленно оплывали дрожащие золотистые свечи, в горячем воздухе терпко пахло ладаном, и на душе, отчего-то, становилось легче и светлее. Зося и сама не могла понять, отчего. Все произошло очень быстро, как в туманной дымке, будто бы во сне. Отныне, она стала православной, как и ее… хозяева?

Пути назад уже не было, быть может, от осознания своей навеки решенной судьбы, ее душу более не терзала острая, мучительная боль, не отпускающая ни на минуту, с тех пор, как Остап привел ее к себе в дом в качестве военного трофея.

Отчаяние ничем не поможет, ни от чего не спасет. От бесконечных слез лишь краснеют и опухают глаза. Слезы не тронут этих людей. Женские слезы для них никогда ничего не значили.

Выйдя из церкви на безлюдную улицу, Зося с удовольствием вздохнула освежающий утренний воздух, он был все еще чист и прозрачен, как обычно бывает в летнюю пору в это время суток. Совсем недавно пробудившееся от долгого ночного сна солнце нежно ласкало своими теплыми лучами ярко-зеленые верхушки крон деревьев, по бокам стояли беленые хаты под соломенными крышами, где-то вдалеке послышался крик петуха.

Услышав его, Зося невольно тихо рассмеялась. Ей и впрямь стало очень смешно, петуха она услышала впервые за долгое время. Похоже, в деревенской жизни тоже есть свой особый колорит и своя прелесть. Быть может, она скоро привыкнет, и даже научится получать от подобной жизни удовольствие?

Ведь отныне, ее жизнь будет проходить именно здесь, с Остапом, в его Отчизне, в его семье. Когда-то Зосе казалось, что она влюблена в него, или же это была не любовь, а лишь юношеская привязанность, влечение к красивому, сильному казаку. А то обстоятельство, что он являлся сыном враждебного ей народа добавляло ее чувству некий запретный, романтический флер.

Нынче же, она сомневалась, в том, что именно это было: настоящим чувством или же увлекательной игрой, которую можно прервать в любой момент. В то время казалось, что весь мир принадлежит ей, что все и все у ее ног, и так будет продолжаться вечно. Ясновельможные паны глядели на нее с восхищением и расточали свои изысканные комплименты. Но Зося прекрасно понимала, что восхищаются они не только ее нежной красотой, но и втайне надеются получить немалое приданое, которое давал за нее отец. Они знали, что для единственной дочери он не поскупится.

Отец надеялся на скорое рождение внука. От женщин никогда не было особого проку, они хороши лишь для удовлетворения плотских желаний и продолжения рода. Так думал отец. Так думали, скорее всего, все мужчины, которых Зося когда-либо видела и знала. Возможно, они правы. Думал ли так Остап? Но он, хотя бы был искренен, он не говорил красивых слов, не читал сонетов, хотя его чувства можно было понять и без слов.

Остап взял ее, как свою законную добычу, и при этом не требовал более ничего: ни золота, ни земли, ни драгоценностей. Ему нужна была лишь его панночка. Для удовлетворения плотских желаний и продолжения рода, но такова судьба женщины. Глупо и бесполезно бороться со своей судьбой.

Когда-то болтливая служанка, как бы невзначай, проговорилась Зосе, что отец весьма и весьма одобряет визиты пана Чарторыйского, и был бы вовсе не против с ним породниться.

Пану Чарторыйскому — вдовцу с немалым состоянием исполнилось уже сорок пять лет, его старшая дочь была почти ровесницей Зоси. Безусловно, он был обходителен и галантен в общении, образован и имел немало полезных связей. Но Зосе он казался слишком старым, скучным, правильным. Ведь самой ей в ту пору едва исполнилось восемнадцать. Она желала иметь молодого, привлекательного мужа, с которым можно было бы общаться легко, непринужденно, отбросив условности, строгие правила этикета, с кем можно было бы шутить и смеяться, оставаясь наедине. Того, чьи прикосновения могли бы разжечь в ней искру страсти, чьи губы обжигали бы своим горячим дыханием, а глаза светились бы искренним чувством.

Видимо, Господь не остался равнодушен к нехитрым желаниям наивной девушки, и послал ей Остапа — молодого, красивого и страстного. Вот только пошлет ли он счастье, или хотя бы душевный покой?