— Не трогай мамо, батько! Не дам ее бить. Чего удумал перед моей свадьбой! — Остап перехватил руку Тараса, когда тот замахнулся на свою жену, для того, чтобы в очередной раз проучить за несуществующие проступки.

— Ладно уж, пропадите вы все пропадом с этой вашей свадьбой, — махнул рукой Тарас.

— Не плачь, мамо, ридна моя, — обняв мать, Остап вытер слезу, покатившуюся по ее морщинистой щеке.

— Не буду, сынку, — ее бледных губ коснулась слабая улыбка. — Благослови тебя Господь… тебя и твою наречённую. — Чуть подрагивающими пальцами перекрестила она сына.

Наблюдавшая за этой сценой Зося тоже улыбнулась, жалость Остапа по отношению к матери ее тронула. Быть может, он и впрямь добрее и ласковее своего отца? Его брат Андрий не раз говорил ей об этом, да и сама она заметила, что Остап более сдержан и спокоен, нежели Тарас. Вполне возможно, что супружеская жизнь с ним станет счастливее, чем жизнь их родителей.

Мать Зоси была юной и прекрасной, когда вышла замуж за ее отца. За ней давали немалое приданое, что весьма повлияло на его выбор. Во всяком случае, так говорила тетушка — младшая сестра матери. Зося стала их первым ребенком. Последующие роды едва не стоили матери жизни, она очень долго мучилась, рожая сына, который, увы, не прожил и двух недель. Вероятно, эти роды подорвали и без того хрупкое здоровье молодой женщины, и больше она не могла иметь детей.

Отец Зоси, естественно был не доволен тем, что его жена так и не смогла произвести на свет наследника мужского пола. Он, как и все мужчины страстно надеялся на рождение сына, а этого не произошло. На людях супруги сохраняли видимость приличий, но их отношения не были теплыми, много лет они спали в разных спальнях, никогда не посещая друг друга. Хотя, это вовсе не значило, что пан Воевода проводил все свои ночи в одиночестве. Зося догадывалась о его многочисленных любовницах.

О том, что думала об этом мать, ей было неведомо. Она всегда встречала своего супруга со сдержанной улыбкой на красивых губах, а с дочерью была неизменна ласкова. Возможно, если бы Господь даровал ей сына, супруг не был бы с ней так холоден. Вину за отсутствие наследников мужья испокон веков возлагали на своих жён, и жены знали, что виновны в этом именно они, а даже ежели и нет, все равно никто не поверит их оправданиям.

***

Перед сном, стоя на коленях, Зося шептала молитву. Католическую молитву, ведь православных она еще не выучила. Она просила прощения за свои грехи, молила Бога о том, чтобы он даровал здоровье ее родителям и о рождении здоровых сыновей в браке с Остапом. Она понимала, как это важно для сохранения мира, любви и спокойствия в семье. Хотя сама она была бы счастлива даже рождению дочери. Зося не могла представить, как можно любить одного ребенка и презирать другого, ведь все дети — плоть от плоти своих отцов и кровь от крови матерей.

— Зосюшка, серденько мое. — Услышав голос Остапа за спиной, она оглянулась и порывисто поднялась с колен, ведь в православии не молятся на коленях.

— Я… молилась о том, чтобы Господь даровал нам сына, — смущенно улыбнулась Зося. — Твой отец, верно, будет очень зол, ежели первой я рожу дочь.

— Нехай будет зол, я и доню хочу, — обняв Зосю за плечи, Остап поцеловал ее в макушку, нежно провел рукой по шелковистым волосам. — Последняя ночь без тебя, звездочка моя.

Зося понимала, о чем он говорил. Завтра им предстояло венчаться в церкви, где их судьбы навеки сплетутся воедино. Но нынче она жалела лишь об одном: на ее свадьбе не будет матери, она не услышит ее благословения. Лишь бы матушка была жива и здорова! Об отце Зося предпочитала не думать, она была твердо уверена, что он уже проклял ее и никогда не простит. Так или иначе, впереди ждала новая жизнь, и оглядываться назад не имело смысла, ведь от этого сердцу становилось лишь больнее.

***

Зося с аппетитом взирала на изобилие яств, украшавших свадебный стол: медовики, вареники, галушки. Гости, приглашённые на торжество, угощались от души, смакуя горилку с перцем и домашние наливки, но жених с невестой, соблюдая традицию, воздерживались от излишеств в еде и питье. За время, проведённое в доме жениха, теперь уже навеки ставшего её мужем, Зося привыкла к малороссийским блюдам, полюбила их насыщенный вкус и перестала тревожиться о том, что жирная пища может лишить её тонкой талии. К чему это беспокойство, если Остап любит её такой, какая она есть — без жёсткого корсета, без которого прежде она не могла предстать пред очи ясновельможных панов.

Саму церемонию венчания Зося помнила смутно, все произошло будто бы во сне, в зыбком тумане, совсем как в тот день, когда ее обратили в православие. Нынче же, на ее длинном пальце красовалось тонкое обручальное золотое кольцо. Глядя на него, она невольно улыбнулась, вещь казалось ей изящной и сделанной со вкусом. В ушах блестели подаренные Остапом золотые серьги, а белое свадебное платье было расшито алыми розами с темно-зелеными лепестками.

Остап с нескрываемым восхищением смотрел на свою прекрасную невесту, а Зося, хоть и опускала глаза, смущённая, уже не ощущала той пустоты, что терзала её в первые дни на хуторе. Разве она не имела права право мечтать о счастье?

***

Нервно перебирая складки тонкой ночной сорочки, Зося стояла у окна просторной горницы, в которой отныне им предстояло жить вдвоем с мужем. На хутор постепенно опускались прозрачные сумерки, летняя жара неохотно спадала, уступая место голубоватой, ласкающей кожу прохладе. В тишине, нарушаемой лишь шелестом листвы, Зося чувствовала, как её сердце, тревожно бьющееся, постепенно успокаивается, сливаясь с этим умиротворяющим покоем.

— Серденько мое, Зосенька. — Неслышно подошедший Остап крепко обнял ее и горячими губами прижался к нежной белой шее.

Ощутив прикосновение его губ на своей коже, она едва сомкнула веки, и по телу, еще мгновение назад скованному напряжением, разлилась сладостная истома.

— Я вручаю тебе свою жизнь, Остап. — Отстранившись, она с мольбой взглянула на него. — Но, прошу тебя, не будь жесток со мной, как твой отец с твоей матушкой. Не оставляй меня здесь одну надолго. Ты ведь знаешь, я здесь чужая.

— Не бойся, моя кохана. Я тебя не оставлю, мы с тобой навсегда.

Когда он поднял её на руки, голова Зоси слегка закружилась, пальцы задрожали. Осторожно опустив её на мягкую пуховую перину, Остап освободил её от тонкой сорочки, что разделяла их тела, и сам сбросил рубаху и алые шаровары, обнажив смуглое, мускулистое тело.

Любуясь его сильным телом, она безотчетно протянула навстречу свои изящные руки, крепко обвив его шею, когда он наклонился к ней и приник к ее губам, обдавая их жаром. Отвечая на поцелуй, Зося провела рукой по его гибкой спине, коснулась ягодиц.

Оторвавшись от ее губ, Остап осыпал быстрыми, жадными поцелуями ее лицо, шею, коснулся языком розового соска, вырвав с губ Зоси тихий стон. Услышав это, Остап резко приподнялся, согнул ее ноги в коленях и развел в стороны. Заметив в ее больших глазах смятение, он нежно провел рукой по ее слегка растрепавшимся каштановым прядям, коротко поцеловал в губы и крепко сжав ее плечи, вошел в покорное обмякшее тело.

Почувствовав резкую боль, Зося прикусила губу и крепче обняла Остапа. Осторожно сделав пару движений, он начал двигаться резче и быстрее. Постепенно боль отступила, уступая место волнующему удовольствию. Чуть запрокинув голову и прикрыв глаза, Зося отдалась во власть ранее неизведанных чувственных ощущений.

Двигаясь в её теле все быстрее, Остап, наконец, излил в неё горячее семя и, отстранившись, прилёг рядом. Зося потянулась к нему, пригладив его влажный, тёмный оселедец:

— Я счастлива быть твоей женой… У нас все будет хорошо, правда, милый? Отныне и навеки, ты - моя Отчизна.

— Все будет добре, звездочка моя, — ласково улыбнувшись, Остап поцеловал ее в щеку.