В трактир вошел слепец. Опирался он на трость, тяжелую, покрытую темным лаком с навершием, выполненным в виде соколиной головы. Трость постукивала о деревянный пол. Так ее хозяин проверял, нет ли препятствий на его пути. Правда, ходил он слишком уверенно для незрячего, и внимательного к посетителям человека непременно бы это насторожило. А трактирщик Мори был человеком внимательным и осторожным, потому до сих пор и не получил нож под ребра от какого-нибудь буйного клиента, который в своих несчастьях винил бы хозяина харчевни.

Про слепца этого рассказывали, будто было у него два уезда с рисоводами на границе Страны Молнии. И жили они спокойно, с тех пор, как домой не вернулись грабители-молниевики, которые поплыли за море на своих джонках за чужим рисом. Поговаривали, что клан слепцов именно за это в Молнии тихо ненавидят, потому что захваченные парусные корабли они так и не вернули, несмотря на то, что молниевики обращались к их сюзерену.

- Саке. - Произнес незнакомец и положил на стол перед хозяином серебряную монету. Тот повертел ее в руках, поднес на свет. Трактирщик знал, что слепцы умеют "отводить глаза" честным людям, поэтому проверил деньги более надежным способом - на зуб и тут же живо спрятал их за пазуху, а сам опасливо посмотрел на свиток у пояса гостя, где воины и сейчас носят сумку для отрубленных голов. Перед незнакомцем появились рыба и рисовая водка. Тот, пододвинув к себе поднос с едой, стал подозрительно ловко орудовать палочками для еды. У кабачника спина покрылась холодным потом. Слыхал он про то, что слепцы-акупунктурщики на самом деле видят все не хуже зрячих да людей убивают так, что и правды не найдешь. Придет, скажем, к старому дайме такой врач, а потом дня через три и нет уже того богача на свете. Вот и не привечал трактирщик в своем приличном заведении ни слепцов из гильдии, ни массажистов, ни незрячих музыкантш, поющих на улице про древних героев, ни ослепших ронинов. Не то всякое случается, а харчевня у него порядочная, а сам он - человек серьезный и за репутацией следит. А то будут потом болтать пустое, что собирается у него одна шваль да безобразия устраивает. Так и клиентов потерять недолго! Весь добрый люд разбежится, а останутся только одни "деревенские".

И пока Мори колебался между неприязнью к подозрительным личностям и любовью к деньгам, присутствие самурая с нездешним камоном заметили:

- Что это ты, Мори, слепцов привечаешь?! - Тут же спросил его один из посетителей, который оставлял в трактире много денег, чтобы пить в свое удовольствие да не видеть рядом всякой сволочи, которая то прикосновением убивает, то личинок собой кормит так, что из него всякие паразиты сыплются, то в собак оборачивается....

"Ну вот, - подумал трактирщик. - Только возьмешь у дзато монету, так и жди неприятностей".

Но вооруженный этой житейской мудростью, вернуть клиенту серебро, уже спрятанное в кошель, он не мог. Да и какой кабатчик устоит перед серебряным момме?

- А не ты ли говорил, что "ковырни слепца, и получишь вора?" - Не унимался посетитель. Сложения он был крепкого и видно поэтому думал, что может решать, кому здесь бражничать, а кому нет. - Пусть в цеху своем пьют, а к нам не шастают!

Незнакомец отхлебнул саке.

- Али не слышишь? - Переспросила его вторая рожа еще пьянее первой.

Кабатчик взглянул на расшитое кимоно. Знак там был, хоть и незнакомый. Не в обносках к нему в трактир пришел этот мужик с бельмами вместо глаз. Только богатое хаори не всегда указывает на состоятельного человека. Накидку и на большой дороге стащить с доброго человека можно. Если б спросить кабатчика Мори потом, то из-за этой одежи все и закрутилось! Мало ли кто из "состоятельных клиентов" этого заведения ее себе присмотрел?

- Почто иглами своими людей морите? - Взвизгнул резкий, пронзительный голос. Трактирщику даже показалось, что голос был женский.

Это придало храбрости тому, здоровому. Он обошел слепца и пристроился от него по левую руку. Стало казаться пропойце, что теперь и вся харчевня за него стоит. Он положил руку на плечо слепца и резким движением потащил того из-за стола. В ответ послышался шепот, неразборчивый и злой, а пьяница почувствовал в руках странную слабость, какая с ним раньше никогда не приключалась. Выпустили его ладони ворот хаори, а руки вдруг стали, как две пудовые гири.

- Колдун! Колдун ебучий! - Верещал клиент и теперь будто полностью протрезвел. Кто-то решился ему помочь и вмешался в драку, только слепец прошептал еще что-то, и на руке второго полыхнул ожог. Только огня-то никакого и в помине не было. Потом пьяницы, завсегда бражничавшие в кабаке, будут долго вспоминать да за рюмкой саке рассказывать, что наведался в недобрый час сюда заклинатель, которому только взглянуть надо было своими бельмами на доброго крестьянина, чтобы сглазить.

Вышибалу, который перегородил было дорогу дзато, оттолкнуло в сторону с такой силой, что тот в угол стены влетел.

"Колдун, Ками-сама, колдун", - прошептал трактирщик побелевшими губами и зарекся, если переживет этот день, то уж точно поставит крепких парней в охрану, чтобы всякую погань неместную сразу в шею гнали. Никаких проходимцев он больше сюда не пустит. Даже за серебро. А серебряный момме, который до сих пор был у него за пазухой, Мори решил, как выберется, спрятать подальше да потом поскорее разменять где-нибудь, где вопросов задавать не станут.

Разгоралась кабацкая драка. Трактирщик увидел, как что-то блеснуло на поясе у рябого в оспинах мужика.

"Не нож ли? - Испуганно подумал Мори. Только убийства ему здесь и не доставало.

Резким движением что-то выкрутило руку рябого, будто она попала в петлю.

Послышался скрип двери.

Ну, и натворили вы дел, дзато-сан. - Перед ним возник мечник, одетый в новое белое хаори. Тонкого, как жердь, воина окружала стража. В одиночку он сунуться в нехороший трактир побоялся. Только взглянув на слепца, самурай ощутил, как ослабло его тело, как тяжел стал меч, как давит на голову железная каска. Он с опаской посмотрел на остальных и по побледневшим лицам догадался, что чувствуют его подчиненные, которых угораздило заявиться сейчас в эту таверну: ни рук им не поднять, ни с места не сдвинуться. Только видели они еле заметное движение губ и не то шепот, не то свист: "Тоз-зан-ш-шо".

- Ты чего со мной сотворил? - Выкрикнул он. - Честно дерись, как мужик!

- А я не знал, что в этом захолустье принято выкидывать посетителей, зашедших сюда после трудов праведных выпить чарку-другую! - Произнес слепец.

- Это каких еще таких трудов? - Переспросил начальник стражи.

Действие кидо проходило. К суставам постепенно возвращалась подвижность. Кидо "Тозаншо" было мощной парализующей техникой, только сил на нее уходило много. Заклинатель же не хотел остаться совсем без чакры.

- Отправил я в ад одного мерзавца. Возвращался к себе в уезд. Здесь думал заночевать, а тут оказывается странников бьют. - Рассказал слепец.

- А там что? - Посмотрел стражник на притороченный к поясу свиток и вспомнил указания, что таких подозрительных людей надо всегда проверять на контрабанду.

- Известно, что. Голова негодяя этого. Выйдем-ка отсюда на простор. - Слепец прошел мимо начальника охраны и его попятившейся стражи, опираясь на свою трость. Вышел во двор, но не убегал. В этот момент охрана почувствовала, как к их рукам вернулись силы.

- Вот прикончишь какого-нибудь негодяя и думаешь выпить после стаканчик, а на тебя спускают целую свору, как на волка. - Недовольно произнес слепец. Вены у глаз его мерзко вспучились, что стало плохим знаком для начальника стражи. - Паскуда, которого я зарезал, где-то добыл чакро-пса и дочку свою отравил звериной чакрой. Так бы ему с рук это и сошло. Отправился бы этот "гений" в лабораторию работать, а сейчас... Нет... Будет звездой моей коллекции. Забальзамирую голову урода и буду ей до старости любоваться. Ничего он больше не натворит.

Стража так и не успела ничего толком понять, как тело слепца окутало алым туманом, а до них донесся лишь приглушенный посвист: "Секиeнтон" [1]

А когда туман рассеялся, то никого уже рядом и не было.

***

Ханаби обрадовалась очередной своей проделке, которая вдруг пришла ей в голову, только в этот раз ей нужны были сообщники.

- Джиробо-кун, пойдешь со мной рисовать? - Спросила Хьюга. Девчонка знала, что он умеет. - Мы побежим на плац, там тренируются самураи, и я еще видела...

- Хана, опять ты "видела"... - Проворчал Джиробо. - Знаешь, чем твое "видела" обычно заканчивается? - Парень в этот момент вспоминал все случаи, когда ему попадало за шалости с Ханаби.

- Я видела место, где можно надежно спрятаться, и нас никто не найдет! - Джиробо в этот момент подумал совсем не о том, о чем мечталось Ханаби. - У тебя зрение острое, - сказала она, - а у меня тем более. - Зарисуем их фигуры на чакросвитке в движении.

- Знаешь, все твои затеи кончаются одинаково. - Спорил Джиробо. - Мы стоим с опущенными головами перед Уноханой-самой и не знаем, как оправдаться!

- Да брось! - Убеждала его Хьюга. - Ничего нам не будет! Мы просто зарисуем тренировку мечников. Это прикольно. У меня чакробумаги теперь завались. Потом свитки поделим. - Джиробо о свитках и не думал. Рисованием и каллиграфией он, конечно, владел как выходец из самурайского клана, пусть и не из основной ветви. Только нельзя сказать, чтобы все эти техники, связанные с искусством, он любил. А вот Ханаби такое нравилось. Одно слово - девчонка.

- Давай вместе пойдем. - Уговаривала Хана. - Я одна туда не пойду... - Она помолчала. - Я чужих самураев побаиваюсь. А вдвоем нестрашно. - Ханаби пустила в ход свой последний, железный, как кайкен, аргумент. - Мне для зачета надо.

Джиробо в этот момент подумал, что, может, Ханаби не столько нравится рисовать, сколько приходится. Она училась в каком-то там клановом училище. И днями напролет что-то рисовала для своих наставников, а ее чакро-сокол носил свитки с работами в клан. Вот Ханаби и додумалась порадовать наставников новым шедевром.

- А точно нас не запалят? - Спросил Джиробо, сильно сомневаясь, что с его подругой вообще стоит куда-то идти.

- Да зуб даю! - Пообещала Ханаби.

- Давала уже один раз. - Недоверчивым тоном сказал Джиробо, которому вспомнилось что-то очень неприятное.

И они отправились на плац. Вообще-то Джиробо мало что было видно с высоты, на которую они забрались. Действительно, на холме, сужавшемся к вершине, кроме них, никого не было. Да и кому нужно выполнять долгий и непростой подъем, чтобы разглядеть перемещающиеся по плацу черные точки? Идиотов не было, кроме двух генинов. Зато Ханаби довольна. Это было видно по выпученным глазам. Она всегда такая, когда видит что-то красивое и завлекательное. Разложили тушь для чакрорисунка, приготовили бумагу. И Джиробо увидел, как быстро-быстро стали на ней появляться изображения то маршировавших, то упражнявшихся в кендо фигур при мечах.

Сам Джиробо только копировал с Ханабиных готовых работ. Правда, не знал, зачем ему эти эскизы. Он и без того сильный и их на проверку не сдает. Парень подумал, что это хорошо, что он ходит с ней да смотрит, чтоб никто чужой на холм не забрался. А еще он никогда не видел, чтобы так быстро делали наброски, а раз так, то не нужно, чтобы их внеплановые тренировки видели чужие люди да слишком много о них знали.

Ему еще в своем клане говорили, что есть шиноби, которые слишком интересуются талантливыми. Джиробо наивно думал, что Ханаби так и отправит эскизы, как только тушь высохнет. А что? Медные деньги для призывного сокола у нее есть. А оказалось, что она набила рисунками чакро-сумку и отправилась домой. Вечером их еще предстояло довести до ума, и только потом можно было отправить педагогам. А еще мальчишка догадался, что Ханаби хотелось снять с этих набросков копии. Возможно, многократно, так что никакого свободного вечера, чтобы вместе погулять, у нее не было. По краям свитков она в столбик записывала пятистрочные танка [2], а на удивленный взгляд Джиробо ответила, что это "просто красиво".

С другой стороны, получается, что и свидание у него было самое настоящее, хоть об этом никто и не сказал напрямую. А потом, когда стало темнеть и солнце закатывалось, Джиробо поцеловал в щеку Ханаби на прощание. И это была самая приятная часть "тренировки". Все-таки хорошо, когда в команде есть девчонка, с которой можно так вот поупражняться в чакроживописи. Такие занятия продолжались целую неделю, пока их посиделкам не пришел конец.

Все началось с того, что Джиробо услышал звук шагов, шорох травы на тропе, которая вела вверх на холм. Раньше такого никогда не случалось. Он быстро спрятал свои рисунки в чакро-сумку, а потом потянул за рукав Ханаби.

- Сюда идут. - Сказал он.

Ханаби тоже запечатала кисти с красками и работы в свиток. Появились они. Несколько самураев в черных косоде и при мечах поднялись на холм.

- А мы-то гадали, кто здесь бродит уже несколько дней? И что это у вас здесь за дела, а, ребята? - Спросил старший из них.

Ханаби заметила, будто напряженные лица поднимавшихся в гору самураев смягчились, когда они нашли на вершине генинов.

- Мы играем. -Ответила Ханаби. - Мы нашли это место. Здесь наш штаб.

- У нас свидание. - Произнес Джиробо одновременно с ней.

Самураи заржали. У Ханаби все лицо стало пунцовым, а на Джиробо она посмотрела таким взглядом, по которому читалось: "Ты - идиот, да?"

- Так играете или свидание? - Спросил старший. Ханаби открыла заплечную сумку, долго рылась там, пока не нашла коноховский протектор и не повязала его. Хатимаки [3], кажется, немного успокоила их. Ребята молчали, только растерянно смотрели на друг друга.

- Кто ваш наставник? - Спросил самурай.

- Да что с тобой, Хиро? - Спросил товарища один из военных. - Когда мне было двенадцать, у меня с друзьями тоже были такие штабы!

В этот момент Джиробо надеялся, что все еще обойдется.

- Наш сенсей - госпожа Унохана. - Вздохнула Ханаби.

- Мне кажется, мы ребятам немного "помешали". - Ответил Хиро. - У Сакадате как раз были стихи про такие игры в штабы [4]

И ребята поплелись вслед за воинами к своему командиру.

А Джиробо еще и ворчал всю дорогу: "Ничего нам не будет! Как же! Зуб даю... Дала, блин!"

Ребят привели в дом Уноханы. Самураи поклонились. Рецу обвела их таким взглядом, который как бы говорил, что они оторвали ее от ее обязанностей. Потом она пристально посмотрела на провинившихся генинов. Она еще не знала, что они натворили, но для нее они уже были кругом виноваты. Самураи попросили прощение за беспокойство и объяснили, в чем дело.

- Вот эти двое у плаца ошиваются. Может, за тренировками подглядывали или еще что по глупости придумали, да только находиться генинам возле тренировочных баз ради их же безопасности запрещается. - Отрапортовал старший. - Вы уж проследите за ними.

- Глаза с них не спущу. - Пообещала Рецу. - А вы ступайте, упражняйтесь. Теперь они вам не помешают.

- Да! - Произнесли самураи одновременно и удалились.

Однако о досадном происшествии, из-за которого и привели к ней проштрафившихся учеников, и разговора не было.

- Думаешь, правила написаны для других? Думаешь, раз ты - дочь начальника уезда, так на них и плевать можно? - Выражение лица Уноханы было гневное, суровое. Ханаби показалось, что она даже предвкушала наказание непутевых генинов. - Никогда не любила таких геномных! - Призналась женщина. - Может, думаешь, что и сила зависит от происхождения? - Девчонка молчала.

Вообще-то в ее клане так и было. Никто не заставлял кареглазых Хьюг воевать. У них была другая судьба. Они работали, а их защищали, берегли собранный ими рис. Только Ханаби не знала, стоит ли говорить о таком сейчас с Рецу, у которой меч на поясе.

- Вот так. Я люблю, когда с геномных, хвастающихся глазами, спадает спесь. Ну-ка, пойди сюда! - Ханаби сделала несколько нерешительных шагов. - Думаешь, носишь зеленое косоде с камоном, так значит тебя всегда защитит семья? Слыхала когда-нибудь о людях, которые сильнее целого клана?

- Нет, не слышала. Своими глазами видела. Красную Женщину. Мы ее прогнали. Но не дали ее банде утащить рис со всего уезда. Только костров тогда погребальных было... - Вспомнила девочка.

- Как мило! Дочку уездного начальника только рис и волнует? - Тут взгляд женщины опустился на шею Хьюги. - А вот с украшениями на службе нельзя. - С явным удовольствием произнесла наставница и протянула руку.

Хьюга не шелохнулась.

- Покажи, - повторила она, а потом пообещала. - Я не отниму.

В ладони у Рецу оказался холодный металлический медальон, который только издали на свету выглядел серебряным, а оказался простым, железным. Джонин открыла его. Внутри оказалась женская фотография.

- Мать твоя? - Спросила она. Ханаби кивнула. - Сочная у тебя мамка была, а по тебе и не скажешь. - Произнесла Унохана.

В этот момент из медальона выпала сложенная вчетверо бумажка. Рецу подняла ее первой. На фотографии была изображена группа людей возле деревянного дома. Одеты они были в кимоно цвета индиго. Глаза у них были карие.

- Кто они? - Спросила наставница.

- Родственники. - Ответила Ханаби. - В деревнях живут, рис сажают. - Унохана молчала. Видимо, ждала объяснений.

- А вы? - Наконец, спросила ее наставница. - Только отбираете?

- Мы не сеем. - Произнесла девчонка.

По лицу сенсея поползла довольная, пугающая улыбка. От дочки уездного начальника она услышала, что ей хотелось.

- Мне подарили эту фотографию на ритуал миго [5]. - Сенсей слушала ее да диву давалась. Нравилось ей, как Хьюга сама себя закапывает.

"Она будет моя "любимица". - Подумала Рецу.

- Отец говорит, что эта фотография должна напоминать мне, кого мы защищаем. Когда мы прогнали молниевиков, все кладбище было в погребальных кострах. Мы человек двести потеряли. А кареглазая Ветвь - ни одного. Отец тогда сказал, что так надо. Только мне от этого совсем не легче. А вот меня не взяли рис у врагов отбивать... - Печально вздохнула Ханаби. - Только я все равно все видела.

- Просто прелесть, какая дурочка. - Улыбнулась Унохана. - Чего, все мозги в трусы пролила, что умирать собралась?

- Ну, раз мы белоглазые, то мы должны... - Завела Ханаби старую песню. - Кто же будет защищать кареглазых братьев?

- Последние мозги в клане прополоскали! - Закатила глаза наставница.

- Ну, раз я взрослая, значит, я тоже должна налетчиков бить! - Начала спорить Хьюга.

- Ты школу-то закончила, взрослая? - Снисходительно спросила ее сенсей.

- Ага. - Радостно ответила Ханаби. - Шестилетку. Я точно взрослая. Мне взрослое имя дали [6].Надоело быть Ниго [7], а после испытаний меня назвали в честь отцовского меча, поэтому если что-то случиться, то я должна буду... мне придется вернуться в уезд и...

- Ты б не торопилась. - Перебила ее Унохана. - У нас во время Третьей Мировой войны шиноби люди закончились. И на фронт стали отправлять генинов вроде тебя. У меня о тех временах много воспоминаний.

- Но мне придется. - Не успокаивалась Ханаби. - А еще детям бы призыв не доверили и кинжал кайкен, который дарят девочкам на совершеннолетие. Значит, я уже точно два, нет, три раза взрослая!

- А лет-то тебе сколько? - Спросила наставница.

- Целых двенадцать. - Гордо сказала Ханаби.

- Вон как. - Вздохнула Унохана. - По нашим законам ты еще сопля малолетняя. А раз так, то и брысь отсюда! Не то влетит тебе, такой взрослой, от меня по жопе!

Ханаби вернули медальон, а она в ответ протянула наставнице свиток. На нем было изображено несколько самураев, а по бокам картина была украшена вертикальными столбцами со стихами древнего поэта Фудзивары Тэйка:

- Кукушка -

Потерпи, кукушка!

Утиши на время свой голос.

В глуши Синобу

Унохана еще в самом расцвете

И все ждут первый весенний месяц.

- Так вот, чем ты подбила заниматься Джиробо на холме перед самурайской школой! - Женщина пробежалась глазами по стихам. - Не попадайся больше страже, поняла?! Мне-то на технику оживших рисунков плевать.

Ханаби кивнула. Ей вернули свиток. Это было обидно. Сенсей не взяла подарок.

- Не люблю высокородных подлиз, усекла?

Ханаби кивнула еще раз.